Тема: Приднестровье в эпоху буржуазных революций. 1 страница

1. Расстановка классовых сил в Приднестровье в начале ХХ века.

Наложение исторических эпох было таким же характерным явлением для Приднестровья, как и для всей страны в целом, с той лишь разницей, что в общественном развитии региона отсутствовал период капиталистической индустриализации. Завершающий этап промышленного переворота и перехода от мануфактурного производства к заводскому (машинному) здесь пришелся на конец XIX в., совпадая по времени с началом эпохи империализма. Поэтому новые явления, характерные для этой эпохи, - создание монополистических объединений, концентрация капитала, установление монопольных цен на продукцию и регулирование рынка отдельными фирмами, нормирование прибылей - осуществлялись как бы в миниатюре, на базе небольших и сравнительно малоразвитых капиталистических предприятий с оборотом, редко превышавшим 500 тыс. руб., и числом рабочих в основном до 50 чел. Ни в Приднестровье, ни в Бессарабии не было развитых промышленных центров.

Тем не менее, в начале XX в. здесь наблюдался весьма ощутимый рост промышленного производства. Его объем составлял приблизительно 40 млн руб. (при обороте сельского хозяйства примерно в 120 млн руб.), т.е. третью часть валовой производительности аграрного сектора экономики. Большая часть этих оборотов приходилась на фабрично-заводское производство - 26,4 млн руб., остальные (13 млн руб.) - на ремесленно-кустарную промышленность. Несмотря на количественное преобладание мелких предприятий ремесленного и кустарного типа, фабричное производство играло главную роль.

Возникавшие предприятия фабрично-заводского типа постепенно вытесняли с рынка ремесленные и кустарные мастерские. Этот процесс в Приднестровье можно легко проследить на примере мукомольного производства - наиболее важной и сравнительно высокоразвитой отрасли местной индустрии. В 60-е годы XIX столетия в Тирасполе, Григориополе и Дубоссарах работало 107 мельниц различного типа с годовым производством муки в 290 тыс. руб. Однако с появлением крупных мукомольных предприятий, оснащенных паровыми котлами, машинами и двигателями, ветряные, водяные, конные мельницы закрывались одна за другой. И в начале XX в. в названных приднестровских городах работало всего лишь 18 мельниц, объем производства которых уже превышал 341 тыс. руб., при этом до 85% муки изготовлялось в Тирасполе - ведущем центре пищевой промышленности региона.

О технической оснащенности местной промышленности говорят сведения фабричной инспекции по Бессарабской губернии конца 1917 г.: 5000 промышленных предприятий края имели 1220 локомобилей (передвижных паровых котлов) и 500 постоянных паровых котлов и машин, а также 350 "тепловых" - бензиновых, нефтяных и газогенераторных - двигателей, 75 электрических, 583 водяных, 2246 ветряных и 53 конно-приводных двигателя. Среди наиболее заметных, крупных по местным масштабам предприятий капиталистической индустрии в Приднестровье можно назвать следующие: рыбницкий свеклосахарный завод Акционерного общества Юльевских сахарных заводов (500 рабочих), завод земледельческих машин и орудий К.И. Терещенко в Тирасполе (33 рабочих), кирпично-черепичные заводы Ф.А. Мицеля и М.Л. Вильгельма (217 рабочих), И.И. Фишера в с. Андрияшевка (70 рабочих) и А.И. Малаховского в с. Прохоровка Тираспольского уезда (60 рабочих), механический и чугунно-литейный завод К.А. Питча в Тирасполе (28 рабочих), цементный завод "Днестр" в Рыбнице Подольской губернии, принадлежавший В.И. Ханенко, лесопильный завод братьев Фалькевич в Тирасполе (20 рабочих), винокуренный завод братьев Бланк в Бендерах (30 рабочих), пивоваренный завод Гольденфельда в Бендерах (40 рабочих) и некоторые другие. Помимо этих предприятий существовало множество мелких полуремесленных и мануфактурных заведений - ватная фабрика Т.А. Макляревского (8 рабочих), мастерская по изготовлению ящиков А.Н. Кишиневского в Тирасполе (6 рабочих), мукомольная мельница П.М. Басина, И.Д. Филлера и Х.И. Финкельштейна в Дубоссарах (10 рабочих), а также другие мельницы, мастерские, небольшие заводы.

При такой в общем-то слабой и примитивной, хотя и заметно развивавшейся промышленности в начале XX в. стали проявляться тенденции новой империалистической эпохи. Резко возросло значение банковского капитала, акционерных компаний, торговых домов и других паевых сообществ, а также регулирования государством промышленного производства (в особенности с началом первой мировой войны), увеличилось количество монополистических объединений. Важнейшим фактором экономического развития Приднестровья становится деятельность местных, а также общероссийских и иностранных акционерных обществ, тесно связанных с зарубежными и отечественными банками. В регионе функционировали такие фирмы, как "Товарищество винного производства и торговли винами бессарабских землевладельцев братьев И. и В. Синадино и К°", "Товарищество коньячного и водочного заводов и складов русских виноградных вин Н.Л. Шустова с сыновьями", "Подольское промышленное акционерное общество", "Акционерное общество Юльевских сахарных заводов" и др. Здесь же открывали свои отделения и конторы крупные зарубежные и российские фирмы "Зингер", "Даубер" и др. В свою очередь, многие местные предприниматели становились акционерами, совладельцами и учредителями фирм, действовавших за пределами края (Акционерное общество машиностроительного завода "Г.Я. Кольб и сыновья", "Товарищество виноделия", "Одесская Бавария" и др.). Многие местные предприниматели как средней руки, так и мелкие, в жестокой конкурентной борьбе старались по возможности мобилизовать капиталы и расширять свое дело, не уступая рынок крупному промышленному, торговому и финансовому капиталу. Так возникли фирмы "Ш. Зильберман и К°" в Бендерах, Торговый Дом "Б. Стрицкий и К°" в Тирасполе, Торговый дом Анны Николаевны Лопатиной и К° в Бендерах и др.

Стремление предпринимателей ликвидировать свободную конкуренцию на рынке и объединиться для извлечения высоких прибылей не на базе развития объемов производства, совершенствования технологии и роста производительности труда, а в результате сокращения производства и искусственного взвинчивания цен свидетельствовало о расширении сферы монополистических тенденций в социально-экономической эволюции Приднестровья. Однако наложение исторических эпох, характерное для стран вторичной модели капитализма, вынужденных догонять цивилизованные страны первой модели, в данном случае обнаруживало себя в том, что большой удельный вес в структуре производства принадлежал мелким формам, которые в данном случае имели мало общего со средневековым ремеслом. Последнее выступало одним из необходимых составляющих элементов иерархической системы, включающей различные уровни организации и эксплуатации производителей (ремесленника, крестьянина, мелкого хозяйчика). Эта система объединяла также скупщиков, магазины и торговый капитал вообще, транспорт и крупный промышленный капитал (банки, ссудо-сберегательные товарищества, общества взаимного кредита и др.), а также - опосредствованно - и государственный аппарат, чиновничество различных ведомств, правительство. Мелкие производители в этой системе являлись основанием пирамиды и выступали в качестве наемных работников и одновременно - объекта первоначального накопления, при том что его субъектом, т.е. агентом первоначального накопления, в конечном счете являлся банковский капитал.

Рост империалистических тенденций был обусловлен не столько движением домонополистического капитализма от простых форм к сложным и культивированием их на собственной почве, сколько усилением позиций российского и международного монополистического капитала в лице крупнейших банков, акционерных обществ, страховых фирм на территории края.

Весь сбыт местной сельскохозяйственной продукции, с одной строны, практически был подчинен в конце XIX - начале XX в. российским и иностранным банкам, комиссионерским фирмам и торговым домам, транспортным предприятиям и страховым агентствам. Для огромной части крестьян монопольно низкие цены на производимые ими товары означали разорение и нужду на фоне общего экономического развития. С другой стороны, финансовый и промышленный капитал в условиях крайней бедности, нищеты и забитости основной массы крестьянского населения поощрял модернизацию и введение новых агротехнических технологий в крупных капиталистических хозяйствах и латифундиях. Кредитные общества, земства, органы администрации и частные лица создавали разветвленную сеть ремонтных мастерских, заводов и складов сельскохозяйственной техники и машин, школ по подготовке специалистов. В первом десятилетии XX в. в Тираспольском уезде открылось 15 частных заводов и мастерских, занятых сельскохозяйственным машиностроением, сбытом и ремонтом орудий и инструментов, а также 7 отделений Тираспольского земского склада сельскохозяйственных машин.

Оживленное развитие экономики Приднестровья не снижало, не смягчало, а, наоборот, усиливало и обостряло основные классовые противоречия новой эпохи. Ибо такой тип развития, характерный и для России, и для других стран вторичной модели капитализма, не приводил к всеобщему повышению уровня жизни и росту общественного богатства. Такое развитие предполагало не обогащение и всемерное изменение к лучшему положения различных слоев населения (пусть и в разной степени) за счет роста производительности труда, интенсификации производства, освоения новых технологий или даже ограбления колоний, как в странах классической модели капитализма, а открытое обогащение меньшинства за счет беспощадного порабощения и без того беднейшего большинства.

Экономика Приднестровья в целом носила аграрный характер, ориентированный на вывоз продукции сельского хозяйства. Основными распорядителями товаров, обращавшихся на капиталистическом рынке, были крупные фирмы, связанные с банками, железными дорогами, пароходствами, страховыми компаниями, правительственными кругами. Установленный ими эквивалентный товарообмен, монополизированный данными силами и практически лишенный свободной капиталистической конкуренции, представлял собой на деле механизм непрерывного присвоения естественных и созданных трудом беднейшего населения богатств. Финансовая, торгово-промышленная и сельская буржуазия, помещики и государственный аппарат сосредоточивали в своих руках львиную долю совокупного общественного продукта, в то время как трудящиеся были вынуждены продавать свою продукцию за бесценок и покупать товары первой необходимости по неэквивалентно завышенным ценам.

Неизбежным следствием такой системы было снижение покупательской способности социальных низов, сужение рынка, консервация и постоянное воспроизводство докапиталистических укладов, натурального и полуфеодального хозяйств, выступавших в роли объектов первоначального накопления в эпоху империализма. Стержнем сложившейся системы являлось самодержавие. Молдавские социал-демократы из рабочих могли с полным основанием утверждать: "Вот уже по всей России фабриканты караул подняли по тому случаю, что самодержавие своим разорительным хозяйничаньем, своими безумными затеями народ, как липку, ободрало, так что фабрикант уже через силу из него самые малые прибыли выколотить может. Так обчистило самодержавие русского человека, что с него уже и взять больше нечего, одна кожа да кости остались…

За границей правительство стрижет так, что шерсть вновь отрастает и капиталистам большая часть перепадает, а самодержавие стрижет так, что не то что вновь не отрастает, но вся шкура совсем пропадает". Действительно, хотя показатели жизни в Приднестровье, как и в целом на юге страны, несколько превышали средние для Европейской России их величины (по зарплате, покупательскому спросу, среднему наделу земли, обеспеченности учебными заведениями и пр.), сами по себе они были столь низкими, что осознавались многими современниками как трагедия народа и основа грядущих потрясений.

В Приднестровье, как и в других районах Империи, положение трудящихся характеризовалось не только жесточайшей экономической эксплуатацией и крайне низким уровнем жизни, но и полным политическим бесправием, национальным, духовным угнетением человека. Со стороны государства не было даже попыток уменьшить пропасть, которая углублялась естественно и фатально, между угнетенным производственным трудом человеком и основами общественного устройства. Эти процессы искусственно усилились и деятельностью радикальных партий, прежде всего большевиков и эсеров, видевших в коренной ломке старых укладов единственный путь спасения и освобождения родины.

Традиции революционного радикализма, присущие российскому освободительному движению, на протяжении столетия развивавшиеся усилиями П. Пестеля, П. Ткачева, М. Бакунина, С. Нечаева, В. Ленина, Л. Троцкого, других выдающихся теоретиков и практиков революционного движения, находили и в Приднестровье свою почву, социальную базу, т.е. общественную среду, в которой они могли встретить понимание, поддержку и получить развитие. Радикальная революционная идея становилась в крае материальной силой, ибо здесь к началу XX в. сформировались общественные группы, которые были готовы к восприятию этой идеи и претворению ее в жизнь. Социальная структура населения края в основных чертах соответствовала таковой в целом по Российской Империи: крупная буржуазия, помещики, высшие чины составляли в крае 2,3% населения (в России - 2,4%), зажиточные мелкие хозяева - 18,7% (18,4%), беднейшие мелкие хозяйства - 28,7% (28,5%), пролетарии и полупролетарии - 50,3% (50,7%).

Между основными общественными антагонистами - пролетариатом и буржуазией - существовало много промежуточных слоев капиталистического общества: мелкая буржуазия, служащие, интеллигенция, кустари, деклассированные элементы. Наблюдалось численное превосходство мелкобуржуазных сил при отсутствии как крупной монополистической буржуазии, так и концентрированного пролетарского ядра. Сравнительно немногочисленные, но социально стабильные отряды рабочего класса (железнодорожники, фабрично-заводские рабочие, батраки и др.) являлись постоянно действующей силой. Для региона была полностью применима оценка В.И. Ленина, который охарактеризовал ситуацию в России следующим образом: "Объективное положение таково - громадное большинство населения мелкобуржуазно по своему жизненному положению и еще более по своим идеям. Но в стране царит крупный капитал, через банки и через синдикаты в первую голову".

В этих условиях отмечалась, с одной стороны, сильная заторможенность процессов политической дифференциации общества, вызванная недостаточным его расколом на резко очерченные противоположные стороны при господстве промежуточных слоев, с другой - вполне понятная при этом податливость населения любым крайним взглядам и лозунгам, которые были просты, понятны и создавали иллюзию скорого улучшения тяжелой и беспросветной жизни. В Приднестровье, как и во всей России, полуфеодальные и докапиталистические уклады с их средневековыми атрибутами (сословное деление общества, помещичье землевладение, отработочная система полукрепостнического типа и др.) сосуществовали с достаточно развитыми отношениями новейшей эпохи, что усиливало острейшие противоречия и в то же время затемняло поляризацию классовых интересов политических сил и партий, самых разных по своей природе и целям.

В начале XX в. Приднестровье вместе со всей страной вступило в эпоху буржуазно-демократических революций, целью которых являлись свержение монархии, очищение от "хлама" феодальных пережитков и выход державы на широкий путь свободного капиталистического развития. Такую же цель ставили перед собой в свое время аналогичные западноевропейские революции. Исторической особенностью России, с ее наложением эпох, были нежелание и неспособность буржуазии возглавить широкую антифеодальную коалицию, объединяющую все общество против системы власти, тем более, что в этой коалиции ведущую роль брал на себя пролетариат, пугавший своими революционными возможностями буржуазию и становившийся в ее глазах противником гораздо более опасным, чем самодержавие.

Политические силы в Молдавии в эпоху буржуазно-демократических революций оформились примерно в близких пропорциях с расстановкой сил на арене общественной борьбы в Российской Империи. Классовый состав, цели борьбы, стратегия и тактика основных партий и их местных организаций мало чем различались в Приднестровье и других регионах Империи. Здесь действовали главным образом отделения и организации всероссийских партий, союзов, движений. Некоторая специфика состояла лишь в отсутствии резко противоположных зрелых классов капиталистического общества - крупной финансово-промышленной буржуазии и высококонцентрированного ядра промышленного пролетариата.

2. Партийно-политическая борьба в Приднестровье в период Первой российской революции.

В начале XX в. на арене общественно-политического противоборства в Приднестровье, как и во всей России, сформировалось три главных лагеря, состоявших из определенных слоев общества и защищающих соответственно их интересы. Правый лагерь - черносотенцы - представлял помещиков, бюрократию, офицерство, реакционное духовенство, всю самодержавную систему в целом. Либеральное течение объединяло буржуазию, высокооплачиваемую элиту научной и творческой интеллигенции, умеренно оппозиционные слои образованной части общества. Демократический лагерь составляли широкие круги угнетенного населения - пролетариат, крестьянство, разночинцы, радикально мыслящая интеллигенция. Внутри этих политических сил функционировало множество политических партий, каждая из которых была составной частью того или иного лагеря.

Монархический лагерь. На крайне правом фланге общественно-политической борьбы стояли монархисты, консервативно-охранительные силы, в состав которых входили правые буржуазно-помещичьи, клерикально-монархические и черносотенные организации. В регионе действовали всевозможные церковно-политические кружки и общества хоругвеносцев, местные отделения Русского собрания и Русской монархической партии, "Бессарабская патриотическая лига", общество "Круп" ("Кишиневские русские патриоты"), основанное братьями Крупенскими, и др. В 1905 г. все местные черносотенные организации объединяются во всероссийскую партию Союз русского народа (СРН), основателями которой стали бессарабский помещик В.М. Пуриш-кевич, кишиневский публицист П.А. Крушеван, издатель черносотенной газеты "Русское знамя" А.И. Дубровин и др. В течение первых месяцев своего существования СРН достиг численности 100 тыс. человек (по всей России), поскольку в его организации играли существенную роль православные священники, записывавшие в Союз всех своих прихожан.

В ряды черносотенцев в основном вступали мелкие лавочники, лабазники, деклассированные элементы, необразованное мещанское население городов и местечек, мелкие карьеристы из чиновников, уголовники, нищие, бродяги и т.д. Выступая под старым славянофильским лозунгом "православие, самодержавие, народность", они не признавали никаких прав за другими национальностями, кроме "православных", проповедовали пещерный антисемитизм, отвергали любые попытки ограничения самодержавия и реформирования страны по западным образцам, безусловно стояли за господство православной церкви и ущемление других конфессий, а в социальном плане выдвигали очень туманные требования единения царя с народом и избавления народа от кровопийц, под которыми подразумевались евреи, поляки, японцы, международный капитал и даже министры.

Активнейшую контрреволюционную деятельность местные реакционеры развили за несколько лет до начала первой российской революции, так что в глазах общественного мнения России и всего мира Прутско-Днестровские земли часто ассоциировались с контрреволюционной Вандеей благодаря величайшему злодеянию, совершенному черносотенцами в 1903 г., - Кишиневскому погрому.

В апреле 1902 г. пост министра внутренних дел и шефа жандармов империи занял В.К. Плеве - крайний реакционер, получивший возможность направлять всю политику режима в русло межнациональной розни, поощрения еврейских погромов. По замыслу творцов такая политика могла привести, по крайней мере, к двум желанным результатам: отвлечь нараставшее в стране недовольство в сторону "инородцев", "подсказать" пробуждающимся, но неопытным массам объект для нападения - "евреи-эксплуататоры", якобы извечные враги православных христиан; скомпрометировать революционно-освободительное движение в России как "дело еврейских рук" и создать у всего мира впечатление, что христианские народы России (в том числе и молдаване) мстят евреям за подготавливаемую ими революцию, противную, якобы, духу и целям государства. Тем самым самодержавие выводилось из-под удара, а революция подавлялась руками самого народа.

Города и местечки Приднестровья (как и в Бессарабии и Новороссии) представлялись в этом отношении довольно удобным полигоном, поскольку здесь была налицо искусственная скученность еврейского населения из-за запрета представителям этой национальности проживать в сельской местности, арендовать землю и заниматься сельским хозяйством. Кроме того, резкий скачок революционных настроений в регионе, который администрация традиционно рассматривала как сравнительно тихую гавань, образование в Кишиневе, Бендерах и других населенных пунктах социал-демократических, социал-революционных, бундовских, анархистских и прочих активных антиправительственных организаций, комитетов и тайных типографий привели в беспокойство власти региона.

В марте 1903 г. начальник Охранного отделения в Кишиневе барон Л.Н. Левендаль провел массовую ликвидацию революционных групп. В ночь с 13 на 14 марта 1903 г. было конфисковано более 6 пудов (около 100 кг) различных антиправительственных брошюр, книг, листовок, газет ("Искра", "Революционная Россия", "Вестник русской революции" и др.), арестованы десятки революционеров, изъято оружие. Таким образом была пресечена даже малейшая возможность какого-либо организованного сопротивления готовившимся погромам.

Кишиневский погром, в результате которого были убиты, искалечены, изувечены сотни мирных жителей, в том числе женщины, старики и дети, разгромлено более трети (1 350) общего количества домов (4 149), стал в сознании человечества в один ряд с такими злодеяниями реакции, как дело Дрейфуса, дело Бейлиса, Сорочинская трагедия, "мултанское жертвоприношение" и др. Он имел самый широкий мировой резонанс, вызвал волну общественных протестов, гнева и возмущения, в том числе запрос в английском парламенте, разрыв торгового договора между Соединенными Штатами и Россией, отказ от встречи в Риме короля Виктора Эммануила с императором Николаем II. Погром гневно обличали В.Г. Короленко, Л.Н. Толстой, А.М. Горький, Шолом-Алейхем, многие выдающиеся общественные деятели.

Гораздо в меньшей степени известно, что Кишиневскому погрому предшествовала намечавшаяся бойня в Дубоссарах. "Вот Дубоссарское дело - это Вальпургиева ночь изуверства накануне кишиневской Варфоломеевской ночи. За декорацией шабаша ведьм и ритуальных таинств виднеются фигуры газетных агитаторов из "Бессарабца" и "Нового времени", - говорится в одном из первых послереволюционных исследований трагических событий начала века. - <…> Правительство видело, как на юге разгорался костер, уготованный для евреев, и молчало; оно получило первую повестку о близкой вспышке в Дубоссарском деле, долженствовавшем служить ритуальным прологом к кишиневскому погрому, "прологом на небе" к кровавой трагедии на земле".

Суть этого дела состояла в следующем.13 февраля 1903 г. в Дубоссарах был обнаружен труп 14-летнего мальчика Михаила Рыбаченка, заколотого, как впоследствии выяснилось, на бытовой почве знакомым его матери Тимощуком. Однако по городу моментально распространились слухи, что ребенка убили евреи, чтобы получить кровь невинного христианина для изготовления мацы. Нашлись даже "свидетели", обвинявшие в данных "таинствах" несколько местных зажиточных еврейских семейств. Восприимчивость темного и забитого населения к такого рода слухам была очевидной. По словам проводившего расследование прокурора Одесского окружного суда, "в Дубоссарах считается 10 тысяч жителей, из коих более 7 тысяч евреев, остальные - молдаване и немного русских. В городе имеется два базара, где жители, по-видимому, проводят все свое время, приобретая особый характер и колорит озлобленности и цинизма, а грубость и невежество низводят огромное большинство из них до самого низкого умственного и нравственного уровня. Поэтому сплетни всякого рода, нелепые поверья, чудовищные верования, знахарки, ворожеи всегда найдут здесь для себя благодатную и восприимчивую почву". Быстрое расследование уголовного преступления позволило арестовать настоящего убийцу, доказать его вину и предотвратить политическое преступление, кровавые последствия которого могли быть по своим масштабам сравнимы с результатами кишиневской бойни, истинными виновниками которой являлись не только местные черносотенцы и администрация, но и власти центральные.

Недаром министр внутренних дел России Плеве заявил депутации кишиневских евреев, искавших у него защиту после погрома: "Передайте еврейской молодежи, вашим сыновьям и дочерям, передайте всей вашей интеллигенции: пусть не думают, что Россия - старый и разлагающийся организм; она одолеет и справится с революционным движением. Говорят много о трусости евреев. Это неверно: евреи - самый смелый народ. На западе России около 0,9 революционеров составляют евреи, а в России вообще - около 0,4. Не скрою от вас - революционное движение беспокоит нас; мы, по временам, когда то здесь, то там устраиваются демонстрации, приходим даже в замешательство. Но мы справимся с этим. Знайте же, что если вы не удержите вашей молодежи от революционного движения, мы сделаем ваше положение настолько несносным, что вам придется уйти из России всем до последнего человека".

Характерно, что сами черносотенцы тесно увязывали Кишиневский погром и дубоссарскую попытку погрома в единый узел причинно-следственной связи. Вот что сообщала в июле 1903 г. социал-демократическая газета "Искра": "17 мая на станции Раздельная некий еврейский юноша сделался случайным свидетелем того, как одетый в европейское платье господин (впоследствии оказавшийся Прониным - одним из самых богатых людей в Кишиневе, крупным подрядчиком, оказывавшим денежную помощь "Бессарабцу", едва ли не самым деятельным после Крушевана антисемитом в Кишиневе, а по своим связям с рабочим людом - и самым опасным), окруженный почтовыми чиновниками (дело было в почтовом отделении), громко повествовал последним о причинах кишиневского погрома. По его словам, евреи вызвали озлобление в христианском населении тем, что убили с ритуальными целями мальчика в Дубоссарах, а 6 и 7 апреля первыми напали на христиан. Возмущенный этой ложью юноша вмешался в разговор и в завязавшемся споре заявил, что погром не был вызван нападением евреев, а был заранее кем-то подготовлен, так как до погрома еще были выпущены прокламации, призывающие христианское население к избиению евреев". Кстати, по требованию Пронина за такую "крамолу" этот юноша был тут же арестован жандармом.

Намечавшаяся и не состоявшаяся в Дубоссарах бойня явилась своего рода проверкой готовности "низов" к акциям устрашения приближающейся революции. Тогда как кишиневский погром был самой акцией и без стеснения использовался полицейскими властями разных городов России для предупреждения революционных действий. Бундовская газета "Последние известия" сообщала из Одессы: "Одна из главных причин, помешавших празднованию Первого Мая, - это Кишиневские события. Администрация грозила превратить демонстрацию в погром, если она где-либо произойдет". Из Житомира сообщалось о том же: "Кишиневская бойня всех ошеломила. Полиция усиленно распространяет слухи о том, что если будет демонстрация, то произойдут погромы". И газета Крушевана "Бессарабец" заявляла без стеснения: "Кишиневский погром является ответом христианского населения на еврейское революционное движение".

Несмотря на то что правительственный лагерь России и Приднестровья как ее части обладал огромной материальной мощью, которая шла на поддержку черносотенцев, местных групп и организаций Союза русского народа (СРН) и других монархических партий, последние не являлись четко функционирующей системой. Они возникали, не скрывая своих террористических целей, распадались, появлялись под новыми названиями, более или менее стабильно существуя лишь в Бендерах и Тирасполе. В остальных населенных пунктах черносотенное движение проявляло себя весьма редко, лишь в отдельных случаях (во время октябрьских погромов 1905 г., организованных с размахом по всей стране).

В ноябре 1905 г. СРН подчинил себе все местные "патриотические" общества и партии. В 1906 г. в России насчитывалось около двух сотен организаций Союза, а к концу 1907 г. - около 400. Из них примерно половина приходилась на губернские и уездные города, остальные - на сельскую местность. В Бендерах отдел СРН сформировался из членов Общества националистов города Бендеры, созданного еще в феврале 1905 г., и развивал энергичную деятельность по распространению большого числа прокламаций, весьма характерных для подобных обществ Киева, Николаева, Кишинева, Одессы и других городов региона, типа "Воззвания к русскому народу", в котором говорилось: "Знаете ли, братцы рабочие и крестьяне, что жиды всего мира, ненавидящие Россию, армяне и Англия составили союз и решили разорить Россию дотла, разделить ее на мелкие царства и раздать ее врагам народа русского, отобрать землю у мужика, а самого его обратить в раба жидовского, попов его расстричь, а православные церкви превратить в жидовские хлевы и свинарники". Руководил бендерским отделом Союза активный черносотенец Иван Савирко, угрожавший избить городских евреев, организовать погром в случае неудачи "союзников" на выборах в Государственную думу.