(Переводчик: Падшая2480; Редактор: Наталья Цветаева)
Одно осталось неизменным: мой брат любит поесть. Похоже, у него резиновый желудок, и туда помещается вся еда: четыре блина, три омлета, оладьи, пшеничные тосты, три полоски бекона, три ломтика колбасы и кувшин с апельсиновым соком.
Я чувствую, как меня начинает тошнить от одного взгляда на это.
— Что? — спрашивает он, когда ловит мой взгляд. — Я голоден.
— Оно и видно.
— Это вкусно. Все, что я ел за эти дни — это пицца.
Ах, Джеффри — обжора. Этот завтрак для него все. Мелочи, которые время от времени проскальзывают в разговоре — подсказки, из которых я склеиваю картину его жизни воедино.
— Пицца? — говорю я беспечно. — А что с пиццей?
— Я работаю в пиццерии. — Он наливает больше сиропа на свой последний блин. — Все пропитано этим запахом. — Он наклоняется вперед, когда хочет, чтобы я понюхала его. Я нюхаю, и, конечно, чувствую запах моцареллы и томатного соуса.
— Чем ты там занимаешься?
Он пожимает плечами.
— Стою за кассой. Слежу за автобусным расписанием. Принимаю заказы по телефону. Иногда делаю пиццу, если нам не хватает повара. Все, что нужно сделать. Это временно. До тех пор, пока я не пойму, чем действительно хочу заниматься.
— Ясно. Эта пиццерия где-то поблизости? — лукаво спрашиваю я. — Может быть, я как-нибудь заскочу и закажу что-нибудь. Дам тебе хорошие чаевые.
— Не-а, — отвечает он. — Ни в коем случае. Так. Что с тобой происходит?
Я опираюсь подбородком на руку и вздыхаю. Со мной много чего происходит. Я до сих пор в шоке от того, что встретила Такера. Еще меня до сих пор мучает мысль, что где-то в ближайшем будущем мне придется использовать меч, мне, никогда не представлявшей себя Баффи — Истребительницей Вампиров. Мне предстоит сражаться. Возможно, не на жизнь, а на смерть, если мои видения не лгут.
— Все же хорошо, да? — спрашивает Джеффри, изучая мое лицо.
— Все сложно. — Я раздумываю, не рассказать ли ему о своей вчерашней тренировке. Джеффри всегда испытывает боль, когда дело доходит до отца. Вместо этого я спрашиваю:
— У тебя до сих пор бывают видения?
Его улыбка исчезает.
— Я не хочу об этом говорить.
Мы смотрим друг на друга где-то с минуту, я, не желая, оставляю эту тему, он не хочет вдаваться в нее, потому что решил не обращать внимания на свои видения. Он больше не работает на Бога, вот что он решил. Игнорировать видения. Он все еще чувствует боль от глубокого чувства вины каждый раз, когда думает о своем последнем видении, из которого не вышло ничего хорошего.
Но в глубине души он также и хочет об этом поговорить.
Наконец, он отводит взгляд в сторону.
— Иногда, — говорит он. — Они бесполезны. Они никогда не имеют смысла. Они просто говорят тебе то, что ты не можешь понять.
— Например? — спрашиваю я. — Что ты видишь?
Он поправляет кепку. Его взгляд становится отстраненным, когда он воспроизводит свое видение, разворачивающееся прямо перед ним.
— Я вижу воду, много воды, вроде озера или что-то подобное. Я вижу, кто-то падает с неба. И я вижу... — Его рот кривится. — Как я уже сказал, я не хочу об этом говорить. Видения только приводят тебя к неприятностям. В последний раз я видел себя, поджигающим лес. Скажи мне, что это за божественное послание?
— Но ты был храбр, Джеффри, — говорю я. — Ты проявил себя. Нужно было решиться довериться своим видениям, довериться плану, и ты это сделал. Ты доверился.
Он качает головой.
— И что я с этого получил? Кем я стал?
«Дезертиром, — думает он, — бросившим школу. Неудачником».
Я тянусь через стол и накрываю его руку своей.
— Мне жаль, Джеффри. Мне действительно, действительно, невероятно жаль, за все.
Он убирает руку из-под моей и кашляет.
— Все хорошо, Клара. Я не виню тебя.
Это новость, так как последний раз, он во всем винил меня.
— Я виню Бога, — говорит он. — Насколько это возможно. Иногда я чувствую, что все мы — дураки и делаем всякую ерунду из-за этих видений, просто потому, что кто-то сказал нам, что это «во имя Бога», с которым мы даже никогда не встречались. Возможно, эти видения не имеют ничего общего с Богом, и мы просто видим будущее. Возможно, все мы просто миф.
Слушая эти слова, идущие от моего брата, на минуту я чувствую, что сижу за столом с незнакомым человеком, озвучивающим чужие аргументы.
— Джеффри, перестань. Как ты можешь...
Он поднимает руку.
— Не читай мне нотации, ладно? Я доволен тем, как обстоят дела. В настоящее время я избегаю всех крупных водоемов, так что мое видение не будет проблемой. Теперь мы должны поговорить о тебе, помнишь?
Я кусаю губу.
— Ладно. Что ты хочешь знать?
— Ты встречаешься с Кристианом, теперь, когда ты... — он снова останавливается.
— Теперь, когда я рассталась с Такером? — заканчиваю за него я. — Нет. Мы просто друзья. И, кроме того, нам нужно понять кое-какие вещи.
Конечно, мы больше, чем просто друзья, но я не знаю, кем мы на самом деле приходимся друг другу.
— Ты должна встречаться с ним, — говорит Джеффри. — Он твоя вторая половинка. Чего тут понимать?
Я чуть не захлебываюсь апельсиновым соком.
— Моя вторая половинка?
— Да. Твоя вторая половинка, твоя судьба, человек, который предназначен тебе.
— Смотри, я целая, — говорю я со смехом. — Мне не нужно, чтобы Кристиан завершал меня.
— Но есть кое-что в вас двоих, когда вы вместе. Вы так подходите друг другу. — Он усмехается, затем пожимает плечами. — Он — твоя вторая половинка.
— Эй, ты должен перестать говорить об этом. — Я не могу поверить, что веду этот разговор с моим шестнадцатилетним братом. — Где ты вообще слышал этот термин — вторая половинка?
— Ой, да ладно... Ты знаешь, люди говорят о таких вещах.
Мои глаза расширяются, когда я чувствую неловкость в его словах, видя образ девушки с длинными, темными волосами и рубиново-красными губами, улыбаюсь.
— Боже мой. У тебя есть девушка.
Его лицо краснеет.
— Она не моя девушка...
— Это так, но она твоя вторая половинка, — промурлыкала я. — И, как же ты познакомился с ней?
— Вообще-то, я знал ее еще до того, как мы переехали в штат Вайоминг. Она ходила в школу вместе с нами.
Я открываю рот.
— Да ладно! Так что получается я тогда, возможно, тоже ее знаю. Как ее зовут?
Он смотрит на меня.
— Это не большое дело. Мы не встречаемся. И ты ее не знаешь.
— Как ее зовут? — продолжаю настаивать я. — Как ее зовут? Ну же, как ее зовут? Я могу повторять это весь день.
Он выглядит безумным, но хочет сказать мне.
— Люси. Люси Вик.
Он прав, я не знаю ее. Я откидываюсь на спинку стула.
— Люси. Она твоя вторая половинка.
Он предупреждающе указывает на меня пальцем.
— Клара, я клянусь, что...
— Это здорово, — говорю я. Возможно, это как-то развернет его, поможет думать о хорошем. — Я рада, что тебе кто-то нравится. Я плохо себя чувствовала, когда...
Теперь моя очередь остановиться. Я не хочу углубляться в воспоминания о его бывшей или ту ужасную сцену в кафе в прошлом году, когда он бросил ее на глазах у всей школы. Кимбер была явно не его второй половинкой. Она была милой девушкой, хотя... я всегда хорошо о ней думала.
— Я думаю, Кимбер была той, кто сказала милиции обо мне, — говорит он. — Я думаю, что мне не следовало говорить ей, что это я начал пожар. — Я открываю рот, чтобы завалить его вопросами, но он не позволяет мне сделать это. — Нет, я не говорил ей, кто я такой. Кто мы такие. Я только рассказал ей о пожаре. — Он усмехается. — Я надеялся, что она решит, что я негодяй.
— О да, она и решила. Она действительно решила.
Минуту мы сидим молча, а потом оба начинаем тихо смеяться.
— Я был таким идиотом, — признается он.
— Да, ну, когда дело доходит до противоположного пола, трудно не терять головы. Но, может быть, это только для меня.
Он кивает, делает еще один глоток апельсинового сока. Жестко смотрит на меня.
— Я много думал о Такере, — говорит Джеффри, это застает меня врасплох. — Это нечестно по отношению к нему, ну, то, что случилось. Я отложил деньги. Их будет не много. Но... Я, вообще-то надеялся, что ты отдашь ему их, как только я соберу всю сумму.
Я не совсем понимаю.
— Джеффри, я...
— Они должны помочь купить новую машину, или внести первоначальный платеж. Новый трейлер, седло, посадить деревья на своей земле. — Он пожимает плечами. — Я не знаю, что ему нужно. Я просто хочу дать ему что-нибудь. Чтобы компенсировать то, что я сделал.
— Ладно, — говорю я, хотя не знаю, будет ли это работать со мной, смогу ли я быть той, кто отдаст ему деньги. Наша встреча прошлым вечером прошла не совсем гладко. «Но Такер имеет право злиться на меня», — напоминаю я себе. И я даже не извинилась за то, что сделала. Я не попыталась сделать все правильно. — Я думаю, что это отличная идея, — говорю я Джеффри.
— Спасибо, — отвечает он, и я вижу в его глазах, что он знает, этого недостаточно, учитывая все то, что он отнял у Такера, все то, что мы отняли, но он старается загладить свою вину.
Может быть, в конце концов, у моего брата все будет хорошо.
После завтрака я возвращаюсь в Стэнфорд, сытая и задумчивая. Я собираюсь хорошо и расслабленно провести день, может, вздремну, начну писать то, что откладывала всю неделю. Но я сталкиваюсь с Эми, когда прохожу мимо гостиной в «Робл», и она тянет меня сыграть партию в «Настольный хоккей». Она рассказывает о том, что администрация боится распространения мононуклеоза[5] во всем кампусе, поэтому отменила «Полнолуние» на квадрациклах, в котором студенты встречаются около полуночи в ночь полной луны и целуются друг с другом, в то время как местная группа играет романтическую музыку, в основном, ритуализированную и в связи с этим социально-приемлемую.
— Я не понимаю, как они могут нас остановить, — говорит она. — Я имею в виду, полнолуние все равно наступит, квадрациклы тоже никуда не денутся, и у нас все еще будут губы.
Я киваю и соответственно жалуюсь на то, как это несправедливо, хотя мне плевать. Я все еще думаю о разговоре за завтраком: о Джеффри с его новым мнением, новой влюбленностью, и новым видением.
— Ну, я думаю, это немного отталкивающе, — говорит Эми. — А ты так не считаешь?
— Да.
— Он же намного старше ее.
Я понятия не имею, о чем она говорит.
— Подожди, кто старше?
— Ты знаешь. Парень, с которым встречается Анжела.
Я смотрю на нее. До меня начинает доходить смысл сказанного.
— Что? Какой парень?
— Я не могу вспомнить его имя, но он, безусловно, старше. Выпускник, наверное. Боже, как же его зовут, о, знаю! — Эми брезгливо усмехается. — Клянусь, мой мозг настолько переполнен случайными фактами моего экзамена по философии, который будет в понедельник, что он не может удерживать никакую дополнительную информацию. Нет, серьезно, оно прямо вертится на языке.
Я сразу же чувствую себя виноватой в том, что не позвонила Анжеле прошлым вечером после того, как отец сказал мне приглядывать за ней. Голова идет кругом. Почему Пен пришел сюда? Чего он хочет?
Что произошло с «мы просто друзья, и мы знаем, что не можем быть вместе», «это временно» и всем прочим бредом, который он нес Анжеле этим летом? Я знаю, что я, вероятно, не должна вмешиваться в любовь Анжелы, не опять, но все это очень плохо. Пен заявил, что он не на стороне зла, но я сама убедилась, что и не на стороне добра. Анжела заслуживает чего-то лучшего. Я всегда так думала.
— Пирс! — Эми, с облегчением, выскакивает наружу. — Вот оно.
Постойте.
— Пирс? Думаешь, он встречается с Анжелой?
— Это тот самый парень, — утверждает она. — Тот, что тогда помог мне с лодыжкой. Он ведь выпускник, верно?
Я не верю в это. Анжела полностью поглощена своим предназначением, кажется, даже больше чем обычно. Не для этого она взяла тайм-аут, чтобы возиться с каким-то случайным парнем. Я думаю, здесь что-то не так. Что-то странное происходит.
— Почему ты думаешь, что Анжела встречается с Пирсом? — допрашиваю я Эми.
— Ну, потому что она уходила почти каждую ночь. И две ночи на этой неделе она не спала в своей комнате, и Робин видела ее утром, выходившей из его комнаты, — поясняет Эми. — Ее волосы были спутаны. На ней не было туфель. А одежда, на ней была та же, что и прошлым вечером.
Моя голова кружится еще сильнее. Это как пятибалльный ураган у меня в голове.
— Пирс же врач кампуса, — говорю я через минуту. — Может быть, Анжела неважно себя чувствовала.
— О-о, — говорит Эми. — Я об этом не подумала. Она выглядела совершенно уставшей в последнее время. — Она пожимает плечами. — Я думаю, что она могла бы быть больна.
— Видишь, давайте не будем делать поспешных выводов. Этому может быть и другое объяснение, — говорю я, но думаю, что Эми не купилась на это.
Я и сама не купилась. Анжела не больна. Я знаю это лучше, чем кто-либо еще.
Ангелы не болеют.
— Чем ты так расстроена? — позже спрашивает Кристиан, когда я рассказываю ему о ситуации с Анжелой. Мы сидим в «СоХо» (Кафе Стэнфорда) и пьем кофе, это наш обычная субботняя традиция. — Что, Анжеле запрещено с кем-то встречаться?
Как бы мне хотелось рассказать ему о Пене.
— Я думаю, что это хорошо, если Анжела начнет встречаться с кем-то, — говорит Кристиан. — Может, это поможет ей немного выбраться из собственных мыслей.
Я делаю глоток своего «Латте».
— Это совсем не похоже на нее, вот и все. Она ведет себя странно последние несколько недель, но этот парень, она осталась там на всю ночь — это на нее не похоже.
А что, если похоже. Именно так и было в Италии. Когда она сошлась с Пеном и начала часто сбегать по ночам, возвращаясь домой к бабушке утром, пока никто не проснулся.
— Анжела раньше встречалась с парнями в Джексоне, — напоминает мне Кристиан.
Я отрицательно качаю головой.
— Не часто. Иногда она ходила на вечеринки. На выпускной вечер. Но она говорила, что никогда даже не целовалась. Она считала мальчиков пустой тратой времени и энергии.
Черные брови Кристиана хмурятся, и я чувствую, как в воспоминаниях он возвращается на ту вечеринку в восьмом классе, когда они играли в бутылочку, и они с Анжела вышли на заднее крыльцо и поцеловались. Затем наши глаза встречаются, и он краснеет, когда понимает, что я знаю, о чем он вспоминает.
— Это ничего не значило, — бормочет он. — Нам было тринадцать.
— Я знаю, — говорю я быстро. — Она сказала, что это было, как целоваться с братом.
Кристиан смотрит в свою чашку с кофе. Наконец, он говорит:
— Если ты хочешь узнать, что происходит с Анжелой, нужно спросить ее саму.
— Хорошая идея. — Я вытаскиваю свой мобильник и в двадцатый раз за сегодня набираю номер Анжелы, включая громкую связь, чтобы Кристиан слышал, что сразу включается автоответчик.
— Я сейчас занята, — звучит голос Анжелы в записи. — Я перезвоню вам, или не перезвоню. Зависит от того, насколько вы мне нравитесь.
Гудок.
— Ладно, ладно, — говорит Кристиан, когда я кладу трубку. — Я не знаю, что тебе сказать. Это загадочно.
Я издаю разочарованный вздох.
— Я увижу ее во вторник на занятиях, — говорю я. — Тогда мы и узнаем, что происходит.
— До вторника еще три дня — ты уверена, что сможешь ждать так долго? — спрашивает Кристиан.
— Да ну тебя. И в любом случае, это, вероятно, не так важно. Спорим на десять баксов, что это имеет отношение к ее предназначению, а не к какому-то парню. Что-то типа «наша седьмая».
— Наша седьмая?
— Это то, что говорит Анжела в своем видении. Она сходит с ума, пытаясь разобраться, что это значит. Она продолжает ходить к церкви, чтобы вызвать видение, но пока не продвинулась дальше того, что поняла, что все будет происходить на территории кампуса и фразы «седьмая наша», по крайней мере, это она говорила мне в последний раз.
— Как загадочно. — Взгляд Кристиана задумчив. — Подожди, — говорит он, наконец, понимая. — Что это за церковь? Анжела вызывает видение? Как?
Я рассказываю ему про лабиринт и теорию Анжелы, что при определенных условиях видение может прийти. Кристиан сидит в кресле и смотрит на меня так, будто я сказала ему, что луна сделана из сыра. Затем он прижимает пальцы к глазам, как если бы у него внезапно заболела голова.
— Что? — спрашиваю я его.
— Ты никогда мне ничего не рассказываешь, ты в курсе? — Он опускает руки и смотрит на меня осуждающе.
Я открываю рот.
— Это не правда. Я рассказываю тебе множество вещей. Я говорю тебе больше, чем кому-либо. Я имею в виду, я не проболталась тебе об этом случае с Анжелой, но это Анжела, и ты знаешь, какая она.
— А какая она? Что произошло с «у Ангельского клуба нет друг от друга секретов»?
— Ты никогда не соглашался на это, — замечаю я. — У тебя был самый большой секрет из всех нас, и ты не говорил ни слова.
— Может, я чего-то еще не знаю? — спрашивает он, игнорируя мое очень хорошее указание на его вопиющее лицемерие. — Помимо ситуации с этим парнем Пеном, о которой ты не можешь рассказать?
— Я видела своего отца, — говорю я. — Но это случилось только вчера, ладно? Я собиралась рассказать тебе сегодня. Прямо сейчас. Видишь, я говорю тебе.
Кристиан напрягается, удивление появляется на его лице, и он замирает в замешательстве, таким образом, заставляет меня чувствовать себя снова удивленной.
— Твой отец? Михаил?
— Нет, мой другой отец, Ларри. Да, мой отец — Михаил. Он говорил, что ему дали, — я пускаю в голос авторитетные и официальные нотки, — задачу обучить меня. Мы вернулись в мой дом и провели пару часов во дворе, ударяя друг друга метлами.
— Ты была в Джексоне вчера? — Кристиан растерянно смотрит на меня. Он на том этапе, когда он повторяет все, что я говорю, потому что не может обдумать все достаточно быстро. — Обучить, — говорит он. — Обучить тебя чему?
Я осознаю, что мы находимся в общественном месте и не стоит открыто обсуждать все это. Я перемещаюсь в свои мысли. Научить использовать меч.
Его глаза округляются. Я отвожу взгляд, выпиваю остатки своего холодного кофе. Масштаб того, что я только что сказала ему, — что я буду должна использовать меч, и драться, может быть, даже убивать кого-то — начинает действительно до меня доходить.
«Это та часть, где моя жизнь становится все апокалиптичнее», — думаю я.
Это отстойно, честно говоря. Я вспоминаю, как хорошо себя чувствовала, помогая Эми в тот вечер, используя свою силу, чтобы исцелить ее лодыжки даже на ту малость, что я сделала. Как я была счастлива от мысли, что я могла бы использовать свою силу, чтобы лечить болезни и исправлять ошибки. Сейчас это все выглядит, как глупая мечта. Я собираюсь бороться. Возможно, даже умереть.
«Ты был прав», — говорю я, — «Нам никогда не будет позволено жить нормальной жизнью».
«Я сожалею», — говорит Кристиан. Он хочет чего-то лучшего для меня, чего-то попроще.
Я пожимаю плечами. — «Это то, что нам нужно делать, верно? Может быть, это наше предназначение — стать бойцами. Это имеет смысл, когда думаешь об этом. Может быть, это то, для чего предназначены все триплы. Мы — воины».
«Может быть», — говорит Кристиан, хотя я чувствую, что он не больше моего хочет принять это.
«Ох. И я спросила отца, можешь ли ты тренироваться с нами, так как ты уже видишь себя, вооруженным мечом в своем видении (кстати, меч сделан из сияния, а не из пламени), и он сказал «Да», вероятно, на зимних каникулах. К твоему сведению».
Он недоверчиво смеется при мысли, что он мог бы брать уроки у Архангела Михаила.
— Ух ты, — говорит он вслух. — Спасибо тебе.
— По крайней мере, мы можем сделать это вместе, — говорю я, потянувшись через стол, и кладя руку на его, это посылает знакомые искры между нами.
Мы принадлежим друг другу. Слова приходят на ум сразу же, и на этот раз, вместо того, чтобы бороться или беспокоиться о том, что бы это могло значить, я принимаю это. Как бы ни сложилась наша судьба, мы встретим ее вместе.
«Что бы то ни случилось», — добавляет он.
Я улыбаюсь. «Желательно успешно, верно? У меня нет желания попасть в ад».
«Договорились». Он скользит пальцами вверх по моей руке, так что мы сплетаем пальцы. Что-то переворачивается у меня в желудке.
— Тем временем, — говорю я, возвращаясь к нашей теме, вспомнив, что мой отец говорил о наблюдение за Анжелой, — давай разберемся, что происходит с Анжелой. Может быть, мы сможем ей помочь.
— Если она позволит нам.
— Это правда, — Я смотрю на часы. — Я должна идти. Я получила задание написать о «Бесплодной Земле» ко вторнику. Это составит двадцать процентов итоговой оценки, поэтому никакого давления нет.
Он сжимает мою руку, прежде, чем отпустить ее.
— Спасибо, что провела со мной этот день. Я знаю, что ты занята.
— Кристиан, нет никого на земле, с кем я лучше провела бы время, нежели с тобой, серьезно, — говорю я ему, и это абсолютная правда. То, что мы — родственные души, друзья, или как там это называется.
Позже я осознала, что не рассказала ему о Такере. Но потом я подумала, что скорее всего, он бы не хотел об этом знать.
На обратном пути в общежитие я делаю крюк, чтобы зайти в Мемориальную церковь, надеясь найти там Анжелу. Церковь пуста. Я иду к центральному нефу в передней части храма, где перед алтарем начинается лабиринт. Там приклеена табличка: «ВО ВРЕМЯ ОСМОТРА ЦЕРКВИ СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ». В это время кто-то на улице шумно подрезает живые изгороди, но здесь по-прежнему тихо, словно в этом месте тишина поглощает шум.
Анжелы здесь нет, но мне не хочется уходить. Я стою, глядя на извилистые дорожки лабиринта.
О чем, черт возьми, я думаю. Я попробую.
Мне требуется немного времени, чтобы прочитать брошюру о тупике, которую я нахожу в небольшой плетеной корзине у передней скамьи.
«Имеет ли смысл бесцельно бродить кругами? — гласит она. — Отправьтесь в собственное путешествие, которое выдержало испытание временем на протяжении тысяч лет».
Я разуваюсь и встаю на начальную точку, затем начинаю идти. Края моих джинсов шаркаются об пол. Я пытаюсь заставить себя притормозить и сделать несколько глубоких вдохов, как нас учили на уроках счастья: очищающие вдохи животом.
«Как только вы входите в лабиринт, — говорится в брошюре, — отпустите подробности вашей жизни, отвлекающие мысли. Откройте свое сердце и успокойте свой разум».
Я делаю все возможное, но часть меня уже напряглась, готовясь к видению, к черноте комнаты, я чувствую ужас. Я продолжаю идти, пытаясь избавиться от мыслей, так, как я всегда это делаю, взывая к сиянию, которое так легко приходит в эти дни. Можно подумать, что это тоже будет легко, но по какой причине мне ничего не удается, может быть, потому, что видение — это как удар в лицо, совершенно не похоже на сияние.
Я добираюсь до центра узора. Предполагается, что я буду стоять здесь и молиться.
Я склоняю голову. Я так и не научилась говорить с Богом. Концепция, кажется, так же далека от меня, как персональный телефонный звонок президента Соединенных Штатов или беседа с Далай Ламой. Это парадоксально, я знаю. У меня течет кровь ангелов в венах, сила Всемогущего работает прямо в моих клетках, я — намерение Бога. Его план. Всякий раз, когда я вызываю сияние, я чувствую силу, что соединяет все то, что отец называет, теплом, радостью и красотой, и я знаю, что это и есть Бог. Но я не знаю, как общаться с ним словами. Я не могу.
Я смотрю вверх, на ангелов вокруг, и я чувствую их взгляды на себе, торжествующие и допрашивающие.
— Что ты делаешь? — спрашивают они. — Какова твоя цель?
— Какова моя цель? — шепчу им я. — Покажите мне.
Но видение не приходит.
Я жду пять минут, которые, кажется, длятся дольше, потом вздыхаю и отправляюсь назад через узор, через который я и попала сюда, правда, на этот раз быстрее. Брошюра рассказывала мне, что я должна выполнить третий этап: Возвращение. Объединиться с высшей силой, идя вместе с исцеляющей силой, действующей в этом мире.
Я не чувствую целительные силы.
Я беру свои туфли, неожиданно уставшая, разочарованная и раздраженная. «Лучше вернусь и посплю», думаю я. «Задания могут подождать. Нужно найти Анжелу. Столько выяснить о моем видении».
Столько неясного.
Видение обрушивается на меня, когда я на велосипеде еду домой. На улице пасмурно и зябко, а штат Вайоминг можно с натяжкой назвать холодным, но все же достаточно холодно, чтобы я захотела тепла и уюта под одеялом. Так что я на велосипеде еду довольно быстро, когда вдруг обнаруживаю, что сижу в темной комнате.
На этот раз видение прошло дальше, чем это когда-либо случалось раньше.
Шум, пронзительный звук, эхом раздававшийся вокруг нас, до сих пор звучит в моих ушах. Он нас выдаст, понимаю я. Это обращает их внимание.
Затем вспышка света, слепящая меня, как и всегда.
— Ложись! — кричит Кристиан, и я падаю на пол, откатываясь в сторону, когда он подходит ко мне, размахивая мечом: ослепительный, яркий, красивый клинок, который он поднимает над головой и тяжело опускает. Звук столкновения, которого я никогда не слышала раньше, хуже, чем звук ногтей по классной доске, а затем он ругается и смеется. Я карабкаюсь назад, пока моя спина не ударяется о что-то твердое и деревянное, и мое сердце начинает колотиться. Здесь все еще очень темно, но я вижу, как Кристиан борется, его свет разрубает воздух вокруг, пытаясь попасть в темные фигуры, надвигающиеся на него. Образы, понимаю я, и их много. Две темные фигуры. Он сражается с ними в одиночку.
«Встань, — говорю я себе. — Встань и помоги ему».
Я вскакиваю на ноги, колени позорно дрожат.
— Нет, — кричит Кристиан. — Уходи отсюда. Найти выход!
«Не уйду без тебя», — думаю я, но у меня нет времени, чтобы это сказать, потому что внезапно кто-то кричит:
— Берегись! — И я снова на тротуаре Стэнфордского университета, падаю с велосипеда.
Падение неизбежно. Я резко сворачиваю в сторону, и врезаюсь велосипедом в кирпичную стену. Велосипед останавливается. Я же перелетаю через раму, сильно ударяюсь о землю и, проехавшись спиной по тротуару, влетаю в куст можжевельника.
Ой.
Некоторое время я тихо лежу с закрытыми глазами, мысленно посылая небесам саркастические благодарности.
— Ты в порядке?
Я открываю глаза и вижу парня, стоящего около меня на коленях. Я видела его на занятиях, высокий парень в очках с каштановыми волосами и карими глазами. Я вспоминаю его имя.
Томас.
Отлично. Я свалилась с велосипеда перед Сомневающимся.
Он помогает мне выползти из куста можжевельника.
— Эй, ты, действительно, в порядке. Тебе нужно вызвать скорую? — спрашивает он.
— Нет, думаю, я в порядке.
— Надо смотреть, куда едешь, — говорит он.
Он такой хороший, даже слишком.
— Да, я постараюсь в следующий раз.
— Ты порезалась. — Он указывает на мою щеку. Я осторожно касаюсь щеки, размазывая кровь. Я, должно быть, сильно ударилась. Обычно у меня не идет кровь.
— Мне нужно идти, — быстро говорю я, поднимаясь на ноги. Мои джинсы превратились в тряпку, порванную на одном колене, откуда выглядывает ссадина, выглядящая довольно неприятно. Нужно немедленно уйти, пока мои раны не начали чудесным образом исцеляться прямо при этом парне, и мне не пришлось с ним объясняться.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Я могу отвести тебя в «Вадэн», — предлагает он.
— Нет, я в порядке. Это, вероятно, выглядит хуже, чем есть на самом деле. Мне надо домой. — Я хватаю свой велосипед с того места, где он упал, переднее колесо продолжает вращаться. Когда я устанавливаю его в вертикальное положение, то обнаруживаю, что рама сильно согнута.
Дерьмо.
— Вот, давай я тебе помогу, — говорит Томас, и ничего из того, что я говорю, не помогает от него избавиться. Я хромаю, в основном, потому что знаю, что должна хромать, пока он идет рядом со мной, неся мой велосипед на одном плече, а мой рюкзак на другом. Так мы добираемся до «Робл», и к тому времени, когда мы приходим, я уверена, что порез на моем лице и царапина на колене зажили. Я надеюсь, что парень не очень наблюдательный.
— Ну, вот и пришли, — говорю я неубедительно. — Спасибо.
Я выхватываю свой рюкзак у него, придерживая велосипед, не утруждая себя пристегнуть его, и направляюсь к зданию.
— Эй, погоди, — Томас зовет меня. Я останавливаюсь. Поворачиваюсь назад.
— Хочешь... — смущенно говорит он.
— Нет, серьезно, мне не нужно в больницу, — говорю я.
Он качает головой.
— Я хочу сказать, ты хочешь пойти со мной сегодня вечером? В доме Kappы сегодня вечеринка. Если ты в порядке.
Пффф. Этого парня так просто не смутишь. Наверно, сейчас я выгляжу гораздо лучше, чем мне кажется.
Он засовывает руки в карманы, но поддерживает зрительный контакт.
— Я пытался пригласить тебя весь семестр. У меня есть шанс, а? Теперь, когда я официально спас тебя.
— Ой, ух ты. Нет, — выпаливаю я.
— О-о. У тебя есть парень? — спрашивает он. — Конечно, есть.
— Нет, нет... я имею в виду, я... Моя жизнь сейчас немного сложная... я не могу... я уверена, что ты замечательный, но... — мне каким-то образом удается выкрутиться. — Прости.
— Ну ладно попытка — не пытка, верно? — Он лезет в карман, достает визитку и протягивает ее мне. Томас Э. Линч, написано на ней. Студент факультета физики Стэнфордского университета. Репетитор по математике и естественным наукам. Там же указан номер его сотового.
— Если ты изменишь свое мнение о вечеринке, позвони мне, или просто дай знать, — говорит он и, не прощаясь, уходит.
Ван Чэн играет в «Ферму» на Фейсбуке. Это ее большая слабость. Она поднимает глаза от своего ноутбука, когда я вхожу, ее брови хмуро сдвигаются, когда она вытаскивает веточку от куста можжевельника из моих волос и оглядывает мою грязную от крови куртку и рваные джинсы.
— Сегодня был трудный день, — говорю я, прежде чем она успевает задать вопрос. Я иду к раковине и начинаю смывать кровь и грязь со своего лица.
— Эй, ты слышала, что твоя подруга Анжела встречается с СМ? — окликает меня Ван Чэн.
Вздох. Я не могу ждать до вторника.
Как только заканчиваю приводить себя в порядок, я звоню Анжеле. Без ответа.
— Анжела Зербино, не заставляй меня выслеживать тебя, потому что я могу это сделать, — говорю я в трубку. — Перезвони. Мне.
«Я занята», пишет она мне через несколько минут. «Расслабься. Увидимся позже».
Я жду час, затем отправляюсь на второй этаж и стучу в дверь Анжелы.
Робин открывает.
— О, привет, Клара, — весело говорит она.
На ней сине-белый топ без бретелек, расцветкой под зебру и короткая белая юбка, ее волосы завиты в крупные локоны. Она выглядит так, будто одевалась еще в 1978 году или около того.
— Я ищу Анжелу, — говорю я ей.
Робин качает головой.
— Я не видела ее с самого утра. — Она оглядывается, затем наклоняется ко мне и заговорщицки шепчет. — Она провела ночь с Пирсом.
— Да, я слышала, — говорю я раздраженно. — Наверное, не стоит распускать слухи, потому что ты ничего не знаешь об Анжеле.
Робин немедленно краснеет.
— Извини, — говорит она, и, кажется, ей по-настоящему стыдно за себя, мне же становится неловко, что я выплеснула все на нее.
— Ты выглядишь, как Фарра Фосетт, — замечаю я. Она отвечает слабой улыбкой.
— Мы все идем на вечеринку семидесятых сегодня в доме Kappы, — объясняет она. — Ты тоже идешь?
На эту вечеринку меня приглашал Томас, он будет там, и если я появлюсь он, наверное, подумает, что я им заинтересована. Затем я взвешиваю варианты: (а) оставаться в своей комнате в субботу вечером и корпеть над заданием о Т. С. Элиоте «Бесплодная земля», что будет просто невозможно, потому что я буду отвлекаться, на мысли о папе, и о Такере, и о Джеффри, и о Анжеле, и о Пирсе, и о Кристиане, и о своем видение, и (б)... кого я обманываю? Я не собираюсь этим заниматься. Мне нужно куда-нибудь выбраться.
— Конечно, — говорю я Робин. — Мне только нужно найти свои туфли.
