Вдоль нижней галереи Гостиного двора тянулись лавочки купцов-арендаторов. Были скобяные, мебельные, галантерейные, канцелярские магазинчики, лавки одежды, обуви. Вдоль северной галереи располагались мясные магазины. По всему периметру лавки чередовались закусочными с «раздробительной» продажей вина и водки. Кроме этих уютных забегаловочек, была в Гостином дворе и приличная большая столовая. Внешне Гостиный двор выглядел, как крепость. Южные и северные ворота на ночь запирались. Внутри двора была территория для возов, коней, сена, овса. Товары купцов хранились на глухой антресоли, расположенной над галереей по всему периметру. Эта антресоль имела древнее русское название ОБЛОМ. По ночам Гостиный двор охраняли сторожа. Но, если они зазеваются, воры, подставив лестницу, подбирались к облому и взламывали его, хотя это было и не так просто: надо было ломами отдирать плахи.
Еще два крупных базара были к югу от Ушайки. Один из них – конный – стоял на месте нынешней электростанции у нынешнего ТЮЗа. Сюда приезжали торговать конями, попадая на базар с Московского тракта по мосту через озеро Исток, который находился в самом начале переулка Беленца.
Другой крупный базар на южной стороне города в те годы был на Новособорной площади. Он специализировался на торговле сеном, дровами и мясом. Но власти стремились удалить его отсюда. Особенно, когда начался второй этап возведения собора после неудачного первого, кончившегося в 1850 году обрушением. Новый этап стройки начался в 1885 году. С этого момента Дума стала требовать его перемещения в Заисток. В 1890 году по святым мусульманским пятницам на Московском тракте, недалеко от городской больницы, на берегу озера Исток шумел базар.
Сюда же дума старалась переместить и мясной базар, располагавшийся в оскорбительном для лютеран месте – прямо у входа в кирху Святой Марии (она была там, где ныне «чертово колесо» в горсаду).
Ко всем рынкам тяготели и увеселительные, злачные учреждения. В Карповском переулке, у щепного рынка, находилась харчевня Черемных – супругов, убитых грабителями в 1885 году. Через дом от этой харчевни, на улице Карла Маркса (нынешней), в доме Акулова был ресторан с громким претенциозным названием «Германия» Соломона Слуша.
На конном базаре тоже был ресторан «Орел» Каценбогена. А на сенном базаре при Новособорной площади веселил гостей цирк Архипова.
Были в городе и рынки помельче. Так, у Соляных амбаров располагался дровяной базар.
На перекрестке улиц Тверской и Алтайской сто лет назад был Мухино-Бугорский рынок. Но он просуществовал недолго: с началом строительства Мухино-Бугорской церкви (ныне Петропавловской) его снесли. Да и находился он в стороне от въездов в город. Для рынков отдавалось место на магистральных улицах, выходящих к тракту. Так, например, пользовался вниманием рынок в конце улицы Торговой при выходе ее к Спасскому выгону, то есть к нынешней улице Усова.
После революции появилось еще два солидных рынка. Один из них – у перекрестка ул. Красноармейской и пр. Фрунзе – на бывшей Сорочинской усадьбе. Он всегда бурно кипел, как настоящая Сорочинская ярмарка. Сюда любили ездить колхозники сел Коларова, Вершинина и Ярского, останавливались при этом в Доме колхозника, стоявшем наискосок от базара на ул. Красноармейской.
Второй из новых базаров середины ХХ века был на ул. Пирогова (там теперь школа №32). На этот базар носили молоко татарочки из Черной Речки и Тахтамышева – в своеобразных азиатских хурджинах, сделанных по-современному в виде сарафанов с четырьмя большими карманами: два на груди и два на спине, а в каждом кармане – по большой четверти молока. В итоге получалось, что несли они ведро молока ежедневно на Пироговку, а шли при этом пешком от своего села.
А вот у Башни, на нынешней ул. Пушкина, до войны располагался вещевой рынок, толкучка. После войны она была перемещена на ул. Новгородскую, а затем на Черемошники.
Названные продовольственные рынки просуществовали до 70-х годов. Уж очень они мозолили глаза Лигачеву, строящему коммунизм и не терпящему «пережитков капитализма». Центральный рынок угнали за Наземный мост, на Высыхающее озеро (бывшее Вильяновское). Гостиный двор, копию петербургского, велел взорвать. Рынки на Пироговке и Красноармейской были закрыты. Для горожан осталось идти или в овощные магазины, где «шаром покати», или с пересадками добираться на новый Центральный за Наземным мостом.
Теперь наступили новые времена. Все делается с размахом. Вот и на бывшем заводе матмашин открыли Кировский рынок. Правда, пока еще появляются и маленькие, стихийные рынки, как на Томске-I. С него мы и начали свой рассказ.
ПРОГУЛКА ПО ПРОШЛОМУ
(Интервью с Г. И. Бурматовым юнкора М. Болдышева, ученика 11 класса школы № 32 г. Томска для детской газеты «Муравейник» (2005, № 36)
Школа № 32 находится на пересечении улиц Ленина и Пирогова, в историческом и памятном месте. Здесь каждый дом имеет свою историю, связан с судьбой разных людей. Захотелось узнать, что было, кто жил много лет назад в районе, прилегающем к нашей школе. Какие-то дома исчезли, на их месте построены новые, какие-то сохранились. Мы, юнкоры «Муравейника», решили совершить экскурсию в прошлое, а в экскурсоводы взяли известного ^томского краеведа Геннадия Ивановича Бурматова.
Начали мы свою экскурсию от Лагерного сада, двигаясь по четной стороне улицы Ленина, или, как она давно называлась, Садовой. Перед нами целый комплекс зданий — так называемый Гостиный двор. Интересно, что всего 110 лет назад здесь был пустырь. А в начале XX века уже закончено строительство целого комплекса зданий. Сначала это был монопольный винный склад, но позже здесь не только хранили, но и производили винно-водочную продукцию. Кирпичный дом на углу назвали необычным словом — «Эсцин гауз» (от немецкого слова «эссенция» — одна из стадий производства спиртных напитков), так как в нём работали бродильные установки.
В советское время здесь тоже гнали водку из зерна, которое принимали у крестьян. В годы войны тут располагался эвакуированный из Москвы манометровый завод. Теперь здесь ряд магазинов. А угловое здание отдано НИИ фармакологии.
Движемся дальше по Ленина (Садовой). Переходим улицу Савиных, старое название которой — Евгеньевская. Мы видим длинный участок, тянущийся вдоль улицы до пересечения с Советской. 100 лет назад он принадлежал мещанке Анне Воловиной. В истории нашего города её имя мало известно. Но в архивах сохранилась информация, что она сдавала часть дома в аренду братьям Волынским, которые прославились тем, что примерно 125 лет назад, ещё до Макушина, открыли первую в Томске частную библиотеку, а также занимались попечительством бедных. В это же время на участке нынешнего супермаркета «999» находились усадьбы О. Замятина, Анисьи Ярославцевой, Платона Чернакова, Н. Ростовцева, Констанции Рыбкэ. Но вернёмся к Анне Воловиной. Позже она продала свой участок известному томскому художнику Сергею Ивановичу Голубину. Сергей Иванович Голубин (1870 -1956 гг.) — художник, живописец, график, мозаист, ученик П. Е Чистякова и И. Е. Репина. Родился в Петербурге, но 40 лет его жизни связаны с Сибирью, в основном, с Томском. Голубину поступали заказы из Эрмитажа на воспроизведение картин Рембрандта, Рубенса и других известных западноевропейских художников. Сейчас его работы находятся в различных музеях России.
В 1969 году весь квартал от улицы Савиных до Учебной снесли, а на его месте построили универмаг, который сейчас переименован в «999».
Пересекаем улицу Учебную, называемую когда-то Симоновской. В 1875 году здесь проживали мещанин Никитин, а со стороны улицы Пирогова (Сковородовской) — мещанин Константин Камышников. К началу XX века жильцы сменились, на этом месте было построено множество красивейших деревянных особняков. На углу улиц Ленина и Учебной поселился С. Н. Волынский — тот самый, который основал библиотеку. За его особняком в соответствующей последовательности были особняки Александры Владимировны Кац, Анимпадиста Алексеевича Пылкова, Вячеслава Захаровича Вебера, П. Долгановой, Н. Г. Меньшикова, Анастасии Малевской, и на углу Пирогова — Ольги Сперанской.
Некоторые из этих домов сохранились и по сей день. В 1954 году было начато строительство так называемого «профессорского дома». Строили его заключенные, из тюрьмы, расположенной неподалеку. Через 3 года в новостройку вселились жильцы. На первом этаже этого дома был магазин, называвшийся в народе «профессорским». Там всегда имелись дефицитные в ту пору продукты: директор магазина умел позаботиться об этом. Школьники и студенты обходили магазин стороной: как-то неудобно было стоять в одной очереди с преподавателями и профессорами.
Учащихся школы № 32, да не только их, интересует комплекс зданий за красным кирпичным забором на пересечении Пирогова и Ленина. В 1920 году на месте усадьбы Сперанской был построен весовой завод. В 50-е годы сюда въехал опытный цех «Полюса». На нём производилось оборудование для космических спутников и ракет. Завод работает до сих нор. Лет 20 назад частыми гостями там были космонавты А. Леонов и Н. Рукавишников.
И вот мы перед школой. В 1860 году здесь стоял дом крестьянки Матрены Задворской. Позже её усадьбу купил Алексей Андреевич Введенский и построил здесь свой особняк. Теперь он — часть школы № 32.
Рядом со школой находится неприметный одноэтажный домик — мазанка. В 1870 году принадлежал он мещанину Кобзареву, а в 1907-м — Антонине Путольевой, которая во времена нэпа устроила там трактир. В 1954 году дом перешёл к Спириным. Прослеживая историю этого дома, можно заметить, что он с момента постройки принадлежал украинцам, они продали его тоже украинцам, и, что самое интересное, сейчас его хозяева тоже украинцы. Известна эта усадьба тем, что в одном из её флигелей жил в последние свои годы профессор медицины Н.В. Вершинин.
На месте сегодняшнего Дома культуры ТЭМЗа 135 лет назад красовался особняк купца Моисея Хаймовича. 38 лет спустя его хозяйкой стала Анна Константиновна Королёва.
Теперь перейдём Садовую и пойдём по нечётной стороне к Лагерному саду. На месте главного корпуса ТПУ в 1870-х годах находилось деревянное здание лазарета. На этой же стороне улицы Аркадия Иванова (Тюремной), тянулось обширное имение купца Сечкина. Он прославился тем, что выделил землю под строительство технологического института и другие государственные постройки. Его сын первым из томичей получил образование в стенах Санкт-Петербургского университета. У потомков Сечкина арендовал землю известный садовод П. Я. Перов. Его сад давал обильные урожаи. Во время войны Перов грузовиками отправлял на фронт яблоки, выращенные в своём саду.
В 1850 году там, где сейчас 9-й корпус ТПУ, находилась содержательная тюрьма (не пересыльная, как считают некоторые краеведы). Собственно, само здание никуда не делось. Девятый корпус находится в той самой тюрьме. Почти все прилегающие к тюрьме здания являлись административными. Вот, например, на проспекте Ленина в деревянном здании с кирпичной нижней частью (архитектор Оржешко) жили служащие тюрьмы. Достопримечательностью этого дома был витраж на центральном окне, но, к сожалению, он не сохранился до наших дней. Позади этого дома находились большие деревянные корпуса дома умалишенных. Рассматривалось предложение построить здесь психбольницу, но, так как это почти центр города, её построили в другом месте. Здания «психушки» превратили в квартиры, сейчас в них живут люди.
В 1877 году район между улицами Тимакова (Владимирской) и Учебной (Симоновской), принадлежал офицеру Пономареву.
На углу нынешних Учебной и Ленина в 1865 году по документам проживала мещанка Анна Феофанова, в 1908 — В. И. Морозов. А позже — известный купец Егоров. Поскольку Феофанову и Морозова не знают в Томске, возможно, они были подставными, а Егоров был настоящим хозяином. Его красивый деревянный особняк стоит и по сей день. Во дворе был большой флигель, к сожалению, не сохранившийся. Об этом доме ходит множество слухов. Одни утверждают, что здесь был публичный дом. Геннадий Иванович лично расспрашивал бывших гувернанток этого дома и потомков Егорова. Все они говорили, что ничего подобного там не было. В доме проживала многочисленная родня купца.
Ещё один слух — будто из егоровского дома к реке ведёт подземный ход. Действительно, такой ход существовал. Сейчас его засыпали, но осталась маленькая ложбина. Только шёл он не от самого особняка, а из флигеля. Сохранились ещё деревья из егоровского сада.
Вот и закончилась наша экскурсия. Благодарим Геннадия Ивановича, без которого она бы не удалась. Мы осмотрели лишь маленький уголок Томска. Но сколько интересного узнали от краеведа!
«А МЕСТО ДЛЯ ГОРОДА ВЫБРАНО УДОБНОЕ»
Немецкие исследователи еще столетия назад проявляли интерес к Томску
Романтика исследований в любой сфере человеческого познания у немцев всегда увязывается с пунктуальностью и скрупулезностью изучения. Это их качество особенно проявлялось при путешествиях по Сибири. Первые немецкие путешественники удивлялись у нас тому, что, хоть Сибирь и холодна, но «...В Томске очень короткая зима», – так писал в 1673 году Рейтенфелъс. И Шлейзинг в 1690 году восторгался нашим летом: «Восемь недель подряд стоит летняя жара. И здесь очень много меду: целые деревья наполнены медом! Есть ценная лечебная трава горечавка, но томичи лечатся чесноком и водкой. Еще заливают в раны горячую смолу. Но это могут лишь русские».
Исследователь Сибири Миллер, посетивший Томск в 1740 году, имел глубокий научный подход к изучению нашего края. Он говорил: «Есть писатели, строящие название СИБИРЬ от слова ИБЕРИЯ. Я не разделяю их мнения. Если слово ЕВРОПА не могут объяснить, то можно ли так быстро – в отношении далекой от нас страны?». О Томске Миллер говорил: «Место для города выбрано самое удобное и весьма удачное, с пользой для Русского государства. Окружающая местность плодородна. Повсюду лежит рыхлый тучный чернозем. Поэтому Томский уезд – самый населенный из всех сибирских уездов». Миллер очень подробно переписал все бывшие в то время деревни с учетом до последнего дома. Скажем, про Белобородово он отметил: «В деревне 7 дворов». Он записал названия некоторых речек и деревень так, как их звали местные тюрки тех лет: БИ-ТОЯН-ТУРА - Эушта, ТОМИЮМ – Кисловка.
Через 30 лет после Миллера в Томске побывал Фальк. Этот исследователь тщательно обмерил нашу крепость и нашел, что она длинна, но не широка – всего сто метров шириной в поперечнике. Зато в ней размещаются «соборная церковь, магазин рухляди, канцелярия, хлебный и соляной магазины...». Пересчитал Фальк и всех наших монахов: мужчин оказалось шестеро, зато монахинь – 66. Сосчитал Фальк и представителей других профессий: 31 сапожник и 90 священнослужителей. «Вот только в Томске очень часты пожары. Ежемесячно горят дома», – отмечал Фальк и добавлял: «В городе очень хорошее правило – полиция взимает 10 рублей штрафа с хозяина сгоревшего дома. Но эта мера не помогает: люди пьянствуют и не уберегают жилище от пожара». Ну точно, как в наш XXI век!
Немцы в древности любили служить ВАРЯГАМИ (это слово на санскрите означает «защитник»). Вот и Шлейзинг в конце XVII века писал: «В Сибири много служит немецких офицеров». Действительно, даже в Именной книге томских казаков за 1680 год встречается «Васька Немчин из Немчин». Интересно, что эта фамилия Немчиновых сохранилась успешно в XIX веке. В 1881 году Немчиновы живут на юго-восточном углу нынешних ул. Р. Люксембург и пер. Кооперативного, а в 1882 году потомственный почетный гражданин Немчинов Андрей Яковлевич выделил 25 тысяч рублей в пользу погорельцев Заистока.
В конце XVIII века во всем внедрялась немецкая мода: появились магистраты, ратуши, ратнеры, ратманы. Даже трактиры назывались ГЕРБЕРГАМИ. Ровно 200 лет назад мещанин Иван Протопопов обратился в городскую думу с просьбой открыть герберг. И дума постановила: «Допустить Протопопова к содержанию герберга третьего номера (разряда), так как за Протопоповым никаких недопущений нет. В герберге он должен иметь и предоставлять для гостей ночлег без стола, но содержать чай, щеколад и табак. Солдат и всякого звания развратных людей не впускать».
Огромная протопоповская усадьба находилась на Уржатке. Тут, естественно, на Большой улице был и открыт первый герберг. В те же годы в Томске проживала вдова майора Арина фон Платтер. Позже ее дети породнились с поляками Плохоцкими, проживавшими на ул. Никитина в квартале между улицами Крылова и Затеевской, рядом с известным Хромовым, у которого жил Феодор Кузьмич.
В данной статье хочется отметить тех немцев, которые подолгу в Томске служили, оставались здесь будучи на пенсии и здесь же продолжали жить их дети, в отличие от губернаторов, служивших в Томске в течение двух-трех лет, а потом возвращавшихся в центр.
Долго проживала в Томске семья чиновника казенной палаты, коллежского советника Горт-де-Грота, а сын его, имея свой дом по соседству с отцом, долго числился «действительным студентом». Друг Батенькова Матвей Геденштром, всемирно известный ученый, выйдя на пенсию, выбрал для себя деревню Хайдукову, где прожил до самой смерти. За долголетнюю службу в 1819 году статский советник Миллер получил 617 десятин земли по нынешнему Коларовскому тракту. И только во второй половине XIX века дума выкупила эту землю в пользу города.
И в томском батальоне служили немцы. В 1887 году напротив нынешнего главпочтамта, в доме Сосулиных проживал полковник Биттнер. Часовые так рьяно охраняли его дом, что не позволяли томичам ходить по тротуару той стороны улицы. А в 1890 году у нас был даже свой Бирон, командир местного батальона. В 1898 году отличился 11-летний сын полковника Танненберга, проживавшего на юго-восточном углу ул. Солдатской и пер. Нечевского. Володя спас тонувшую в Томи семилетнюю девочку.
И не только служивые немцы были в Томске. Когда в 1823 году дума приняла решение о правилах обучения томских детей ремеслу, некоторые родители выбрали мастеров-немцев. Так, в документах архива за 1824 год записано: «Аграфена Смольянинова согласна отдать сына Федора в ученики к сапожному мастеру Фердинанду Эрцу, живущему в Нелюбине, но Эрц не имеет смелости брать в ученики некоренных жителей и спросил разрешения на это в цеховой управе. Ученик Эрцу отдан на 8 лет, а по окончании Эрц обязан обеспечить ученика инструментом, одеждой новой и сапогами».
В 1818 году славился в Томске аптекарь Мартин Кезер. И жил он примерно там, где сейчас Аптекарский переулок. А в середине XIX века был известен печных дел мастер Федор Янсон, проживавший рядом с тем местом, где ныне Штамовский институт, в доме Бардаковой. В 1881 году работала в лазарете первая женщина-хирург Софья Больбот, успешно удалявшая опухоли. Жила она на пер. Батенькова.
В 1874 году появился в Томске прусский подданный Карл Крюгер, арендовавший место у вдовы Силиной, проживавшей на углу нынешних проспектов Ленина и Кирова (Кирова, 2). Он спросил разрешения у думы построить пивзавод наверху, на площади, там, где ныне химический корпус ТПУ. Но дума ему ответила, что здесь у нее планируется базар. А Крюгеру выделила место за Университетской рощей.
Вторым пивным королем в те годы был еврей Рейхзелигман. Чтобы крепче держаться в кругу «королей», он в 1887 году окрестился в лютеранской церкви, где вице-президентом был известный в Томске аптекарь Бот, много лет торговавший лекарствами в доме Пушникова (напротив нынешнего «Киномира»). В 1890 году «ново-немец» открыл завод по производству пива на месте нынешнего электролампового завода на ул. Советской. В те же годы Рейхзелигман и Крюгер просили разрешения у думы открыть при пивных бильярды. Но дума им не позволила. (Не то что сейчас – масса игорных домов светит «бенгальскими» огнями).
В 1896 году рекордом по производству пива в Томске владели двое: за полгода немец Рейхзелигман выдал 10 тысяч ведер, а Крюгер – на тысячу меньше.
Заслуживает внимание колбасник Фильберт, имевший колбасную фабрику на нынешней улице Вершинина, вторая усадьба от угла с пр. Кирова. Так как он находился у выезда из города в дачные поселки Куташево, Аникино, Заварзино, то договорился с чиновниками доставлять им свои продукты. Но затем у Фильберта появились конкуренты. В 1898 году разбойники стали подкарауливать Фильберта на лесных дорогах на подъезде к селу, опрокидывать возы беспечного колбасника вверх колесами и воровать его колбасу.
В начале XX века томские немцы активно участвовали в общественной жизни города – Бот, Бруннов, Гут, Дюрихен.
Но наступил 37-й год и немцы «исчезли». Расстреляли всемирно известного философа Густава Шпета. Репрессировали тем же методом Федора Сакса. Семью последнего выгнали из Томска.
В 1941 году на Черемошниках появились немцы, пригнанные с Поволжья. Дали им багры в руки и заставили катать бревна из воды на берег.
Был, правда, среди них талантливый инженер, которому дали работу по специальности тут же, на балиндере, механиком. В газетах тех времен стала появляться его фамилия – лучший рационализатор Владимир Генрихович Баум.
Когда началась горбачевская перестройка, первым стал ходатайствовать о реабилитации всех поволжских немцев Баум. Он же стал договариваться с властями о праве организации в Томске общества немцев.
30 июля 1990 года в помещении «политпросвета» состоялась первая конференция томских немцев. Был солнечный день, и на душе у каждого присутствующего было столько радости, что выступающие с трибуны не стесняясь, говорили: «Наконец-то мы стали считаться людьми».
А через год общество получило дом для собраний на углу ул. Красноармейский и Карташова. Но этот дом только с виду казался домом. К началу ноября 1991 года немцы собрались на первую спевку хора, но не знали, куда встать: на всех углах с потолка лилась вода, так как на улице было около нуля и шел мокрый снег. Но настроение было веселое: ведь впервые старинные песни пели по сборнику, изданному еще при Екатерине II, и принесенному запевалой хора Альбиной Дитрих. Организатор общества Владимир Баум не пел, но тоже «под дождем с потолка» радовался вместе со всеми.
МАСТЕРА
ПРОФЕССИОНАЛЫ ДРЕВНЕГО ГОРОДА
Во времена Радищева
Говоря о прекрасных старинных зданиях Томска, мы уже привычно называем имена их проектировщиков: Лыгина, Хрянкова, Федоровского, по что мы знаем о тех, кто своими руками создавал деревянную красоту города, кто ковал витиеватые узоры балконов и козырьков парадных входов и крылечек?
В общем, получается, как в ироническом эпиграфе Некрасова:
– Папаша, а кто строил?
– Граф Кляйнмихель, душечка.
И все-таки еще есть возможность, опираясь на документы архивов, назвать наших томских «графов» в серых армячках, чьи плоды остались нам на века и продолжают радовать глаз своей неповторимостью.
Как известно, самыми древними профессиями являются профессии кузнеца, плотника, ткача. И фамилии во всех языках самые распространенные имеют в основе корень «кузнец» «плотник», «прядильщик»: Феррарь, Демирджи, Коваль, Циммерман, Вебер и другие. А еще масса Колесниковых (Ротарь на Западе).
Вот и у нас в Томске 200 лет назад при первой, так сказать, переписи зафиксировано 36 кузниц. Полтора десятка из них располагалось во рву под Воскресенской горой. Это сейчас данное место зовется Кузнечным взвозом. А еще полвека назад он выглядел сущим рвом. Автор помнит, как в те 50-е годы рискнувший спуститься по нему шофер опрокинулся вверх колесами и долго ревел, не имея возможности выбраться из заклинившейся кабины.
В том списке кузнецов 200-летней давности фигурирует еще один ров – «за ближним ключом», то есть в конце Карповского переулка. Тут жили знаменитые на весь Томск кузнецы: Гаврила Сафатов, Иван Брюханов, Гаврила Новгродцев. Дом последнего находился недалеко от его кузницы – возле угла Большой Подгорной и нынешнего Сакко. Его сын, Иван, в середине XIX века стал купцом.
Брат вышеназванного Сафатова Захар имел свою кузницу за Вильяновским озером (за нынешним Центральным рынком), вблизи Знаменской церкви. Наискосок от нее, через перекресток, жил еще один знаменитый купец Вагин, а также его сыновья, Петр с Яковом. (Среди ныне здравствующих Вагиных можно назвать Александра, недавно вышедшего на пенсию, а ранее возглавлявшего борьбу с наркоторговцами).
У Белозерья уже тогда существовал Кузнечный ряд (ныне Кустарный переулок). Здесь жили и имели кузницы Акулов, Заварзин, Баранов. Потомки Баранова в конце XIX века располагали в ряду тремя усадьбами.
Недалеко от Белого озера, во рву речки Белой, был еще один ряд кузниц. Он выходил на зады первых домов нынешней улицы Школьной и тоже назывался «рвом кузнечным». Жившие здесь в середине XIX века и имевшие кузницы Андрей Толмачев и Кузьма Тюкаев (инородец) располагали кузницами еще и в Белозерском Кузнечном ряду.
200 лет назад город своими застройками перекинулся и на левую сторону Ушайки, на Уржатку. Здесь открыли свои кузницы Федор Аркашев и Василий Сумароков – фамилии, известные вплоть до революции (полковник Сумароков руководил белогвардейским восстанием летом 1918 года).
На Уржатском переулке, в самом его начале, 200 лет назад была батальонная кузница, а также «анбар батальонный».
Были в те годы и кузницы на переулке Беленца – «кузницы под Юрточной горой». Здесь располагали как бы филиалами кузнецы, жившие на Песках: Степан Шихов, Антон Зеленин и другие.
А вот кузнечные ряды вдоль Московского тракта появились лишь в самом конце XIX века. Когда в те годы 200-летней давности проезжал здесь к Верхнему перевозу Радищев, он видел пустынные, поросшие лесом горы слева от дороги и заречный бор справа.
Теперь поговорим о плотниках первых лет Томской губернии. И даже чуть раньше, во времена Радищева.
Дело в том, что именно для Верхнего перевоза в 1800 году было решено построить «перевозное судно-самолет на летучую переправу». Среди гласных депутатов, принимавших решение, были уже известные Шихов и Аркашев.
В архивных документах значится: «21 марта тобольский губернатор прислал модель и план самолета на Томе...»
Для практического исполнения проекта ремесленный глава Иван Демков представил лучших плотников для постройки самолета. Среди них встречаются фамилии, дошедшие до начала XX века: Алексей Хромов, Николай Каптанчиков, Афанасий Вахрушев.
Весь материал был приготовлен на берегу, но в апреле Томь смыла его. Губернатор в депеше разразился бранью: «До сведения моего дошло...». В общем, он велел снова собрать деньги с томичей, закупить лес и строить самолет заново. И опять собрал самых лучших плотников. В дополнение к первому списку в новом значатся: Семен Глазов (его потомки стали купцами, жили на переулке Хомяковском, ныне пер. 1905 года), Дмитрий Сеченов, Семен Макаров (этим именем назывался потом переулок Типографский, где жили в середине XIX века Макаровы), Петр Колосов, Дмитрий Беляев. (Потомки двух последних тоже стали купцами: Колосов жил на улице Р. Люксембург, а Беляев – на углу Вершинина и Герцена. Этот дом фигурирует на страницах всех альбомов, посвященных томской старине).
Те же лучшие плотники Томска в 1802 году строили Думский мост через Ушайку. После завершения стройки провели испытание: «Мещанин Федор Степанов прогнал по Ушайкинскому мосту стадо рогатого скота в числе 35 голов без всякой опасности. Но к приезду тобольского губернатора есть опасность: как бы он не свалился...»
Вероятно, мост действительно был даже сразу после постройки не совсем надежен, если уже через полтора десятка лет возникла необходимость его переделывать при Батенькове.
В том же 1802 году городская Дума решила строить здание магистрата. Купцу Клемащеву, самому прекрасно разбирающемуся в строительстве, поручили собрать группу «знающих и хорошего поведения мастеров».
В 1820 году томичи решили силами собственных плотников и на деньги всех мещан, чиновников и купцов Томска построить для городского гарнизона две большие казармы и два дома для офицеров. Место выбрали там, где ныне находится стадион «Труд».
По этому случаю, томские купцы написали обращение к царю: «Мы надеемся, что скоро избавимся от занятия наших собственных домов под военные квартиры».
А вот как оценил намерение томичей командующий войсками Сибирского корпуса: «Строительство казарм одобряю, потому что батальон, оставаясь на квартирах, рассыпанных по городу, развращается в военной нравственности от раздробительного присмотру».
На строительство казарм томичи собрали 36 тысяч рублей. Проект составлял городской архитектор ДЕЕВ. Стройкой руководил ремесленный голова МАКАРОВ, печными работами – старшина мастеров каменного ремесла ВОРОБЬЕВ.
Каждому рабочему платили в день по 50 копеек – сумму для тех лет приличную. Строители трудились на совесть: под стенами забивали лиственничные стойки – длиной в два аршина (почти полтора метра).
Каждая казарма была рассчитана на одну роту (150-200 человек). Удобны были «офицерские светлицы». Простояли эти дома более века, пока после революции не сгорели. К этому моменту гарнизон уже разросся с батальона до двух полков и размещался в каменных Красных казармах, там, где сейчас подшипниковый завод, и в артиллерийских – у Лагерного сада.
Таковы были стройки двухвековой давности.
А ВО ГЛАВЕ ЦЕХА СТОЯЛ ТОВАРИЩ
Материалы областного архива свидетельствуют, что наблюдалось систематическое объединение мастеров в цехи еще в середине XIX века.
Так, в 1864 году в Томске действовали пять ремесленных цехов, во главе каждого из них стоял СТАРШИНСКИЙ ТОВАРИЩ. Был цех «часовщиков, серебряков, медяков, кузнецов…». В другом цехе были «столяры, тележники, колесники, живописцы…». В третьем – «сапожники, рукавишники, войлошники…». Несмотря на то, что во главе цеха стоял «товарищ», режим в этой организации был достаточно строг: за провинность могли наказать плетьми и перевести в цех слуг.
