Вернувшись в дом, дети обнаружили, что их давно ждет доктор Крейвен. Как раз в тот момент, когда Колина ввезли в комнату, доктор подумывал, не послать ли кого-нибудь в сад на поиски.
– Тебе нельзя было оставаться так долго на воздухе! – тщательно осматривая мальчика, говорил он. – Никогда не забывай: малейшее утомление может губительно сказаться на твоем организме!
– Утомление? – презрительно фыркнул Колин. – Но я не устал. Даже наоборот. Завтра я буду гораздо дольше гулять. Сперва после завтрака, а потом – во второй половине дня.
– Боюсь, не смогу тебе этого позволить, – покачал головой доктор. – Подумай немножко, и сам поймешь, что твое решение не совсем разумно.
– По-моему, как раз ваше решение неразумно, – начал злиться Колин. – Только попробуйте меня завтра остановить. Я пойду! Пойду на улицу и останусь там, сколько мне надо!
И он с такой воинственностью воззрился на доктора Крейвена, что тот поспешно покинул комнату.
– Вот так я теперь и буду поступать со всеми его советами! – гордо объявил Колин Мэри и Дикену.
Дикен смущенно потупился. Мэри тоже кузена не поддержала. Ей совсем не понравилось, как он разговаривал с доктором. Именно в этот момент она отчетливо поняла, что самое неприятное в Колине – высокомерие. Видимо, он и сам не отдавал отчета себе, сколь груб с окружающими, как бесцеремонно раздает приказания всем и каждому. Ведь он всю свою жизнь провел словно на отрезанном от мира острове. А так как на этом острове Колин был единственным повелителем, то и не находилось ни одного человека, который мог бы его одернуть. Мэри обладала достаточно богатым опытом на этот счет. В Индии она вела себя не лучше, чем Колин. Приехав к дяде, она изменилась и теперь решила помочь кузену.
Когда доктор Крейвен ушел, Мэри пристально поглядела на Колина. «Пусть он сам спросит, почему я так странно смотрю на него», – решила она. Вопрос не замедлил последовать:
– Ты чего это на меня так смотришь?
– Я не совсем на тебя смотрю, – исподволь начала Мэри. – Я просто подумала, что, наверное, все-таки жалко доктора Крейвена.
– Еще бы не жалко! – не без злорадства воскликнул мальчик. – Я же теперь умирать не буду. Значит, ему уж точно Мисселтуэйт не достанется.
– Конечно, – согласилась девочка. – Но мне его жалко из-за другого. Наверное, ему очень противно десять лет подряд лечить мальчика, который все время дерзит. Я бы на месте доктора Крейвена давно бы не выдержала и как-нибудь проучила тебя.
– А я разве ему дерзил? – искренне удивился Колин.
– Ну… – не зная, как лучше выразить свои чувства, задумалась Мэри. – Вот если бы ты был, например, сыном доктора Крейвена и посмел бы с ним так разговаривать, он наверняка бы тебя отшлепал или еще как-нибудь наказал.
– Пусть только попробует! – вздернул голову Колин. – Да он мне и слова сказать не посмеет!
– Правильно, не посмеет, – согласилась кузина. – Ты разве не замечал? Тут вообще против тебя никто ничего не смеет. Ты ведь такой несчастный был и умирать собирался, и вообще…
– Никакой я теперь не несчастный! – перебил ее Колин. – Пусть хоть кто-нибудь попробует меня несчастным назвать после того, как я сегодня стоял!
– Опять он все хочет всем запретить, – проговорила Мэри так, словно обращалась не к Колину, а просто мыслила вслух. – Но вообще-то я понимаю, – продолжала она. – Ему все позволяли, вот он и стал таким странным.
– Разве я странный? – встрепенулся мальчик.
– Очень странный, – немедленно подтвердила Мэри. – Но только ты не сердись. Я и сама тоже странная. И Бен Уэзерстафф – тоже. В Индии я была совсем странной. А потом мне тут стали нравиться люди, и Таинственный сад появился. И теперь я, по-моему, стала странной гораздо меньше.
– Не хочу быть странным! – упрямо выпятил подбородок Колин. – И я им не буду!
Тут Мэри открылась еще одна черта Колина Крейвена: он был очень гордым мальчиком! Минуты две он молчал, напряженно о чем-то думая.
Вдруг лицо его озарила улыбка, и Мэри второй раз за сегодняшний день залюбовалась им.
– Я знаю! Знаю! – воскликнул он. – Я обязательно перестану быть странным! Но для этого мне нужно все время ходить вместе с вами в Таинственный сад. Потому что там правда творится какое-то волшебство. Да, да, – схватил он за руку Мэри, – оно там есть. Я уверен!
– И я уверена, Колин! – без тени сомнения отвечала девочка.
Так кончился этот день. А в последующие дни сад открыл им новые чудеса, и вера Мэри и Колина в волшебные силы, которые там таятся, лишь укрепилась. Сначала дети находили каждое утро новые ростки. Когда же им стало казаться, что этому не будет конца, появились бутоны и начали один за другим раскрываться. Теперь Таинственный сад ослеплял обилием красок. Старый Бен Уэзерстафф удовлетворенно кивал головой. По его словам, такого количества разных цветов тут не было «даже в лучшие дни». И он тяжело вздыхал, вспоминая как работал тут, пока жива была миссис Крейвен. Это еще тогда он выдолбил углубления в стенах, насыпал в них земли и посадил вьюны разного цвета. А в нишах росли полчища голубых и белых дельфиниумов. Но ведь в этом году распустились и новые цветы, которые посадили Дикен и Мэри!
– Если бы она только видела! Если бы только видела! – однажды сказал старый Бен. – Она так любила все, что тянется к небу! Конечно, она и к земле относилась неплохо, но небо ей нравилось больше. Оно ей как-то радостней представлялось!
И Мэри со знанием дела ответила:
– Настоящие волшебства бывают добрые, а бывают злые. Но тут у нас теперь только добрые.
Все остальные с ней согласились. Достаточно было взглянуть на разноцветные маки, которые под музыку ветра с пустоши словно кружились в танце. Эти маки посадили Мэри и Дикен, и они выросли такими красивыми, каким не вырастет ни одно растение, если его не возьмут под свое покровительство добрые феи. Молодые цветы танцевали столь заразительно, что цветы-ветераны, еще видевшие, подобно старому Бену, в живых миссис Крейвен, тоже пустились в пляс. А розы, любимые ее розы, как они дивно цвели и благоухали в эту весну! Одни из них гордо поднимались из земли на прямых стеблях. Другие причудливо увили стволы и ветви деревьев, и солнечные часы, и даже залезли на высокую стену и с удивлением разглядывали оттуда новых людей, которые теперь по многу часов проводили в саду.
Каждый день, выходя на прогулку, Колин Крейвен находил какое-нибудь новое чудо. Даже в пасмурную погоду он наслаждался. Нагнувшись над самой землей, он наблюдал за поведением насекомых. Большинство из них куда-то очень спешило. Многие волокли домой кусочки соломы, или какие-то перышки, или еду, но больше всего нравились Колину те, которые бесстрашно залезали на самые вершины травинок. Колин думал, что для насекомых эти травинки все равно что деревья для человека. И он пытался себе представить ощущения этих маленьких существ, когда с вершины такой вот травинки они глядят на раскинувшийся внизу мир. А однажды Колин целое утро не двигался с места, потому что заметил, как крот выбрасывает на поверхность комья земли. Долготерпение мальчика было вознаграждено сполна, когда зверек вышел наконец из норы. Никогда еще Колин не видел существа забавнее. Черная бархатистая шкурка, лапки с длинными коготками… Казалось, из-под земли появился не крот, а кто-то из эльфов.
Поначалу Колин довольствовался собственными наблюдениями. Когда же Дикен рассказал ему все, что сам знает о птицах, рыбах, насекомых, лисах, бобрах, хорьках, белках, водяных крысах и барсуках, Колин увлекся еще сильнее. Он стал читать книги о великих исследователях и ученых. Теперь Колин наблюдал не только за природой. То и дело он возвращался мыслями к тому первому дню в Таинственном саду, когда неожиданно для самого себя смог встать на ноги. Из всех волшебств это для него было главным, и он чувствовал, что непременно должен понять, как оно действует. Когда же Мэри призналась, что, пока он стоял на ногах, все время призывала волшебные силы, Колин словами ученого из прочитанной книги удовлетворенно подумал: «Итак, в цепи моих рассуждений есть логика!»
– Ты произносила для волшебства какие-нибудь слова? – тут же полюбопытствовал наш юный исследователь.
– Да, Колин, – ответила Мэри. – Я тогда все время шептала: «Ты сможешь! Сможешь! Обязательно сможешь! У тебя все, что захочешь, получится!» И ты ведь действительно смог! – окинула она мальчика торжествующим взглядом.
– Смог, Мэри, – задумчиво отозвался Колин. – Это и убеждает меня, – продолжал он с многозначительным видом, – что в мире существует много всякого волшебства. Просто большинство людей никогда им не пользуется. Они не знают, как это сделать, – сожалея о недальновидности человечества, покачал головой мальчик. – А я, по-моему, на пороге открытия. Полагаю, главное тут – повторять, повторять, повторять то, что ты хочешь, чтобы произошло, и самому верить. Тогда волшебство заработает, и все выйдет, как надо. Завтра же надо проверить. Это будет научный эксперимент.
На следующее утро, едва попав в Таинственный сад, Колин попросил Дикена:
– Постарайся как можно скорее доставить сюда Уэзерстаффа. Дело важное и отлагательств не терпит.
Дикен еще не знал, в чем дело, но по голосу юного мистера Крейвена почувствовал, что сейчас произойдет что-то важное, и справился с поручением очень проворно.
– Доброе утро, Бен Уэзерстафф! – торжественно и одновременно ласково приветствовал садовника Колин.
– Доброе утро, сэр, – слегка приподнял фуражку Бен.
– Сейчас я хочу, чтобы ты, Мэри и Дикен встали в ряд и выслушали очень важное сообщение, – еще более торжественным тоном произнес юный мистер Крейвен.
– Есть, сэр! – неожиданно на весь сад грянул садовник и, словно заправский морской волк, вытянулся во фрунт.
Впрочем, Бен Уэзерстафф и впрямь бороздил когда-то моря. Он мальчишкой сбежал из семьи на корабль, был сперва юнгой, потом – матросом, и в наиболее торжественные минуты жизни бравый моряк всегда в нем одерживал верх над старым брюзгой.
Когда все стали так, как того требовал Колин, он произнес старательно отрепетированную заранее Ученую Речь:
– Сейчас, друзья и коллеги, я хочу провести научный эксперимент. Думаю, когда вырасту, я совершу много важных открытий в науке. А этот эксперимент пусть положит начало.
Никогда еще старому Бену Уэзерстаффу не предлагали участвовать в научном эксперименте. Да он и не особенно понимал, что это такое. Но в голосе юного хозяина слышалась столь заразительная торжественность, что садовник почувствовал себя так же, как в молодости перед капитаном корабля. И, забыв обо всем, вновь завопил на весь сад:
– Есть, сэр!
Мэри тоже ничего не знала о научных экспериментах. Но и она не могла отвести от Колина глаз. Сегодня он говорил особенно убедительно. Может, все дело тут было в том, что он много читал об ученых и изо всех сил старался произнести Настоящую Взрослую Речь, а может быть, в чем-то другом, но Мэри верила каждому его слову.
– Все великие открытия, которые я собираюсь сделать, – развивал свои научные положения Колин, – будут связаны с волшебствами. Волшебства – великая вещь. Но о них почти ничего не упоминается в научных книгах. Только в нескольких очень старых. Еще немного о волшебствах знает кузина Мэри, потому что она жила в Индии. Дикен вообще-то тоже волшебство чуть-чуть знает, но, мне кажется, он и сам не знает, что знает. Просто зачаровывает зверей и людей, и все. Если бы он не умел зачаровывать и заклинать, я никогда бы таким, как был раньше, не пригласил его к себе в комнату. Но в том-то и дело, – поднял вверх указательный палец Колин, – что у Дикена существует дар заклинателя всех животных, а значит, и мальчиков. Ведь мальчик, с научной точки зрения, это тоже животное. Я уверен, во всем есть волшебство. Только мы не умеем им пока управлять, чтобы оно нам служило вроде лошадей, пара и электричества.
Последнее утверждение Колина прозвучало настолько внушительно, что в жилах старого Бена вновь забурлила морская кровь.
– Есть, сэр! – раздалось в третий раз на весь сад.
– Когда Мэри обнаружила дверь, сквозь которую все мы теперь проходим сюда, – чрезвычайно воодушевился успехом у Бена Колин, – тут же какая-то сила начала выталкивать из земли все растения. Появилось много зеленых побегов. Их не было, но они появились, – с особой выразительностью произнес наш юный ученый. – Было время, когда я не обращал ни на что внимания. Но ученые ведь всегда всем интересуются. А я теперь хочу стать ученым. И когда я начал наблюдать, я все время себя спрашивал: «Как же так? Как же так? Не может же все расти просто из ничего?» Значит, тут тоже есть волшебство. Я еще никогда не видел, как встает солнце. Но кузина Мэри видела и мне рассказала. Тут, конечно, просто тоже самое настоящее волшебство. Ведь что-то толкает и поднимает солнце! И когда я прихожу в Таинственный сад, меня что-то толкает в грудь, и я начинаю по-другому дышать, и мне становится так хорошо!
Тут Колин выдержал паузу, как делали все ученые в книгах перед тем, как ошеломить других ученых мужей великим открытием.
– И вот, суммируя все свои наблюдения, – приступил наконец юный мистер Крейвен к главной части доклада, – я пришел к выводу, что волшебство – это то, что толкает, поднимает и вообще делает вещи из ничего. Из волшебства сделаны листья и деревья, цветы и птицы, барсуки, лисы, белки и даже люди. Значит, волшебство просто везде – и вокруг нас, и во всех остальных местах тоже. А волшебство, которое живет в этом саду, заставило меня понять, что я не умру и буду жить долго-долго. И как только я это понял, я даже встал на ноги. Поэтому научный эксперимент, который я намереваюсь провести сейчас вместе с вами, будет своего рода попыткой попросить волшебство проникнуть в меня, поднять и сделать так, чтобы я стал сильнее. Результаты эксперимента покажут, правильна ли моя догадка, но я полагаю, что, если все время думать о том, чего хочешь, я призывать волшебство, и верить, что оно придет, может, тогда все и получится. Может быть, это и есть самый простой и наиболее эффективный способ вызова волшебства. Вспомните, о чем я говорил вам вначале. Когда я впервые встал на ноги, Мэри шептала: «Ты сможешь! Сможешь! Обязательно сможешь! У тебя все, что захочешь, получится!» Конечно, самому мне тоже пришлось постараться, но волшебство Мэри и волшебство Дикена мне помогли. С тех пор я стараюсь утром, днем, а иногда даже вечером повторять про себя: «Волшебство во мне! Волшебство во мне! Оно мне поможет стать таким же сильным, как Дикен!» Сегодня вы все будете повторять то же самое. Таковы условия этого эксперимента.
И, поочередно глядя на своих изумленных слушателей, Колин спросил:
– Ты ведь поможешь мне, Дикен? И ты, Мэри? И ты, Бен Уэзерстафф?
В ответ раздалось два пламенных «Конечно, Колин!» и одно громогласное «Есть, сэр!».
– Работа вам предстоит нелегкая, – счел своим долгом предупредить автор эксперимента. – Призывать волшебство надо будет и сегодня, и завтра, и еще много дней подряд. Только если мы все добьемся слаженных действий, как солдаты на строевой подготовке, эксперимент сможет принести плоды. Это как когда мы что-нибудь учим. Надо повторять, повторять, пока не запомнишь. По моим наблюдениям, эта закономерность должна распространяться и на волшебство.
– Однажды я слышала, как один офицер в Индии рассказывал моей маме про одного факира. Этот факир тоже повторял свои заклинания по многу-многу тысяч раз подряд, и у него что-то такое потом выходило, – поделилась старым воспоминанием Мэри.
– Вот, вот, – с важностью закивал головой Колин. – Это еще одно доказательство моей научной гипотезы.
– А я слышал, – неожиданно вмешался в дискуссию старый Бен, – как женушка Джема Феттлуорта уж никак не меньше тысячи раз повторяла одно и то же: «Пьяная скотина! Пьяная скотина!» И что же, вы думаете, делал в ответ Джем? Ну, сперва он, как водится, учил жену тумаками, а потом и впрямь напивался в трактире «Голубой лев».
Колин с неодобрением взглянул на садовника и задумался. Но замешательство длилось всего лишь миг. Лицо его вдруг просветлело.
– Видите? Значит, все верно! – воскликнул он. – Эта жена пользовалась злым волшебством. И, конечно же, ее муж себя вел неправильно. А если бы эта жена повторяла тысячу раз доброе волшебство, ее мужу не захотелось бы напиваться. Наоборот, он бы пошел и купил этой жене новый капор.
– Да ты мало того что не колченогий, а, выходит, еще и умный! – восхищенно проговорил Бен Уэзерстафф. – Как увижу в следующий раз Бесс Феттлуорт, непременно ей намекну, какое полезное дело для нее может волшебство совершить. Если у них с Джемом научный эксперимент сработает, она будет рада, и Джем тоже, думаю, не станет протестовать.
Дикен стоял и слушал, и глаза его светились от радости. Пат и Шелл внимательно следили за происходящим с плеч мальчика. А на руках Дикен держал прелестного белого кролика. Он ласково гладил его, и длинноухий зверек даже глаза зажмурил от удовольствия.
– А ты-то, Дикен, как думаешь? – с явным волнением спросил будущий великий ученый. – Сработает эксперимент?
Дикен всегда оставался для Колина загадкой. Он часто с волнением следил, как рыжий мальчик, глядя куда-то вдаль, таинственно улыбается. А как Колину хотелось понять, о чем в такие минуты думает Дикен. Может быть, именно тогда он и творит свои заклинания? Как бы там ни было, Колин во всем беспрекословно слушался Дикена и сейчас, затаив дыхание, ждал, что тот ответит.
– Думаю, да, – утвердительно тряхнул головой тот. – Твой этот эксперимент должен сработать, как семена выпускают побеги, когда на них светит солнце. Если ты, Колин, не против, я предлагаю прямо сейчас и начать.
– Конечно! – обрадовался Колин.
В памяти его всплыли картины из книги о факирах, и он тут же решил рассадить всех так же, словно он сам – факир, а остальные – его ученики.
– По-моему, это дерево, – указал Колин на сливу, к стволу которой сейчас прислонился, – вполне может быть вроде храма. Мы все сейчас сядем под ним, скрестив ноги. Так будет по волшебным правилам. И еще, – смущенно добавил он, – я что-то устал. Мне хочется посидеть.
– Так не годится, – осуждающе произнес Дикен. – Нельзя начинать волшебство с того, что устал. Посидеть под деревом можно, но ты, Колин, все время должен думать только о волшебстве.
Колин смутился, покраснел и тихо ответил:
– Правильно. Я как-то забыл, что сейчас уставать не имею права. Я буду думать только о волшебстве.
Он с очень сосредоточенным видом опустился на землю под самым стволом и скрестил ноги. Остальные последовали его примеру. Как только они по-факирски расселись в кружок, их словно окутал покров тайны. Проняло даже старого Бена, и он почувствовал такую тоску, словно его завели на собрание секты. Ко всяким молитвенным сборищам старый Бен относился с большим подозрением и предпочитал на них не ходить. Но сегодня все обстояло совсем по-другому. Этот какой-то эксперимент связан со здоровьем молодого хозяина. Бен очень гордился, что его позвали на помощь, и готов был терпеть до конца.
Мэри Леннокс, в отличие от него, ничего не надо было терпеть. Глаза ее горели от счастья, и она предвкушала удивительные события. Тем более что рядом с ней сидел Дикен со своим кроликом на руках! С минуту назад рыжий мальчик уже успел совершить одно небольшое чудо. Во всяком случае, Мэри не сомневалась, что это именно он подал своим зверям тайный сигнал заклинателя. Иначе не объяснишь, почему, стоило детям рассесться по-факирски в кружок, как ворон, лисенок, бельчата и ягненок подошли к дереву и тоже сели в кружок. Колин сразу это заметил.
– Звери пришли помогать нам, – без тени сомнения произнес он.
«Какой Колин сейчас красивый! – подумала Мэри. – Он просто как жрец. И солнце на него светит совсем по-особенному!»
– Ну, начинаем! – послышался голос «жреца». – Я вот только хочу обсудить одну важную вещь. Мы будем просто призывать волшебство, как раньше договорились, или стоит еще раскачиваться взад и вперед, будто бы мы дервиши?
– Не могу я раскачиваться взад и вперед! – взмолился Бен Уэзерстафф. – У меня ревматизм!
– Вообще-то волшебство твой ревматизм тоже должно излечить, – немедленно констатировал руководитель эксперимента. – Но пока этого не случилось, мы, пожалуй, воздержимся от способа дервишей. Просто будем произносить слова нараспев.
– Петь я тоже не стану! – опять запротестовал старый Бен. – Я уже раз в жизни попробовал. Тут-то меня и выставили из церковного хора.
Никому из детей даже в голову не пришло засмеяться. Каждый из них сознавал огромную важность момента, и все трое были настроены на такой торжественный лад, что комические стороны жизни были не в силах сейчас пробиться в их души.
– Ну, тогда нараспев буду говорить один я, – нашел выход из положения Колин. – Я начинаю:
Солнце светит, солнце светит.
Это волшебство.
Цветы растут, и корни растут.
Это волшебство.
Жизнь – волшебство.
И сила – волшебство.
Волшебство во мне!
Во мне, во мне и во всех нас!
Оно – в спине Бена Уэзерстаффа.
Волшебство, волшебство!
Приди и помоги!
Мэри слушала Колина и могла бы слушать еще и еще. Песнь его представлялась ей дивной. Конечно же, ни одно волшебство не устоит перед таким и откликнется!
Бен Уэзерстафф внимал молодому хозяину в соответствии со своим восприятием мира. Почти с первых слов голос Колина слился в его ушах с гудением пчел, и садовника охватила дремота. Голова его свесилась безвольно на грудь, и явь стала мешаться с сонными грезами.
Дикен вел себя с обстоятельностью человека, знающего кое-какой толк в волшебствах. Он кивал в такт каждому слову Колина. На одной руке Дикена сидел кролик, другой он поглаживал по спине ягненка. А Уголек, потеснив одного из бельчат, устроился у хозяина на плече.
Колин все повторял и повторял нараспев то же самое. Если он и не дошел до тысячи раз, то лишь самую малость. Наконец он умолк.
– А теперь я пойду прогуляться по саду, – чуть помолчав, объявил он.
Бен Уэзерстафф вдруг сонно уставился на молодого хозяина.
– Ты заснул! – укоряюще произнес тот.
– Никак нет, сэр, – явно засыпая опять, пробормотал старый Бен. – Отменно хорошая была проповедь. Теперь только успеть бы уйти до того, как пожертвованье потребуют.
– Уэзерстафф, ты не в церкви! – очень строго сказал юный мистер Крейвен.
– Какое там, в церкви! – наконец окончательно пробудился садовник. – Я все слышал. Ты говорил, что волшебство у меня в спине. Тут я вроде во всем разобрался. По-моему, это волшебство то же самое с тем, которое доктор мне ревматизмом назвал.
– Да, и это неправильное волшебство, – величественно повел рукой юный ученый и чародей. – Надеюсь, Уэзерстафф, после моего эксперимента тебе станет лучше. Сейчас можешь идти. А завтра обязательно приходи опять.
– Не-ет, – заартачился Бен Уэзерстафф. – Мне сейчас уходить не с руки. Уж я сперва, с твоего позволения, погляжу, как ты станешь прогуливаться по саду. Мне тоже следует удостовериться, как это твое волшебство заработало. Даже если ты меня и прогонишь, – угрожающе пробубнил он, – я все равно наблюдения за тобой не оставлю. Встану с той стороны на лестницу и буду глядеть. А если с тобой что случится, тут же кинусь на помощь, несмотря на весь ревматизм.
Заранее готовый обидеться, старый Бен сделал шаг в сторону. Но уйти ему Колин не дал. Он ничего не имел против того, чтобы Бен Уэзерстафф остался.
– Наоборот, – объяснил он садовнику, – с тобой сопроводительная процессия будет еще торжественней.
После того как этот маленький конфликт был улажен, участники эксперимента выстроились следующим образом. Впереди, придерживая Дикена за руку, шел Колин. С другой стороны от него, отстав всего на какой-нибудь шаг, шла Мэри, а за ней – Бен Уэзерстафф. За старым садовником шла процессия зверей с ягненком и лисенком во главе. Самым независимым образом держали себя кролик и ворон. Кролик делал вид, что просто пощипывает травку, а Уголек хоть и вышагивал самым последним, однако по его гордой походке можно было подумать, что только ради него и затеяли эту прогулку по саду.
Через каждые пять шагов процессия останавливалась для отдыха. Затем Колин снова шел вперед. Дикен готов был в любую минуту подхватить его, если он вдруг споткнется. Бен Уэзерстафф тоже держался настороже. Но Колину пока помощи явно не требовалось. Наоборот, он то и дело отпускал руку Дикена, чтобы хоть два-три шага сделать самостоятельно. Стоило видеть, как гордо в такие моменты он держал голову!
– Волшебство во мне! – непрерывно нашептывал он. – Оно во мне! Оно делает меня сильным! Я его чувствую! Чувствую! Чувствую!
Казалось, это тщедушное тело и впрямь удерживает какая-то сила. Конечно, он не упускал ни единого случая, чтобы присесть для отдыха на скамейку или в нишу садовой стены. Но ведь он все-таки обошел весь сад целиком, и при этом не падал и даже не оступился!
– Вышло! – вернувшись к сливовому дереву, воскликнул он. – У меня это вышло! Волшебство сработало!
Щеки его алели. И, обведя друзей сияющим взором, он прошептал:
– Мой первый научный эксперимент удался.
– Интересно, что скажет теперь доктор Крейвен? – с улыбкой проговорила Мэри.
– Ничего он не скажет, – ответил Колин. – Он пока не должен ничего знать. От него это будет секрет. Вообще никто из них не должен ничего знать, пока во мне не прибавится столько силы, как у всех остальных мальчиков. А пока я буду каждый день приезжать сюда и уезжать в своем кресле. Иначе все станут шептаться, болтать, и отец прежде времени обо всем узнает. Пусть лучше он спокойно вернется себе в Мисселтуэйт, а я войду к нему в кабинет, побегаю, попрыгаю и скажу: «Вот и я! Я такой же, как все остальные мальчики. Я буду жить и стану взрослым». После этого можно и доктору Крейвену рассказать. Наверное, он будет очень забавно себя вести! – засмеялся мальчик.
– Он глазам не поверит. И решит, что ему все снится, – сказала Мэри.
– Да, – согласился Колин.
Сегодня был его день. Он мог по праву торжествовать, ибо сумел поверить, что выздоровеет. В конечном итоге именно это решило судьбу Колина Крейвена. Отныне он знал, что непременно станет по-настоящему сильным и стройным. Станет хотя бы затем, чтобы отец понял: его сын не хуже, чем сыновья у других отцов.
– Да, Мэри, придется и папе, и доктору Крейвену поверить своим глазам, – повторил он. – Потому что, еще прежде, чем я начну совершать великие открытия, я стану атлетом.
– Если у тебя так хорошо и дальше пойдет, – вмешался Вен Уэзерстафф, – ты скоро сможешь даже боксером стать. Ты у нас еще завоюешь чемпионский пояс всей Англии!
– Бен Уэзерстафф! – осуждающе произнес в ответ Колин. – То, что тебе доверили тайну, еще не дает права на всякие вольности. Как бы там волшебство ни сработало, в боксеры-профессионалы я никогда не пойду. Непочтительно с твоей стороны даже предлагать мне такое. Я ведь сказал, что буду… ученым!
– Виноват, сэр! – немедленно отдал честь старый Бен и потупился. Однако глаза у него при этом лукаво блеснули.
