Глава XXI БЕН УЭЗЕРСТАФФ

Тот, кто хоть раз просыпался ранним утром и, встретив розовую зарю, замирал от восторга при виде восходящего солнца, мог, как и Колин, воскликнуть: «Я буду жить долго-долго!» И если однажды оказался в лесу на закате, мог испытать те же чувства. Потому что в последние мгновения уходящего дня листья подсвечены золотом, и сама тишина, которая наступает вокруг, безмолвно говорит с тобою о вечности. Тихо шепчут о вечности и звездные ночи. Вглядитесь попристальней в темно-синее небо. Чувствуете, как оно роднит нас с прошлым и будущим? А глаза… Глаза верного друга, в которых черпаешь веру… Вот вам еще один залог долгой жизни.

Попав в Таинственный сад, Колин увидел весну, глаза друзей, и, казалось, весь мир старался ему понравиться. А природа, по милости Божьей, именно в этот день явила все свои прелести на тесных подмостках Таинственного сада. Даже Дикен, привыкший к красотам пустоши, сегодня то и дело удивленно вертел головой:

– Тринадцатый год уже на свете живу, но никогда такого прекрасного дня не видал!

– Прямо как в сказке, – подхватила Мэри. – По-моему, такого вообще не было с самого Сотворения Мира.

– А вдруг это специально, чтобы я увидал? – раздался вдруг шепот Колина. – Тогда, значит, действительно…

Не решившись договорить, он умолк. Но в душе его поселилась надежда, что сегодняшний день для него вроде знака, и теперь, если он сам постарается, то, наверное, сможет стать таким же здоровым, как Дикен и Мэри. Пока он размышлял об этом, Дикен поставил его кресло под сливовым деревом. Слива была вся в цвету. В ее ветвях хором гудели пчелы. Колин прищурил глаза, и ему вдруг показалось, будто это совсем и не дерево, а балдахин какого-то сказочного короля. Лазурное небо, просвечивающее точками сквозь листву, представилось мальчику голубыми глазами существ, населяющих это волшебное королевство.

– Вот бы еще и Робина увидать! – мечтательно проговорил он.

– Если даже сегодня нам Робин не попадется, потом ты обязательно с ним познакомишься, – отозвался Дикен. – Потому что с птенцами у всех родителей появляется уйма дел. Первое время Робин только и будет сновать мимо нас с кормом для своих деток.

– А что, у них всегда так? – удивился Колин.

– Конечно, – кивнул Дикен. – Ты только представь себе… – И он подался чуть ближе к коляске Колина. – Сидит в гнезде много птенцов. Все разинули клювы, громко пищат и есть просят. И Робин, когда прилетает в гнездо с червем, никак не может решить, в чей клюв этого червяка положить нужнее. Потому моя матушка и говорит всегда: «Как подумаю, сколько птицам работать приходится, чтобы всех птенцов накормить, так самой себе сразу бездельницей начинаю казаться. Да будь эти несчастные птицы людьми, с них должен непрерывно пот градом литься».

Слова миссис Соуэрби всем троим детям очень понравились. Стоило им только представить себе Робина, с которого катится градом пот, и они, забыв о предосторожностях, громко захохотали. Дольше всех сдерживал смех Колин. Для верности он даже зажал рот руками. Но когда двое твоих друзей изнывают от хохота, ничего поделать с собой невозможно.

Потом Дикен и Мэри решили провезти Колина в кресле по всему саду. То и дело они останавливались, чтобы показать ему какое-нибудь особенно красивое дерево, или цветок, или причудливо изогнувшуюся ветку, или яркий бутон, или перо, которое уронил дятел на землю. Все это Мэри и Дикен проделывали так торжественно, словно были правителями королевства Таинственный сад, и теперь, принимая важного иностранца по имени Колин, старались продемонстрировать все свои достопримечательности и богатства.

Когда солнце начало припекать, Колина вновь отвезли под сень сливового дерева. Дикен опустился на траву рядом с креслом, вынул дудочку из кармана и уже поднес ее к губам, когда Колин вдруг резко простер вперед руку.

– Какое странное дерево! – громко прошептал он.

Дикен взглянул на дерево. И Мэри – тоже. Впрочем, они и так знали, какое дерево он имеет в виду, и им обоим стало не очень уютно.

– Да-а! – безо всякого воодушевления протянул Дикен.

А Мэри вообще предпочла промолчать.

– У него ветки серые и ни одного листка нет, – снова заговорил Колин. – Наверное, совсем погибло, а, Дикен?

– Да, – согласился тот. – Зато его снизу доверху оплели ползучие розы. Как только они расцветут, это дерево станет самым красивым в саду.

Мэри не сводила глаз со старого дерева, и говорить ей по-прежнему ничего не хотелось.

– По-моему, от него отломали большую ветку, – заметил еще одну странность Колин. – Кто это интересно мог сделать?

– Это уже давно сделали, – отозвался уклончиво Дикен. – Ой! Ты лучше погляди вон туда, Колин! Робин летит! – с облегчением перевел разговор он. – Видишь? Похоже, он песет что-то вкусное для своей подружки.

– Где? Где? – завертел во все стороны головой Колин и вдруг увидал красногрудую птичку, у которой было что-то зажато в клюве.

Робин нырнул в кустарник и исчез в самом заросшем уголке сада.

– Полдничать полетел! – откинувшись на спинку кресла, захохотал Колин. – Ну да, – вынул он из кармана часы. – Сейчас как раз пять. Что-то я тоже немного проголодался.

Похоже, он пока забыл про старое дерево. Улучив момент, когда он что-то с интересом разглядывал, Мэри украдкой шепнула Дикену:

– Робина сегодня нам уж точно волшебник прислал. Иначе просто не знаю, что мы бы ответили Колину про ветку и дерево.

– Ну, – задумчиво потер лоб рыжий мальчик, – по-моему, и ты и я должны делать для него вид, будто про это дерево нам вообще ничего не известно. Нельзя расстраивать Колина правдой.

– По-моему, тоже, – согласилась девочка.

– Я слышал, миссис Крейвен была очень хорошая и красивая леди, – украдкой поглядывая на Колина, прошептал Дикен. – Матушка говорит, что она наверняка часто является сюда с того света и приглядывает за Колином наподобие всех матерей, которых Бог прибрал к себе слишком рано. Надо же им узнать, как их дети растут. Вот они и приходят, только никто из нас их увидеть не может.

– И что же миссис Крейвен тут делает? – полюбопытствовала Мэри Леннокс.

– Кто знает? – пожал Дикен плечами. – Может быть, это она нас с тобой заставила работать в своем саду. А когда мы наладили тут все как следует, подсказала, что пора Колина сюда привезти в его кресле.

– По-моему, мы с тобой, Дикен, все время о чудесах думаем, – вдруг осенило Мэри. – И ждем их. И ведь действительно у нас получается!

– Вообще-то правда, – улыбнулся Дикен.

Они умолкли и надолго задумались. Оба верили в чудеса, но воспринимали их немного по-разному. Дикен считал чудом почти все, что его окружает, ибо сызмальства везде находил красоту. Мэри предъявляла к чудесам куда большие требования. Она думала, что на них способны лишь высшие существа и волшебники, и не сомневалась, что Дикен – один из них. Разве не чудо, что его доброта простирается чуть не на всех в округе! И то, что его любят самые разные люди и звери, конечно же, тоже чудо. И Робина, наверное, Дикен сейчас позвал именно в тот момент, когда Колин заинтересовался деревом, – продолжала размышлять девочка. И как только она об этом подумала, ей вдруг показалось, что и день выдался благодаря Дикену просто чудесным. И вполне может быть, что Колин себя почувствовал лучше из-за него. Во всяком случае, подобное объяснение все ставило на свои места. Потому что Мэри Леннокс никогда не поверила бы, что Колин просто так, сам по себе, из полубезумного существа, вопящего на весь дом, вдруг превратился в почти нормального мальчика.

Между тем Колин, со щек которого по-прежнему не сходил румянец, был всецело увлечен Робином. Тот еще несколько раз пролетал мимо, неизменно скрываясь с новой добычей в кустарнике.

– Слушайте! – засмеялся Колин. – Эта птица возбуждает у меня аппетит. По-моему, нам просто необходимо пополдничать!

Мэри и Дикена не пришлось уговаривать. Как только Колин напомнил им о еде, они почувствовали ужасный голод.

– Иди в дом, Мэри, – сказал Колин. – Скажешь слугам, пусть уложат в корзину три полдника и оставят у дорожки в саду, где рододендроны растут. А потом вы с Дикеном оттуда их заберете.

Замысел Колина был встречен с большим воодушевлением, и Мэри тут же его претворила в жизнь. Не прошло и двадцати минут, как дети, расстелив на траве скатерть, наслаждались промасленными гренками и булочками. Птицы садились рядом и с интересом изучали крошки. Нату и Шеллу досталось по куску булки, а Уголек получил целую половину. Ворон вначале сосредоточенно ее разглядывал. Потом легонько потыкал клювом. Затем высказал несколько весьма пространных замечаний, после чего жадно накинулся на угощение, и оно мгновенно исчезло.

Пополдничав, дети заметили, что солнце вот-вот закатится за деревья. Дикен и Мэри засобирались домой. Когда посуда, оставшаяся после полдника, была аккуратно уложена в корзину, Колин с грустью сказал:

– Хорошо бы, если бы этот день длился всегда.

Дикен в ответ лишь развел руками. А Мэри понимающе поглядела на Дикена. Уж она-то прекрасно знала, что заставить день длиться вечно никто не может. Тут Дикену и пытаться нечего.

Колин после еды разрумянился еще больше, глаза его заблестели.

– Ну, день-то, конечно, нам не остановить, – улыбнулся он. – Зато я увидел весну. И завтра, и послезавтра снова увижу.

– И снова будешь дышать свежим воздухом, – подхватила Мэри.

– Ну да, – обстоятельно проговорил Колин. – Я увидел сегодня весну и хочу ее видеть вновь. А потом ведь настанет лето. Его тоже нужно увидеть. А перед этим я постараюсь набраться сил. Может быть, даже немного вырасту. Ты ведь говорил, Дикен, что на свежем воздухе люди гораздо быстрее растут.

– Конечно, – отозвался тот. – Если будешь дышать свежим воздухом, думаю, тебе скоро и коляска твоя не понадобится. На своих двоих не хуже нас с Мэри забегаешь, и тогда мы все втроем станем работать в саду.

– Ходить? Работать в саду? Неужели у меня выйдет? – окинул сияющим взором друзей Колин.

Дикен украдкой взглянул Колину на ноги. И Мэри, не сговариваясь с ним, сделала то же самое. Они оба вдруг вспомнили, что просто не знают, в каком состоянии у него ноги. Тем не менее Дикен с прежней уверенностью ответил:

– Конечно, выйдет. Ноги-то у тебя вроде такие же, как у всех остальных?

Мальчик и девочка замерли, с надеждой и страхом ожидая, что скажет на это Колин.

– Вообще-то такие же, – к облегчению обоих друзей произнес он. – Просто они очень худые и слабые, вот я на них вставать и боюсь.

– Тогда тебе просто надо перестать бояться, – весело сказал Дикен. – Как перестанешь, так сразу на собственных ногах и пойдешь. Я думаю, у тебя скоро получится.

А потом наступил миг, когда лучше всего помолчать. Потому что на исходе дня мир словно бы замирает, и трое друзей благоговейно внимали тишине, предваряющей вечер. Ни ветерка, ни звука, даже птицы затихли. Колин, полуприкрыв глаза, еще раз в воображении пережил все события этого дня. Животные Дикена тоже затихли. Уголек неподвижно сидел на ветке, поджав под себя одну ногу. Глаза его подернулись серой пленкой, и Мэри казалось, что он вот-вот захрапит.

– А это еще кто такой? – первым нарушил молчание Колин.

– Кто? Кто? Кого ты там увидал? – тут же вскочили на ноги Мэри и Дикен, а Уголек, проснувшись, закаркал.

– Вот там, на стене, какой-то мужчина, – дрожа от волнения, проговорил Колин.

Мэри и Дикен взглянули туда, куда он показывал пальцем. Над стеной возвышалась разъяренная голова старого Бена Уэзерстаффа. К внешней стороне стены была приставлена лестница, на которой и стоял этот почтенный джентльмен. Он просто кипел от гнева и возмущения.

– Будь у меня жена и родила бы она мне такую же дочь, как ты, уж я бы тебе задал! – яростно сотрясая кулаком, крикнул он Мэри.

Он поднялся еще на ступеньку выше, словно собираясь перелезть через стену и привести приговор в исполнение. Но Мэри смело шагнула вперед, и садовник почему-то снова застыл на месте. Правда, словоохотливости у него от этого не убавилось.

– Я с самого начала тебя сильно подозревать начал! – бушевал он. – Первый раз на тебя взглянул, и сразу ты мне не понравилась. Кислая барышня! – презрительно фыркнул садовник. – Так прямо и липла ко мне с вопросами и не в свои дела вечно совалась. Не понимаю, как я мог вообще с тобой разговаривать. Видать, это все из-за Робина.

– Ну да, – ничуть не оробев, подтвердила Мэри. – Из-за Робина мы с вами и подружились, а потом Робин мне показал дорогу в Таинственный сад.

Услышав это, садовник едва не ринулся на Мэри прямо с вершины стены.

– И ты! И ты! – выкатил он покрасневшие глаза на девочку. – Ты еще смеешь поклеп возводить на невинную птицу! Робин ей показал! И не совестно врать-то! Но как… как… – замялся садовник. – Как тебе все-таки удалось пробраться сюда?

И Мэри, которая все это время не сводила со старого Бена глаз, вдруг поняла, что он просто сгорает от любопытства.

– Я же вам говорю: дорогу сюда показал мне Робин, – упрямо сжав губы, повторила она. – Может быть, Робин, конечно, не знал, что он ее мне показывает, но я догадалась. А если вы хотите узнать, лучше перестаньте размахивать кулаками и спускайтесь вниз.

Бен Уэзерстафф тут же опустил кулак. Но Мэри напрасно приписала победу себе. Просто именно в этот момент садовник наконец посмотрел поверх головы девочки и встретился взглядом с молодым хозяином. Старый Бен широко раскрыл рот и на какое-то время утратил дар речи.

Вначале растерявшись от появления незнакомца, Колин быстро пришел в себя. Когда же Бен Уэзерстафф позволил себе говорить так грубо с его кузиной, Колин вновь обрел черты юного раджи. Величественно откинувшись в кресле, он громко сказал Дикену:

– Вези меня прямо к стене. Я хочу кое-что объяснить этому человеку.

Бен Уэзерстафф, застыв в прежней позе, следил, как Колина все ближе подвозят к нему. Кресло молодого хозяина было обложено подушками из яркого шелка, застлано красивым пледом и из-за этого чем-то смахивало на колесницу какого-нибудь восточного царька.

– Догадываешься, кто я? – величественно спросил Колин, когда «колесница» осадила неслышный свой ход прямо перед носом садовника.

Бен Уэзерстафф посмотрел на мальчика так, будто ему явилось вдруг привидение. Не отводя от Колина глаз, он шумно сглатывал, но язык совершенно отказывался ему подчиняться.

– Догадываешься, кто я? – повторил юный мистер Крейвен, и на этот раз голос его звучал не только величественно, но и грозно.

– Он еще спрашивает! – сумел наконец хрипло произнести старый Бен. – Да ведь глаза твоей мамы так и глядят на меня с твоего лица. Вот только Бог тебя знает, как ты-то попал сюда? Ты же вроде бы инвалид.

За день, проведенный в саду, Колин успел настолько забыть и о больной спине и о прочих своих недугах, что слова садовника привели его в ярость.

– Никакой я не инвалид! – крикнул он.

– Правильно, не инвалид! – тут же встала на его защиту Мэри. – У Колина на спине ни одного даже маленького горбика нет. Я сама проверяла.

Бен Уэзерстафф с силой провел по лицу ладонью и уставился вновь на Колина.

– Не инвали-ид, – нараспев произнес он и недоверчиво повертел головой. – Значит, спина у тебя не горбатая?

– Нет! Нет! Нет! Не горбатая! – что было мочи завопил Колин.

Бен Уэзерстафф вдруг с ног до головы задрожал.

– И колченогости нету? – еще тише прежнего прохрипел он.

Новый вопрос садовника привел Колина в ту степень гнева, за которой обычно следовали ужасающие истерики. Однако сейчас ярость его вылилась самым неожиданным для всех образом.

– Иди сюда! – выпутываясь из пледа, подозвал он Дикена. – Скорее, скорее сюда!

И, как только мальчик приблизился, Колин, чувствуя прилив сверхъестественной силы, поднялся на ноги. Дикен лишь слегка придерживал его за руку. Поначалу ноги Колина немного подрагивали, затем он выпрямился и, гордо подняв голову, крикнул:

– Ну что, Уэзерстафф? Где моя колченогость?

– Он может стоять, как все! Может! Может! – размахивала руками Мэри.

А Дикен солидно добавил:

– Да ты, я вижу, стоять умеешь не хуже, чем я или какой другой мальчишка в Йоркшире.

Но неожиданней всех повел себя старый Бен Уэзерстафф. Из груди его вырвался тихий стон, глаза наполнились слезами, и он вдруг изо всех сил захлопал в ладоши.

– Ну до чего же все врать-то любят, я вам скажу! – весело закричал он. – Может быть, ты и худой и не так чтобы особенно мускулистый, но ведь в остальном-то совсем нормальный. И мужчина из тебя вырастет хоть куда!

Колин по-прежнему держался на ногах очень уверенно, и его даже не качнуло ни разу.

– Учти! – строго взглянул он на садовника. – Когда моего отца нет, я тут твой главный хозяин. Мой приказ для тебя – закон. Ты не должен никому говорить, что мы все знаем про этот сад. А теперь спускайся и иди на длинную дорожку вдоль изгороди. Мэри встретит тебя снаружи и покажет вход. Конечно, мы бы и без тебя могли обойтись, но раз уж ты обо всем узнал, так и быть, посвящу тебя в тайну.

На щеках Бена Уэзерстаффа еще не высохли слезы. И он все никак не мог наглядеться на Колина, который вполне крепко стоял на ногах.

– Да, да, мой мальчик, – тихо шептал садовник, – конечно, все будет по-твоему.

Так продолжалось еще с минуту. Потом Бен Уэзерстафф вытер ладонью лицо и, рявкнув: «Слушаюсь, сэр!», исчез по ту сторону садовой ограды.