О понятии местного самоуправления

Что такое местное самоуправление? Очевидно, это самоуправление, осуществляемое общностями людей на местах. Но какой смысл при этом вкладывается в тер­мин «самоуправление»? Надо сказать, что его столь час­то употребляют политики и ученые, публицисты и ря­довые граждане, что он в какой-то мере разделил судьбу термина «социальный», который, как показал в свое время Ф. Хайек, превратился в слово-«ласку» с начисто выхолощенным смыслом¹. Даже в таком серьез­ном издании, как «Политический энциклопедический словарь» из трех приведенных определений «самоуправ­ления» при внимательном рассмотрении оказывается, что ни одно строго не соответствует самому понятию [См.: ПЭС— С.346]. Известный американский полито­лог Дж. Сартори показал, что концептуально само­управлению легко дать определение. Оно обозначает, что мы управляем сами собой². Но в том-то и дело, что в эмпирической реальности, в условиях общественного разделения труда, такое встречается крайне редко, да и то не в полном смысловом объеме. Иначе говоря, само­управление есть теоретическая абстракция и необходи­мо отдавать себе отчет о границах ее практического применения, то есть в какой степени и в каких преде­лах слово соответствует своему референту. Абстрактная идея самоуправления вообще хороша как лозунг, как нормативный идеал, однако не всегда, а лишь в усло­виях полного отсутствия самоуправленческих начал в обществе, в рамках тотальной централизации управле­ния (хотя бы такую систему и прикрывала фиктивная ширма «самоуправления трудящихся», как это было в социалистических странах). Таким образом, как пока­зал Дж. Сартори, понятие самоуправления (в том числе

¹ Достаточно сказать, что в марксистско-ленинской, коммунисти­ческой и анархистской фразеологаи это один из центральных терми­нов, отражающий специфику управления, приходящую на смену и противостоящую государственности.

² Здесь и далее при рассмотрении понятия самоуправления ис­пользован подход, предложенный Дж. Сартори в его «Пересмотренной демократии».

и местного) приобретает конкретно-историческое со­держательное наполнение, когда мы ставим вопрос о его интенсивности. Тогда оно варьируется в соответст­вии со своим пространственным и временным распро­странением.

Действительно, если принять гипотезу максималь­ной интенсивности, буквального значения термина, то мы вынуждены будем ее проиллюстрировать случаями либо внутреннего индивидуального самоуправления (самоуправления), либо совершенного деспота само­управленца (единоуправленца). Но и в том, и в другом случае пространственная распространенность самоуправления равна нулю, поскольку речь идет об одном лице. Другой пример — самоуправление в античном полисе, которое имеет все же меньшую интенсивность, подразумевает менее точное значение слова: в лучшем случае мы подразумеваем быстрое и всеобъемлющее чередование представителей власти и подчиняющихся этой власти. Наконец, если воспользоваться примером самоуправления в современном городе, то нельзя не согласиться, что термин «самоуправление» здесь ис­пользуется в значительной степени метафорически, об­разно. Момент самоуправления при этом означает «быть управляемым с близкого расстояния, а не изда­лека», и полное значение сохраняет только в противо­положность централизации, «управлению сверху». Са­моуправление в городе означает чаще всего автономные местные органы управления, самоуправляемые в смыс­ле большей степени по сравнению с политической сис­темой, для которой характерна централизация. Можно сказать так: «нулевая» интенсивность самоуправления соответствует его общемировому распространению. Это позволяет согласиться со следующей закономерностью: интенсивность достижимого самоуправления находится в обратной зависимости от пространственного распро­странения самоуправления. Если же иметь в виду не про­странственно-территориальное, а временное распро­странение самоуправления, то данная закономерность принимает такую форму: интенсивность возможного са­моуправления находится в обратном отношении к про­должительности требуемого самоуправления. Это означа­ет, что максимальная интенсивность самоуправления, которую можно наблюдать, например, в моменты ге­роического и революционного напряжения людей,

кратковременна, может соответствовать минимальной продолжительности.

Значит ли все это, что термин «самоуправление» на­прочь лишается смысла в современном обществе? Нет, не значит.

Ибо, во-первых, не следует оценивать как невероятное то, что является невозможным (тем более «не возможным в полном объеме»); а во-вторых, надо учитывать, что за термином «самоуправление» сегодня скрывается некая эмпирическая реальность. Разумеется, речь идет не о реальности мира коммунистического самоуправления как антипода государственного управ­ления, утверждающегося по мере «отмирания» государ­ства. Имеется в виду практическая реальность, пред­ставленная территориальными общностями людей и избираемыми ими органами управления, не отрицаю­щими государственное управление, а дополняющими его на местах, выступающими не антиподом, а партнером государства.