Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма Святителя Николая на Берсеневке, председатель Союза православных братств

С отцом Даниилом я познакомился на Крутицком подворье в конце 90-х годов, он тогда был еще диаконом. Он был, как известно, принципиальным сторонником креационизма, т. е. буквального понимания дней творения. Было интересно наблюдать убежденного, ироничного, остроумного оппонента эволюционистов, на теории которых мы воспитывались и в советской шко­ле, и даже, в какой-то степени, в стенах духовных учеб­ных заведений. Позже, здесь же, на Крутицком подворье, я присутствовал на занятиях по Библии, которые прово­дил отец Даниил. Он был блестящим знатоком Священно­го Писания. Меня поразило тогда, с каким восхищением и радостью объяснял он Писание, как светился при этом.

Батюшка был очень динамичным человеком, как сей­час, вижу его бодро идущим в рясе и плаще, с сумкой через плечо. Мне он представлялся абсолютно бесстрашным: он поразительно мало беспокоился о том, чтобы организо­вать массовку, группу поддержки на своих захватывавших дух диспутах. Помню первый диспут с мусульманами в гостинице «Россия» незадолго до ее демонтажа (я тогда еще подумал: случайно ли избрали объект с таким назва­нием накануне его слома?). Ведущим диспута был Максим Шевченко, и вел он его, на мой взгляд, профессионально и достаточно корректно. В зал набилось несколько десят­ков темпераментных молодых мусульман — студентов различных московских вузов. Оппонентом отца Даниила был бывший священник В. Полосин (я учился с ним в Мо­сковской духовной семинарии). Энергетика в зале зашка­ливала. Отец Даниил пришел со своими соратниками, которые количественно сильно уступали другой стороне.

Но как он выступал! Опытный полемист, прямолинейный, бесстрашный, мужественный, резковатый, неподдающийся. Тема диспута была — доказательства Богодухновенности Писаний обеих религий. Отец Даниил оперативно, логически четко выстраивал систему аргументов, уверен­но оперировал цитатами. В какой-то момент ситуация достигла крайнего напряжения, из зала стали раздаваться угрожающие крики. Отец Даниил оставался хладнокров­ным, его оружием было Слово Божие — «меч обоюдоо­стрый, доходящий до разделения души и тела».

Всего я был на трех диспутах отца Даниила с мусуль­манами. Как мог, поддерживал его, подбрасывал записки с некоторыми аргументами по ходу полемики. После на­шумевшей статьи отца Даниила в журнале «Русский дом» с резкой критикой старообрядчества я инициировал его диспуты с ревнителями старой веры. Идея возникла во время работы Международной конференции по старо­обрядчеству, проходившей в Старообрядческом духовном училище на Рогожском. Поделился этой идеей с молоды­ми наиболее активными старообрядцами—те горячо под­держали. Диспуты проходили в Доме российской прессы, рядом с нашим храмом. Здесь же прошел круглый стол о единоверии. Опять знакомая картина — отец Даниил пришел с парой соратников, в то время как старообрядцы пришли в значительном количестве. Немало было при­сутствующих, которые были, что называется, не в теме. Модератором первого диспута пришлось быть мне. Отец Даниил, полемизируя со старообрядцами, убежденными в своей правоте и весьма начитанными в области исто­рии, каноники и прочем, не ставил под сомнение право- славность старых обрядов. Он акцентировал внимание на пагубности раскола и на необходимости послушания епископам — блюстителям веры Вселенской Церкви, го­ворил о том, что текст «Символа Веры» в новообрядной редакции буквально соответствует греческому оригина­лу. Старообрядцы, ссылаясь на различные примеры, от­стаивали правильность и авторитетность древнерусско­го текста, хранимого ими. Разгорелся спор. Со стороны старообрядцев отцу Даниилу по этому вопросу наиболее компетентно оппонировал один из преподавателей Ста­рообрядческого духовного училища, знаток греческого языка. Прошедшие диспуты я считаю очень полезны­ми — они дали большую пищу для размышлений и срав­нений. Жаль, что их было немного и что они затухли.

Отец Даниил поражал своей неутомимостью, он бук­вально искрился идеями. Батюшка являл собой потрясаю­щий пример бескомпромиссного следования за Христом, предания себя в Его волю. Вечная ему память!

Таких отпеваний за 22 года своего священства я не припомню. Весь день прошел в разгово­рах и воспоминаниях об убиенном. Хотя я не был слишком близок к отцу Даниилу, но много читал из написанного им и слышал рассказы о его деятельности — как восто­рженных, так и весьма критичных. На мой взгляд, значе­ние отца Даниила заключается, прежде всего, в «дебло­кировке страха» перед таким мощным, прямо скажем, пугающим явлением современности, как ислам. В самом деле, посмотришь по новостям о взрывах с десятками жертв, казнях по приговорам шариатских судов или по­читаешь историю — как жили под османским игом бал­канские народы, — невольно охватывает ужас и оцепе­нение. Но видишь подчеркнутый монотеизм исламской доктрины, положительные явления в жизни исламских стран (отсутствие алкоголизма, порнографии, открытой проституции и прочее) — это заставляет мозг работать, анализировать, сравнивать. И — сталкиваешься с таким бесстрашным, бескомпромиссным анализом, критикой, выявляющей уязвимые места оппонентов, как у отца Да­ниила. Справедливости ради должен сказать, что мои контакты с представителями исламского мира были всегда довольно корректными и доброжелательными. Вспоминаю свою поездку в Узбекистан в 80-е годы. Одна из целей поездки — поближе познакомиться с одной из мировых религий. Заходил я тогда в мечети в Ташкенте и Самарканде, общался с муллами и простыми мусульма­нами, присутствовал на мусульманском погребении и т.д. Были контакты и в Москве, и в других местах, например во Владикавказе в прошлом году. Тогда мне запомнил­ся один симпатичный мусульманин, член Евразийского движения А. Дугин. Очень доброжелательный, адекват­но оценивающий ситуацию, лояльно относящийся к хри­стианству. Только раз я почувствовал напряжение, когда в перерыве во время конференции Российского общена­родного движения, проходившей в Колонном зале Дома Союзов в 90-е годы, соприкоснулся с известным мусуль­манским деятелем Н. Ашировым. Нет, никаких инциден­тов не было, просто мы молча встречались в фойе — и нам нечего было сказать друг другу. После минутного замеша­тельства мы разошлись в разные стороны. Когда я видел тысячи людей, в едином порыве поклоняющихся Всевыш­нему, мужчин, с искрой в глазах говорящих о своей вере, то невольно задумывался — а насколько внушительно выглядим мы в нашей повседневной церковной жизни? Сутолока в храме, небрежное совершение крестного зна­мения и поклонов, отсутствие единого устава о поклонах, залихватский партес в пении, сентиментальность в жи­вописи, примитивность и теплохладность в проповеди, мочение лбов вместо канонического погружения при кре­щении — все это заставляло задуматься: а насколько это привлекательно для суровых горцев и горячих арабов? Главная задача, на мой взгляд, заключается в следую­щем: как нащупать баланс, сочетание двух вещей: твердое стояние в своей вере, искренне сознаваемой единственно истинной, с доброжелательным отношением к иноверцам как к гражданам одного с нами государства, с которыми могут быть и должны быть точки соприкосновения, об­щие дела, но, естественно, без компромиссов в вопросах веры. Между тем, пока мы ищем эти балансы, жизнь стре­мительно развивается — вот уже мы слышим не просто о тревожной, а о шокирующей статистике о том, что в Мо­скве славян чуть более 30%, что в столице проживающих из мусульманских регионов уже больше, чем славян. Вот и знакомый священник подлил масла в «мысленный жар», рассказав, что его духовное чадо работает в одной из мо­сковских клиник, где за последние две недели не роди­лось ни одного славянина, а рожденными представитель­ницами других народов были забиты все коридоры.

Безусловно, наследие отца Даниила должно быть осмыслено, проанализировано и продолжено с более или ме­нее существенными коррективами. Главное, чтобы оно реа­лизовывалось в жизни без таких трагических последствий, как убиение незаурядного московского пастыря.