Кто блефует?

В 1990 г., как раз когда пошел на спад экономический бум 1980-х годов, на аукционе была продана картина Винсента Ван Гога «Портрет Д-ра Гаше» за баснословную сумму — 82,5 млн. долл. Если вас не смущает такая высокая цена, и вы хотите приобрести картину одного из художников-импрессионистов, то вам, возможно, стоит отправиться на один из тех аукционов, которые проводятся домами Крис­ти или Сотби, где вежливый служащий с молотком в руке начинает торги с шестизначной суммы. Аукционы давно используются для продажи редких предметов соревную­щимся между собой потенциальным покупателям.

Долгое время на аукционах продавали долгосрочные казначейские обязательства, финансовые инструменты, покрывающие государственные займы. Это прозаичные мероприятия, гораздо менее эффектные, чем аукционы произведений искусства. Зачастую, это просто передача документов по факсу. И все же в экономической среде сно­ва стало модно проводить аукционы — в основном благо­даря расширению спектра радиоволн и мобильных теле­коммуникаций. Радио — это хороший пример ценных и дефицитных активов, так же как и работы художников-импрессионистов.

Еще в 1989 г. некоторые страны стали продавать с тор­гов лицензии на радиовещание на определенных волнах. Первыми были Великобритания, Новая Зеландия, Греция и Индия. Но они не добились особого успеха, а некоторые и вовсе потерпели политическое фиаско. Аукционы не при­носили прибыль до тех пор, пока в июле 1994 г. Федераль­ная комиссия по коммуникациям США не выставила на аук­цион, организованный экономистами, 10 национальных лицензий на узкополосные каналы для услуг персональных коммуникаций (personal communications services — PCS). Более крупные торги по покупке лицензий на вещание на широкополосных каналах для PCS прошли 5 декабря 1994 г. и 13 марта 1995 г. и принесли доход в 7 млрд. долл. К 2001 г. Федеральная комиссия по коммуникациям получила от 32 аукционов по продаже радиочастот 32 млрд. долл. при­были. В последнее время правительства разных стран пос­ледовали примеру американских властей в организации тен­деров на получение лицензий для телекоммуникационных компаний. Соответственно, они стали чаще прислушивать­ся к экономистам в вопросах организации торгов.

Данные по аукционам на получение права вещания на радиочастотах неоднозначны по всему миру, а иногда и про­тиворечивы. Одним правительствам удалось собрать уди­вительно большие суммы, другим — удивительно малые. По результатам одних аукционов сформировался конкурен­тный рынок; по результатам других возникли монополии, ущемляющие интересы потребителей. Государства всегда предпочитают проводить аукционы первого вида, компа­нии — второго. Столкновение интересов неизбежно, пото­му что на торги выставляется право, известное как эконо­мическая рента, т. е. право присвоения дохода, получаемо­го в результате обладания редким активом. По своей сути, это похоже на доход, который владельцы земли получают от арендаторов.

Одни из самых противоречивых за последнее время тор­гов были проведены в марте-апреле 2000 г. британским пра­вительством. На продажу выставлялись права на использо­вание радиочастот для так называемых мобильных услуг третьего поколения (third generation-— 3G). В тот год все европейские торги, так или иначе, затрагивали стандарт тре­тьего поколения мобильной связи UMTS, так как правитель­ства многих стран, помня об успехе предыдущих поколе­ний мобильной связи, хотели воспользоваться всеми тех­ническими преимуществами единого на всем континенте стандарта.

С точки зрения британских налогоплательщиков прода­жа пяти лицензий была огромным успехом, ведь это позво­лило получить 22,5 млрд. фунтов стерлингов, т. е. более 5% от годовых расходов на государственные нужды. Этих средств хватило бы на строительство 400 новых больниц. О двух профессорах, руководивших проведением тендера, писали все газеты. Для экономистов это головокружитель­ный успех.

Торги проводились на пике экономического воодушев­ления, когда курсы акций технологических компаний зани­мали высокие позиции, но задолго до того, как все эти ком­пании осознали, что слишком много потратили на приоб­ретение лицензий, и теперь у них нет средств для дальней­шего вложения в услуги. Даже наследникам Риоэя Сайте (Ryoei Saito), японского магната, купившего картину Ван Гога в разгар предыдущего инвестиционного бума, при­шлось после его смерти продать ее по более низкой цене. Телекоммуникационные компании предупреждали о том, что если лицензии будут дорогими, то цены на мобильные услуги повысятся. Хуже того, некоторые аналитики предуп­реждали о возможных ошибках в стандартах третьего по­коления и предсказывали, что прежде чем в отрасли созда­дут необходимую для них инфраструктуру, их место зай­мут более совершенные технологии. Один из аналитиков (долгое время работавший на British Telecom, крупнейшую в Великобритании телефонную компанию, в прошлом быв­шую государственной монополией), назвал тендер «приме­ром настоящего безумия». Ведь компании потратили так много денег. Но их жалобы не надо воспринимать буквально. Возможно, они были правы в своих предсказаниях о том, что мобильные телефоны третьего поколения никогда не окупятся, но виной тому технологии, а не экономисты. Что­бы понять, почему, давайте взглянем на теорию торгов.

Если правительство хочет распределить лицензии, оно может попросить компании предоставить предложения и бизнес-планы и выбрать наиболее подходящую из них, работа которой в ближайшее время будет устраивать по­требителей. Иногда это называют «конкурсом красоты». И понятно, почему. Правительство может провести аукци­он, чтобы воспользоваться преимуществом торгов, которые позволяют понять, как соперники оценивают данный биз­нес, и выбрать лучшую компанию для ведения этого биз­неса. Политикам больше нравятся «конкурсы красоты», по­тому что у них остается большая свобода действий, но имен­но по этой причине вечно сомневающиеся экономисты предпочитают проводить аукционы.

Существует множество вариантов проведения аукцио­нов, два из которых считаются классическими. Аукционы произведений искусства — это аукционы прямого типа (участники постепенно поднимают ставки), они проводят­ся в несколько раундов, при этом участники знают о том, какие ставки были сделаны ранее. Аукционы по продаже 3G-лицензий, проведенные в Великобритании, относятся имен­но к этому варианту. Другой вариант — приватный аукци­он, заявки на который подаются в запечатанных конвертах, и участники которого не знают о предложениях соперни­ков. Но есть множество других вариантов. На одних все уча­стники платят минимальную цену, на других — ту, кото­рую каждый из них назначил. На многих аукционах по про­даже долгосрочных казначейских обязательств выигравшие участники выплачивают те суммы, которые они предложи­ли за определенное количество ценных бумаг (дискрими­национный аукцион). По другим правилам участники пла­тят единую минимальную из выигравших цен (аукцион единой цены, или голландский аукцион). Этот вариант часто используется в ситуации, когда на торги выставляются несколько единиц стандартного товара, например электри­чества.

У всех видов аукционов есть свои «за» и «против». Аук­цион с несколькими раундами позволяет участникам дого­вориться между собой. В ходе первых раундов они могут обозначить свои намерения. Так, например, в 1997 г. в США аукцион по продаже лицензий на радиочастоты принес вме­сто ожидавшихся 1,8 млрд. долл. лишь 14 млн. долл. Отчас­ти это можно объяснить тем, что участники этого аукцио­на использовали последние три цифры своих многомилли­онных предложений, чтобы указать количество областей, на работу в которых они хотели бы получить лицензии. По­добные «переговоры» невозможны в условиях приватных аукционов.

У прямых аукционов с несколькими раундами тоже есть свои недостатки. Слова о том, что аукцион выигрывает ком­пания, которой больше всего нужна победа, не верны. На самом деле, происходит совершенно обратное, и прямые аукционы приносят высокий доход государству (если не со­ставляются заговоры) и способствуют повышению эффек­тивности производства. Однако они менее привлекательны с точки зрения других участников аукциона. Прямой аук­цион может стать неинтересным даже для компании, кото­рая могла бы его выиграть, так как в случае победы у этой компании может возникнуть подозрение, что она отдала слишком большую сумму за то, что никто и не ценит боль­ше ее. А вдруг она ошиблась в оценке предполагаемой при­были? Это называется «муками победителя».

На практике мук победителя не бывает, и это правиль­но. Ведь все участники аукциона знают о возможности раз­вития такого сценария. А значит, опасность «мук победи­теля» заставит участников осторожнее торговаться, в резуль­тате чего цена будет ниже. Это особенно верно в ситуации, когда участники аукциона знают, что у одного из них есть большое преимущество. Так, например, в торгах 1995 г. З получение лицензии на работу мобильной связи в Лос-Ан­джелесе участвовала компания Pacific Telephone, хорошо известная в этом регионе и обладавшая потребительской базой благодаря своим услугам стационарной телефонии. Были и другие участники, но торги быстро закончились, и цена была довольно низкой. Все знали, что лицензия долж­на принадлежать компании Pacific.

«Муки победителя» характерны и для приватных аук­ционов. Однако в данном случае дополнительные сомне­ния означают, что у слабых участников аукциона — не­больших компаний, фирм, не занимающих солидного по­ложения в отрасли, зарубежных компаний — появляется больше шансов на победу. Поэтому в аукционе смогут принять участие больше компаний, что важно в ситуации, когда правительство старается усилить конкуренцию в от­расли.

Таким образом, получается, что прямые аукционы позво­ляют собрать больше средств, и лот отходит к тому участ­нику, который отдал за него больше денег. С одной сторо­ны, их участники чаще заключают между собой соглаше­ния, поэтому аукционы менее привлекательны для новых участников. Приватные аукционы являются полной проти­воположностью. Аукционы, объединяющие в себе лучшие принципы обоих видов, известны как «англо-голландские аукционы». Они проводятся в несколько раундов (по моде­ли прямого аукциона), пока не останется только два участ­ника. Они делают закрытые предложения, причем суммы не должны быть ниже последней ставки предыдущих раун­дов. Это позволяет получить высокую прибыль и подсте­гивает конкурентов, которые знают, что благодаря такой системе «решающей встречи» (play-off) один из них имеет шанс перебить ставку лидера торгов.

Однако правительство может формировать структуру конкуренции в отрасли и иными способами. Так, например, в случае телекоммуникационных компаний основным ин­струментом является количество выдаваемых лицензий.

Можно выставлять на аукцион небольшие диапазоны час­тот, с тем чтобы победители аукциона в дальнейшем могли продать их и организовать вещание в большом диапазоне. Достоинство этого подхода в том, что это рыночное реше­ние. К сожалению, в условиях такой сетевой отрасли с фик­сированными расходами, как телекоммуникации, потреби­тели могут посчитать подобное рыночное решение моно­полией, ведь на рынке останется слишком мало конкурен­тов. Другой вариант, который использовало правительство Великобритании на ЗG-аукционе в 2000 г., состоит в том, что количество лицензий, выставленных на торги, превышает количество игроков отрасли, а значит, каждому участнику обязательно достанется лицензия. Это гарантирует появле­ние еще одного нового участника.

При этом надо помнить, что ситуации отличаются друг от друга и требуют пересмотра принципов организации тор­гов. Правительство Нидерландов выставило на торги такие же лицензии, как и в Великобритании, повторив организа­цию аукциона в мельчайших деталях, в том числе и в коли­честве лицензий (пять). К сожалению, в Нидерландах в этой отрасли было не четыре основных компании, а пять. Это и привело к неудаче. Потенциальные участники аукциона по­нимали, что, скорее всего, не смогут в одиночку выиграть торги. Поэтому они подписали договоры о сотрудничестве с крупными компаниями. Аукцион принес 1,65 млрд. фунтов стерлингов вместо 6 млрд. фунтов стерлингов[3], которые пра­вительство Нидерландов предполагало получить, основыва­ясь на опыте Великобритании.

В Германии правительство предпочло продавать неболь­шие части диапазона и позволить рынку самому определить структуру отрасли. У семи участников аукциона был выбор: основные игроки могли поднять цены, принеся тем самым доход государству, но, создав более концентрированную отрасль, или они могли довольствоваться небольшими лицензиями по более низкой цене, но в отрасли появилось бы больше конкурентов. Правительству повезло, потому что компании совершили ошибку. Таким образом, правитель­ство получило высокие доходы и рынок телефонных услуг из шести компаний. Основные игроки аукциона подняли цены, но не вытеснили с торгов слабые компании. Как ска­зал один из британских организаторов аукционов: «Слож­но составить мнение о противниках, для которых это пове­дение является рациональным». Организаторы аукционов, как и другие экономисты, идеалистично полагают, что все ведут себя рационально.

Но давайте вернемся к первоначальному вопросу: был ли ЗG-аукцион, проведенный в Великобритании, успе­хом? Правительство получило много денежных средств. Сформировался рынок, состоящий из пяти сильных кон­курентов. Но испытывали ли участники «муки победи­телей»?

Аргумент в пользу аукциона, а не «конкурса красоты» состоял в том, что правительство и его эксперты совершен­но не представляли себе, сколько может стоить лицензия на телефонию третьего поколения, в то время как компа­нии, предоставляющие эту услугу, могли бы сказать реаль­ную цену. Но в условиях быстро изменяющегося мира тех­нологий, возможно, бессмысленно надеяться на то, что ру­ководители компаний действительно смогут это сделать (хотя должны были бы). В лучшем случае, они могли бы предположить стоимость других выставляемых на прода­жу лицензий.

Возможно, в этом случае больше подошел бы «конкурс красоты» в сочетании с налогообложением будущих при­былей. Это не только стимулировало бы компании продол­жать инвестиции, но и принесло бы государству высокие доходы. Правительство смогло бы само выбрать счастлив­чиков, но, введя налог на высокие прибыли в будущем, не позволило бы им заплатить за эту привилегию слишком малую сумму. Этот вариант оправдал надежды в случае продажи лицензии на разработку нефтяных и газовых место­рождений в Северном море. Сторонники налога на прибыль часто приводят этот пример. Лицензии были выставлены по низким ценам на тендер («конкурс красоты»), но доход, полученный с налогов на прибыль, составит более 250 млрд. фунтов стерлингов или, в пересчете на сегодняшние день­ги, более 4 тыс. новых больниц.

Однако лицензии на добычу нефти отличаются от лицен­зий на использование радиочастот. Поэтому их сравнение не совсем корректно. Цена на нефть устанавливается на мировом рынке, и налог, который платят компании, веду­щие разработки на Северном море, не влияет на стоимость добываемой нефти. Существование мировых цен делает расчеты прибыли, облагаемой налогами, простой процеду­рой. В случае с телекоммуникационным рынком страны ситуация совершенно иная. Здесь цены устанавливают ком­пании, и они могут просто переложить налог на потреби­телей.

Однако нет сомнений, что жалобы телекоммуникаци­онных компаний не уменьшились бы, если бы вместо аук­циона по продаже лицензий на использование радиочас­тот был введен налог на прибыль от мобильной телефо­нии третьего поколения. С точки зрения разработки орга­низационных мер, правильнее сравнивать не аукцион и тендер, а аукцион и тендер с налогом на прибыль. Хотя, я уверена, что жалобы остались бы прежними: цены для по­требителей повысились бы, а новые инвестиции не посту­пали бы в отрасль, для которой инновации — это залог су­ществования.

В результате можно было бы предположить, что телеком­муникационные компании устали от настойчивых попыток правительства перенести экономическую ренту с корпора­ций на плечи налогоплательщиков. Ведь телекоммуникаци­онные компании Великобритании никогда раньше не пла­тили такие большие деньги за использование радиочастот. В США многочисленные аукционы принесли правительству такие же высокие прибыли, как и ЗG-аукцион, но американ­ские компании уже привыкли к такой практике.

Сложно представить, что при наличии на британском рын­ке пяти операторов, телекоммуникационные компании смо­гут воплотить свои угрозы относительно того, что они под­нимут цены или сократят объемы инвестиций, чтобы покрыть расходы на покупку лицензий. По данным отчетов Федераль­ной комиссии по коммуникациям США, если с экономичес­кой точки зрения инвестиции имеют смысл, они сохранятся. Единственный риск состоит в том, что компания, первая ку­пившая лицензию, может обанкротиться. Тогда может прой­ти некоторое время, пока кто-нибудь еще рискнет вкладывать средства. На британском рынке телекоммуникаций слишком много конкурирующих операторов, а мобильная телефония третьего поколения будет конкурировать с традиционными линиями, мобильными услугами предыдущих поколений и новыми технологиями, такими как местные услуги и услуги радиосвязи небольшого радиуса действия (технологии четвер­того поколения (4G) и Bluetooth).

Тоннель под Ла-Маншем тоже не смог компенсировать все первоначальные капиталовложения из-за конкуренции со стороны паромов, курсирующих между Англией и Фран­цией. Владельцы тоннеля могут требовать только ту плату, которую одобрит рынок. За все заплатили акционеры ком­пании Eurotunnel, строившей туннель. Или, более прозаич­ный пример: плата за аренду квартиры зависит от спроса и предложения, а не от того, сколько владелец заплатил за нее вначале.

За ошибки технологий третьего поколения, если таковые будут, заплатят именно акционеры телекоммуникационных компаний. Ведь мы еще не знаем, будет это успехом или неудачей. Меня настораживает то, что в прессе начали по­являться сомнения относительно технологий третьего по­коления, и исходят они от компаний, которые только что потратили на эти технологии целое состояние. Причем все это происходит во время подготовки к всеобщим выборам. Если отрасль не добивается улучшения условий лицензи­рования, то я — художник-импрессионист.

При управлении высокотехнологичным бизнесом, таким как телекоммуникационная компания, ошибки возникают чаще. Это связано с техническим и коммерческим риском. Но на риск должны идти компании и инвесторы, а не нало­гоплательщики. Возможно, компании мобильной связи не­правильно поняли это утверждение. Но даже если это так, налогоплательщики совершенно не обязаны финансиро­вать следующую рискованную операцию. Правительства правы в том, что они предпочитают аукционы. Ведь ком­паниям приходится платить за нужные лицензии. Органи­зация аукционов представляет собой огромную область для исследований, и становится очевидным, что в прошлом одни аукционы хорошо зарекомендовали себя, другие не очень. Однако получается, что как в теории, так и на прак­тике аукционы экономят средства налогоплательщиков, а если они правильно организованы, то могут помочь потре­бителям обеспечить конкуренцию в условиях рынка, склон­ного к формированию монополий.