Модернизация в культуре и патриотическая подготовка населения к войне

Модернизация в культуре в годы 3-й пятилетки, как и раньше, в основном определялась политикой советского руководства в сфере образования и науки. Со времен Гражданской войны в стране велась ликвидация неграмотности. Созданы были тысячи школ, кружков, пунктов, где грамоте обучали взрослых и детей. С середины 1930-х действовала эффективная система народного образования. В средней и высшей школе фактически была восстановлена дореволюционная модель с регламентированной системой занятий и достаточно жесткими требованиями к оценке знаний. Введены обязательные государственные программы обучения, стабильные учебники, строгий порядок учебного процесса. Вместе с тем политика во многом подчинялась задаче создания тотального контроля над всей социокультурной сферой жизни общества.

В соответствии с правительственным постановлением «О работе по обучению неграмотных и малограмотных» (январь 1936 г.) к концу 1930-х гг. расширено обучение взрослых в средних общеобразовательных школах. В 1939 г. здесь обучалось более 750 тыс. человек (81% — в подготовительных и 5–7-х классах, 19% — в 8–10-х классах). Налажена была система заочного обучения взрослых с использованием консультационных пунктов. В РСФСР заочным обучением охвачено около 40 тыс. человек.

Школы и вузы К концу 1930-х гг. в стране функционировало 152 тыс. школ, более 800 вузов (в 1917 г. их было немногим более 100, в 1941 г. — 817), более 3,7 тыс. техникумов и других средних специальных учреждений. Число учащихся в школах достигло 34 млн, в вузах — 601 тыс., в техникумах–1,1 млн. Всего же в стране обучалось около 48 млн человек. В городах к этому времени был завершен переход к семилетнему образованию. Согласно заданиям третьей пятилетки планировалось осуществить переход к всеобщему среднему образованию в городах и семилетнему — в сельской местности и национальных районах. Однако в связи с началом Великой Отечественной войны выполнить плановые задания не удалось. По этой же причине всеобщее 7-летнее обучение в СССР было осуществлено только к 1956 г.

С 1920 по 1940 г. в стране было обучено грамоте до 60 млн взрослых — поистине великое достижение. В 1940 / 41 учебном году количество учащихся средних школ по сравнению с 1937 г. увеличилось почти в 10 раз, почти в 3 раза выросло число учащихся неполных средних школ на селе. Число лиц, имеющих среднее образование, росло с каждым годом. Если в 1918–1928 гг. среднее образование, полное и неполное, общее и специальное, в среднем за год получали 67 тыс. человек, то в 1929–1932 гг. — уже 222 тыс., а в 1938–1940 гг. — 468 тыс. В начале 1940-х гг. СССР вышел на первое место в мире по числу учащихся, по темпам и объему подготовки специалистов.

По данным переписи 1939 г., 87,4% жителей СССР умели читать и писать (в 1917 г. — 43%). Однако в целом уровень грамотности в стране оставался невысоким. Законченное высшее образование имели 1,2 млн человек, среднее (полное и неполное) и незаконченное высшее — 14,7 млн. В составе населения в возрасте 10 лет и старше лиц с высшим образованием насчитывалось 0,8%, со средним (полным и неполным) 10%. Образование в объеме семилетки имело 8% рабочих и 1,8% колхозников. Даже на самом «верху», среди членов и кандидатов в члены ЦК, всей номенклатуры союзных и автономных республик, краев и областей с высшим образованием было всего 6%, у большинства из них образование ограничивалось двухклассной церковно-приходской школой и различного рода краткосрочными курсами, совпартшколами. На 1 января 1941 г. высшего образования не имели 81,6% руководящих работников и специалистов в промышленности (от директора до мастера и экономиста цеха). Эти цифры — явное свидетельство незавершенности модернизации культуры. Тем не менее, фактическая ликвидация безграмотности основной массы населения страны наряду с другими достижениями в области культуры характеризует период 1934–1939 гг. как поистине период культурной революции. В 1939–1940 гг. среди новобранцев в армию проблема грамотности уже не стояла. А доля призывников имеющих высшее и среднее образование составляла треть от общего числа призванных. Без культурной революции, как и без индустриализации, коллективизации, победа в Великой Отечественной войне была бы невозможной.

Нужда в специалистах удовлетворялась через формирование кадров новой интеллигенции — преимущественно за счет выходцев из рабочих и крестьян. Всего за 1930-е гг. вузы дали народному хозяйству около 900 тыс. специалистов. В 1940 г. при вузах и НИИ имелось 16,9 тыс. аспирантов против 3 тыс. в 1930 г. Среди ученых росла партийная прослойка. Если в 1929 г. в АН СССР было всего 16 членов партии (из 1158 сотрудников), а в 1933 г. — 348, то к началу 3-й пятилетки в научных учреждениях страны их насчитывалось 13,6 тыс.

Научные учреждения К концу 1930-х гг. в стране действовали 90 институтов сельскохозяйственного профиля, 127 социально-экономических и педагогических НИИ, 268 научных учреждений в системе народного здравоохранения. В 1940 г. исследовательскую работу в стране вело 1821 научное учреждение. В системе АН СССР работало 200 научных учреждений, в том числе 78 институтов. С 1938 г. Академия наук СССР имела 8 отделений: физико-математических, технических, химических, биологических, геолого-географических наук, экономики и права, истории и философии, литературы и языка. В 1938–1939 гг. система Академии наук расширилась за счет создания институтов теоретической геофизики, автоматики и телемеханики, металлургии, механики. В 1939–1941 гг. были организованы Узбекский, Туркменский и Таджикский филиалы АН СССР. В январе 1941 г. на базе филиала была создана Академия наук Грузинской ССР и образована Академия наук Литовской ССР.

Численность сотрудников АН СССР возросла с 1018 человек в 1927 г. до 16 335 — в 1940 г. Во всех областях науки трудились 98,3 тыс. человек, в 4 раза больше, чем в 1928 г. Среди научных сотрудников Академии наук было 126 действительных и почетных членов и 191 член-корреспондент, 402 доктора и 1271 кандидат наук. (Для сравнения с нашим временем: по данным на апрель 2012 г., в одном только МГУ имени М.В. Ломоносова трудится 2,5 тыс. докторов и почти 6 тыс. кандидатов наук, среди них — более 300 академиков и членов-корреспондентов РАН и отраслевых академий; ежегодно защищается до 800 кандидатских и 200 докторских диссертаций по различным отраслям знаний.)

В вузах страны в предвоенном учебном году работали 61,4 тыс. научных работников и преподавателей, а в научных учреждениях системы здравоохранения — 9166 научных сотрудников. Всего в народном хозяйстве страны к концу 1940 г. трудилось 2,4 млн специалистов с высшим и средним специальным образованием (в 1913 г. — 190 тыс.).

К началу 1940-х гг. многие представители старой интеллигенции встали на путь тесного сотрудничества с советской властью. Доля старой интеллигенции среди работников умственного труда в 1939 г. составляла 10%, (в 1926 г. — 50%). Это позволяло говорить, что формирование новой советской интеллигенции в СССР в основном завершалось.

Обновление руководящих кадров Во второй половине 1930-х гг. было осуществлено массовое обновление руководящих кадров народного хозяйства. Одним из варварских способов их замены на более квалифицированных и энергичных был «большой террор» 1937–1938 гг. Характеризуя эти годы, известный специалист в области управления академик Д.М. Гвишиани писал, что объективная причина выдвижения плеяды новых молодых руководителей «состояла в вынужденной потребности в компетентных кадрах управления народным хозяйством». Это обстоятельство заставило отказаться от сложившейся практики назначения руководящих кадров по принципу идеологической преданности. Новые люди были специалистами, выросшими на производстве, способными отвечать за конкретное дело. Приближение войны спасло от проводившегося прежде фактически планомерного уничтожения колеблющихся в политическом отношении и просто сохранявших независимость суждений интеллигентов старой формации.

 

В.М. Молотов, отвечая много лет позднее на вопрос поэта Ф.И. Чуева, «почему сидели Туполев, Стечкин, Королев», незамысловато объяснял: «Они ведь не поддерживали нас… Некоторое время они были противниками, и нужно было еще время, чтобы приблизить их к советской власти… И не считаться с тем, что в трудный момент они могут стать особенно опасны, тоже нельзя. Без этого в политике не обойдешься. Своими руками они коммунизм не смогут построить… Иван Петрович Павлов говорил студентам: “Вот из-за кого нам плохо живется!” — и указывал на портреты Ленина и Сталина. Этого открытого противника легко понять. С такими, как Туполев, сложнее было. Туполев из той категории интеллигенции, которая очень нужна Советскому государству, но в душе они — против, и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели, а даже если и не вели, то дышали этим».

Молотов был отчасти прав. Но своя правда была и у А.Н. Туполева, который обращался в «шарашке» к товарищам по несчастью: «Нас не информируют, нам приказывают, однако только осел не может не видеть, что дело идет к войне. Не менее ясно, что никто, кроме нас, спроектировать нужный стране бомбардировщик не может. Вероятно, я буду прав, если скажу, что мы любим свою родину не менее других и, наверное, больше, чем те, кто собрал нас сюда. Условия трудные, а если отрешиться от личных огорчений и взглянуть шире, — трагичные. И понимая все это, я ставлю перед вами задачу, которую никто, кроме вас, не выполнит. А вы — я знаю, что вы выполните, на то вы и есть вы».

 

И если верно заключение о том, что победа в войне была невозможна без культурной революции (прежде всего — приобщения к грамотности основной массы населения страны), то с такой же уверенностью можно утверждать, что победа была бы невозможна и без труда представителей старой интеллигенции, перешедших или силой переведенных на позиции советской власти. Стране нужны были орудия, танки, самолеты, моторы, подводные лодки, ракеты, радиолокаторы и другие научно-технические новшества. И многие представители интеллигенции дореволюционной формации, с присущим им чувством долга, культурой, гуманизмом, патриотизмом, совестливостью, жертвенностью, выполнили свою миссию, внеся едва ли не решающий вклад в создание научно-технического потенциала, сокрушившего фашистскую Германию.

Достижения науки и техники Вторая половина 1930-х гг. отмечена рядом выдающихся научных достижений. П.Л. Капица внес уникальный вклад в развитие техники ожижения газов: создал первый в мире гелиевый ожижитель (1934), предложил метод ожижения газов с использованием цикла низкого давления (1939), открыл сверхтекучесть гелия (1938). Объяснение сверхтекучести было дано Л.Д. Ландау (1941). Оба они позднее за эти работы стали лауреатами Нобелевской премии. В 1938 г. аспиранты Ю.П. Маслаковец и Б.Т. Коломиец под научным руководством А.Ф. Иоффе изобрели серно-талиевый фотоэлемент с рекордным для того времени коэффициентом преобразования солнечной энергии в электрическую. Это был первый шаг на пути к решению в перспективе проблемы энергоснабжения посредством «солнечных крыш». 14 июня 1940 г. Г.Н. Флёров и К.А. Петржак (лаборатория Курчатова) открыли явление спонтанного деления урана.

О накоплении значительного опыта в изучении физики атомного ядра свидетельствовали III (1938), IV (1939) и V (1940) Всесоюзные конференции советских ядерщиков и специалистов по космическим лучам. Советские ученые уже перед Великой Отечественной войной держали в руках ключи к решению задач по овладению атомной энергией. Подчеркивая это, П.Л. Капица говорил в октябре 1941 г.: «Последнее время дает нам новые возможности использования внутриатомной энергии, об использовании которой писалось раньше только в фантастических романах… Теоретические подсчеты показывают… атомная бомба, даже небольшого размера… с легкостью могла бы уничтожить крупный столичный город с несколькими миллионами населения».

Новые успехи советских химиков позволили приступить к работам по синтезированию каучуков специального назначения и к изготовлению искусственных алмазов. Физик-химик И.В. Петрянов-Соколов в 1933–1939 гг. разработал методы исследования аэрозолей, предложил и внедрил в производство технологию изготовления сверхэффективных тонковолокнистых фильтров («фильтры Петрянова»).

Большую работу проделали во второй половине 1930-х гг. советские геологи и географы. К 1939 г. территория страны уже на 45,6% была охвачена геологической съемкой (в 1929 г. — на 17,7%). В конце 1930-х гг. СССР занимал первое место в мире по выявленным запасам нефти, гидроэнергии, торфа, железной и марганцевой руд, цинка, свинца, апатита, калийных солей. Огромное значение для изучения и освоения Арктики, прогнозирования погоды и ледовых условий плавания по Северному морскому пути имела работа научных обсерваторий, организуемых на дрейфующих льдах Северного Ледовитого океана. Первая из таких обсерваторий — полярная станция «Северный полюс-1» работала в 1937–1938 гг. под руководством И.Д. Папанина.

Сельскохозяйственная практика обогащалась достижениями научных школ В.Р. Вильямса, Д.Н. Прянишникова. Под руководством Н.М. Тулайкова составлялась новая почвенная карта страны. В 1939 г. была опубликована сводка по почвам СССР в трех томах. В то же время обострение борьбы представителей научных школ генетиков и биологов за утверждение монополии в науке, взаимные обвинения «конкурентов» во вредительстве и покровительстве «врагов народа» привели к репрессиям против Н.И. Вавилова, Н.М. Тулайкова, Н.К. Кольцова, А.С. Серебровского. Н.И. Вавилов был арестован в феврале 1940 г. по обвинению в шпионаже и руководстве контрреволюционной организацией, приговорен к смертной казни, замененной 20 годами заключения, умер от болезни в Саратовской тюрьме в 1943 г.

Значительно скромнее в сравнении с естественными и точными науками были достижения гуманитарных наук, в наибольшей степени испытывавших на себе давление господствующей идеологии. Тем не менее, в 1939 г. была опубликована работа Л.В. Канторовича «Математические методы в организации и планировании производства», где давалась общая постановка задачи линейного программирования и метод ее решения. За работы в этой области ученый был удостоен Нобелевской премии по экономике (1975). В 1930-е гг. появились и другие оригинальные труды по экономике и истории народного хозяйства (Е.С. Варга, П.И. Лященко), а также по истории русского феодализма (Ю.В. Готье, Б.Д. Греков, С.В. Бахрушин), общественному движению XIX в. (Н.М. Дружинин, М.В. Нечкина), источниковедению (М.Н. Тихомиров, С.Н. Валк, С.А. Никитин), славяноведению (В.И. Пичета), всеобщей истории (Е.А. Косминский, С.Д. Сказкин, Е.В. Тарле и др.).

Сталинские премии Постановлением СНК от 20 декабря 1939 г. для поощрения «выдающихся работ в области науки и искусства, за лучшие изобретения и выдающиеся достижения в области военных знаний были учреждены Сталинские (с 1966 г. они стали называться Государственными) премии. Первые такие премии были присуждены в марте 1941 г.

В 1930-е гг., как и ранее, большое значение придавалось подготовке кадров в системе партийно-государственного руководства культурой. Их подготовкой занимались Высшая школа марксизма-ленинизма, Высшая школа партийных организаторов, Высшая партийная школа. С середины 1920-х гг. в вузах действовали кафедры истории партии и ленинизма. Изучение истории партии велось сначала на основе четырехтомной «Истории ВКП(б)» под редакцией Е.М. Ярославского, изданной в 1926–1930 гг. С сентября 1938 г., сразу после выхода в свет «Краткого курса истории ВКП(б)», текст его стал каноническим, и началась проработка его во всех вузах, где были созданы однотипные кафедры основ марксизма-ленинизма, а также в пропагандистской системе страны.

Патриотическое воспитание Культурной революции во многом способствовало расширение приобщения советских поколений к отечественной истории, народным традициям, национальным ценностям. Национально-патриотические чувства формировали различные мероприятия, напоминавшие о судьбоносных для народа исторических победах, деяниях выдающихся людей, при активном содействии исторических, художественных, мемориальных музеев. Особое значение в воспитании патриотизма имело почитание великих предков народа. Чувство принадлежности к нации формировалось и регулярным приобщением к произведениям искусства и архитектуры, созданным людьми, идентифицировавшими себя с нацией. Все это в полной мере стало использоваться для сплочения советского общества в предгрозовые 1930-е гг.

В мае 1938 г. страна торжественно отметила 750-летие со дня создания национальной святыни «Слова о полку Игореве». В этом году в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга К. Осипова «Суворов». «Великое прошлое русского народа в памятниках искусства и предметах вооружения» стало темой выставки, открытой в Эрмитаже в сентябре 1938 г. В ноябре того же года на киноэкранах появился фильм, созданный С.М. Эйзенштейном, «Александр Невский» — «патриотический фильм о величии, мощи и доблести русского народа, его любви к родине, о славе русского оружия, о беззаветной храбрости в борьбе с захватчиками русской земли», как писала о нем газета «Правда».

Значительным событием культурно-политической жизни Москвы стала открытая в феврале 1939 г. в Третьяковской галерее выставка, на которой впервые за годы советской власти были представлены свезенные из разных городов страны лучшие полотна русских художников, работавших в области исторической живописи, — В. Васнецова, В. Верещагина, В. Перова, И. Репина, Г. Угрюмова и др. Большой резонанс имела опера «Иван Сусанин» (первичное название «Жизнь за царя»), премьера которой состоялась в апреле 1939 г. Осенью того же года широко отмечалось 125-летие со дня рождения «великого поэта-патриота» М.Ю. Лермонтова. В 1939 г. была восстановлена как музей «Кутузовская изба» в Филях, началась реставрация памятников Отечественной войны 1812 г. на Бородинском поле. В октябре 1939 г. состоялась всесоюзная премьера фильма «Минин и Пожарский» В.И. Пудовкина. В первой половине 1941 г. вышли на экраны кинофильмы «Богдан Хмельницкий» (кинорежиссер И.А. Савченко) и «Суворов» (Пудовкин), прочно вошедшие в обойму советской классики. В канун войны особую актуальность приобретало обращение А.В. Суворова к потомкам: «Горжусь, что я русский!.. Потомство мое прошу брать мой пример… до издыхания быть верным Отечеству».

Историческое и национальное самосознание народов СССР во многом обогащалось творчеством писателей. Во второй половине 1930-х гг. они все чаще обращались к созданию образов выдающихся государственных и военных деятелей прошлого, к раскрытию поворотных событий в истории страны и отдельных народов. Наибольшую известность получил роман А. Толстого «Петр Первый». Героической историей русского народа были вдохновлены поэмы К. Симонова «Ледовое побоище» и «Суворов», роман С. Бородина «Дмитрий Донской». Трагические страницы русской истории получили художественное освещение в романе В. Яна «Чингисхан». Высоким духом патриотизма были пронизаны романы «Цусима» А. Новикова-Прибоя, «Севастопольская страда» С. Сергеева-Ценского, «Порт-Артур» А. Степанова. Культурно-историческими и патриотическими мотивами пронизаны романы «Десница великого мастера» К. Гамсахурдиа, «Великий Моурави» А. Антоновской.

Искренние приверженцы пролетарского интернационализма воспринимали вполне обозначившуюся тенденцию отхода от «принципов коммунизма» в национальном вопросе как пагубную ошибку. Некоторые из них пытались опорочить произведения на патриотическую тему как якобы олицетворение квасного патриотизма («кузьма-крючковщины»). Таким приверженцам социалистического космополитизма «объясняли», что отношение большевиков к патриотизму было уже «далеко не таково, как во времена Кузьмы Крючкова (донской казак, один из прославленных героев Первой мировой войны. — Авт.), когда ленинцы стояли на пораженческих позициях». Специальное постановление ЦК партии (сентябрь 1939 г.) осуждало «вредные тенденции огульного охаивания патриотических произведений».

Изменения в национально-языковой политике В конце 1930-х гг. были внесены существенные изменения в национально-языковую политику государства, означавшие дальнейшее отступление от политики 1920-х гг. С ликвидацией большого числа национальных районов, пришедшейся на 1938 г., соответственно решалась судьба национальных школ в этих районах: отдельные национальные школы (финские, эстонские, латышские, немецкие, греческие и др.) реорганизовывались «в советские школы обычного типа». Одновременно развертывалась работа по приобщению населения всех национальных республик к русскому языку. Огромную роль в этом сыграло правительственное постановление «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей» от 13 марта 1938 г., обязавшее ввести с сентября обучение языку во всех нерусских начальных школах со второго класса и во всех неполных средних и средних школах — с третьего. Увеличивалось количество часов на изучение русского языка, расширялась подготовка учителей, активизировалось издание учебной и методической литературы.

Приобщение к русскому языку облегчалось переводом латинизированной письменности на кириллицу. В соответствии с решением от 16 октября 1936 г. на кириллицу переведена письменность кабардинцев. Аналогичными мерами унифицировали письменность других народов РСФСР, имевших автономные республики и области, национальные округа. С декабря 1939 г. преобразования коснулись письменности «титульных» народов Узбекской, Азербайджанской, Таджикской, Туркменской, Киргизской, Казахской, Молдавской союзных республик.

Новая фаза в языковой политике открывала следующий этап в строительстве Красной Армии. В Конституции СССР 1936 г. записано: «Всеобщая воинская обязанность является законом». Реализовать этот закон в полном объеме становилось возможным лишь со знанием русского языка (языка армейских приказов, команд, уставов и наставлений) призывниками из национальных регионов.

Практически одновременно с постановлением о русском языке принято постановление «О национальных частях и формированиях РККА». В 1920–1930-е гг. создававшиеся со времен Гражданской войны по территориальному принципу части выступали одной из основных форм привлечения к военной службе представителей национальностей, «ранее в армии вовсе не служивших (узбеки, туркмены, бурят-монголы, киргизы, часть народов Северного Кавказа и т. д.)». Сыграв свою роль, национальные формирования, как гласило постановление, «в настоящее время не могут оправдать своего назначения». Они опирались на местные культурные и хозяйственные условия, были прикованы к своей территории, что лишало возможности осуществлять подготовку бойцов и частей к действиям в различных условиях климата, быта и боевой обстановки.

Начавшиеся в соответствии с законом «О всеобщей воинской обязанности» призывы на службу в Средней Азии и Закавказье выявили «неожиданно большое» число призывников, не владеющих русским языком. Проблему пришлось решать на основе постановления Политбюро «Об обучении русскому языку призывников, подлежащих призыву в Красную Армию и не знающих русского языка» (от 6 июля 1940 г.).

Государственная политика, определяемая сознанием особой значимости национального фактора в жизни страны, требовала соответствующего информационного обеспечения. С 1935 г. в аппарате ЦК вводилась новая форма учета номенклатурных кадров (справка-«объективка»), в которой впервые предусматривалась графа «национальность». «Пятый пункт» официальных кадровых документов становился для их обладателей таким же важным, как и пункт о социальном происхождении. 2 апреля 1938 г. установлен новый порядок указания национальности в паспортах, свидетельствах о рождении и других официальных документах. Если раньше в них фиксировалась национальность, к которой причислял себя сам гражданин, то теперь следовало исходить исключительно из национальности родителей.

Сглаживание диспропорций С конца 1930-х гг. политика определялась стремлением сгладить вполне очевидные диспропорции в представленности национальностей в структурах власти. Вопреки установке на преодоление фактического неравенства национальностей и значительному продвижению общества по этому пути, годы советской власти были также временем возникновения нового неравенства, не отвечающего тенденции укрепления единства и консолидации народов Советского Союза. По представленности в партийном и государственном аппаратах, сферах науки и искусства с 1917 г. с большим отрывом лидировала еврейская национальность. В.В. Путин в связи с национализацией собрания древнееврейских книг и рукописей И.-И. Шнеерсона в 1918 г. отметил, что решение принималось первым советским правительством, членами которого «примерно на 80–85% являлись евреи». В 1930-е гг. подобное и даже менее выраженное «засилье» становилось неприемлемым. Положение усугублялось начавшейся сразу после прихода Гитлера к власти игрой нового германского руководства на противоречиях в СССР для дискредитации якобы «еврейской большевистской власти» в глазах «угнетенных ею» народов.

Власть была вынуждена с этим считаться. Поначалу ее действия носили чисто декоративный характер. Летом 1936 г. И.В. Сталин позвонил главному редактору газеты «Правда» Л.З. Мехлису и предложил дать русские псевдонимы евреям, работавшим в редакции. Вскоре декорации были отброшены. С осени 1936 г. наблюдается заметное снижение доли евреев в высшем руководящем составе одиозного НКВД. По данным на 1 октября 1936 г. евреи составляла 39,1% руководящих деятелей НКВД (наркомы СССР и их заместители, начальники управлений и отделов центрального аппарата НКВД, наркомы внутренних дел союзных и атономных республик, начальники управлений НКВД краев и областей). К 1 июля 1937 г. это число сократилось до 31,9%, к 1 сентября 1938 г.– до 21,3%, к 1 июля 1939 г. — до 3,9%. В мае 1939 г. при назначении В.М. Молотова наркомом иностранных дел Сталин сказал: «Убери из наркомата евреев». «Слава богу, что сказал! — говорил впоследствии Молотов. — Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно». Лидеры СССР открыто демонстрировали готовность исправить положение.

Перемещение евреев с постов в государственном аппарате и в общественной жизни, их гибель в ходе «чисток» зачастую представляется как проявление государственного антисемитизма. Проявления эти порой объясняются изменениями в высших эшелонах власти в СССР. Например, Серго Берия в своей книге об отце отмечает, что ко времени его выдвижения к руководству НКВД СССР «верхушку партийного аппарата и государства заняла группа русофилов, которые не доверяли “иноземцам” и ненавидели их». Собранная Л.П. Берией информация показала, что «три четверти следователей и руководителей контрразведки были евреи. Опасаясь, что их слишком активное присутствие в репрессивных органах может вызвать волну антисемитизма, он решил сменить их на русских. Ибо в тот период часто раздавались упреки, что евреи притесняют и уничтожают русский народ» (Берия С. Мой отец Берия. М., 2002. С. 55, 65).

Однако, по данным статистики, потери еврейского населения в чистках 1930-х гг. в относительном исчислении не превышали потерь других народов СССР. По данным за период с января 1936 г. по июнь 1938 г., среди 1 420 711 арестованных было 30 542 (2,1%) евреев. В составе всех лагерных заключенных на начало 1939 г. русские составляли 63%; украинцы 13,8; белорусы 3,4; евреи 1,5%. В населении страны эти национальности насчитывали соответственно 58,4%; 16,5; 3,1 и 1,8%. То есть среди заключенных русские и белорусы были представлены больше своего удельного веса в населении страны, а украинцы и евреи — меньше. При политике государственного антисемитизма эти соотношения были бы, очевидно, иными. «Можно констатировать, — пишут современные исследователи проблемы, — что к началу Великой Отечественной войны евреи сохранили свое положение в системе государственного управления, но оно было ограничено той пропорцией, которую они занимали в общей численности населения Советского Союза. В конце 1930-х гг. евреи продолжали играть значительную роль в государственной, социальной и культурной жизни страны, несмотря на «антисемитизм» Сталина» (Тумшис М.А., Золотарев В.А. Евреи в НКВД СССР. 1936-1938 гг. 2-е изд. М., 2017).

«Воспитывать армию на героических традициях» В условиях начавшейся мировой войны советское руководство убеждалось в правоте избранного ранее курса национальной политики и воспитательной работы с населением. Война с Финляндией показала тщетность надежд на пролетарскую солидарность в предстоящей большой войне. Политуправление Красной Армии настраивалось искоренять «вредный предрассудок», согласно которому население стран, вступающих в войну с СССР, «якобы неизбежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии». Беспроигрышным представлялось воспитывать армию на ее героических традициях и прошлом русского народа.

Смягчение антирелигиозной борьбы В конце 1930-х гг. появились признаки явных изменений политики государства в отношении религии и церкви. На 1 апреля 1936 г. в СССР было 15 835 действующих православных храмов (28% от числа действовавших до революции), 4830 мечетей (32% от дореволюционных), несколько десятков католических и протестантских храмов. При перерегистрации служителей культа их число оказалось равным 17 857 (15,8% от их численности в 1914 г. и 25,5% — от 1928 г.). По данным переписи населения, проведенной 6 января 1937 г., о своей вере в Бога заявили более 45% населения СССР. При этом среди пожилых людей верующих оказалось почти в два раза больше, чем неверующих; среди неграмотных верующие составляли 74%. Это свидетельствовало о тщетности усилий по завершению работы по атеизации населения, развернутой в стране сразу после победы Октябрьской революции. Начиная в 1932 г. «безбожную пятилетку» Союз воинствующих безбожников планировал, что в 1936 г. должны были исчезнуть последние молитвенные дома и все священнослужители, а к концу пятилетки религия будет изгнана из самых укромных ее уголков, и в стране вообще не будет произноситься слово «Бог».

Пятилетка выполнялась с большим отставанием от графика, поэтому в августе 1937 г. «штурм небес» безбожниками возобновился с новой силой. Он сопровождался арестами, ссылками и казнями духовенства всех конфессий, закрытием храмов. По неполным данным (без учета Дальневосточного края), с 1 октября 1936 г. по 1 июля 1938 г. (пик репрессий) было арестовано 45 009 служителей религиозного культа, из них в 1937 г. — 33 191, в 1938 г. — 11 186. Согласно данным Комиссии по реабилитации Московского патриархата, к 1941 г. было репрессировано не менее 140 тыс. священников. На свободе оставались всего 4 архиерея РПЦ, еще 10 уцелевших епископов находилось на покое или служили настоятелями приходских храмов. По подсчетам сотрудников Свято-Тихоновского гуманитарного университета, за весь период советской власти по церковным делам репрессированы не менее 500 тыс. священнослужителей и мирян. В базе данных университета на ноябрь 2007 г. представлены биографические сведения о 30 тыс. мучениках (из них 8050 расстреляны), в том числе 15 358 священнослужителях.

В конце 1930-х гг., возрождая некоторые русские традиции, власть сочла необходимым умерить антирелигиозный пыл партийных богоборцев. Пошли на убыль и безвозвратные потери служителей Церкви. Еще в разгар репрессий была неожиданно опубликована статья известного историка С.В. Бахрушина с положительной оценкой Крещения Руси (Историк-марксист. 1937. Кн. 2). Аналогичная статья Е.Ф. Грекулова появилась в журнале «Безбожник» (1938. № 5). С присоединением к СССР Западной Белоруссии, Западной Украины и Прибалтики Патриархии в РПЦ было разрешено принять храмы и духовенство новых территорий. Количество действующих церквей увеличилось на 3350 храмов. Против Православной церкви не началось ожидаемых массовых репрессий. Перелом в характере государственно-церковных отношений вызван надвигавшейся войной и потребностью восстановления и укрепления национального единства в СССР.

Борьба с «низкопоклонством» Составной частью работы по воспитанию советского патриотизма стала борьба с носителями «низкопоклонства» перед заграницей, свойственного отдельным представителям как старой интеллигенции, так и новой политической элиты. Открытие нового «фронта» было связано с именем выдающегося математика дореволюционной школы Н.Н. Лузина, который в июле 1936 г. подвергся шельмованию на страницах «Правды» за то, что, подобно многим другим крупным ученым, публиковал свои работы в зарубежных изданиях. С января 1937 г. главными «низкопоклонниками» изображались троцкисты. На XVIII съезде партии «низкопоклонство» было распространено едва ли не на всех «вычищенных» из общества «врагов народа». Отдавая дань классовому шовинизму, Сталин объявил: «Троцкистско-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед заграницей, проникнутая рабьим чувством низкопоклонства», есть лишь «кучка людей, не понявшая того, что последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши».

По мере изживания крайностей национального нигилизма в 1930-е гг. заявила о себе и тема о необходимости преодоления космополитизма. Так, писатель И. Катаев призывал: «Безнадежных «космополитов», отщепенцев, эту вялую богему, не помнящую родства, надо поскорее вымести вон из искусства». В сентябре 1940 г. на совещании в ЦК по разбору фильма «Закон жизни» в космополитизме обвинен А. Авдеенко. В качестве спецкора «Правды» он бывал в Северной Буковине, только что включенной в СССР, и опубликовал восторженный очерк «В Черновицах» — о красивом, чистом, аккуратном городе. К этому времени о превосходстве советского над буржуазным уже было сказано, и с этой точки зрения советский писатель не должен был хвалить капиталистический город. После беспощадной критики Сталиным и Ждановым «космополита» и «низкопоклонника» исключили из партии, выселили из квартиры. Он был прощен в июле 1943 г. за прочувствованный очерк «Искупление кровью» (об офицере, разжалованном в рядовые штрафной роты и сумевшем в жестоких боях искупить вину). А. Толстой, прослеживая развитие отечественной литературы, говорил, что к 1941 г. она «от пафоса космополитизма, а порою и псевдоинтернационализма пришла к Родине, как к одной из самых глубоких и поэтических своих тем».

Здоровый национализм и интернационализм В канун Великой Отечественной войны И.В. Сталин намеревался по-новому разъяснить связь между национальными и интернациональными основами патриотизма. «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом, — говорил он в мае 1941 г. — Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм… Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею Родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага». Однако реабилитации национализма не произошло. Видимо, останавливали неизбежные имиджевые потери из-за возможного отождествления сталинской политики с гитлеровской. Точно так же в апреле 1941 г. дело не дошло до роспуска Коминтерна и вступления в «Антикоминтерновский пакт». В этом случае — из-за того, что Германия не увидела в таких предложениях оснований для изменения своей политики в отношении СССР.

Поражения СССР на первых этапах войны с Германией вызваны многими причинами. В их ряду были изначально ошибочные установки национальной политики, обусловившие пороки в национально-государственном устройстве СССР, в отношении к дореволюционной отечественной истории, к роли русского народа в межнациональных отношениях. Коррекция национальной политики, начавшаяся в конце 1924 г. и особенно заметная с середины 1930-х гг., не позволила до конца преодолеть все эти изъяны. Процессы консолидации народов СССР в единый советский народ оказались далеко не завершенными. Не способствовали этому и репрессии.

Политика утверждения общенационального советского патриотизма к началу войны еще не стала столь действенной, как это изображалось в официальной пропаганде. Подготовка Советского Союза в этом отношении оказалась незавершенной. Все это сказалось уже в первые недели Великой Отечественной войны. Без решительного перехода правящей партии на национально-патриотические позиции защиты общенародных интересов победа в войне была бы недостижима.

Глава 4

Великая Отечественная