Некогда, в незапамятные времена, наш древний предок, щеголявший в звериных шкурах, в поисках лучших мест под солнцем не знал иного способа победы над врагом, кроме как убить его. Тем самым утверждая и подтверждая свое выживание. «Я жив!» — вероятно вырывался пронзительный клич из гортани торжествующего дикаря.
Люди существовали бок о бок, создавали семьи и на что-то надеялись, но извечная тревога пред грозным и непостижимым миром не давала покоя мятущейся душе существа под названием Человек Разумный. Ночная тишина разрывалась снаружи звериным рыком, а изнутри -смутными, но мучительными наваждениями устрашающих сновидений. И бедное человеческое «я» нигде не находило приюта и защиты, тоскуя об утерянном рае, которого не было ни на земле, ни в собственной душе.
Но в то же время и прекрасные переживания, и великолепные озарения высвечивали во мраке бездн неизвестности тайные тропинки, которые вот-вот приведут к Эдему... Однако далеко не всем суждено возвратиться в лоно вечного блаженства. А вдруг там количество мест ограниченно? И если так, то, конечно же, за свое место следует драться. Значит, другой становится врагом. Но враг побежден только тогда, когда он повержен, то есть уничтожен. Вместе с тем в одиночку пробираться трудно и страшно — а вдруг собьешься с пути или попадешь в ловушку более хитрого и коварного врага? Как быть? И тут более мудрые и прозорливые, быть может наделенные высшим, недоступным для остальных знанием, решают наложить вето на убийство ближнего своего. Нарушивший же табу подлежит суровому наказанию. Страх и трепет проникли в сердца многих. Страх и трепет перед немногими, у которых сохранилась монополия на убийство — то есть власть.
Ибо власть — это прежде всего монополия на убийство. И без обладания последней нет настоящей власти. Только избранные могут покарать или помиловать, уподобляясь тем самым богам или Богу. Обычным же гражданам или соплеменникам этого не дано. Так появилась иерархия и организация — начало государственности в отношении людей. Теперь стало понятно, кто находится к Эдему ближе, а кто дальше. Но у тех, отдаленных, осталась мечта и даже, возможно, стала более острой в силу именно этой самой отдаленности. Мечта, обусловленная необходимостью.
Не выжить, чтобы жить, но жить, чтобы выжить.
Для этого необходимо иметь энергию, которая могла бы обеспечить превосходство над остальными, ослабив соответственно их позиции и тем самым лишив конкурентоспособности. Прямое уничтожение невозможно, остается лишь символическое — путем манипуляторства. Помимо этого страсть к убийству, опасаясь своего прямого физического проявления вследствие запрета под угрозой кары, запряталась в зону неосознанных импульсов поведенческих маневров, в том числе и речи. И теперь человек может убивать косвенно человека, не опасаясь наказания. Действительно, наказание может и не последовать в явной форме, так как с точки зрения юриспруденции не происходит ничего криминального, но возмездие так или иначе наступает, и за содеянное приходится расплачиваться. Потому что любое символическое убийство оборачивается самоубийством.
Это объясняется просто, если вспомнить о том, что любой человек, с которым мы общались или общаемся, занимает часть нашей собственной души. И всякий удар, направленный на другого, в первую очередь приходится по этой части. Душа постепенно разрушается, и личность деградирует.
Одновременно реализуется и действие другого механизма, действующего в Бессознательном: ты убил — значит, ты виновен.
Всякая вина требует наказания.
Наказание — всегда боль.
И боль появляется в форме болезней, травм, несчастных случаев, катастроф психических или ситуативных.
Правосудие свершается, и равновесие восстанавливается.
Теперь нам остается лишь конкретизировать формы символических убийств и понаблюдать, как они происходят в нашей повседневной жизни.
1. Речь. Символы убийства: проклятия, угрозы, злобные выпады, оскорбления.
2. Поведение. Символы убийства: претензии, упреки, провоцирование ссор, сарказм, заведомая ирония, осуждение, стратегия «Убить зверя», которая направлена на то, чтобы избавиться от чьего-либо нежелательного поведения или того, кто его совершает. Подобная стратегия может проявляться в самых различных вариациях: увольнение работника, развод супругов, изоляция ребенка, если он вмешивается в разговор со взрослыми.
Вышеперечисленные маневры являются символами убийства во всех ситуациях, в том числе и в тех, когда это касается семейных и родственных отношений. В последних реализация влечения к смерти не такое уж редкое явление, как это может показаться на первый взгляд.
Когда мать, например, заявляет своему отпрыску, что он тупица и ни на что не годен, пусть она и делает это «в сердцах», но в своей археопсихической глубине она проламывает камнем его череп. Быть может, в период своей беременности она испытывала бессознательные побуждения избавиться от того, кого вынашивает в своем чреве.
Сюда же можно отнести и заявления типа: «Ты не оправдываешь моих ожиданий», «я не думал(а), что ты у меня такой(ая)», «и в кого ты только уродился такой(ая)?»
Родительская власть, как и всякая другая, есть также монополия на убийство. И если она культивируется взрослыми и последние вожделеют ее, используя по всякому поводу и без повода, то это свидетельствует не о педагогическом рвении, а о том, что дети в такой семье растут и развиваются под гнетом символических убийц.
О подобном гнете, кстати, можно говорить также, имея в виду и некоторых учителей. Это не значит, что они, будучи одержимы садистскими устремлениями, бродят из года в год по классам в поисках наслаждений от причинения страданий бесправным ученикам. Нет, их страсть убивать может быть латентной, глубоко подавленной, недоступной их собственному осознанию и проявляющейся лишь в том деструктивном излучении, которое они несут в своих действиях и словах.
Э. Фромм называл подобных людей некрофилами, то есть одержимыми неосознанным влечением к смерти и разрушению.
Защитой от деструктивных некрофилов могут послужить вышеприведенные психоэнергетические стратегии. В этом же плане полезно постоянное осознание — «я существую не для того, чтобы соответствовать чужим ожиданиям». Посему на уровне поведенческих маневров лучше всего не вступать в споры, ибо тот, кто провоцирует спор, не озабочен поиском истины, но одержим стремлением поглотить чужую энергию, испытывая самую настоящую некрофилическую потребность.
Не следует также придавать большое значение ни насмешкам, ни упрекам, ни оскорблениям, памятуя, что это не описание качеств слушающего, но характеристика говорящего, которая указывает на его склонность к манипуляции и деструктивности.
При подобной тактике в общении с некрофилом человек получает невидимые удары, истощающие его силы, что может привести к серьезным проблемам в его состоянии, физическом, душевном или ситуативном. Но не следует по этому поводу беспокоиться находящемуся рядом, так как в том нет никакой его вины, ибо он всего лишь проявил свое естественное право к сохранению внутренней свободы и целостности, хотя и использовал при этом методы защиты, способные нанести весьма ощутимый урон для агрессора. При этом самому обороняющемуся ни к чему проявлять агрессию, ненависть или вообще какую-либо эффективность, а, напротив, следует хранить прозрачность и нейтральность. Для облегчения выполнения этого предписания можно использовать медитативную методику осознавания: «Передо мною всего лишь мешок с мясом и костями, обтянутый кожей, через две дырочки глаз которого выглядывает механический, машинный ум».
Для тренировки состояния отстраненности и нейтральности весьма полезно применять данную медитацию, при этом ее можно модифицировать в различных вариациях, например: «Этот человек — всего лишь запрограммированная машина. И каждое произнесенное им слово надлежащим образом воздействует прежде всего на него самого. Потому что он — первый, кто его произносит и кто его слышит. Если это слова брани, упрека, осуждения или насмешки, то во внешнее пространство выходят всего лишь звуки, механические волны, которые тут же и рассеиваются. Но суть произнесенного, основная ударная энергия идут внутрь произносящего и убивают его. Однако почему его проблема должна стать моей заботой?»
В последней мысли нет ничего жестокого, потому что в ней нет ничего агрессивного. Только справедливость. В ней нет и сочувствия, но в подобном случае оно вовсе не обязательно. Да и невозможно, коль исходить из принципа: «Если я смотрю на осуждающего меня как на самоубийцу, то он автоматически в такового и превращается. И я это делаю только потому, что не хочу быть предателем по отношению к собственной жизни и становиться жертвой вампира, некрофила или манипулятора».
Практика и опыт показали, что такой подход является равно как гуманным, так и здравым.
