Каковы же перспективы того, что биотехнологическая революция будет иметь политические последствия, а не просто повлияет на жизнь конкретных родителей и детей? Какие новые возможности возникнут для модификации или контроля человеческого поведения на макроуровне; в частности, насколько вероятно, что в один прекрасный день мы получим возможность сознательно изменять природу человека?
Некоторые активисты проекта «Геном человека», в частности президент «Изучения генома человека» Уильям Хейзелтайн (William Haseltine), делают далеко идущие заявления о грядущих достижениях современной молекулярной биологии, утверждая, что «насколько мы понимаем восстановительные процессы тела на генетическом уровне… можно будет добиться поддержания нормальных функций тела практически бесконечное время»[13]. Но большинство работающих в этой области ученых видят куда более скромные перспективы своей сегодняшней деятельности и завтрашних достижений. Многие говорят, что они просто ищут средства от определенных связанных с генетикой болезней, таких как рак молочной железы или муковисцидоз, что существуют серьезнейшие препятствия к клонированию и генетическому усовершенствованию человека и что модификация природы человека — материал для научной фантастики, а не технологическая возможность.
Трудность и рискованность предсказаний развития технологии вошла в поговорку, особенно когда речь идет о событиях, до которых может оставаться еще лет пятьдесят. Тем не менее важно набросать какие-то сценарии возможного будущего, допускающие разные исходы, из которых одни очень вероятны и даже уже прорисовываются сегодня, а другие могут вообще никогда не реализоваться. Как мы увидим, современная биотехнология уже порождает эффекты, которые скажутся на мировой политике в ближайшие два-три десятилетия, даже если генная инженерия до того не сумеет изготовить ни одного младенца на заказ.
Говоря о биотехнологической революции, важно помнить, что речь идет о понятии существенно более широком, чем генная инженерия. То, что мы сегодня переживаем, — это не просто технологическая революция в расшифровке ДНК и манипулировании ее структурой, но революция в биологии, лежащая в основе такой способности. Подобная научная революция приводит к открытиям и прорывам во многих смежных областях, помимо молекулярной биологии, в том числе в когнитивной неврологии, популяционной генетике, эволюционной биологии и нейрофармакологии. И научное наступление во всех этих областях имеет потенциальные политические последствия, потому что оно расширяет наши знания о мозге, источнике человеческого поведения, а следовательно — и возможности управлять им.
Как мы увидим, может оказаться, что мир в ближайшие десятилетия будет выглядеть совсем по-иному, даже если не прибегать к широкомасштабным допущениям о возможностях генной инженерии. Сегодня мы стоим — и в ближайшем будущем будем стоять — перед этическим выбором, касающимся тайны генетической информации, правильного использования медицинских препаратов, исследований на человеческих эмбрионах и клонирования человека. Однако вскоре нам придется иметь дело с вопросами о селекции эмбрионов и о степени, до которой все медицинские технологии можно использовать для усовершенствования человека, а не для чисто лечебных целей.
