Ответ Настоятеля Сергиевой пустыни отца

архимандрита Игнатия (Брянчанинова)

Марта 1844 года

Вопрос. Что есть лютеранизм?

Ответ. Лютеранизм есть учение Лютера и его последова­телей по отношению к христианскому вероисповеданию.

Вопрос. С которого времени начался лютеранизм?

Ответ. Лютер начал обнаруживать свои мнения с 1517 года по Р. X.

Вопрос. Нужно ли было установление лютеранизма для спасения человеков?

Ответ. Самое время его установления доказывает, что он не нужен. Если Христово учение достаточно было для спасе­ния человеков в продолжение 15 столетий, то к чему лютера­низм? Если же признать лютеранизм учением нужным, то сим самым по необходимости должно признать, что первона­чальное учение Христовой Церкви было недостаточным для спасения, что явная нелепость, богохульство.

Вопрос. Но Римская Церковь, к которой принадлежал Лю­тер, находилась в заблуждении; почему спасение в недрах ее было весьма сомнительным. Что же сделал худого Лютер, отвергнув заблуждения Рима?

Ответ. Точно, в Церковь Римскую вкрались многие заб­луждения. Хорошо бы сделал Лютер, если б он, отвергши заблуждения латинян, заменил сии заблуждения истинным учением Святой Христовой Церкви; но он заменил их своими заблуждениями; некоторым заблуждениям Рима, весьма важ­ным, вполне последовал, а некоторые усилил.

Вопрос. Чему, например, он последовал, и что усилил?

Ответ. Последовал учению о слиянии Святой Троицы, как выражается Константинопольский Патриарх Иеремия, удержав в Символе веры учение латинян, принятое Римом в IX веке по Р. X. о исхождении Святого Духа от Отца и Сына; между тем как сие лжеучение было главною причиною оттор­жения Запада от истинной Христовой Церкви, сохранившей­ся и сохраняющейся во всей чистоте своей на Востоке. После­довал Лютер заблуждению латинян по отношению к соверше­нию таинства Святого Крещения, которое по сознанию самих латинян совершалось на Западе до XII столетия при троек­ратном погружении, а не обливании. В Евангелии от Мат­фея, глава 28, ст. 19, где Господь заповедует ученикам Своим научить все народы, крестя их, употреблено в греческом тексте слово βαπτίζοντεςчто по-русски значит погружая.

Сие слово употреблено и в прочих местах Нового Завета на греческом тексте, где говорится о крещении.

Усилил Лютер заблуждение латинян относительно Боже­ственного Таинства Евхаристии. Латиняне в XII столетии за­менили первоначальную свою Литургию новою, в которой отменили призывание Святого Духа и молитву о пресуществ­лении хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. По сей причине латиняне лишились сего великого Таинства, как отвергшие существеннейшую часть Литургии. Лютер отверг вовсе Ли­тургию, говорит: «Хлеб пресуществляется во рту у причащаю­щегося верою!»

Заменил Лютер заблуждения латинян своими: он, с запальчивостию отвергая беззаконную власть пап, отверг и закон­ную, отверг самый сан епископский, самую хиротонию, не­смотря на то, что установление того и другого принадлежит самим Апостолам, без всякого сомнения по завещанию Самого Господа.

Равным образом, отвергши индульгенции, он отверг и Таин­ство Исповеди, хотя все Священное Писание свидетельствует, что невозможно получить отпущение грехов без исповедания их.

Лютер вовсе отверг добрые дела, уверяя, что для спасения достаточна одна вера, хотя б дела ей не соответствовали. По­елику же святой апостол Иаков в соборном Послании своем с особенною ясностию излагает, что для спасения необходима вера, свидетельствуемая делами, то Лютер отверг соборное Послание апостола Иакова.

Лютер в одном из писем своих говорит: «Душа совершенно не участвует в тех сладострастных делах, которым предается тело; она ими нисколько не оскверняется». Лютер спросил однажды свою супругу, если можно назвать супружеством союз расстриженного монаха с расстриженною монахинею, почитает ли она себя святою? Когда Катарина отвечала, что она, будучи грешницею, не может почитать себя святою, Лю­тер воскликнул: «Вот! каково проклятое влияние папизма! Мы все верою — святы!»

Вопрос. Нет ли еще других заблуждений в учении Лютера?

Ответ. Довольно; но ббльшая часть их принадлежит не Лютеру собственно; они суть повторения ересей древних и новых, бывших прежде Лютера. Например, он отвергает по­читание святых икон, святых мощей, призывание святых угод­ников Божиих и Самой Божией Матери; отвергает все Таин­ства, кроме Крещения и Причащения, кои им искажены; от­вергает все вообще предания, ложно толкует Священное Писание, предоставляя каждому толковать его по собственно­му разумению и произволению, хотя святой апостол Петр ясно говорит, что «никакого пророчества в Писании нельзя разре­шить самому собою, ибо никогда пророчество не было произ­носимо по произволу человеческому [по воле человеческой. — Ред.], но изрекали оное святые Божий человеки, будучи дви­жимы Духом Святым»[1319].

Все сии заблуждения, будучи все вместе взяты, не только противны единой истинной Святой Церкви, но и содержат в себе многие тяжкие хуления на Духа Святого.

Вопрос. Можно ли спастись тому, кто содержит учение Лютера?

Ответ. Кроме того, что сие уже ясно из всего вышесказан­ного, прочитаем в ответ начальные слова Символа, сочинен­ного святым Афанасием Великим: «Кто хочет спастись, тот должен прежде всего содержать кафолическую веру, коей если кто не соблюдет в целости и непорочности, тот несомненно погибнет навсегда».

Вопрос. Что побудило Лютера предаться столь сильным заблуждениям, и что служило поводом к столь сильному рас­пространению его учения?

Ответ. Лютер был увлечен, с одной стороны, резкими злоупотреблениями папской власти, а с другой — неукроти­мым своим нравом. Противодействие папе обратилось в не­примиримую ненависть, — опровержение латинских догма­тов в бестолковое и необузданное ругательство. Сочинения Лютера нестерпимы не только для благочестивого, но даже для благопристойного читателя. Они дышат самым грубым развратом и исступленным богохульством. Если учение его имело многих последователей, то причины сего в одних были личные, в других политические, в толпе — невежество.

Если ныне многие образованные люди последуют учению Лютера, то это потому, что они никогда не рассматривали христианской веры, не читали сочинений основателя своей Церкви, или по непреклонному упрямству. Впрочем, лютеранизм доставляет большие удобства человеку, желающему как можно меньше обращаться к Богу и как можно меньше огра­ничивать себя в плотских своих пожеланиях.

Вопрос. Может ли ученое рассматривание доказать неосно­вательность лютеранизма и привести к познанию истинной Церкви?

Ответ. Вполне может. Установление Церкви христиан­ской Богочеловеком и распространение ее Апостолами на земле, будучи событием, объясняется фактами. Тот, кто бу­дет беспристрастно рассматривать сии факты, увидит, что все они доказывают непорочность Восточной Церкви, сохра­нившей и догматы и обряды Церкви Первенствующей во всей целости. Он увидит постепенное заблуждение и отступление Запада; увидит причину сего отступления: с одной стороны, гордость пап, с другой — преобладание варваров и их неве­жества на Западе, которые с половины девятого столетия воссели на престол Первосвятительский Рима. Он увидит семена реформации в исполинской, уродливой власти пап, в злоупотреблениях его, в грубом невежестве тогдашней Евро­пы; увидит нелепость протестантских верований и между ними лютеранизма, вынужденного жестокостями, рожденного столк­новением страстей, образовавшегося под сению политики и невежества; непрестанно изменяющегося, как имеющего осно­ванием зыбкое знание человеческое, наконец, по большей части преобразовавшегося в неологизм.

Некто Зернинкампф, ученый германец, образовавшийся в университетах Лейпцигском и Гетингенском, лютеранин, по­желал узнать истинную Христову Церковь. Большую часть жизни он посвятил на изыскания по сему предмету в лучших библиотеках Германии и Англии; уже в преклонных летах прибыл в Киев, где принял Святое Миропомазание. Он оста­вил после себя драгоценное собрание фактов, доказывающих, что Церковь Восточная есть единая Христова Церковь.

Понятие о ереси и расколе [1320]

Понятие о ереси 1

Ересь — слово греческое (αίρεσις) — значит вообще какое-либо отдельное учение. Так, христианское учение при появле­нии своем иногда называлось ересию[1321]. Но впоследствии на­звание ересь усвоилось единственно произвольному и ложному учению о христианстве, отделявшемуся и отличавшемуся от учения Единой, Святой, Соборной, Апостольской Церкви.

Христианство есть Божие учение, есть Откровение Божие. Оно, как познание, дарованное человекам Богом, должно быть принято и содержимо с величайшим благоговением и покорностию, подобающим этой величайшей святыне. Оно может быть принято и содержимо одною смиренною верою, как вполне превысшее человеческого разума. Это — та Духовная, Таинст­венная Книга[1322], Книга Ведения Божия, начертанная и изданная Богом, к которой невозможно приложить ничего, из которой невозможно исключить ничего. Отсюда явствует, какой тяжкий грех — ересь. Она — возмущение и восстание твари против Творца, восстание и возмущение ничтожнейшего, ограниченнейшего существа — человека против всесовершенного Бога. Она, — страшно сказать, — суд человека над Богом и осужде­ние человеком Бога. Она — грех ума, грех духа. Она — хула на Бога, вражда на Бога. Она — плод гордыни, этой причины падения падших ангелов. И последствия падения ею очень схо­жи с последствиями падения отверженных духов: она омрачает разум, ожесточает сердце, на самое тело разливает яд свой, вводит в душу вечную смерть. Она не способна к смирению[1323]. Она соделывает человека вполне чуждым Бога. Она — смерт­ный грех. Как плод гордыни, ересь держит в железных цепях своего пленника, и редкий пленник исторгается из цепей ее. Упорство в ереси есть свойство еретика.

Первыми еретиками были христиане из иудеев, которые, по наружности уверовав во Христа, хотели вместе с этим держаться обрядового и гражданского закона Моисеева в буквальном его смысле. Преобразовательный закон был ис­полнен искуплением человечества и установлением духовного закона свободы, чего он служил предызображением, тению. Таким исполнением он уничтожен: к чему могут служить пре­образования, когда получено прообразованное? к чему залоги обетования, когда даровано обетованное? Желающий остаться при преобразованиях этим самым отказывается от прообразо­ванного. Святой апостол Павел говорил христианам, думавшим сочетать христианство с иудейством: Аще законом правда, убо Христос туне умре. Аще обрезаетеся, Христос вас ничтоже пользует. Упразднистеся от Христа (отчуждились от Христа), иже законом (Моисеевым) оправдаетеся: от благодати отпадосте [1324]. К иудеям, принявшим христианство, потом обратившимся к иудейству, произнес Апостол следую­щие грозные слова: Невозможно просвещенных единою и вку­сивших дара небесного, и причастников бывших Духа Свя­того, и добраго вкусивших Божия глагола и силы грядущаго века, и отпадших, паки обновляти в покаяние, второе распи­нающих Сына Божия себе и обличающих (то есть ругающихся Ему). Земля бо пившая сходящий на ню множицею дождь и рождающая былия добрая оным, имиже и делаема бывает, приемлет благословение от Бога: а износящая терния и волчец непотребна есть и клятвы близ, еяже кончина в пожжение [1325]. Церковная История свидетельствовала справедливость этого изречения: человечество совращалось в ересь целыми народа­ми, а обращение от ереси к Православию видим в весьма не­многих частных лицах, и то редко, весьма редко. Страшный яд — ересь! неудобостижимый яд — ересь!

Другим источником ересей сделалась языческая философия и вообще человеческая ученость. Писатель II века, Тертуллиан, объяснил с подробностию и точностию, что все заблуждения, нарушившие мир Церкви, имели источником своим непремен­но какую-либо философскую школу[1326]. Это очень естественно: книжник, или земной ученый, должен, по завещанию Спаси­теля, научиться Царствию Божию, чтоб придти в состояние износить из сокровищницы своей ветхое и новое, то есть пред­лагать учение Божие в формах учености человеческой[1327]. На­учиться Царствию Божию значит: стяжать Царствие Божие внутри себя. Без этого земной ученый может предлагать одно ветхое, хотя бы он беседовал о Боге из душевного, школьного знания. Ему невозможно избежать заблуждения, несмотря на всю его ученость: потому что ветхость, в духовном смысле, и есть состояние заблуждения и самообольщения. Святой Симеон, Христа ради юродивый, указал причину заблуждения ученей­шего и даровитейшего Оригена в том, что Ориген не принял на себя труда перейти из состояния душевного в духовное и, уплывши далеко в мысленное море, потонул в нем[1328]. Необхо­димо, вполне необходимо всякому христианину ученому, особ­ливо христианскому учителю, не останавливаться на своей зем­ной учености, как бы он ни был богат ею, но перейти из плот­ского и душевного состояния в духовное, и получить живое, благодатное познание о Боге. Имеяй заповеди Моя, насаж­денными в сердце своем, так чтоб они составляли имущество и сокровище человека, — сказал Господь, — той есть любяй Мя: а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим: и Аз воз­люблю его, и явлюся ему Сам действием Святого Духа[1329]. Име­ющий Слово Божие насажденным и пребывающим в себе, сподобившийся Боговидения по причине чистоты ума, отряс­ший душевную глухоту и слышащий Божий глас[1330], с дерзнове­нием и силою возглаголет о Господе своем, не так, как книж­ники[1331], ибо ведом во Иудеи Бог: во Израили велие имя Его [1332]. Под именем Иудеи здесь разумеется истинная Церковь, а под именем Израиля те члены Церкви, которые удостоились духов­ного видения и из него истекающего ведения. Святые Григо­рий Неокесарийский, Афанасий Великий, Григорий Богослов, Василий Великий и многие другие церковные светильники, стяжав современную человеческую ученость, позаботились, посредством евангельского жительства, перейти из состояния плотского и душевного в духовное, совлеклись ветхого Адама, облеклись в нового; таким образом они соделались способными преподать братии своей, человекам, учение новое, в форме ветхой, столько приятной падшему человеку, столько есте­ственной падшему человечеству. Человеки, увлекаясь земным красноречием святых учителей, незаметно для себя принимали слово спасения, облекавшееся в земное витийство. Напротив того, ученый Арий, несмотря на то что был пресвитером, крас­норечивый Несторий, несмотря на то что был патриархом, и многие другие, подобные им, находясь в высоких санах цер­ковных, сделались ересиархами и еретиками по той же причи­не, по которой погряз в глубине мысленного моря венец уче­ности своего века Ориген. Говорит святой Григорий Синаит: «Иже кроме Духа пишуще и глаголюще, и Церковь созидати хотяще, суть (телесни) душевни, яко иже негде глаголет Божест­венный Апостол, Духа не имуще [1333]. Таковии бо повинни суть клятве, глаголющей: Горе, иже мудри в себе самих, и пред собою разумни! [1334] От себе бо глаголют, а не Дух Божий в них есть глаголяй, по Господню словеси. От своих бо помысл прежде чистоты глаголющий прельстишася духом мнения. О сем бо Притча глаголет: Видех мужа непщевавша себе мудра быти, упование же имать безумный паче его [1335]. И еже: Не бывайте мудри о себе [1336], Премудрость нам заповедает. Но и сам, исполненный Духа Божественный Апостол исповедует, глаголя: не бо довольни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога [1337]. И еже: Яко от Бога, пред Богом, о Христе глаголем [1338]. Таковых бо словеса несладо­стны и непросвещенны, не от живого бо источника Духа при­ем л юще глаголют, но яко от некоего езера тименна, от сердца ищущего и питающего пьявиц, и змий, и жаб похотей и кипе­ния, и невоздержания, и вода разума их смердяща, мутна же и теплохладна, от неяже пиющие на недугование и гнусность и блевание пременяеми обращаются»[1339].

Священное Писание, изученное по букве плотскими и ду­шевными человеками, послужило для них к изобретению ере­сей, к погублению ими и себя и других. Святой апостол Петр сказал о посланиях святого апостола Павла, что их некоторые ненаученные и неутвержденные развращают (по русскому переводу: превращают), якоже и прочия Писания к своей погибели им [1340]. Здесь весьма правильно употреблены слова развращают и превращают: потому что плотский и душев­ный человек, не понимая духовного смысла в Писании, дает ему смысл сообразно своему устроению. Иначе это и быть не может: ведь надобно же душевному человеку получить ка­кое-либо понятие при чтении или изучении Божественного Писания, а Писания он не способен понимать как должно; следовательно, по необходимости он дает себе понятие, какое ему заблагорассудится. Происхождение Священного Писания, способ понимания и объяснения его изображены с полною ясностию святыми апостолами Петром и Павлом. Святой Петр говорит: Всяко пророчество книжно по своему сказанию не бывает (по русскому переводу: никакого пророчества в Писа­нии нельзя разрешить самому собою). Ни бо волею бысть когда человеком пророчество, но от Святаго Духа просвещаеми, глаголаша святии Божий человецы [1341]. Это значит: как про­изнесено Слово Божие, или Священное Писание, при посред­стве Святого Духа, так только при посредстве Святого Духа оно может быть и объясняемо, следовательно, и понимаемо.

Святой апостол Павел говорит: Божия никтоже весть, точию Дух Божий. Мы же не духа мира сего прияхом, но Духа, Иже от Бога, да вемы, яже от Бога дарованная нам: яже и глаголем, не в наученных человеческия премудрости словесех, но в наученных Духа Святаго: духовная духовными сразсуждагоще (по русскому переводу: духовное излагая духовно) [1342]. Отсюда видно, что в изложении и объяснении Писания ни­сколько не участвовала человеческая ученость, нисколько не участвовало школьное изучение Писания, изучение его буквы, которыми отличались и хвалились иудейские книжники и фарисеи, которое имел и апостол Павел, которое он вменил для себя в тщету ради превосходнейшего познания о Христе Иисусе, даруемого Святым Духом[1343]. После вышеприведенного Апостол продолжает: Душевен человек не приемлет яже Духа Божия: юродство бо ему есть, и не может разумети, зане духовне востязуется (по русскому переводу: потому что о духовном надо рассуждать духовно) [1344]. Это сказал Апостол изсвоего опыта. Он, находясь в состоянии плотского, душевного человека, был изучен Писанию о вере в Бога по современному обычаю, преобладавшему тогда между иудеями, уничтожив­шему между ними духовное понимание закона[1345], соделавшему иудейских богословов не способными познать и принять Бога, явившегося им во образе человека с неоспоримыми и яснейшими свидетельствами Божества Своего. При обраще­нии из иудейства в христианство святой Павел весьма быстро перешел из состояния душевного к духовному по причине, пред­шествовавшей обращению строго нравственной жизни[1346]. Обиль­но наученный Святым Духом, он узнал на себе, что прежние его познания, также обильные в своем отношении, не только не объясняли для него Бога, но и закрывали Бога от него, омрачали его, делали врагом Божиим[1347], отнимали у него воз­можность покоряться учению Христову[1348], представляли ему уче­ние Христово странным, диким, нелепым, богохульным[1349]. Стран­ным показалось оно иудейскому учителю Никодиму[1350]; жесто­ким и невыносимым показалось оно многим таким, которые уже были учениками Богочеловека и последовали Ему в Его странствии[1351]. Этим соблазнившимся и оставившим Боже­ственного Учителя ученикам Он сказал: Дух есть, иже ожив­ляет, плоть (то есть плотское разумение Слова Божия)² не пользует ничтоже: глаголы, яже Аз глаголах вам, Дух суть и Живот суть [1352]. Плотское разумение Слова Божия приводит к неверию, к соблазну самым всесвятым Словом Божиим, к ложным и превратным заключениям и мнениям, к оставле­нию Бога, к погибели. И Никодим, уверовавший в Богочело­века ради знамений, совершаемых Богочеловеком, соблазнился Его Словом, давая Слову Божию плотское значение. На сло­ва Господа: Аще кто не родится Свыше, не может видети Царствия Божия, Никодим возражает: Како человек может родитися, стар сый? еда может второе внити во утробу матери своея,.и родитися [1353]. При смирении душевный человек может низлагать свои помыслы, взимающиеся, на разум Божий и пленять всяк разум в послушание Христово [1354]; но при гордо­сти, при высоком мнении о своих познаниях, при доверии к своему разуму и ведению необходимо должен душевный человек счесть юродством, то есть нелепостию или безумием, Слово Божие, как сказал святой апостол Павел, как доказали это на самом деле иудейские ученые архиереи и священники, от­вергнув Господа, как это доказали и доказывают бесчисленные сонмы еретиков, отвергавшие и отвергающие Божественную Истину. — Все, имевшие ученость мира сего и занявшиеся потом очищением себя посредством духовного подвига, ис­кренно сознаются, что они должны были вынести тяжкую борьбу с помыслами человеческой мудрости, восставшими с жестокою силою против евангельского учения и оспаривав­шими с необыкновенною упорностию у Евангелия владыче­ство над умом подвижника. Состояние душевное и плотское есть следствие нашего падения: оно есть состояние возмущения против Бога и вражды на Бога. — По неспособности душев­ного человека правильно понимать духовное Святая Церковь воспрещает чадам своим произвольное объяснение Священ­ного Писания, а заповедует строго держаться истолкования, сделанного Писанию святыми Отцами[1355]; она заповедует всем, желающим с подробностию и точностию узнать христианство, особливо пастырям и учителям, по приобретении познания от человеков и из книги, приобрести познание христианства деятельное и живое жительством по евангельским заповедям, распятием плоти со страстями и похотями [1356], причастием Боже­ственной Благодати Святого Духа. Весьма справедливо пре­подобный Марк назвал теоретические познания о христиан­стве — вводными. Сей богомудрый Отец с особенною ясностию излагает необходимость познаний опытных и благодатных, показывает то страшное душевное бедствие, в которое впадает приобретший первые познания и вознерадевший о приобрете­нии вторых. -«Ученые, не радящие о духовной жизни, — ска­зал святой Марк в ответе ученому, утверждавшему, что уче­ные пребывают вне падения, поддерживаемые своею ученостию, — ниспав одним разом в ужасное и сугубое падение, то есть в падение возношением и нерадением, ниже могут вос­стать без молитвы, ниже имеют откуда пасть. Ибо какая еще может быть причина (забота) для диавола бороться с теми, которые всегда лежат долу и никогда не востанут. Есть неко­торые, иногда побеждающие, иногда же побеждаемые, падаю­щие и востающие, оскорбляющие и оскорбляемые, борющие­ся и боримые; а другие, пребыв в первом падении своем, по причине крайнего невежества, ниже знают о себе, что они пали. К ним-то с соболезнованием обращается с речью Про­рок: Еда падаяй не востает, и отвращаяйся не обратится [1357] И еще: Востани, спяй, и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос [1358]. К нехотящим восприять (этот) труд востания и пребывания в молитве и подвергнуться лишениям по причине благочестия, ради будущего Царства, говорит: В погибели твоей, Израилю, кто поможет тебе? [1359] Несть струп, ни язва, ни рана палящая [1360], не какое-либо зло, из случающихся без согласия воли: ибо сия рана — произвольна, и есть грех к смерти, не исцеляемый ниже молитвами других. Врачевахом, говорит Пророк, Вавилона и не изцеле [1361]: ибо самопроизволен сей недуг, и несть пластыря приложити, ниже елеа, ниже обязания [1362], то есть вспомоществований от других... Вот и Ветхий Завет останавливает уповающего на себя и возношаю-щегося премудростию своею: Буди уповая на Господа, гово­рит он, всем сердцем твоим: о твоей же премудрости не возносися [1363]. Это — не одни только слова, как некоторым пока­залось, приобретшим по сей причине книги, узнавшим напи­санное в них, ничего из написанного не исполнивших на деле, а только напыщавающимся нагими разумениями. Таковые превозносят себя похвалами за слова и изыскания; они носят между людьми, не знающими дела, громкое название любо-мудрых; но, не коснувшись трудолюбия, ниже тайно научив­шись делу, приемлют от Бога и от мужей трудолюбивых и благочестивых великое поречение (осуждение, нарекание): ибо они злоупотребили вводительным разумением Писаний, упот­ребив его на показание себя (пред человеками), а не на дело, и лишились действующей благодати Святого Духа. Они суть хвалящиеся в лицы, а не в сердцы [1364]. Посему не знающие дела должны коснуться его (приняться за него): ибо сказанное в Писании сказано не только для того чтоб знали, но и чтоб исполняли то. Начнем дело: таким образом постепенно пре­успевая, найдем, что не только надежда на Бога, но и извещен­ная вера, и нелицемерная любовь, и непамятозлобие, и брато­любие, и воздержание, и терпение, и глубочайшее разумение сокровенного, и избавление от искушений, и дарование даров (духовных), и исповедание сердечное, и прилежные слезы до­стаются верным молитвою; и не только сие, но и терпение приключающихся скорбей, и чистая любовь к ближним, и по­знание духовного закона, и обретение правды Божией, и наи­тие Святого Духа, и подание духовных сокровищ, и все, что Бог обетовал подать верным человекам и здесь, и в будущем веке. Отнюдь невозможно душе восстановить в себе образ Бо­жий иначе, как только благодатию Христовою и верою челове­ка, когда человек пребывает во многом смиренномудрии при непарительной молитве в уме. Как же лишившиеся таковых и толиких благ, по причине своего неведения и о молитве нера­дения, говорят: мы не пали, и приписывают себе премудрость, ниже ведая своего падения, несчастные по причине падения, еще более несчастные по причине своего незнания? Они при­обретают только то, что утверждают нас более веровать Писа­нию, говорящему, что премудрость мира сего буйство у Бога [1365], а сходящая от Бога, Свыше есть от Отца светов [1366], и знаме­ние ее — смиренномудрие. Но хотящие угождать человекам вместо Божественной Премудрости усвоили человеческую; на-пыщаемые ею и превозносясь ею внутренно, они обольстили многих незнающих, склонив их любомудрствовать не в тру­дах благочестия и молитвы, а в препретельных словах человеческой мудрости [1367], которую Апостол часто порицает и называет упразднением Креста Христова. Он говорит в По­слании к Коринфянам: Не посла мене Христос крестити, но благовестити: не в премудрости слова, да не испразднится Крест Христов [1368]. И еще: буяя мира избра Бог, да премуд­рым посрамит; и худородная мира и уничиженныя избра Бог, и не сущая, да сущая упразднит: яко да не похвалится всяка плоть пред Богом [1369]. Если Бог благоволит не к словам еллинской премудрости, но к трудам молитвы и смиренномудрия, как показано, то точно: суемудрствуют те, которые, оставив первый образ благочестия, как неудобоисполнимый, не хотят спастись ни вторым, ниже третьим способом, но пребывают вне священной ограды»[1370].

Ересь — грех ума. Сущность этого греха — богохульство.

Будучи собственно грехом ума, ересь не только омрачает ум, но и сообщает особенное ожесточение сердца, убивает его вечною смертию.

Этим грехом человек всего ближе уподобляется падшим духам, которых главный грех — противление Богу и хула на Бога.

Отличительное свойство падших духов — гордость; отли­чительное свойство и еретиков — гордость, которой очевид­нейшее проявление состоит в презрении и осуждении всех, не принадлежащих к их секте, омерзение ими, лютая нена­висть к ним. Но существенное проявление гордости в ерети­ках и раскольниках состоит в том, что они отвергши Богопознание и Богослужение, открытые и преподанные Самим Богом, усиливаются заменить их Богопознанием и Богослу­жениями самовольными, богохульными и богопротивными. Зараженного ересью и расколом диавол не заботится иску­шать другими страстями и грехами очевидными. И зачем искушать диаволу того и бороться с тем, кто при посредстве смертного греха — ереси — и убит вечною смертию, и заживо уже составляет достояние диавола? Напротив того, диавол поддерживает еретика и раскольника в воздержании и прочих наружных подвигах и видах добродетели, чтоб этим поддер­живать его в самодовольстве и заблуждении, а правоверных личиною святости, которую носит на себе еретик, привлечь к ереси, или, по крайней мере, привести к оправданию и неко­торому одобрению ее, также к сомнению в правоверии и к холодности к нему.

Обладающий сокровищем подвергается нападениям разбой­ников, а у кого нет ничего, того не беспокоят разбойники. Имеющий сокровище правоверия жестоко наветуется врагом! Враг усильно нападает на правоверного, старается представить его пред обществом человеческим в состоянии побеждения, с такою же целию, с какою старается представить еретика добро­детельным и достойным уважения. С такою неудобопостижимою хитростию действует лукавый дух в пользу ереси и во вред истинного христианства. К несчастию, эта кознь его весь­ма удается ему! Ею он уловляет в погибель тысячи человеков.

Многие проводили самую строгую подвижническую жизнь, пребывая в ереси или расколе; когда ж приняли православие, подверглись различным слабостям. К какому это должно при­вести заключению? — К такому, что в первом состоянии враг не ратовал против них, признавая их своими, а во втором — восстал против них лютою войною, как против таких, которые явно объявили и исповедали себя противниками его. Священное

Писание называет лукавого духа не только врагом, но и мсти­телем (Пс. 8, 3). Он не только враждует против человека, но, будучи заражен лютою завистию к человеку, не может равнодушно видеть, что человек совершает добродетели и благоугождает Богу, и мстит человеку за его богоугодные дела, наводя на него бесчисленные искушения и извне — от злых людей, — и внутри, воздвигая в человеке различные страсти.

Странное влияние имеют раскол и ересь на самое тело че­ловека! Ожесточение духа сообщается телу. Не для всех за­метно это при жизни человека, но по смерти тело еретика и раскольника мгновенно каменеет, мгновенно начинает изда­вать неприступное зловоние. И это совершается особенно над теми из них, которые проводили самую строго подвижниче­скую жизнь и были знаменитыми учителями своей секты и заслужили всеобщее уважение слепотствующего мира; они-то и издают по смерти своей самое ужасное зловоние; из иссох­ших тел их открываются потоки смердящего гноя; затрудни­тельно совершение погребения их и присутствие при нем. Бесы соприсутствуют могилам их и являются при них в разных видах или для устрашения, или для обольщения.

Еретику неудобоприступно покаяние и познание Истины. Доступнее покаяние и истинное Богопознание для прелюбо­деев и уголовных преступников, нежели для еретика и рас­кольника, особливо если он ученый и подвижник. Доказали то и другое явные грешники и ученые сектанты, современные Христу, упоминаемые в Евангелии: грешники приняли и Господа и Предтечу Его, между тем как книжники, фарисеи и саддукеи отвергли и Иисуса и Иоанна.

Несродно чувство покаяния тому, кто вполне доволен со­бою, а кругом себя видит только соблазн и недостатки всех родов. Признающему себя разумным паче всех несродны ал-кание и жажда беспредельной Божественной Истины, вполне насыщающей питомца своего и возбуждающей таким насыще­нием еще большую алчбу и жажду благодатной правды. Не­сродно отвергнуть свое богохульство тому, кто признает это богохульство святою Истиною; несродно ему узреть Святую Истину, потому что самый орган зрения, душевное око, ум его ослеплен ложью. Обращение еретика и раскольника к правоверию — особенная милость Божия — устраивается особенным Промыслом Божиим для избранников, известных единому Богу. Человеческие средства к обращению расколь­ников и еретиков — бессильны.

Хотя на Первом Никейском Соборе против Ария и его еди­номышленников стояли светильники Церкви: Афанасий Ве­ликий, Николай Чудотворец, Иаков Низибийский[1371], Спиридон Тримифунтский, хотя действовали не только силою сло­ва, но и силою знамений, однако не смягчили ожесточенного сонмища еретического и ересиарха Ария, до конца жизни пре­бывшего упорным и верным своему заблуждению, как пове­ствует Церковная История.

Словопрение — самое слабое оружие против еретиков, ору­жие более вредное, нежели полезное. Оно делается таким со­образно свойству душевного недуга — ереси. Гордая ересь не терпит обличений, не терпит побеждения. От обличений она ожесточается; от побеждений приходит в неистовство. Это доказали бесчисленные опыты.

Побеждается ересь кротким увещанием; еще удобнее — молчаливым приветствием, смирением, любовию, терпением и долготерпением, молитвою прилежною, исполненною собо­лезнованием о ближнем и милосердием к нему. Ересь не мо­жет быть побеждена человеком, потому что она изобретение, начинание демонское. Победителем ее может быть един Бог, призванный к борьбе с нею и к поражению ее смирением человека пред Богом и любовию этого человека к ближнему.

Желающий успешно сражаться против ереси должен быть вполне чужд тщеславия и вражды к ближнему, чтоб не выра­зить их какою насмешкою, каким колким или жестким сло­вом, каким-либо словом блестящим, могущим отозваться в гордой душе еретика и возмутить в ней страсть ее. Помазуй струп и язву ближнего, как бы цельным елеем, единственно словами любви и смирения, да призрит милосердый Господь на любовь твою и на смирение твое, да возвестятся они сердцу ближнего твоего, и да даруется тебе великий Божий дар — спасение ближнего твоего. Гордость, дерзость, упорство, вос­торженность еретика имеют только вид энергии: в сущности они — немощь, нуждающаяся в благоразумном соболезнова­нии. Эта немощь только умножается и свирепеет, когда про­тив нее действуют безрассудною ревностию, выражающеюся жестким обличением.

Ересь есть нрикровенное отвержение христианства. Когда человеки начали оставлять идолопоклонство, по его очевид­ной нелепости, и приходить к познанию и исповеданию Иску­пителя, когда все усилия диавола поддержать между челове­ками идолопоклонство остались тщетными, тогда он изобрел ереси, и посредством ереси, сохраняя для держащихся ее че-ловеков имя и некоторую наружность христиан, не только отнял у них христианство, но и заменил его богохульством.

Что такое значит арианство? — Это отречение от Христа и христианства, — отречение от Бога. Если Сын — тварь, как утверждал Арий, то нет и истинного в Трех Лидах Бога. Если Сын — не Бог, то где же вочеловечение Бога? где причастие человеческого естества естеству Божию[1372], приобретенное для человеков вочеловечением Бога? где спасение? где христиан­ство? — Не веруяй в Сына ни Отца имать [1373], — говорит Сло­воБожие. Арианство — и безбожие и богохульство.

Что такое несторианство? — отвержение вочеловечения Бога Слова. Если родился от Девы простой человек, то где же зачатие от Святого Духа[1374] — где событие слов Писания: Слово плоть бысть [1375]? Где рождение Сына Божия[1376]? где христиан­ство? — Повторяется Несторием Ариева ересь, но под другою личиною: сущность этих ересей одна — отвержение Христа, а посредством отвержения Христа — отвержение от Бога.

То же делает Евтихий и монофелиты: сливая в Богочелове­ке два естества и две воли воедино и утверждая, что во Хрис­те человечество исчезло в Божестве, как капля вина в обшир­ном море, они приходят к той же цели, хотя с другой сторо­ны, к какой пришли Арий и Несторий: потому что, отвергая присутствие человеческого естества в вочеловечившемся Сыне Божием, они непременно отвергают все, что претерпел Гос­подь как человек, следовательно, отвергают и искупление че­ловечества страданиями и смертию Господа, — отвергают все христианство.

К тому же стремятся и иконоборцы. Отвергая возможность изобразить Христа живописью, они косвенно отвергают при­шествие Сына Божия в плоти человеческой. — Если Сын Божий был облечен плотию, то имеется полная возможность Его, неизобразимого по Божественному естеству, изображать как человека. Если можно изображать Его, то изображения Его должны быть особенно почитаемы. Мы почитаем изобра­жения наших родителей, царей, начальников, благодетелей, ставим их на почетные места: тем более должна быть уважае­ма икона Спасителя нашего, а по ней иконы Божией Матери и всех святых.

То же усиливается совершить папизм; так называется ересь, объявшая Запад, от которой произошли, как от древа ветви, различные протестантские учения. Папизм присваивает папе свойства Христовы, и тем отвергает Христа. Некоторые за­падные писатели почти явно произнесли это отречение, ска­зав, что гораздо менее грех — отречение от Христа, нежели грех отречения От папы. Папа есть идол папистов; он — боже­ство их. По причине этого ужасного заблуждения благодать Божия отступила от папистов; они преданы самим себе и сата­не, изобретателю и отцу всех ересей, в числе прочих — и папизм. В этом состоянии омрачения они исказили некото­рые догматы и таинства, а Божественную Литургию лишили ее существенного значения, выкинув из нее призывание Святого Духа и благословение предложенных хлеба и вина, при кото­ром они пресуществляются в Тело и Кровь Христовы. Эта су­щественная часть Литургии находилась во всех Литургиях, преданных Апостолами Христовыми по всей вселенной, — на­ходилась и в первоначальной Литургии Римской[1377]. — Никакая ересь не выражает так открыто и нагло непомерной гордости своей, жесткого презрения к человекам и ненависти к ним[1378].

Протестанты восстали против заблуждений папистов, — правильнее, — восстали против уродливой власти и божествен­ности пап; но так как они действовали по побуждению страс­тей, утопая в разврате, а не с прямою целию стремления к Святой Истине, и не так, как искал ее Корнилий Сотник, то и не оказались достойными узреть ее. Всяк делаяй злая, нена­видит Света, и не приходит к Свету [1379]. Протестанты из всех заблуждений папистов отвергли только нечестивое мнение их о папе; прочим заблуждениям папистов они последовали, мно­гие погрешности усилили, к прежним заблуждениям и ошиб­кам присовокупили много новых. Так, например, они отверг­ли все таинства, самое священство; отвергли вовсе Литургию; отвергли все церковные предания и предоставили каждому из своих последователей объяснять Священное Писание по про­изволу, между тем как оно, будучи произнесено Святым Ду­хом, может быть и объяснено только Святым Духом[1380].

К ересям должно отнести и то учение, которое, не прикаса­ясь ни догматов, ни таинств, отвергает жительство по запове­дям Христовым, и дозволяет христианам жительство язычес­кое. Это учение, которое по наружности кажется как бы не враждебным христианству, в сущности вполне враждебно ему: оно — отречение от Христа. Сам Господь сказал: Исповем им — признающим устами Господа, а делами противореча­щим Его воле — яко николиже знах вас, отыдите от Мене, делающий беззаконие [1381]. Вера может быть живою только при делах веры; без них она мертва[1382]. Впрочем, и самое правиль­ное понятие о догматах христианских теряется от жизни нехристианской. Еще в то время, когда идолопоклонство было очень сильно, еретики проводили жизнь языческую. Святой Афанасий Великий делает это замечание о арианах, которые предавались увеселениям идолопоклонников и сходствовались с ними нравственностию. В новейшие времена языческая жизнь явилась первоначально в недре папизма; языческое чувство и вкус папистов выказываются с особенною яркостию в приме­нении искусств к предметам религии, в живописных и изваян­ных изображениях святых, в их церковном пении и музыке, в их религиозной поэзии. Все школы их носят на себе отпеча­ток греховных страстей, особливо сладострастия; там нет ни чувства целомудрия и благопристойности, ни чувства просто­ты, ни чувства чистоты и духовности. Таковы их церковная музыка и пение. Их поэт, описывая освобождение Иерусали­ма и гроба Господня, не останавливается призывать музу; он воспевает Сион вместе с Геликоном, от Музы переходит к Архангелу Гавриилу. Непогрешающие папы, эти новые куми­ры Рима, представляют собою образцы разврата, тиранства, безбожия, кощунства над всем святым. Языческая жизнь с своей комедией и трагедией, с своими плясаниями, с своим отвержением стыда и пристойности, с своим блудом и прелю­бодеянием и прочими обычаями идолопоклонников, во-пер­вых, воскресла в Риме под сению богов его — пап, оттуда разлилась по всей Европе. При посредстве ересей и, наконец, при посредстве языческой жизни все язычники, принявшие некогда христианство, оставили и оставляют христианство, возвращаются к прежнему совершенному неведению Бога и к служению демонам, хотя уже и не в форме идолопоклонства.

Какая причина такового действия ереси? Причина заклю­чается в том, что этот страшный грех, заключающий в себе хулу на Святого Духа, совершенно отчуждает человека от Бога и, отчуждив от Бога, предает во власть сатаны. В этом состоянии человек не способен ни к какому помышлению, ощущению, деянию духовному, а следовательно, не способен к состоянию духовному; напротив того, развиваются в нем сильно состояния душевное и плотское. В нем обильно исто­чается премудрость земная, душевная, бесовская, исполнен­ная зависти, рвения, гордыни[1383]. — Кротости, любви, назида­тельного смирения нет в этой премудрости: она многоглаголи­ва и велеречива, обильна знанием человеческим и бесовским, преисполнена самообольщения, и обольщает внимающих ей. Она не может быть иною, потому что помыслы — чуждого благодати Божией — еретика находятся под постоянным наси­лием и руководством падших духов. Это непонятно и невероят­но для многих; таковые пусть услышат определение духоносного мужа, который сказал: «Благое не может быть веруемо или действуемо, точию о Христе Иисусе и Святом Дусе»[1384]. Помыш­ление, слово, дело, чтоб быть достойными Господа, должны быть помазаны благодатию Святого Духа; те же помышления, слова и дела, которые не имеют сего помазания, принадлежат ветхому человеку и мерзостны Богу, как бы ни казались по наружности своей, пред судом мира, мудрыми и добрыми.

Состояние отчуждения от Бога, состояние самообольщения, омрачения ума, движение сильнейших страстей было всегда состоянием еретиков, особливо ересиархов. Обыкновенно они были преданы различным страстям. Евтихий был крайне ко­рыстолюбив, и, вопреки обету иноческого нестяжания, нако­пил значительные деньги. Аполлинарий и в старости своей имел наложницу. Арий написал «Талию» — сочинение в стихах, до нас не дошедшее, исполненное бесстыдного разврата. Это со­чинение начали было читать на Первом Никейском Соборе, но Отцы Собора отказались слушать его, так оно было срамно, и предали огню экземпляр, им представленный. Таковы произве­дения и новейших еретиков. Они исполнены адского кощун­ства, дерзких, ложных умствований, страшного бесстыдства и разврата. Понятие, которое дается о них здесь, еще очень сла­бо пред понятием, которое получается о них от чтения их писа­ний. Не может придти на ум обыкновенного человека то, что произнесли и написали ересиархи. Впрочем, все сочинения ере­тиков составлены под влиянием духов и заключают в себе нрав­ственный яд, убивающий душу вечною смертию. Догматичес­кие книги их непременно содержат ложные догматы и хулу на догматы, преподанные Святой Церкви Святым Духом; их кни­ги о подвижничестве, хотя по наружности и представляются преподающими учение о высочайших добродетелях и состоя­ниях христианских, но в сущности суть плоды и выражение самообольщения и бесовской прелести, непонятной для толпы; их нравственные писатели преподают нравственность, свойствен­ную ветхому Адаму, так как они о ней только имеют понятие, а отнюдь не нравственность христианскую, вполне недоступную для их ума и сердца. Романы, комедии и прочие сочинения, явно греховные, исполненные сладострастия, также суть плоды ереси; некоторые из таковых сочинений написаны духовными лицами, как, например, «Телемак» написан Фенелоном. Чтение всех этих книг крайне вредно, хотя для неопытных глаз в одних из них яд приметен, а в других очень скрыт. Неприметность яда не уменьшает его силы: напротив того, утонченные яды действу­ют с особенною разрушительностию. Чтение догматической, особ­ливо подвижнической еретической книги возбуждает нередко блудные помыслы, а чтение романов возбуждает помыслы неве­рия, разных недоумений и сомнения относительно веры. — Не­чистые духи и грехи имеют сродство между собою: доброволь­но подчиняющийся одному греху невольно и по необходимости подчиняется влиянию другого, по причине сродства лукавых духов и страстей. Опыт доказывает, что к ереси и безбожию люди перешли наиболее из развратной жизни, и наоборот, ересь всегда влечет за собою расстройство нравственности по причине сродства грехов между собою. Первоначальное действие всех еретических книг состоит в возбуждении помыс­лов сомнений о вере: «Охраняйся, — сказал святой Исаак Сирский, — не прочести догматов еретических: сие бо есть вооружающее яко наимножайше на тя духа хулы»[1385]. Дей­ствуют ли в ком хульные помыслы? поколебался ли кто в доверенности к Православной Церкви, которая одна есть истинная Христова Церковь? Сделался ли кто универсаль­ным христианином, принадлежащим, — по своему сердеч­ному убеждению, или правильнее, по своему совершенному неведению христианства, — одинаково ко всем исповеданиям, и потому не принадлежащим ни к какому? — Знай, что он приведен к этому состоянию чтением еретических книг или беседами с зараженными этим чтением.

Люди, преданные сладострастию, с особенною охотою чи­тают еретические книги о христианском подвижничестве и совершенстве, а нравственных книг Православной Церкви чуждаются и отвращаются. Какая тому причина? — сходство в настроении духа. Эти люди находят наслаждение в чтении книги, написанной из мечтательности и самосмышления, приправленной утонченным сладострастием, тщеславием, высокоумием, которые кажутся благодатию умам и сердцам, не очищенным истинным учением Христовым. Православные книги призывают к покаянию и оставлению греховной жизни, к самоотвержению, к самоосуждению и смирению, чего имен­но сын мира и не желает.

Идолопоклонство и всякого рода явное отвержение Бога можно уподобить открытому яду; от него всякий удобно мо­жет остеречься. Ересь можно уподобить пище, имеющей по наружности прекрасный вид, но отравленной ядом: такая пища — тот же яд, от которого уже трудно остеречься как потому, что яд замаскирован, так и потому, что прекрасный вид и благоухание пищи возбуждают в человеке естествен­ное его желание насытиться и насладиться пищею. Ересь всегда сопутствуется лицемерством и притворством; она мно­гоглаголива, велеречива, обилует ученостию человеческою: и потому удобно привлекает к себе людей и уловляет их в погибель; несравненно более людей уловлены в вечную смерть посредством ереси, нежели посредством прямого отверже­ния Христа.

О расколе

Расколом называется нарушение полного единения со Свя­тою Церковию, с точным сохранением, однако, истинного уче­ния о догматах и таинствах. Нарушение единения в догматах и таинствах — уже ересь.

Собственно раскольническими церквами могут быть назва­ны в России только единоверческие церкви и церкви, находя­щиеся в ведомстве главных священников (бывших обер-священников). Первые отличаются в некоторых обрядах, что не имеет никакого влияния на сущность христианства, а вторые не имеют над собою епископа, вопреки церковным правилам. К образованию первых послужило отчасти невежество, припи­сывающее некоторым обрядам и обычаям более важности, не­жели сколько эти обряды имеют; а к образованию вторых по­служило протестантское направление некоторых частных лиц. В первых церквах заметен избыток набожности, доходящий до суеверия и лицемерства, а во вторых избыток вольности, доходящий до крайнего небрежения и холодности. Когда хри­стианин обратит все внимание свое на наружные обряды, то непременно он оставляет без внимания существенную часть христианства: очищение внутренних сосудов, следовательно, лишается всего духовного преуспеяния и истекающего из этого преуспеяния истинного познания Христа, то есть делается чужд истинного христианства. Когда же, напротив того, христианин к вере холоден и ее наружные обряды совершает с небрежени­ем, то этим удаляет от себя Бога, Который желает, чтоб Его служители служили Ему со страхом и трепетом, и делается безбожником и еретиком.

Прочие раскольники в России должны быть признаны вме­сте и еретиками: они отвергли таинства Церкви, заменив их своими чудовищными изобретениями; они уклонились во мно­гом от существенного христианского вероучения и нравоуче­ния; они совершенно отреклись от Церкви.

Впрочем, не должно обвинять во всем раскольников. За­падное просвещение так сильно нахлынуло в Россию, что оно вторглось и в Церковь, нарушило ее восточный православный характер, хотя нарушило его в предметах, нисколько не каса­ющихся сущности христианства. Эти нарушения восточного православного характера соблазняют раскольников, огорчают сынов Церкви, основательно изучивших христианство. Эти нарушения так мелочны, что могут быть весьма скоро устра­нены. Россия уже не повинуется и не подражает слепо Евро­пе; она подвергает западную образованность благоразумной критике; она желает явиться в обществе европейских госу­дарств в собственном своем характере, а не в характере, взя­том на время заимообразно, напрокат. К достижению этого она уже делает попытки, на которые мы сейчас укажем.

Все русские поняли, что итальянские картины не могут быть святыми иконами. Между тем итальянская живопись взошла почти во все православные русские храмы со времен преобразования России на европейский лад. Эта живопись соблазняет раскольника, огорчает истинно православного; она — западный струп на православном храме. С кого италь­янские живописцы писали изображения святейших жен? с своих любовниц. Знаменитые Мадонны Рафаэля выражают самое утонченное сладострастие. Известно, что Рафаэль был развратнейший человек, желал выразить идеал, который дей­ствовал бы на него наиболее сильно, и нередко кидал кисть, чтоб кинуться в объятия предстоявшей ему натурщицы. — Другие живописцы, которых талант был грубее, нежели та­лант Рафаэля, выражали сладострастие на своих мнимых ико­нах гораздо ярче; иные выразили уже не одно сладострастие, но и бесстыдство, неблагопристойность. Иконы некоторых святых мужей списаны с женщин, как, например, знаменитое изображение Иоанна Богослова, написанное Доминикенем. Иконы некоторых мучеников итальянские любострастные живописцы написали с своих товарищей разврата, после ночи или ночей, проведенных ими беспорядочно, когда это поведе­ние напечатлелось на изнуренных их лицах. Все движения, все позы, все физиономии на итальянских картинах, или вооб­ще на картинах, написанных западными еретиками и изобра­жающих священные предметы, — чувственны, страстны, при­творны, театральны; ничего в них нет святого, духовного; так и видно, что живописцы были люди вполне плотские, не имев­шие ни малейшего понятия о состоянии духовном, никакого сочувствия к нему, и потому не имевшие никакой возможности изобразить человека духовного живописью. Не имея понятия о том, какое положение принимают черты лица углубленного в свою молитву святого мужа, какое положение принимают его глаза, его уста, его руки, все тело его, — они сочиняют в неве­жественном воображении своем произвольную, невежествен­ную мечту, сообразно этой мечте устанавливают натурщика или натурщицу, — и отличная кисть изображает на полотне совер­шенную нелепость так, как красноречивейший оратор по необ­ходимости должен бы был произнести самую бестолковую речь, если б заставили его говорить о предмете, вовсе не известном ему. Воспитанники русской Академии художеств образовались по образцам западным и наполнили храмы иконами, вполне не достойными имени икон. Если б эти иконы, пред которыми опускаются долу взоры целомудренные, не стояли в храме, то никто и не подумал бы, что им приписывается достоинство икон. Светский человек, насмотревшийся на все и имеющий обширную опытность, не может себе представить того действия, которое такие изображения имеют на девственную природу. Некоторый старец, проводивший в пустыне возвышенную монашескую жизнь, должен был по некоторым обстоятельствам приехать в Петербург. Здесь он был приглашен однажды вече­ром набожною старушкою-дамою для духовной беседы. В это время дочери старушки одевались, чтоб ехать на бал. Одев­шись, или, правильнее, обнажившись по требованию современ­ной моды, они пришли к маменьке, чтоб поцеловать ее ручку и сесть в карету. Старец, увидав невиданное им никогда в жиз­ни — девиц, бесстыдно обнажившихся по уставу Запада, по уставу ереси и язычества, — пришел в ужас. Он уверял, что после виденного им соблазна уже не нужно являться самому диаволу для соблазна. Каково же видеть такому девственному оку подобное изображение на иконе, изображение, возбуждаю­щее не молитву, а самые нечистые страсти.

Несвойственность итальянской живописи для икон уже те­перь очевидна и признана. Но, к сожалению, современная мода устремилась к другой крайности: к подражанию старин­ной русской иконописи со всеми ее неправильностями и с присовокуплением разных несообразностей новейшего изоб­ретения. — Здесь новый повод к соблазну. Пред такою ико­ною не соблазняется раскольник, не могущий отличить пра­вильного рисунка от неправильного, — соблазняется пред нею легкомысленное чадо новейшего прогресса. Видя уродливость изображений на иконе, это чадо соблазняется, смеется, ко­щунствует. Его поверхностное образование и просвещение не дают ему возможности отделить в Церкви установлений свя­тых и Божественных от того разнообразного сору, который в различные времена вносился в Церковь немощию, ограниченностию, греховностию человеческою, сообразно духу века. Это чадо новейшего прогресса, чуждое здравого смысла, видя не­достаток, внесенный в Церковь человеческою немощию, тот­час колеблется в доверии к самой Церкви, начинает осуждать ее, делается чуждым ее. Сколько вредно соблазнять расколь­ников, столько вредно соблазнять и современное поколение; сколько нужно снисходить немощи раскольников, столько необходимо снисходить и немощи питомцев новейшего про­гресса. Безпреткновени бывайте, — сказал святой апостол Павел иудеям и эллинам[1386].

В наше время искусство живописи достигло высокой степе­ни усовершенствования. Живописец, желающий писать ико­ны, достойные Божия храма и назидательные для христиан, имеет для сего наибольшие средства, чем когда-либо; но дол­жен непременно проводить жизнь самую благочестивую, чтоб стяжать опытное познание духовных состояний, должен быть знаком в особенности с благочестивыми иноками, чтоб на ли­цах их усмотреть то глубокое спокойствие, тот отпечаток не­бесного тихого радования, ту младенческую простоту, кото­рые являются на этих лицах от тщательной молитвы и от других благочестивых занятий. Пусть он всмотрится в есте­ственность их движений, в отсутствие в них всего сочиненно­го, всего придуманного. Правильность рисунка необходима для иконы; притом нужно изображать святых свято, такими, какими они были, простыми, спокойными, радостными, сми­ренными, в таких одеждах, какие они носили, в положениях и движениях самых скромных, исполненных благоговения, основательности, страха Божия. Изображению святого долж­ны быть чужды изысканная поза, движение, изображающее восторженность, положение лица романическое, сентименталь­ное, с открытым ртом, с закинутою кверху головою или с сильно устремленными кверху глазами. Последнее положе­ние, к которому обыкновенно прибегают для изображения молитвенного состояния, именно и воспрещается иметь при молитве святыми Отцами. Также не должно изображать свя­тых жен и дев с опущенными книзу глазами: дева начинает тогда опускать вниз глаза, когда явится в ней ощущение гре­ховное; в невинности своей она глядит прямо.

Также начинают многие понимать, что итальянское пение нейдет для Православного Богослужения. Оно нахлынуло к нам с Запада, и несколько десятилетий тому назад было в особенном употреблении. Причастный стих был заменен кон­цертом, напоминавшим оперу. Ухо светского человека, преда­ющегося развлечениям и увеселениям, не поражается так силь­но этою несообразностию, как ухо благочестивого человека, проводящего серьезную жизнь, много рассуждающего о своем спасении и о христианстве, как о средстве к спасению, жела­ющего от всей души, чтоб это средство сохранялось во всей чистоте своей и силе, как сокровище величайшей важности, как наследство самое драгоценное для детей и внуков. Надо знать, что в России вся масса народа проводит жизнь самую серьезную, будучи поставлена в необходимость проводить та­кую жизнь обстоятельствами. Жизнь развлеченную, веселую, в сфере современного прогресса, могут проводить весьма не­многие, потому что для такой жизни нужны достаточные ма­териальные средства. Веселящиеся на земле не должны су­дить о прочих человеках, как они обыкновенно это делают, по себе. Для того чтоб один веселился, часто тысяча и тысячи должны нести тягчайший труд, проливать горькие слезы и кровавый пот: как мысли и чувства этих тысяч могут быть одинаковы с веселящеюся единицею? Страдания и плач есть достояние падшего человека на земле, как научает нас Еван­гелие, и этот падший и погибший человек приходит в церковь Божию излить пред Богом именно горестные чувствования свои, раскрыть пред Богом бедственное состояние свое. Боль­шая часть молитв, поемых и читаемых в церкви, выражают прошения погибшего о помиловании, развивают понятие о погибели человечества, показывают её многоразличные оттен­ки и признаки, заключают в себе исповедание человеческого падения вообще и исчисление частностей падения. Они пере­ходят по временам к славословию Бога, к радостному хвале­нию действий Искупителя и Искупления: но и это славосло­вие и эти хвалы произносятся узниками, заключенными в тем­нице, получившими надежду на освобождение, но еще не получившими освобождения. Радость, производимая надеждою спасения нашего, по необходимости соединена в нас со скорбным ощущением греховного плена. Весьма справедливо святые Отцы называют наши духовные ощущения «радосто-печалиемь. Это чувство вполне выражается знаменным напе­вом, который еще сохранился в некоторых монастырях и ко­торый употребляется в единоверческих церквах. Знаменный напев подобен старинной иконе. От внимания ему овладевает сердцем то же чувство, какое и от пристального зрения на старинную икону, написанную каким-либо святым мужем. Чувство глубокого благочестия, которым проникнут напев, приводит душу к благоговению и умилению. Недостаток ис­кусства — очевиден; но он исчезает пред духовным достоин­ством. Христианин, проводящий жизнь в страданиях, борю­щийся непрестанно с различными трудностями жизни, услы­ша знаменный напев, тотчас находит в нем гармонию с своим душевным состоянием. Этой гармонии он уже не находит в нынешнем пении Православной Церкви. Придворное пение (здесь указываю наиболее на обедню; впрочем, «Господи, по­милуй», поемое на Литургии, уже поется и на всех церковных последованиях), ныне взошедшее во всеобщее употребление в православных церквах, необыкновенно холодно, безжизнен­но, какое-то легкомысленное, срочное! Сочинения новейших композиторов выражают настроение их духа, настроение за­падное, земное, душевное, страстное или холодное, чуждое ощущения духовного. — Некоторые, заметив, что западный элемент пения никак не может быть соглашен с духом Право­славной Церкви, справедливо признав знаменитые сочинения Бортнянского сладострастными и романическими, захотели помочь делу. Они переложили, с сохранением всех правил контрапункта, знаменный напев на четыре голоса. Удовлетво­рил ли труд их требованию Церкви, требованию её духа? Мы обязаны дать отрицательный ответ. Знаменный напев напи­сан так, чтоб петь одну ноту, а не по началам (partheses), сколько бы певцов ни пели ее, начиная с одного певца. Этот напев должен оставаться неприкосновенным: переложение его есть непременно искажение его. Такой вывод необходим по начальной причине: он оправдывается и самим опытом. Не­смотря на правильность переложения, канон Пасхи утратил свой характер торжественной радости и получил характер пе­чальный: это уже не восторг, произведенный воскресением всего рода человеческого во Христе, это — плач надгробный.

Изменение характера, хотя и не так чувствительное, заметно во всех переложениях знаменного напева и других церковных древних напевов. В некоторые переложения трудившиеся в них внесли свой характер, уничтожив совершенно церковный характер: в них слышна военная музыка, как, например, в «Благослови, душе моя, Господа», коим начинается всенощ­ная. Отчего так? Оттого, что переложение совершалось под руководством военного человека, человека вполне светского, образовавшего свой вкус по музыке антицерковной, вносив­шего поневоле, по естественной необходимости свой элемент в элемент чисто церковный знаменного напева. Знаменный напев должен оставаться неприкосновенным: неудачное пе­реложение его знатоками музыки доказало эту истину. От всякого переложения характер его должен исказиться. Старин­ную икону не должно покрывать новыми красками, оставляя неприкосновенным её рисунок: это было бы искажением её. Никакой благоразумный человек, знающий отлично иност­ранные языки, не решится на перевод с них математической книги, не зная математики. Отчего же не придержаться того же благоразумия относительно церковного пения тем знатокам музыки, которые чужды благодатного духа церковного, даруе­мого Богом за глубоко благочестивую жизнь. Таково суждение не какого-либо частного человека, таково суждение Право­славной Церкви. Святой Дух возвестил, что песнь Господня не может быть воспета на земли чуждей [1387]. Не способен к этой песни не только сын мира, но и тот глубоко благочестивый христианин, который не освободил еще от ига страстей своего сердца, которого сердце еще не свободно, еще не принадле­жит ему, как порабощенное грехом. Не способен еще к тому тот, кто на поприще христианского подвижничества, весь день сетуя ходит, то есть находится еще в постоянном созерцании греха своего и в плаче о нем, во внутренней клети которого еще не раздался глас радования, радующийся в духовных селе­ниях праведников. Кто ж способен воспеть песнь Господню? в чьей душе она может родиться в утешение и наслаждение той душе, в утешение и наслаждение всей Православной Церкви?