Насилие как форма коммуникации

Впрочем, и за стенами школы унижение мужчины не прекращается. Одной из его форм является насилие по отношению к нему. Другой — возможно, более опасной — оценка социума.

«Правду скажу: поначалу он было попробовал блажить и словами и делом, но, Господь мне свидетель, я его быстро окоротила и делом, и словами, и, когда емуразок-другой вздумалось руку на меня поднять, он горько в том раскаялся, ибо в ответ получил вдвое, и после сам даже признавался одной моей подруге, что нет ему на меня никакой управы, разве что убить меня до смерти. Слава богу, я до того дело довела, что нынче могу и говорить, и делать, что мне вздумается, — последнее-то слово все равно за мной, будь я хоть права, хоть виновата»[531]. Можно было бы с иронией отнестись к средневековому фольклору, если бы не свидетельства другого рода. В 1993 г. вышла книга Уоррена Фаррелла, в которой, в опровержение стереотипов, убедительно показано, что насилие между мужчиной и женщиной — это «улица с двухсторонним движением». Сегодня в Интернете можно найти библиографию «117 академических исследований, 94 эмпирических исследований и 23 обзора и-или исследований, которые демонстрируют, что женщины также физически агрессивны, или более агрессивны, чем мужчины в их отношениях с супругами или партнерами». Данные более 100 научных исследований сводятся к следующим показателям супружеского насилия в пересчете на 1000 пар:

1. Легкие насильственные акты: 1) швыряние предметов; 2) пихание, захваты, толчки; 3) хлопки, шлепки).

Муж по отношению к жене: 1975 — 98; 1985 — 82; 1992 — 92

Жена по отношению к мужу: 1975 — 98; 1985 — 75; 1992 — 94.

2. Тяжкие насильственные акты: 1) удары ногой, рукой, укусы; 2) удары предметами; 3) избиение; 4) угроза оружием или ножом; 5) использование оружия или ножа.

Муж по отношению к жене: 1975 — 38; 1985 — 30; 1992 — 19

Жена по отношению к мужу: 1975 — 47; 1985 — 43; 1992 — 44[532].

В России изучение гендерных отличий в агрессивном поведении только начинают развертываться. Но уже сегодня — мы намеренно ссылаемся на исследования женщин-социологов, потому что их заключения в контексте затронутой темы, по понятным причинам, наиболее ценны — отмечается тенденция к росту преступной активности «слабого пола». Мы приближаемся к показателям американской статистики, где соотношение убийц-мужчин и убийц-женщин в семье равно 1,3 к 1, соответственно, то есть на 100 мужей, убивших своих жен, приходится 75 жен, убивших своих мужей[533].

Однако в определении степени агрессивности полов следует принять во внимание и тот факт, что женское насилие проявляется не только в виде прямого физического действия. Со ссылкой на Bjorkqvist К, Lagerspetz M. J., Kauktainen A (1992) Лысова А.В. пишет: «Обладая примерно таким же «насильственным потенциалом», как и мужчины, женщины выражают его несколько другими способами. <…> чаще прибегают к использованию лучше сформированных у них вербальных и эмоциональных способностей в выражении агрессии. К. Бьеквист описывает непрямую агрессию как попытку причинить кому-то боль, при этом избежав мести. Вербальное насилие служит примером так называемых «стратегий низкого риска» в выражении агрессии. Примером таких стратегий среди девочек чаще всего являются распространение слухов, установление отношений с людьми, которые неприятны партнеру, подговаривание группы к исключению кого-то из ее членов с целью навредить ему и т.д.. Взрослые женщины прибегают к тому, что портят любимые вещи партнера, выгоняют его из дома, отказываются вступать в сексуальные отношения, готовить пищу или делать что-то другое <…>. Отличительная черта женской агрессии заключается в том, что чаще всего она совершается в семье и направлена против всех членов семьи, включая детей»[534].

При этом принято считать, что женщина способна проявить агрессию только будучи загнанной в тупик, в ответ на мужское насилие. Однако «Вопреки радикально-феминистскому предположению о ведущем мотиве самозащиты у женщин и мотиве доминирования у мужчин в совершении межличностного насилия, нами обнаружена относительная схожесть в мотивации совершения насилия в добрачных отношениях мужчинами и женщинами»[535].

Однако общественного осуждения женского насилия нет. Полицейская и судебная статистика со всей наглядностью показывает, что за одни и те же преступления мужчина и женщина получают абсолютно несоразмерные наказания. Более того, даже в случае достоверно установленного факта его причиной признается поведение мужчины («довел женщину»). Большей же частью насилие по отношению к нему вызывает насмешку и в каком бы то ни было иске отказывается. Поэтому доверять существующим статистическим данным следует с большой осторожностью. Официальная статистика сильно искажена целым рядом факторов:

1) в обществе доминируют культурные стереотипы, принимающие невозможность проявления любых форм агрессии со стороны женщины как представительницы «слабого пола»;

2) информация по инцидентам супружеского насилия собирается на основании данных, полученных, как правило, от женщин, что дает искаженную картину ситуации, произошедшей в семье;

3) последствия мужского супружеского насилия гораздо серьёзнее и опаснее, чем женского вследствие большей физической силы мужчин;

4) женское супружеское насилие трактуется исключительно как самооборона, а не «возмездие за прошлые обиды» или целенаправленное нанесение вреда здоровью;

5) в отличие от женщин мужчины, пострадавшие от злоупотреблений своей жены, реже обращаются за помощью в правоохранительные органы и соответствующие социальные учреждения;

6) на стороне женщин общественное мнение местных сообществ и средств массовой коммуникации, отношение которых к проблеме супружеского насилия гендерно зависимо[536].

Вместе с тем стереотипы общественного мнения со всей отчетливостью проявляются и здесь: «Женское супружеское насилие обусловливается следующими причинами:

1) <…> реакция на насилие со стороны мужа <…>

2) <…> реакция на распределение семейных ролей <…>;

3) <…> реакция на общие условия жизни (например, безработица обоих или одного члена семьи, малый семейный доход и, как следствие этого, низкий уровень и качество жизни; девиантное поведение супруга (пьянство, бродяжничество и др.); супружеская измена; наличие больных детей или родственников, требующих постоянного ухода, ослабление культуры семейного общения, пренебрежение правилами уважительного тона, манипулирование во взаимоотношениях и т.п.)» [537]. Другими словами, женщина — это всегда страдательная величина, женское насилие — это во всех случаях ответ на чужую несправедливость, на стороннюю агрессию, тяжесть которой нередко усугубляется действием неблагоприятных обстоятельств, не контролируемых ею. Именно это положение выносится на защиту (заметим, что положение, выносимое на защиту, рассматривается как собственный вклад диссертанта в науку.) То обстоятельство, что агрессия по отношению к ней может быть спровоцированной если не самой женщиной, то действием всей системы воспитания полов, вообще не рассматривается. Поэтому вина во всех обстоятельствах ложится на мужчину или, в крайнем случае, на им же управляемое общество.

Тот факт, что мужчина a priori признается виновным во всех проявлениях насилия, а женщина — исключительно его жертвой, является не только моральным, но и юридическим, закрепляемым всей системой права, унижением мужчины, ибо предусматривает более тяжелые наказания за одни и те же действия именно для него. Строго говоря, женщина лишь в крайних случаях подвергается юридическому преследованию: в числе одного миллиона заключенных подавляющее большинство мужчин.

Выше было замечено, что сложившееся положение вещей отнюдь не создает более благоприятные условия для развития «лучшей половины». Вот свидетельство — широко растиражированные высказывания видных (мы не приводим имена, чтобы лишний раз не компрометировать женщин, но их легко найти в Интернете) представительниц феминизма: «Если жизнь на этой планете собирается сохраниться, то необходимо провести дезактивацию земли. Я думаю, это будет соответствовать целям эволюции — резкое уменьшение численности мужчин». «Численность мужчин должна быть уменьшена и сохранена на уровне 10% от общей популяции». «Всякий секс, даже обоюдный между женатыми парами, является актом насилия мужчины над женщиной». «Мужчины, несправедливо обвиненные в изнасилование, также получают свой урок». «Вероятно, единственное место, где мужчина мог бы чувствовать себя по-настоящему в безопасности — хорошо охраняемая тюрьма». «Назвать мужчину животным — значить льстить ему; он — машина, ходячий вибратор»; «Сегодня технически возможно зачатие без помощи самцов... так же, как возможно рожать только самок. Мы должны незамедлительно приступить к делу. Самец — это ошибка природы...». «Я думаю, что демонизация, очернение мужчин в средствах массовой информации — достойный и стимулирующий политический акт, который заключается в том, что угнетенный класс имеет право на классовую ненависть к своим угнетателям». «Вот лозунги, которые я хотела бы видеть написанными на трепещущем фиолете сатина над церковью: «Власть пенису. Да здравствует голубая любовь. Пожалей дьявола. Плоть и фантазия. Бога нет. Ешьте моё тело. Верните Вавилон. Язычники объединяйтесь. Не подчиняйся авторитетам. Освободи свой ум». «В самой своей сути мужчина — это пиявка, эмоциональный паразит и, соответственно, не имеет морального права жить, поскольку никто не должен жить за счёт других. Так же как люди имеют преимущественное право на существование перед собаками, в силу того, что они более развиты и обладают высшим сознанием, так и женщины имеют преимущественное право на жизнь перед мужчинами. Уничтожение любого мужчины, таким образом, является хорошим и правильным действием, весьма выгодным для женщин, равно как и актом милосердия».

Нет никаких оснований думать, что все эти высказывания — плоды «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Скорее, их авторы — такие же, возможно, и в самом деле куда более несчастные, жертвы складывающихся неблагополучий в межпоколенной и межгендерной коммуникации, как и мужчины.