Черт возьми. Да пропади все пропадом! Я придумал такую блестящую кампанию для тори. Кампанию по сохранению поста за Стивеном Байерсом[74]. На шестом месяце героического сопротивления Байерса, тягучего и безумного, как выживание немцев под Сталинградом, стало ясно, что его увольнение с должности уже ничего не давало. Тори надо было признать, что он достиг своего апогея в нашей национальной культуре, и нацепить на него охранную грамоту. Его место на министерской скамье лейбористов следовало отметить мемориальной табличкой в дань уважения его личному достижению в эволюции человека: хватательная ягодица.
Место Байерса в кабинете надлежало обозначить как «Место особого научного интереса» – уникальная среда обитания для новой и замечательной формы человекообразной улитки. Государственные организации «Английское наследие», «Английская природа», «Совет по охране безнадежных политиков», каждую квазиавтономную неправительственную организацию[75] можно было мобилизовать для защиты г‑на Байерса от бульдозера. Ибо спустя месяцы абсурдной лжи и некомпетентности он превратился в памятник лживости лейбористов, подлежащий охране государством по высшему разряду. Байерс олицетворял обманчиво пышное, как сахарная вата, ничтожество этого правительства. Безусловно, все добропорядочные консерваторы обязаны были сохранить и выставлять его перед общественностью как постоянное напоминание о том, что на самом деле было в голове Блэра и его сотоварищей. Конечно, прошли почти сутки после того, как меня осенила вдохновляющая идея, что г‑ну Байерсу пожаловали фантастическую привилегию уйти в отставку с Даунинг‑стрит, и это показывает, вероятно, что мозги у лейбористов работают в одном направлении с моими.
Проводив его с Даунинг‑стрит, Тони дает понять, что Стивен по‑прежнему его любимый последователь, который безжалостно подвергнут гонениям. Как эпонимический святой, Стивен забит до смерти – только на этот раз снарядами Флит‑стрит, говорят лейбористы. Его выжил с должности и заставил молчать какофонический треп прессы. Или по крайней мере это трактовка Даунинг‑стрит, и она, кажется, сработала. Во вторник днем я в шоке лицезрел прощание женской половины персонала The Spectator с Байерсом. Слышались охи и ахи, и даже наша обычно невозмутимая американская издательница Кимберли Фортьер, кажется, смахнула слезу.
«Что за дела? – заорал я на них. – Как можно запасть на парня только потому, что он учтивый, опрятный и жалостливый? Он не был жертвой согласованной медийной кампании, – напомнил я им. – Он стал жертвой собственной межгалактической бездарности и халтуры, которые он постоянно прикрывал ложью». Если и назвать кого‑то причиной происходящего хаоса на железных дорогах, так это Стивен Байерс. Никто не знает, когда компанию Railtrack выведут из‑под управления государством, где ее, как в криогене, сохраняют юристы и бухгалтеры. Может, в ноябре. Может, еще позже.
Никто не знает, когда и в чьи руки она перейдет, кто восстановит моральный дух и устранит задержки, вызванные сбоями инфраструктуры, которые увеличились на 45 % за два месяца после экспроприации в стиле Мугабе, проведенной Байерсом в октябре 2001 года.
Наверняка известно только следующее: если принять во внимание счет, выставленный аудиторской компанией Ernst and Young и другими на сумму £1 млн в день, и стоимость компенсации акционерам, составляющей на данный момент £500 млн и постоянно растущей, Байерс добился ошеломляющего результата. Налогоплательщик уже платит больше за госуправление, чем Railtrack просила в прошлом году для поддержания себя в рабочем состоянии.
Байерс лишил акционеров Railtrack прав владения, чем ошарашил Сити[76], но не настолько, как предполагали некоторые, ибо он бывший троцкист. Это правда, что «Вернем железную дорогу» – старый троцкистский лозунг. Но справедливости ради, вероятно, следует отметить, что Байерс сам лоботомировал свою идеологию. И сделал это, чтобы завоевать популярность у заднескамеечников – лейбористов. Его поведение, движимое его собственной целью, как оказалось, имело гораздо более серьезные последствия, чем введение в заблуждение палаты общин по поводу неувольнения Мартина Сиксмита[77].
Прежде чем деприватизировать компанию в октябре, он должен был доказать в суде, что Railtrack не имела альтернативного источника дохода. Но дело обстояло не так. Railtrack не была неплатежеспособной, по крайней мере Том Уинзор, инспектор по железным дорогам, мог вкладывать в нее больше, повысив тарифы для компаний по эксплуатации поездов. Суммы по счету, оплаченные 25 эксплуатационными компаниями, затем переложили бы на налогоплательщиков – так что некоторым образом Уинзор контролировал денежные потоки от налогоплательщика к компании Railtrack. Байерс об этом знал; и, чтобы не дать Тому Уинзору спасти Railtrack, он прибегнул к угрозам. Если Уинзор воспользуется своей властью и поможет Railtrack избежать банкротства, предупредил его Байерс, то он законодательным путем отменит его распоряжения. Другими словами, Байерс был готов превратить идею независимого инспектора по железным дорогам в полный абсурд.
Когда его упрекали в том, что он угрожал инспектору по железным дорогам, Байерс постоянно отрицал это. Но никто – особенно в Сити – ему не верит. Если бы он не ушел в отставку, ему не доверили бы ни одной сделки с частным сектором, ибо он мог самовольно изменить нормативную базу.
Байерс был лгун, приспособленец, головотяп, и его кардинальной ошибкой было то, что он, не подумав, сболтнул о еврореферендуме. Ему пришлось уйти. Жаль. Интересно, есть ли желающие присоединиться к кампании по защите Прескотта? Или поскольку Мэнди сказал, что он верит в то, что «появился на земле, чтобы быть министром» (какие инопланетяне это сделали, он не сказал), возможно, нам следует убедить Блэра сделать его канцлером.
28 мая 2002 г., The Daily Telegraph
В меня снова вселился оптимизм.
