Правительства, системы и режимы. нию к богатым согражданам, с легкостью подпадают под влияние демагогов (demagogue)

 

 

нию к богатым согражданам, с легкостью подпадают под влияние демагогов (demagogue). Философ поэтому отдавал предпочтение «смешанной» форме правления, которая объединяла бы в себе элементы демократии и аристократии, а власть находилась бы в руках «средних классов» — не богатых и не бедных. В дальнейшем система Аристотеля была развита такими мыслителями, как Томас Гоббс (Thomas Hobbes) и Жан Воден (Jean Bodin 1530—1596), особенно основательно разрабатывавшими принцип суверенитета, — по их воззрению, основы стабильности всех и всяких государств. Суверенитет эти мыслители трактовали как «высшую и неизменную власть» — власть, которая одна только и способна гарантировать упорядоченное правление. В работе «Шесть принципов общего блага» {The Six Books of the Commonweal, 1576) Воден самым подробным образом рассматривал вопрос о том, кто является носителем («вместилищем») власти в государствах, как древних, так и современных. В итоге он пришел к заключению, что наиболее предпочтительной формой правления следует признать абсолютизм, ибо носителем власти здесь является правитель, имеющий свободу диктовать закон, но сам никаким законом не связанный. Когда власть находится в руках одного человека, государство, по Бодену, получает все выгоды единого и неделимого суве-

 

^К понятийному аппарату

Тоталитаризм — форма политического режима, предполагающая полный (тотальный) контроль государства над жизнью общества; чаще всего сопровождается всеобъемлющей идеологической манипуляцией, открытым террором и насилием. Тоталитаризм отличается от автократии (самодержавия) и авторитаризма тем, что устанавливает именно «тотальную власть» режима, политизируя все и всякие стороны жизни общества и индивида. Автократические и авторитарные режимы в этом смысле преследуют куда более скромные цели — обеспечить себе политическую монополию на власть, удерживая массы в стороне от политики, тогда как тоталитаризм предполагает полное уничтожение гражданского общества — всей сферы «частной жизни». В качестве признаков тоталитарных режимов можно использовать так называемый «синдром шести показателей» (Фридрих и Бжезинский, 1963), включающий в себя:

• официальную идеологию

• однопартийное государство с всемогущим лидером

• террор, «полицейское государство»

• государственную монополию на средства массовой информации

• государственную монополию на вооружения

• контроль государства над всеми аспектами экономической жизни

 

ренитета: оно в этом случае, можно сказать, говорит одним голосом. Вместе с тем и монарх ограничен в своей воле — божественным законом или естественным правом людей. Гоббс, в свою очередь, трактовал суверенитет как исключительное право на принудительную власть: в его книге «Левиафан» {Leviathan, 1651) правитель выступает носителем вообще ничем не ограниченной власти.

Позже с радикальным пересмотром этих идей выступили такие представители

 

Демагог — политик, привлекающий на свою сторону массы обещаниями, специально рассчитанными на то, чтобы вызвать повышенный энтузиазм толпы.

Гражданское общество — сфера существования независимых от государства групп и ассоциаций; частная сфера жизни, не зависимая от публичной власти.

 

раннелиберальной мысли, как Джон Локк (см. с. 55) и Монтескье (см. с. 312), — идеологи конституционного правления. Локк в «Двух трактатах о правительстве» (Two Treatises of Government, 1690) выдвинул положение о том, что суверенитет «помещается» не в монархе, а в народе, власть правительства же должна быть ограничена во имя естественных прав человека — в особенности права на жизнь, свободу и собственность.

 

 

I. Политические теории

Монтескье в своем знаменитом «Духе законов» {The Spirit of the Laws, 1734) сделал попытку «подлинно научного исследования» общества, дабы обнаружить в самом его устройстве наиболее благоприятные для свободы человека условия. Именно Монтескье, непримиримый критик абсолютизма и энтузиаст английской парламентарной традиции, первым предложил идею сдержек и противовесов в виде «разделения власти» между исполнительной, законодательной и судебной институтами. Позже этот принцип был воплощен в американской конституции (1787), а затем и вовсе стал определяющей чертой либерального демократического правительства.

С конца XVIII в. развитие современных конституционных систем все яснее показывало, что классическая типология политических систем, идущая от Аристотеля, устаревает. Система конституционного республиканизма (republicanism), сформировавшаяся в США после войны за независимость 1775—1783 гг., якобинский период Французской революции 1789 г., та специфическая форма парламентарной демократии, что постепенно определилась в Великобритании — все это каждый раз приносило с собой что-то такое, чего попросту не могли предвидеть мыслители более раннего времени. Классические схемы все шире вытеснялись растущим интересом к конституционным и институциональным аспектам власти. Основой процесса стало учение Монтескье: все больше внимания стали уделять взаимоотношениям между ветвями власти. Так в конце концов утвердилась новая типология с подразделением на монархии и республики, парламентские и президентские системы, системы унитарные и федеративные.

 

Типология «трех миров»

 

В XX в. ход истории еще раз изменил критерии политических типологий. Между двумя мировыми войнами возникли новые формы авторитаризма — в сталинской России, фашистской Италии и нацистской Германии; в глазах многих людей мир оказался разделенным на две системы — демократических и тоталитарных государств. Хотя во Второй мировой войне фашизм был разбит, контраст между демократией и тоталитаризмом был столь разительным, что для сознания многих политологов именно это разделение стало главным на два десятилетия вперед. Со временем, однако, стали понимать, что такой взгляд, по сути, всего лишь отражает антагонизмы либо Второй мировой, либо «холодной войны». Начался поиск такой системы классификации, которая была бы более объективной и ценностно-нейтральной. Со временем популярность приобрела так называемая концепция «трех миров» — идея о том, что политически мир может быть поделен на три блока:

• капиталистический «первый мир»

• коммунистический «второй мир»

• развивающийся «третий мир»

У этой классификации есть свои экономические, идеологические, политичес-

 

Республиканизм — принцип, согласно которому власть исходит исключительно от общества; теоретическое и практическое отрицание принципов монархии или наследственной власти.

 

кие и военно-стратегические измерения. Западные индустриальные режимы были провозглашены «первым миром» по экономическим соображениям: их население имеет самый высокий уровень жизни. В 1983 г. эти страны, имея

 

 

2. Правительства, системы и режимы 35

всего лишь 15% мирового населения, производили 63% мирового валового внутреннего продукта (ВВП) (по данным Всемирного банка на 1985 г.). Коммунистические режимы были «вторыми» в том смысле, что они в целом прошли процесс индустриализации и были способны удовлетворить по крайней мере основные материальные потребности своего населения; имея 33% населения мира, эти страны производили 19% мирового ВВП. Менее развитые страны Азии, Африки и Латинской Америки объявлялись «третьим миром» из тех соображений, что они экономически зависимы и поражены массовой бедностью: здесь на 52% мирового населения приходилось 18% мирового ВВП.

Между «первым» и «вторым» миром шла ожесточенная идеологическая борьба. «Первый мир» исповедовал чисто капиталистические принципы — свободу частного предпринимательства и рынка, «второй мир» — коммунистические ценности социального равенства, коллективного труда и централизованного планирования. Идеологические антагонизмы находили соответствующую форму и в области политики. «Первый мир» держался либерально-демократической политики, основанной на принципе партийного соперничества за власть на выборах. Режимы «второго мира» были однопартийными государствами, где безраздельно господствовали «правящие» коммунистические партии. «Третий мир» являл собой пеструю картину авторитарных режимов самого разного типа — монархий, диктатур, прямого военного правления. И все это представало на фоне биполярного мирового порядка, где Запад во главе с США противостоял Востоку во главе с СССР, — порядка, закрепленного противостоянием военных блоков — НАТО и Варшавского договора. Что до «третьего мира», пытавшегося проводить политику «неприсоединения», он то и дело становился полем борьбы и геополитического соперничества — фактор, который со своей стороны закреплял и усиливал политическую и экономическую зависимость этих стран.

Однако с конца 1970-х годов данная система классификации становилась все менее и менее адекватной. Используя новые стратегии экономического развития, многие страны «третьего мира» — нефтяные государства Ближнего Востока, новые индустриальные страны Азии и, пусть и в меньшей степени, Латинской Америки, — осуществили настоящий прорыв к процветанию. Другие из них, наоборот, стали еще беднее: таков обширный регион к югу от Сахары, ныне относимый к тому, что стало называться «четвертым миром». Кроме того, расширение процессов демократизации в Азии, Африке и Латинской Америке, особенно интенсивно шедшее в 1980—1990-х годах, показало, что режимы «третьего мира» уже невозможно все без разбора объединять под рубрикой «авторитарные». Наконец, недовольство у многих вызывает уже сама фраза «третий мир», несущая в себе что-то уничижительное, — сегодня поэтому предпочитают говорить о «развивающемся мире».

Но самый сокрушительный удар по концепции «трех миров» нанесли, конечно, восточноевропейские революции 1989—1991 годов. Их результатом стал крах ортодоксального коммунизма в СССР и других странах бывшего социалистического лагеря, начало политической либерализации и рыночных реформ. Френсис Фуку-

 

Валовой внутренний продукт — общее денежное выражение конечного продукта и услуг, произведенных в экономике страны в течение одного года.

 

яма в этой связи даже заявил, что все это означает «конец истории» (Fukuyama, 1989), ибо все и всякие идеологические противоборства завер-шились-де победой западной либеральной демократии, что до режимов «второго» и «третьего

 

 

 

I. Политические теории

 

Ф К понятийному аппарату

Либеральная демократия — это форма демократического правления, в которой найдено равновесие между принципом ограниченного правительства и принципом участия общества в политике. Ее «либеральное» содержание проявляется в наличии целой системы внешних и внутренних «сдер-жек» власти, призванных гарантировать свободу личности и обеспечить защиту граждан от чрезмерного государственного вмешательства. Ее «демократическое» содержание проявляется в наличии системы регулярных и состязательных выборов, проводимых на основе всеобщего избирательного права и политического равенства (см. с. 69). Вполне выражая собой определенную политическую философию, термин, однако, чаще используется для характеристики соответствующего политического режима. Особенностями такого режима являются:

• конституционно созданная система государственного управления, зиждущаяся на формальных (как правило, правовых) основаниях

• гарантии гражданских свобод и прав личности

• разделение властей, наличие сдержек и противовесов между ними

• регулярно проводимые выборы - по принципу «один человек - один голос»

• состязательные отношения между партиями, политический плюрализм

• наличие в обществе независимых групп интересов

• частнопредпринимательская экономика, организованная на рыночных принципах.

 

мира», то им остается лишь окончательно осознать, что только капиталистический «первый мир» предлагает действительно верную перспективу экономического процветания и политической стабильности.

Ш Режимы современного мира

С конца 1980-х годов в политологии в общем-то не было серьезных попыток предложить что-то новое по части классификации политических систем. От концепции «трех миров» отказались, но какими должны быть новые линии деления на политической карте мира, так до сих пор и не ясно. Идея «конца истории», по сути, оказалась бабочкой-однодневкой, выпорхнувшей на свет лишь по случаю краха коммунизма и волны демократизации конца 1989 — начала 1990-х годов. Сегодня понятно, что настроения триумфа, тогда охватившие Запад, на самом деле были не более чем самолюбованием и «похмельным расслаблением» после «холодной войны». До сих пор, однако, многие не перестают говорить о превосходстве «мира либеральных демократий» и специфически западной модели развития, не вполне, может быть, понимая, что в действительности за этой моделью стоит, собственно говоря, лишь американский опыт, и, возможно, отнюдь не стоит настаивать на универсальной применимости таких ценностей, как индивидуализм, права человека и право выбора. Так или иначе «западноцентристский» менталитет до сих пор мешает многим без предубеждения взглянуть, например, на исламскую и конфуцианскую политические формы: по укоренившейся привычке их подчас и сегодня третируют как то ли «отклонение от нормы», то ли последние очаги сопротивления триумфальному шествию либеральной демократии по всему миру.

Что касается контуров новой системы классификации, нужно видеть еще одну трудность — отсутствие четких критериев. Вообще говоря, ни одна система классификации не базировалась на одном-единственном основании, пусть даже самом