Е издание, дополненное 2 страница

В 70-х годах ХIХ века Засухины продали угловое место майору Сазонову. В 1900 году он умер. Супруга его осталась одинокой вдовой. Этим воспользовалась кухарка, очень крупная и сильная баба. Ночью в спальне она связала хозяйку и насильно влила ей в рот отраву. Суд приговорил кухарку к 12 годам каторжных работ.

Там, где совершилось это преступление, ныне последние дни доживает мрачный дом, готовящийся под снос. А вот засухинский, построенный в 1896 году, до сих пор сохраняется в благополучном состоянии благодаря заботам жильцов, в частности, ветерана труда и службы связи Августы Васильевны Мартыновой, живущей тут уже 60 лет.

– Нашу необычную в Томске верандочку без конца приезжают смотреть экскурсанты, – говорит Августа Васильевна. – Без конца фотографируют и не знают, что раньше верандочка имела цветные стекла-витражи. Их в свое время купил для декораций один работник театра.

Ныне этот дом числится по ул. Никитина, 3. Но полтора века назад он со своей огромной усадьбой относился к Спасской.

В том же квартале, напротив бывшей бани, на углу пер. Плеханова сохранился дом ростовщика Яппо. А в глубине старой усадьбы виднеется трехэтажное здание. Проживающая в нем Елена Тихонова говорит:

– Здесь когда-то жил мой дед. А в доме была гостиница с длинными коридорами на каждом этаже. Во дворе была конюшня.

Наискосок от дома ростовщика Яппо до сих пор стоят дома трактирщика Лазаря Гершевича, полтора века назад купившего место у майорши Логиновой. В трактире Лазаря проходили такие гулянки, что от них становилось тошно всей округе. Но еще большей дурной славой стал пользоваться этот квартал, когда в 1903 году в доме № 19 по нынешней ул. Советской повторилось преступление, почти похожее на сазоновское. Здесь, в доме торговца Колпакова, вечером служанка подсыпала семье снотворного. Когда хозяева все заснули, она вывезла все ценное имущество из их дома и сама скрылась. Правда, в отличие от Сазоновой, хозяева остались живы.

Теперь этот квартал имеет ужасный вид. Дом Гершевича превращен в ночной склад весов и ящиков торговцев Плехановского рынка. Во дворе выпивают «из горла» какие-то темные личности. Такие же группки устраиваются и у ворот колпаковского дома.

И лишь оригинальные наличники окон этих домов напоминают об их древности. Узоры резьбы на окнах Гершевича похожи на двух бодающихся баранов, напившихся в его трактире. На фронтоне колпаковского дома изображен горшок с грубо торчащими из него листьями какого-то дикого растения, может быть, годного лишь на отраву хозяев.

А за колпаковским видны два дома хозяина «кирпичеделательного завода» Федора Федосеевича Пичугина. Его отец полтора века назад был здесь мещанином, а через четверть века умер купцом. Его вдова Александра через год построила деревянный двухэтажный дом. А сын продолжил дело отца. Он выстроил тут полукаменный дом. А летом любил жить за заимке у своего кирпичного завода, на нынешней ул. Косарева, 9. Он и сейчас красив, этот дом. Но раньше на нем были три башенки, как на церкви. Да и дом его на Советской улице тоже занимает уютное место: на горе, напротив трехэтажных домов, бывших когда-то жилищем причта кафедрального Благовещенского собора. Вот такое у Пичугина было святое соседство 120 лет назад.

Представляют исторический интерес и соседи Пичугина, жившие внизу, на северном углу переулка Беленца (Подгорного). Теперь тут стоит каменное 4‑этажное здание, построенное лет сорок назад на месте деревянного одноэтажного особняка, простоявшего более ста лет. Когда его сносили, власти даже не поинтересовались, чей же был этот дом? А здесь в 1853 году в семье чиновника родился будущий известный миру народоволец Александр Квятковский. Этот дом часто посещал анархист Бакунин, а декабрист Батеньков жил здесь в 1856 году все лето и осень. Отсюда юный Саша поднимался на гору, идя в гимназию. Отсюда в 1870 году уехал в Петербург учиться в технологическом институте. Сюда заходил брат Кропоткина, чтобы узнать подробности его гибели на эшафоте: 27-летний Саша был казнен за подготовку ряда покушений на царя. Кстати, на этом же Подгорном позже жил и Юровский, который довел начатое Квятковским дело и все-таки расстрелял последнего царя.

А напротив бывшей усадьбы Квятковских стоит старенький, видавший виды, вросший в землю деревянный двухэтажный дом под номером 14а. Здесь в 1884 году на пути из ссылки останавливался писатель Короленко. Владимир Галактионович, автор рассказа «Убивец», никого не убивал и терактов не готовил. Но за инакомыслие и отказ принять присягу царю преследовался наравне с террористами. Он не только писал произведения, полные гуманизма («Слепой музыкант», «В дурном обществе», «Без языка»), но еще был иконописцем и паломником по святым местам.

Вот и дом № 14а можно считать святым местом. Здесь живут добрые люди. За их доброту и им Бог послал доброе дело: удачно отремонтирована и в срок (летом) система отопления.

А в доме № 9, стоящем на месте усадьбы Квятковских, проживает 80-летняя Зинаида Михайловна Спицына, отдавшая всю жизнь делу просвещения.

– Я горожанка, но в войну работала и в колхозе, и в госпитале. Только в 1946 году поехала в Ленинград учиться в библиотечном институте. Потом в течение десяти лет работала на Украине и в Ростове-на-Дону, а с 1960 года – в Томской библиотеке имени Пушкина. Но настоящую закалку и любовь к своему делу я приобрела в первые десять лет. Дело в том, что в те годы мы непосредственно доставляли литературу пенсионерам на дом. Помню, как в Ростове ходила с книгами с этажа на этаж… Теперь об этом уже никто не знает. Сейчас вот гляжу из окна на Советскую, и страшно на нее выйти, такая она грязная, запущенная, а на тротуаре можно и ногу сломать.

…Да, все-таки грустно, что так нынче выглядит улица, тесно связанная с историей Томска, по которой впору экскурсии водить. Даже к 400-летию города власти не удосужились привести ее в порядок. А ведь и расположена она в самом центре, буквально в 50 метрах от мэрии. Стоит свернуть в сторону от приукрашенного пр. Ленина – и сразу картина запустения.

 

А ПОДЗЕМНЫЕ ХОДЫ В ТОМСКЕ БЫЛИ!

 

Летом, когда ведутся в нашем городе раскопки, открывается масса интересных вещей. Например, при сносе каменных лабазов Хворостова по переулку 1905 года были найдены огромные подвалы, объем которых не меньше самих складов. Иногда же обнаруживаются еле заметные, замурованные в свое время какие-то боковые двери, но их строители в спешке разрушают и засыпают.

 

Конечно, редко при земляных работах строители обнаруживают что-то необычное. Но зато всегда находки могут немало рассказать об истории города. В 1887 году при строительстве Сибирского торгового банка на углу нынешних ул. Розы Люксембург и пер. Совпартшкольного в земле обнаружили старое хранилище картечи и ядер. Оказалось, здесь когда-то был пороховой склад. А совсем недавно (четыре года назад) при ремонте трассы водопровода на площади Ленина строители выкопали древние гробы. Выкопали и выбросили на свалку: ведь мы же привыкли действовать по-советски. До революции же к могилам было совсем другое отношение. Участки кладбищ считались неприкосновенными и не застраивались. Они оставались площадями. Таковыми были площади Базарная, Соляная, Ярлыковская (на последней еще 120 лет назад хоронили). А если уж возникала острая необходимость сделать небольшую пристройку к зданию, стоящему на краю древнего кладбища, то выкопанные гробы аккуратно перехоранивали чуть поодаль на том же кладбище. При этом их укладывали штабелями и даже вертикально. Но не выбрасывали на свалку, как это делали мы в середине ХХ века.

Очень много непонятного нашли при строительстве в каменном исполнении Общественного собрания (ныне Дом офицеров). В ХIХ веке здесь был дом золотопромышленника Философа Горохова. В конце того века в этом доме помещалось Общественное собрание. Что же увидели при разборке деревянного дома? Открылись тайные комнаты, не имевшие ни окон, ни дверей. Зато из подвала под ними шел подземный ход в сторону озера Исток. После сноса Гороховского дома и при рытье котлована под новый дом строители выкопали около сотни… черепов. Других костей не было. Почему только черепа? Создается предположение, что здесь в древности было захоронение особого культа, возможно, в этом месте хоронили головы врагов, убитых нашими аборигенами где-то в сражениях. Здесь было культовое место вблизи населенного пункта на Юрточной горе.

Возникает также вопрос: зачем рыли подземные ходы? Прежде всего – для безопасного доступа к источникам воды. Это было очень важно и в те далекие годы, когда вокруг города и монастыря то и дело появлялись дикие отряды кочевников. Монахи Богородице-Алексеевского монастыря имели, например, подземный ход к берегу Ушайки у нынешнего Орловского переулка.

В конце ХIХ века в Томском уезде диких кочевников уже, разумеется, не было. Но бандитские шайки буквально заполоняли ближайшие леса. В 1896 году дороги к станциям Томск-I и Томск-II (старые названия – станция Степановка и станция Томск) проходили сквозь лес, где прятались и откуда нападали на железнодорожных пассажиров разбойники. И это все происходило каких-то сто лет назад. А уж 160 лет назад, когда на Верхней Елани осваивались места под застройку домов у самого леса, нужда в безопасном доступе к источникам воды сохранялась такой же, как и прежде.

От Троицкого собора шел подземный ход к озеру, расположенному рядом. Губернское правление (ныне СФТИ), построенное у самого леса, тоже имело свой подземный ход к речке, название которой еще в середине века было известно как Медичка.

15 лет назад автору этих строк довелось разговаривать с Анной Сазоновой. Родители ее погибли в гражданскую войну, Аня была беспризорницей. И вот однажды, убегая от чекистов и прячась в кустах на берегу Медички в Университетской роще, она увидела потайной ход, пролезла в него и оказалась в странном подземелье, которое привело ее на продовольственный склад, давно уже заброшенный. Аня много месяцев пользовалась им и укрывалась в ненастные дни. Потом, конечно, оказалась в детдоме, окончила школу, выучилась на летчицу (первую в Томске!).

Имел подземный ход к ключам на берегу озера Исток и другой золотопромышленник – Асташев, владелец роскошного здания, в котором сейчас находится краеведческий музей. Позже ходы отдельных хозяев могли и соединиться между собой в одну цепочку вдоль Почтамтской улицы. У богатейших купцов в этих подземельях были склады. А вот напротив бывшего госбанка подземный ход и в ХХ веке пригодился, во-первых, как блокирующий контрольный тоннель от возможных воровских подкопов и, во-вторых, как подземная галерея для кабелей связи, подходящих к телефонной станции.

Были в городе подземные ходы, которыми пользовались городские бандиты. На углу пр. Ленина и ул. Учебной до сих пор стоит дом купца Егорова, прототипа героя романа Некрестовского (Курицына) «Томские трущобы». Во дворе его находился самый большой в Томске каретник, из которого подземный ход шел в сторону Томи. Автору этих строк в свое время довелось беседовать с бывшей служанкой Егорова, бабушкой Гынгазовой. Она в своих рассказах подтвердила факт наличия подземного хода, в котором скрывались от полицейской погони друзья Егорова. «Белокурый красавец Егоров был очень хитер», – говорила про него бывшая служанка.

В конце ХIХ века на углу нынешней улицы Школьной и тогдашней площади Белозерской стоял дом Чевелева, занимавшегося выращиванием породистых собак и содержанием воровского притона. Из подвала чевелевского дома шли два подземных хода: один – параллельно Школьной к речке Ачинке, другой – в кусты у Белого озера (на усадьбе Чевелева сейчас стоит большой кирпичный дом, построенный в советское время).

Были в Томске подземные ходы и в его южной части – у женского монастыря, у епархиального училища, а также у вышеназванного купца Егорова.

На углу улицы Солдатской и Лесного переулка стоял на краю города трактир, фактически бывший бандитским притоном. Базировавшиеся в нем разбойники грабили проезжающих по Спасскому тракту, а награбленное добро прятали в подземелье, которое раньше было прокопано в мирных целях – для забора воды из подземных ключей на переулке Лесном. Именно из этих ключей в свое время брала начало речка Игумновка-3, протекавшая параллельно улице Тверской. Кстати, первыми жителями Лесного были лесничие Девельдеев и Радзевич. Они отличались благоговейной любовью к природе и к родникам этого переулка, на котором еще недавно росли могучие сосны и ели. Автор данных строк был лет сорок назад знаком с одним из жителей Лесного – Степаном Пилюгиным, инженером электротехнического завода. Степан рассказывал: «Попытался я однажды выкопать погреб, но наткнулся на подземный ход. Доложил милиционеру, а тот велел все засыпать. Но я поставил там туалет да мусор выбрасывал. Удобно, не надо было чистить много лет».

Вот так у нас уничтожаются ценные родники чистой воды. Да и старые подземелья, которые могли бы при другом отношении многое поведать из истории Томска.

А НЕ КРЕНИТСЯ ЛИ ПЕЧКА?

 

Историческое название Болото всегда было за участком улиц, расположенных к югу от Воскресенской горы. На карте Григорьева в 1767 году на этом месте действительно видно болото. А через полвека, уже на карте, составленной Деевым, болото стало обрастать жильем, выстраивающимся в улицы, которым пока еще не было названия. Но на карте уже просматриваются линии нынешних улиц Шишкова, Лермонтова (только до перекрестка с Шишкова), и чуть видна ответвляющаяся от улицы Шишкова улица Свердлова.

Да еще на той же карте прослеживается нынешняя Октябрьская. Но это уже на горах Воскресенской и Кирпичной. Позже историк Адрианов со слов старожилов описал специфическую застройку Болота. Строительство каждого дома здесь начиналось с закладки необычного «фундамента»: сперва на месте будущего дома укладывался плот в несколько накатов. Затем на середине плота «били-обивали» из глины русскую печь с дымоходом, после чего смотрели, не кренится ли печь на бок. Если печь не кренилась ничуть, продолжали стройку дальше: возводили срубы стен, укладывая их на плоту по прямоугольному периметру вокруг печи.

Так строили весь исторический район Болото. Технология дорогая, зато жилье почти в центре города. Кстати подобную технологию применяли томские энергетики, прокладывая в 70-х годах уже XX века ЛЭП-220 кв. по Инкинским болотам: так как глубина болот превышала длину стандартных железобетонных свай, энергетики решили ставить опоры ЛЭП-220 на своеобразных плотах. Сначала опоры стояли строго вертикально, но после натяжки проводов опоры повело, они стали крепиться на «плотах». А вот дома нашего городского Болота выстояли более века: они были сбалансированы по русским печам.

И первые мастера резных узоров, этой томской красоты, появились именно здесь, в доме старого золотопромышленника, 76-летнего потомственного почетного гражданина Ивана Петровича Серебренникова, там, где и ныне традиционно функционирует на улице Шишкова, 20, столярная мастерская. В XX веке в ней работал известный в городе столяр Николай Платонович.

Тогда, в 1864 году, сюда из центральной России прибыла целая артель мастеров, резчиков узоров по дереву, во главе с московским цеховым мастером Александром Голышевым. Как сказано в документах архива, «у него в подмастерьях состоят Дмитрий Сидоров и Григорий Саамов из Орловской губернии, да Македон Ингодов из Пермской». Были в этой артели и наши томичи: Василий Пестов и Максим Климарев. Это у них позже учился юноша Степан Незговоров, живший на другом берегу и бегавший к ним на учебу по Слесарному мосту мимо дома Потылицыных, где позже проживал известный писатель, автор романа «Томские трущобы» Валентин Курицын. Здесь, на Комсомольском, 6, после выхода в свет книги Валентин Владимирович в 1906 году был арестован и отправлен в тюрьму. Через два года он умер.

Так пересекаются судьбы великих людей. Хочется еще пояснить, что такое Слесарный мост, по которому бегал юный Степка Незговоров к московским мастерам, резчикам по дереву, или, как их важно называли, мастерам первой руки. Дело в том, что на Уржатке, а точнее, в переулке Кононова, 200 лет назад уже находились слесарные мастерские губернского батальона. Он, этот мост, находился строго напротив начала Загорной улицы и утеса на той стороне Ушайки. Был этот мост сезонным, то есть с каждой весной восстанавливался заново на все лето. В последнюю четверть XIX века за ним следил хозяин торговой бани Дондо. Его баня располагалась на улице Шишкова, 15 (бывшей Акимовской). Дондо был заинтересован в наибольшем контингенте клиентов с Уржатки и Монастырского предместья и потому постоянно заботился о нормальном состоянии моста Слесарного, к которому можно было попасть по нынешнему переулку Комсомольскому или по соседнему Уржатскому (Кононова), не делая кругового обхода по думскому мосту (где ныне Каменный мост).

Кстати, на месте батальонных слесарных мастерских в конце XIX века и в начале XX продолжали действовать кузницы мастера Замкова, который даже изготавливал кареты.

А семья Незговоровых в годы НЭПа перебралась на ул. Лермонтова, 38, на настоящее болото, как вспоминает внучка мастера Вера Ивановна Малахова.

– У нас тут было 20 соток земли, но сплошь одно болото с кочками, – говорит Вера Ивановна.

Этот дом № 38 на Лермонтова до сих пор красуется своей неповторимой резьбой, как память о мастерах.

Болото есть болото. Как бы его ни осушали, от него оставались кое-где миниатюрные озера. Сто лет назад одно из них находилось на улице Загорной, 43. Глубина его доходила до 6,5 метра. Края его коварно обрастали мхом, тиной и трясиной. Создавалось впечатление прекрасного луга. Но стоило на нем оказаться корове, как она тут же проваливалась и тонула.

На проезжей части улицы Загорной, против этого озера, вблизи перекрестка с улицей Свердлова, тоже неожиданно в 1908 году образовался странный провал.

Еще одно, даже именное, Михайловское болото находилось в глубине двора по ул. Загорной, 7, или пер. Горшковский, 1. Этой усадьбой, принадлежавшей Михайловым, позже, в конце XIX века владела Ревина. Напротив нее, на Горшковском, 2, жили гармонные мастера Хохрины. Их учениками и последователями были выходцы из вятского уезда Коковихины. Дом и мастерская Федора Коковихина были в двух шагах от Хохриных, на Загорной, 14 (в 1908 году).

Через два дома от Коковихиных до сих пор красуется каменное здание, один из корпусов кондитерской фабрики купца Тихонова.

Вблизи бывшей хохринской усадьбы, напротив дома № 30, где ныне живут Зоркальцевы, полотно проезжей части Загорной необычно выделяется на фоне окружающей болотистой низменности. Некоторые из краеведов, в частности, Г. Скворцов, считают, что в старые времена здесь находился пороховой склад томской крепости. Археологи пока это место не исследовали.

В основном в конце XIX века на Болоте вдоль улиц прокапывались канавы для осушения местности. Но принимались меры борьбы и с Ушайкой, в начале 90-х годов активно размывавшей берег Уржатки и «съевшей» половину улицы Набережной Ушайки: от нынешнего переулка Пионерского до переулка Аптекарского. С 1891 года Набережная Ушайки ведет свой отсчет домов от Пионерского (Протопоповского) переулка.

Чтобы спасти Уржатку от размыва, дума решила повернуть реку вправо: стали взрывать утес в начале улицы Загорной и спрямлять направление русла речки. Так была защищена от размыва остальная часть Уржатки.

Вела городская дума на Болоте и экологическую борьбу с владельцами дрожзаводов на улице Шишкова: Короневский и Ауэрбах, купившие место у Серебренникова, сваливали отходы производства прямо на проезжую часть Шишкова (Акимовской). Дума постановила закрыть их заводы и в порядке наказания запретила открывать их в любом другом месте города.

Самыми «экологичными» считались здесь бани. На улице Шишкова (Акимовской) выстраивались одна за другой три бани: завьяловская, кармановская и денисовская.

В 80-х годах XIX века Денисов продал баню Хаймовичу, а тот – Донде. Дольше всех просуществовала завьяловская. Ее закрыли всего лишь двадцать лет назад.

Сейчас, водя экскурсантов по Болоту, замечаешь их желание пройти именно по Загорной.

– Проходя по Загорной, я воображаю себе, как примерно могла выглядеть томская крепость на Воскресенской горе, над этой вот Загорной улицей, – сказал мне один историк, приехавший из-за границы.

Так чувствуют и радуются наши гости. А я себе думаю: не дай Бог, если здесь кто-то выстроит высотные здания и загородит для туристов вид на гору, с которой связана вся история города. Получится так, как в Пятигорске: Провальский бульвар застроен многоэтажками, и из-за них не видно Машука.

А может, проявят наши власти благоразумие? Ведь сделан же здесь первый шаг к культуре: в старом особняке Федора Дмитриева открыт Дом искусств. Будем надеяться, что и дом дочери Федора станет тоже центром культуры, возрождаемой на древнем предместье – Болоте.

МОЙ ЦВЕТОК – ЗАИСТОК

 

Лет десять назад мне довелось сопровождать иностранных гостей по Томску, показывать достопримечательности.

– Сперва побываем в Заистоке, – сказал я в фойе гостиницы.

– Да вы что, других мест не знаете?! – удивились организаторы. – Там ведь одни деревяшки.

А иностранцы от нашего Заистока были в полном восторге, хотя, думаю, немало повидали архитектурных шедевров в своей Европе. Может быть, и нам стоит посмотреть на наши богатства другими глазами и оценить их по достоинству.

А ведь он рядом, этот Заисток. Чуть шагнешь от мэрии и попадешь в этот «цветок Томска», где на каждом доме узорчатая резная роспись. Настоящий музей под открытым небом.

В иных городах подобная архитектурная ценность становится предметом туриндустрии. Во Львове даже на Лычаковском Цвинтаре невозможно у могилы остановиться. Только и слышишь: «Отойдите! Экскурсия».

Конечно, наши «цвинатры» давно уж сметены. На последнем из них теперь открыты гиперсупербазары. Отцы Томска успевают только ленточки разрезать на открытии их.

Но, слава Богу, сохраняются еще дома, которые в мэрии называют презрительно «деревяшками». Там все никак не поймут, что на этих «деревяшках» можно делать деньги. Ведь их нет ни в одном из окружающих сибирских городов. Это «золотые деревяшки». И сохранились они под носом у нашей городской власти.

Глядишь на Заисток и невольно возникает мысль, что томские тюрки были намного выше нас, людей ХХI века, по эстетическому уровню. Конечно, они совершили большой скачок в развитии градостроительства благодаря тому, что русские начали строить город. На карте Григорьева 1767 года место Заистока названо Тоболтью, то есть «место заводненное, болотистое».

И все-таки Тоболть упрямо осваивалась людьми: здесь, у воды, удобно было селиться – вода была главным путем сообщений. По воде добирались до грибных и ягодных мест, на охоту, на рыбалку, за дровами и сеном. Отсюда напрямую за реку отправляли стада на пастбище: у старожилов коровы самостоятельно переплывали реку, даже паром не требовался. Тут, в Заистоке, от каждого дома до воды было близко – озеро Исток буквально огибало со всех сторон слободу. На лодке можно было выйти в реку у нынешней ТЭЦ.

Теперь озера Исток уже нет, но на улице Джалиля можно увидеть кое-где у домов бережно перевернутые вверх днищем лодки: живут ведь у воды.

Вот почему это место было привлекательным и в ХIХ веке, даже несмотря на бедствия. Иногда причиняемые рекой, когда «… гневом Божиим Томь-река шла со льдом на дворишки наши» – так сообщалось в донесениях более 200 лет назад.

Основными в Заистоке были две улицы: Королевская (ныне Горького) и Татарская. Они как бы являлись продолжением Московского тракта. С них по мостику через Исток путь выходил прямо на Конную площадь, а с нее по мосту через Ушайку, построенному напротив нынешней детской поликлиники в конце 70-х годов ХIХ века и гордо названному Новым, можно было попасть на большой базар.

Почему ул. Горького называлась Королевской? Ведь Королевы тут не жили. Но Королев одним из первых среди крупных купцов второй половины ХIХ века занялся извозом от Москвы до Китая, торгуя чаем и сахаром. Постоялые дворы у него находились на улице, названной Королевской. Позже, когда Королев занялся делами покрупнее, его постоялые дворы перешли к другим: Коневу – дом № 8, Бычкову – 45-й, Егорову – 37-й и Петлину – юго-западный угол переулка Трифонова.

Кстати, здесь и далее будем называть нынешние номера домов (в книгах о Томске зачастую даются старые, отличающиеся от нынешних на один-два. Правда, они иногда и совпадают).

Если смотреть по национальному признаку, то ул. Королевскую ХIХ века можно считать русской: тут из 65 домохозяев 130 лет назад татар было только 5. А вот на улице Татарской наоборот – из 45 домохозяев русских было 15. Но это сравнение только для статистики. Даже на ул. Татарской дома русских чередовались с домами татар, люди жили между собой дружно.

Заисток наш много раз выгорал. Но и после пожаров люди возвращались на родные пепелища. Снова строились и жили те же Завьяловы, Абакумовы, Петлины, Аплины, Мустафины и Тахтабаевы.

Вот только Анна Михайловна Судовская после пожара 1882 года почему-то решила уехать. А ведь она от пожара не только не пострадала (у нее был единственный на весь Заисток каменный дом рядом с мечетью, на углу ул. Источной), но даже, приняв к себе погорельца, вышла за него замуж. Вероятно, молодожены отправились в свадебное путешествие. Ее место купил Шаги Сайдашев. По образцу Судовской он построил себе каменный дом и на ул. Татарской, 38.

Был у Сайдашева и деревянный дом – весь в узорах, с дугообразным фронтоном. А если зайти во двор этого дома на ул. Источной, 25, то можно любоваться старинным кованым крылечком, детали которого связаны заклепками (а не сваркой, как ныне).

130 лет назад ул. Источная шла по берегу озера Исток, а застраивалась лишь нечетная (по нынешней нумерации) сторона. И лишь напротив Судовской («прижимавшейся» к мечети), на углу ул. Трифонова, там, где ныне ул. Источная, 10, был единственный на четной стороне дом Сосулина, друга Батенькова. Но в те годы Сосулину принадлежал большой квадрат территории по улицам (нынешним) Источной, Трифонова, пр. Ленина и ул. Беленца. Это потом между его домами на пр. Ленина и ул. Беленца поселились и Карнаков, и Майгов, и Слосман.

И сад за озером в те годы принадлежал уже не Горохову, но и еще не Дистлеру, а некоему Штерлину.

Уже в течение нескольких лет стоит неразобранным страшно обгоревший дом каретника Михеева (ул. Источная, 35). Если присмотреться, можно заметить неповторимый рисунок узора на наличнике. Этому дому цены бы не было, если бы его сохранили. На Источной улице 8 домов, представляющих эстетическую ценность.

А на ул. Татарской их 17. Да плюс дома каменные, такие, как медресе рядом с мечетью. Идешь по Татарской, и глаза разбегаются от красоты. Тут и пилястры дома № 2 Плотниковых, и резные ворота Сафроновых (дом № 3), и антаблементы на домах Москова (№№ 35 и 46). Кстати, последний, расположенный на углу Татарской и Источного переулка, считается самым красивым в Заистоке. Знать, Ахмед Москов разбирался в эстетике, и эта черта передалась его внучке Галие, ставшей народной артисткой СССР, главным балетмейстером Ташкентского академического театра им. Алишера Навои.

Напротив Москова, на другом углу переулка, красуется дом Биби Фатихи по прозвищу Кукушка, доставшийся ей от купца Вахитова, который вел торговлю с Китаем. Дочь Вахитова Мутагара была замужем за Каримбаем Хамитовым, в память о котором остался прекрасный дворец (слово «дворец» в азиатских языках звучит как «сарай»: от слова «Сар» – голова, лицо).

Через дом от Кукушки жил золотопромышленник Мурза Аплин. К нему сюда пришла в жены бывшая супруга Каримбая Махмуза (бывало и такое). Напротив Мурзы, как и полагается священнику, жил в скромном доме, без роскоши, учитель медресе, брат Каримбая Хамза.

Еще через дом от Мурзы – особняк с четырьмя ярусами узорчатых карнизов, принадлежавший Фахрутдинову. Этот человек был замечателен своим интересом к культуре Запада, к языкам славянским. Он даже в газете давал такие объявления на польском языке: «Сдам мешканья для учацихся», то есть «Сдаю квартиру для студентов».

Рядом с медресе расположен дом Юнусова. Он выделяется своим эркером. Эркер – это не просто балкон, а часть дома, выдвинутая наружу. Слово это означает буквально «выдвиг, выкат». И узоры дома заслуживают внимания.

Дом № 16 принадлежал купцу, не очень богатому, но доброму Фаттаху Мухтарову. Это он принял разоренную колчаковцами вдову Каримбая, с семьей изгнанную из дворца Мутагару. Через три года она уехала из Томска, но взрослые дети долго оставались жить в этом доме.

Дом № 14 имеет скромный вид, но его хозяин Конев был всегда покровителем художников. У него жили иногородние художники, участники первой всесибирской выставки 1902 года.

Там, где сейчас дом № 1, сто десять лет назад некий Казаков построил дом, но его осудила общественность: крыльцом загородил тротуар. В тот же год его наказал Аллах – дом, нахально поставленный, вскоре сгорел.

Для сравнения: нынче таких примеров много, но никто не осужден, не наказан. Кстати, в 1993 году в Заистоке первым подал подобный дурной пример Ахтямов (сам архитектор).

Перейдем на улицу Горького. Здесь, как и 130 лет назад, до 1917 года продолжали жить в основном русские. Тут даже в антаблементе на зданиях просматриваются кресты (дома №№ 13 и 16).

Появились здесь в начале ХХ века и новые татары: Измайловы поселились в угловых зданиях перекрестка улиц Горького и Трифонова, Каримбай купил место у Грищенковых, за которыми оставалось еще два дома – 23-й и 50-й. В одном из них ныне библиотека, окна которой имеют оригинальную, неповторимую конфигурацию. У другого дома пилястры выполнены в виде колонн. И, как правило, полтора десятка домов улицы имеют богатейшую узорчатую резьбу.