Куратор‑златодел и урок Амальгамы 1 страница

Алека Вольских

Мила Рудик и кристалл Фобоса

 

Мила Рудик – 3

 

 

Алека Вольских

МИЛА РУДИК И КРИСТАЛЛ ФОБОСА

 

Посвящается любимой книге детства «Президент каменного острова» и ее автору В. Козлову.

Спасибо за Сороку, Гарика, Сережу и Алену.

Алека В.

 

Глава 1

Старое кладбище

 

По обеим сторонам высокой каменной арки, склонив головы и устремив взгляды под ноги, стояло два старца: скорбных и молчаливых. Возможно, они молчали потому, что в этом месте молчание было уместнее самых мудрых слов, а возможно, по той простой причине, что каждый из них был всего лишь каменным изваянием, охраняющим покой мертвых.

В окрестностях кладбища на окраине Троллинбурга было тихо. Ветер шевелил ветви кладбищенских дубов, и шелест листьев напоминал нерешительный шепот невидимых существ. Сквозь кроны пробивались солнечные лучи, создавая танцующие блики над кладбищенскими воротами, перед которыми в этот самый момент замерла невысокая худенькая женщина в сиреневой кофточке и четверо ребят – два юноши и две девочки, чуть моложе их.

– Вот, Беляна, – тихим голосом произнесла женщина, обращаясь к одной из девочек. – Здесь похоронен твой отец.

Девочка с пепельно‑русыми волосами, собранными в два хвоста, взволнованно вздохнула.

– Подойди ко мне. – Женщина жестом подозвала девочку поближе. – Фреди и Берти уже много раз тут бывали, а ты здесь впервые – лучше, если я все время буду тебя видеть рядом. Троллинбургское кладбище очень старое и большое – здесь легко заблудиться. – Потом она повернула голову к другой девочке, рыжеволосой и сероглазой, и с улыбкой добавила: – Мила, ты тоже не отставай. Мы совсем не хотим в поисках могилы твоей прабабушки потерять тебя.

– Не волнуйтесь, госпожа Векша, – поспешила успокоить женщину Мила, – я не отстану.

– Не переживай, мам, – с улыбкой сказал один из ребят, покровительственно покосившись на Милу. – Я беру над Рудик шефство – со мной не заблудится.

Женщина хмуро воззрилась на сына:

– Берти, у тебя скверная манера обращаться к девочке. Почему не по имени? Тебе не кажется, что Миле может быть обидно такое обращение?

Берти искренне округлил глаза от удивления:

– Кому обидно? Рудик обидно?!

– Мне совсем не обидно, госпожа Векша, – поспешила заверить единственную родительницу своих друзей Мила. – Я давно привыкла.

Берти непринужденно улыбнулся.

– Видишь, ма, Рудик принимает меня таким, какой я есть. И правильно делает, – добавил он, заметив, что с губ его матери уже готов сорваться протест, – потому что другим я быть просто не могу. Я неисправим и безнадежен.

Госпожа Векша укоризненно покачала головой, после чего передернула плечами и сказала:

– Ну, как знаете. – Она повернулась к дочери: – Беляна, ты готова?

– Да, мама, – послушно ответила Белка.

– Тогда пойдемте, – скомандовала госпожа Векша и шагнула в сторону кладбищенских ворот.

Вместе с дочерью она первая прошла мимо скорбных каменных изваяний. Следом за ними миновали кладбищенских стражей Мила с Берти. Последним под арку ступил Фреди Векша.

Стояли последние августовские дни, и словно в предчувствии осени летняя жара отступила. Солнце еще согревало, но уже не испепеляло, как всего лишь несколько дней назад.

Мила приехала в Троллинбург вместе с Белкой и всей ее семьей на неделю раньше начала занятий в Думгроте, чтобы побывать на кладбище, куда госпожа Векша решила впервые повести свою дочь. Здесь был похоронен Пятун Векша – отец Белки, который погиб во времена Гильдии. Однажды, как и многих других в то мрачное время, его нашли с Черной Меткой на груди. Это был знак Гильдии – организации, которая в течение многих лет уничтожала волшебников. Отправившись сюда вместе с семьей Векшей, Мила рассчитывала найти могилу своей прабабушки Асидоры. Асидора Ветерок была первой жертвой Гильдии, именно от нее Мила унаследовала волшебные способности. Но до сих пор ей было известно о своей прабабушке совсем немного. Миле казалось, что если она найдет могилу Асидоры, то хоть ненадолго станет ближе к своей прабабке, которую ей не довелось видеть никогда в жизни, о чем она очень жалела.

Небольшой молчаливой процессией они шли по узким дорожкам мимо многочисленных могил. Мила невольно рассматривала надгробия: высокий мраморный ангел с широко раскинутыми крыльями, будто собирающийся взлететь; худой старичок в остроконечной шляпе с тросточкой и лукаво улыбающимся бронзовым лицом, словно он был не памятником на кладбище, а настоящим, живым волшебником; угрюмый позолоченный филин с кустистыми бровями; человек в балахоне со скорбно склоненной головой и уличным фонарем в протянутой руке. Почти каждую могилу украшало какое‑то необычное надгробие. Миле на мгновение показалось, что она попала в заколдованный мир, где все вокруг однажды окаменело. Как будто все эти каменные, бронзовые и мраморные статуи были на самом деле живыми внутри и могли слушать и видеть всех, кто сюда приходит, только не могли рассказать об этом.

Госпожа Векша свернула вправо, на еще более узкую дорожку, чем та, по которой они шли только что. Мила оторвала взгляд от могил и, краем глаза заметив чуть в стороне нечто не вписывающееся в общую атмосферу кладбища, посмотрела повнимательнее и увидела ветхое строение. Оно стояло особняком от могил и выглядело очень одиноко – ни единого дерева поблизости, тогда как возле могил росли высокие ветвистые деревья.

– Кладбищенская сторожка, – сказал Берти, глянув в ту же сторону, что и Мила. – Даже мертвецов кто‑то должен охранять.

Мила присмотрелась повнимательнее и заметила надпись на запыленной узкой табличке на двери: «М. Некропулос».

У господина Некропулоса не слишком веселая работа, подумала про себя Мила. Но Берти был прав: даже мертвецов кто‑то должен охранять. Напомнив себе, что ей не стоит отвлекаться, чтобы не пройти мимо могилы Асидоры, Мила отвернулась от сторожки и еще внимательней принялась вглядываться в надписи на надгробиях.

Но по пути к месту, где был похоронен Пятун Векша, могилы Асидоры Мила не увидела.

В какой‑то момент госпожа Векша остановилась. Ребята молчаливо столпились у нее за спиной. Женщина устремила пристальный, печальный взгляд на одну из могил и тяжело вздохнула.

– Вот, Беляна, – сказала она. – Могила твоего отца.

Могила Пятуна Векши выглядела очень скромно: каменное надгробие, на вершине – изваяние белки, которая держала в лапах большую сосновую шишку. Позади надгробия росла невысокая вечнозеленая туя.

Мила посмотрела на фотографию на плите. У покойного главы семейства Векшей было добродушное, улыбчивое лицо с ямочками на щеках и подбородке, из‑за чего он казался очень юным. Густые короткие волосы были того же пепельного цвета, что у Белки, Берти и Фреди. Мила невольно заметила поразительное сходство между Пятуном Векшей и его детьми, но сильнее всего, как ей показалось, на отца была похожа Белка.

– Видишь, как похожа ты на него, дочка? – словно читая мысли Милы, сказала, глядя на дочь с нежной улыбкой, госпожа Векша.

Белка кивнула и вдруг тихо всхлипнула. Госпожа Векша подозвала дочь к себе и ласково обняла ее за плечи.

– Не плачь, дорогая, – улыбнулась она дочери. – Твой отец сейчас наверняка в каком‑нибудь очень хорошем месте. Я в этом не сомневаюсь. Он был замечательным человеком. И не мог просто так исчезнуть.

Она снова посмотрела на Белку, потом оглянулась на Берти и Фреди. Глубоко и счастливо вздохнув, она кивнула и уверенно произнесла:

– Он гордился бы вами, я знаю. У нас с ним растут очень хорошие дети.

Потом она вдруг всхлипнула, точно как Белка, и украдкой смахнула с глаз две слезинки.

– Давайте положим цветы на могилу отца, дети.

Они все вместе подошли ближе к памятнику. Белка и Фреди положили на могилу букеты и вернулись к матери. Какое‑то время все стояли молча. Мила невольно посмотрела на друзей. Белка была взволнована, Фреди выглядел отрешенным и одновременно грустным, Берти заметно хмурился.

Мила смотрела на него и думала, что хорошо понимает его чувства. Берти злился. Он не мог вернуть отца, как бы сильно ему ни хотелось этого. Он чувствовал себя беспомощным, и именно эта беспомощность злила его. А еще он испытывал злость или даже ненависть к Гильдии и ко всему, что так или иначе было связано с этим именем. Потому что именно Гильдия забрала у него отца.

Мила отвела глаза от лица Берти: ей почему‑то стало неловко, как будто она без спроса прочла его мысли, или скорее – заглянула в его чувства, когда он, скорее всего, не хотел бы этого. Не всякие чувства хочется разделить с другими, даже с друзьями.

– Ну что ж, – тихим голосом прервала молчание госпожа Векша, обращаясь к дочери, – теперь ты сможешь навещать могилу своего отца, Беляна. Дорогу ты уже знаешь.

Белка снова с грустью вздохнула.

Госпожа Векша тем временем повернулась к Миле.

– Даже не представляю, Мила, как лучше нам продолжить поиски могилы твоей прабабушки, – озабоченно произнесла она и растерянно добавила: – Кладбище такое большое.

– Да уж, – согласился Берти, – здесь можно до скончания века бродить. Надо что‑то придумать.

– Мы видели сторожку кладбищенского сторожа, – сказала Мила. – Может быть, спросить у него?

– Да, пожалуй. Дельная мысль, – вступил в разговор Фреди. – У сторожа должна быть кладбищенская книга, где записаны имена всех, кто здесь похоронен.

Берти быстро закивал.

– Идем, Рудик. Составлю тебе компанию, а то здесь заблудиться – раз плюнуть.

Он подошел к Миле и кивнул в сторону дорожки, по которой они сюда пришли.

– Пошли. Мы найдем твою прабабку.

– Берти, сынок, а мы, пожалуй, вернемся к воротам и будем ждать вас там, – сказала госпожа Векша, пряча покрасневшие глаза, словно ей было неловко за свои слезы.

Берти молча кивнул, и вдвоем с Милой они отправились к сторожке.

 

* * *

 

Мила и Берти подошли к ветхому, с виду заброшенному деревянному домику. Не раздумывая, Берти решительно постучал в дверь.

Какое‑то время изнутри не было слышно ни звука. Мила и Берти переглянулись, Мила пожала плечами. Берти уже было поднес руку к двери, чтобы постучать снова, но тут из дома послышался отчетливый звук шагов. Дверь открылась, и на пороге возник хозяин сторожки.

Кладбищенский сторож оказался очень высоким и сухопарым стариком. Его лицо было вытянутым и бледным, рот с сильно опущенными вниз уголками губ выдавал человека не слишком веселого и малообщительного, а мутные то ли зеленые, то ли серые глаза смотрели на Милу и Берти без какого‑либо выражения.

– Добрый день, уважаемый господин… – начал Берти и осекся, сообразив, что не знает имени сторожа.

– Некропулос. Мантик Некропулос к вашим услугам, – представился старик и сухо поинтересовался: – Табличку на двери не читали?

Берти, изображая неловкость, прокашлялся.

– Кажется, читали… Когда полчаса назад проходили мимо. – Он еще раз кашлянул, как бы пытаясь окончательно убедить сторожа, что ему чертовски стыдно за свою дырявую память и невнимательность. – Простите, как‑то… забылось.

– Да оно вам и не надо, – все так же холодно отозвался сторож. – К чему вам помнить имя кладбищенского сторожа? Чем могу помочь?

– Мне нужно найти могилу моей прабабушки, – привлекая к себе внимание господина Некропулоса, сообщила Мила. – Я не знаю, где она похоронена, а кладбище очень большое и…

Некропулос закивал, не давая Миле закончить.

– Все понятно, – сказал он и сделал приглашающий жест рукой: – Заходите.

Мила и Берти переглянулись и, по очереди переступив порог, вслед за стариком зашли в сторожку.

Внутри была всего одна комната. У окна – квадратный деревянный стол. На подоконнике, на тарелке, лежал большой кусок черного хлеба. На дальней стене в ряд висели на массивных металлических крючках три черных дождевых плаща с капюшонами. Видимо, подумала Мила, во время ночных обходов, когда лил дождь, господин Некропулос переодевался из вымокшего плаща в сухой и продолжал обход. В дальнем углу на пенальных часах‑ходиках стояло чучело черного филина. Огромные круглые глаза смотрели на Милу хмуро и неприветливо.

Мила прошла в глубь комнаты, а Берти остался стоять у дверей. Скрестив руки на груди, он прислонился плечом к дверному косяку, словно не хотел вмешиваться в дело, касающееся лично Милы.

– Как, вы говорите, зовут вашу покойную родственницу? – спросил господин Некропулос. Он подошел к столу и опустился на стул, который коротко под ним скрипнул.

– Асидора Ветерок, – ответила Мила.

Она посмотрела, как сторож кладет перед собой книгу – по‑видимому, ту самую, кладбищенскую, которую упоминал Фреди, – и решила, что поиски могилы ее прабабки могут затянуться надолго: книга была огромной и в длину и в ширину, да и толщина внушала мысли о веках, если не о тысячелетиях. Сколько же людей похоронено на этом кладбище? Госпожа Векша говорила, что оно очень большое, но, оказывается, Мила даже примерно не представляла себе, насколько оно большое.

Однако уже в следующее мгновение Мила поняла, что господин Некропулос не намерен искать имя Асидоры в этой книге обычным способом. Он раскрыл книгу где‑то посередине, провел над желтыми сухими листами рукой и твердо, словно сообщая свою волю, произнес:

– Асидора Ветерок – Эвриско!

Листы зашуршали, как от сквозняка, и уже в следующее мгновение ожили, взлетая и падая, словно невидимая рука с нечеловеческой скоростью листала книгу: сначала вперед, потом назад, опять вперед; в конце концов листы безжизненно упали, и книга, громко лязгнув железной пряжкой о стол, захлопнулась.

Господин Некропулос молча застегнул ремешок книги – видимо, это было необходимо – и обратил свой мутный старческий взгляд на посетителей.

– Что это означает? – озадаченно нахмурилась Мила.

Кладбищенский сторож склонил голову набок и ответил:

– Только то, что могилы Асидоры Ветерок нет на этом кладбище.

У Милы непроизвольно вытянулось лицо.

– Вы уверены? Это точно? – спросила она.

Господин Некропулос окинул ее неодобрительным взглядом.

– Абсолютно уверен.

Мила обернулась к Берти, но тот лишь беспомощно пожал плечами, глядя на нее с сочувствием.

– Ну… – расстроенным голосом пробормотала Мила. – Спасибо большое за помощь. Мы… мы тогда пойдем.

Господин Некропулос посмотрел на нее долгим взглядом мутных серо‑зеленых глаз, после чего, встав со стула, заявил:

– Провожу вас до ворот. Сами можете заблудиться.

Мила была так огорчена, что возражать не стала. Берти, видя, что Мила совсем сникла, тоже решил промолчать.

 

* * *

 

Следуя по кладбищенской дорожке вслед за господином Некропулосом, Мила удрученно размышляла над тем, что в который уже раз ее попытка узнать побольше о своей семье и прабабушке Асидоре с треском проваливается. Словно кто‑то закрыл ставни и наглухо заколотил досками окно некоего воображаемого дома, в котором хранилась память о ее предках. Казалось, некая сила упрямо не хотела впускать ее в этот дом.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, Мила подняла голову и встретилась взглядом с Берти. Он улыбнулся ей, пытаясь подбодрить, и Мила тут же изобразила на лице ответную улыбку, которая должна была убедить Берти, что она и не думала расстраиваться, и вообще не принимает эту неудачу близко к сердцу. Берти, однако, не поверил, лишь только усмехнулся ее неуклюжей попытке сделать хорошую мину при плохой игре и со вздохом качнул головой.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Мила переключила свое внимание на идущего чуть впереди сторожа. Ее взгляд непроизвольно остановился на руках господина Некропулоса. Они были бескровными и морщинистыми, и все пальцы на них были унизаны перстнями. Все, кроме больших. Перстни были не вычурные – Миле было совершенно понятно, что надеты они вовсе не как украшение. Металл темный. Странный цвет: смесь пепла и красного вина – это сравнение тоже пришло Миле в голову само по себе. А в каждом из перстней находился черный камень, который был очень хорошо знаком Миле, – морион. Восемь черных морионов. Восемь камней одинакового цвета и размера. Мила никогда прежде не видела, чтобы маг пользовался столькими волшебными камнями сразу. Строго говоря, она никогда не видела на руке мага больше одного магического проводника.

– Удивляешься морионам в моих перстнях? – не поворачиваясь, спросил господин Некропулос.

Миле стало немного стыдно, когда она поняла, что он заметил, как она рассматривает его руки.

– Нечему тут удивляться, – равнодушным тоном продолжал сторож. – Когда охраняешь покой мертвецов, и не простых людей, а сплошь магов, нужно быть готовым ко всему. Не все маги уходят в мир иной по собственному желанию, и не все со спокойным сердцем. Иногда они возвращаются. А оживший маг будет во сто крат страшнее любого другого ожившего мертвеца. – Размеренно кивая головой, господин Некропулос остановился и бросил усталый взгляд на Милу. Затем он похлопал себя ладонью одной руки по тыльной стороне другой и произнес: – Вот для того они и нужны – эти камешки, чтобы держать здесь все под контролем.

В подробности он вдаваться не стал, но Мила и так поняла. Она помнила, что морион дает своему владельцу власть над миром мертвых. Видимо, пока старый кладбищенский сторож охранял покой мертвых, восемь черных морионов господина Некропулоса охраняли мир живых. Иными словами, заставляли здешних обитателей спать крепким беспробудным сном.

– Постойте‑ка минутку, – сказал Некропулос, остановившись возле одной из могил.

Он подошел к темному надгробию, и Мила поняла причину задержки. Чахлое безжизненное деревце, растущее ближе остальных к могиле, наклонилось, так, что с одной стороны его корни поднялись над землей, и ветвями закрыло ту часть памятника, где на плите можно было прочесть имя и увидеть фотографию похороненного здесь волшебника. Некропулос протянул руку с четырьмя морионами к дереву и медленно приподнял кисть руки. Деревце послушно потянулось вслед за его рукой и выпрямилось – корни ушли под землю.

Взгляду Милы теперь открылось все надгробие: толстая, прямоугольной формы вертикальная плита, а на ней – сидящий на согнутых в коленях ногах горбатый карлик с большими, как у летучей мыши, крыльями. Одним крылом он прикрывал свое лицо. Опустив взгляд на фотографию на надгробии, Мила поняла, что символизировал этот карлик. Лицо на фотографии было очень уродливым, и девочка, невольно вздрогнув от омерзения, отвела глаза. Она никогда не видела более безобразной внешности.

– Никто не навещает эту могилу, – сказал господин Некропулос.

Мила заметила, что могила была в запустении – за ней не ухаживали уже много‑много лет.

– Не знаешь, – спросил у Милы старый сторож, – может, кто‑то из его детей в школе учится?

Мила с трудом заставила себя вновь опустить глаза на темную плиту, чтобы прочесть фамилию на надгробии.

– Нет, – отрицательно покачала она головой, – с такой фамилией никого не знаю.

– Может, ты знаешь, парень? – обратился господин Некропулос к Берти.

Берти, не вынимая рук из карманов, бросил быстрый взгляд на плиту и коротко ответил:

– Не встречал.

Господин Некропулос размеренно покивал головой.

– Ну, не знаете, так не знаете. Я на всякий случай спросил. Вдруг кто‑то из его родни учится в школе и ни сном ни духом не ведает, что один из членов семейства на этом кладбище похоронен. И такое случается.

Не останавливаясь надолго у могилы с крылатым уродцем‑карликом, они пошли дальше. Мила в который раз подумала, что пришла сюда с надеждой найти могилу Асидоры, но надежды не оправдались. Как‑то ей сразу стало здесь очень неуютно. Она поймала себя на том, что непроизвольно ускорила шаг – таким сильным оказалось ее желание покинуть Троллинбургское кладбище.

Прошло лишь два часа с их прихода сюда, и за это время она увидела скорбь своих друзей; испытала разочарование, узнав, что Асидора похоронена где‑то в другом месте, неизвестном ей; и под конец – эта заброшенная могила, которую давным‑давно никто не навещает… Мила невольно посочувствовала господину Некропулосу – от такой работы волей‑неволей станешь угрюмым и мрачным.

Вскоре впереди показались кладбищенские ворота. Между каменными изваяниями двух скорбных старцев нервно топталась Белка, высматривая своего брата и подругу. Неподалеку стояли в ожидании Милы и Берти госпожа Векша и Фреди.

– Ваши спутники уже начали беспокоиться за вас, – сказал господин Некропулос. – Я больше ничем не могу быть вам полезен, а коль все равно вышел на прогулку, сделаю обход всего кладбища. Это займет немало времени, поэтому я, пожалуй, не буду тратить его понапрасну. Всего доброго.

– До свидания, господин Некропулос, – вежливо попрощалась Мила. – Спасибо за помощь.

Кладбищенский сторож обратил к ней свой равнодушный взгляд и сухо ответил:

– Не за что, – после чего, больше не говоря ни слова, направился по дорожке в глубь кладбища.

Мила с Берти смотрели ему вслед, пока высокая, сухопарая фигура не скрылась из виду. Чувство смятения и дискомфорта усилилось, хотя Мила и внушала себе, что это глупо, ведь еще час назад, когда они пришли сюда, это место казалось ей тихим и спокойным. Теперь же ей мерещилось, что за каждой могилой таится какая‑то неведомая опасность.

Она заметила, как Берти поежился, и поняла, что он почувствовал примерно то же, что и она, – ведь воздух был теплый, и поежился он не потому, что стало прохладно. Вероятно, на них обоих так подействовала могила таинственного человека с уродливым лицом. Памятник на могиле и фотография покойника и впрямь производили очень зловещее впечатление.

Мила потрясла головой, отгоняя назойливые мысли, и вопросительно посмотрела на Берти. Он кивнул и, не сговариваясь, они заторопились к выходу из кладбища, где их ждало, заметно проявляя нетерпение, семейство Векшей.

– Ну что, нашли могилу твоей прабабушки? – с ходу спросила Белка, когда Мила подошла к ней.

– Нет, – покачала головой Мила. – Господин Некропулос, сторож, искал ее имя в кладбищенской книге, но записи о том, что Асидора здесь похоронена, нет, значит…

– Значит, твоя прабабушка похоронена в другом месте, – закончила за Милу госпожа Векша, участливо обняв ее за плечи, как недавно обнимала свою дочь.

– Не расстраивайся, – поддержала Милу Белка. – Она найдется. Я имею в виду… могила твоей прабабушки обязательно найдется.

– Пойдемте отсюда, – предложил Берти, хмурым взглядом окинув ближайшие могилы. – Как‑то здесь прохладно становится.

Спорить никто не стал, и семейство Векшей друг за другом, а вместе с ними и Мила, прошло мимо каменных старцев и двинулось с Троллинбургского кладбища.

На мгновение Мила оглянулась назад, словно кто‑то окликнул ее. Сильный порыв ветра закачал ветви кладбищенских дубов, и листва тревожно зашелестела. Но Миле, поднявшей осторожный взгляд к древесным кронам, в шорохе листвы почему‑то навязчиво слышался чей‑то мрачный предупреждающий шепот.

 

Глава 2

Сон и зеркало

 

На причале в бухте Огненный Котел царило оживление. Носильщики‑гномы сносили на пристань огромные сундуки и чемоданы с недавно причалившей небольшой яхты. В центре всей этой суеты находился некий господин: высокий жгучий брюнет со сверкающими глазами. Громким голосом с сильным иностранным акцентом он отдавал распоряжения носильщикам, но из‑за особой манеры очень быстро говорить казалось, что он ругается, поэтому коренастые, но низкорослые гномы косились на него с опаской. Несмотря на акцент, речь иностранца была правильной, слова он не коверкал.

Рядом с господином стоял юноша лет пятнадцати: худощавый, очень бледный, с белесыми волосами и светло‑серыми глазами. Он выглядел немного напуганным и в отличие от говорливого иностранца все время молчал.

– Не отходи от меня ни на шаг, Бледо, – повелительным тоном сказал господин юноше. – Если будешь все время находиться рядом со мной, тебя никто не обидит.

Бледо послушно кивнул, хотя, судя по его боязливому виду, у него и в мыслях не было куда‑то отлучаться.

В это время на пристани появилась бордовая карета с большой золотой буквой «Т» на боку. Когда карета остановилась, из нее вышли высокая дама с серовато‑белыми, как зубной порошок, волосами, собранными в тугой узел на затылке, и молодая девушка с волосами того же цвета, но собранными сзади в виде длинного «конского» хвоста. Увидев иностранного гостя, они подошли прямо к нему.

– Господин Буффонади? – уточнила высокая дама, обращаясь к иностранцу.

– Синьор, – вежливо поправил ее гость, – синьор Буффонади. А вы, как я понимаю, профессор Мендель? Меня предупредили, что вы будете нас встречать.

– Вы можете обращаться ко мне по имени, – исключительно вежливо сказала дама без тени улыбки на хмуром лице. – Амальгама. – И указав на стоящую рядом с ней девушку, представила: – Моя старшая дочь Платина.

– Приятно познакомиться, синьорина, – с улыбкой кивнул синьор Буффонади.

Платина улыбнулась в ответ, а синьор Буффонади тем временем положил руку на плечо светловолосого юноши, по‑прежнему стоявшего рядом с ним, и представил:

– Бледо, мой племянник. – И добавил: – Я его опекун.

– Рада познакомиться с вашим племянником, уважаемый господин Буффонади…

– Синьор, – снова поправил собеседницу иностранец, интонацией сделав на своем уточнении чуть больший акцент, чем прежде.

– Прошу прощения, уважаемый синьор Буффонади, – извинилась Амальгама. – Насколько я понимаю, юноша будет учиться в Думгроте?

– Да, он должен быть зачислен на третий курс, – сообщил синьор Буффонади. – Два года он учился на Сардинии, но обстоятельства сложились так, что мы должны были приехать сюда…

В этот момент к господам подошел один из гномов‑носильщиков, везущий на тележке небольшой чемодан из черной кожи странного зеленоватого отлива.

– А этот чемодан куда прикажете, паныч? – спросил он у иностранца.

– Signor! «Signor», per favore![1] – вдруг перешел на итальянскую речь гость, прикрикнув на носильщика. И, яростно сверкнув глазами, добавил уже по‑русски: – Не «господин», не «паныч» – «синьор»!

Встречающие итальянца дамы переглянулись, и профессор Мендель тихонько кашлянула, испытывая, по‑видимому, некоторую неловкость.

Гном, однако, как ни в чем не бывало кивнул:

– Как скажете, синьор. Только я так и не понял, вам этот чемодан в какую карету: в ту, в которой поедете вы и встречающие вас господа, или туда, где вся поклажа? А, паныч?

Буффонади закатил глаза к небу и, скрипя зубами, ответил:

– Этот чемодан поедет со мной!

Отойдя на пару шагов от господ, гном ворчливым тоном пробурчал:

– Так бы сразу и сказал по‑человечески. А то голову только морочат – панычи эти.

Чтобы как‑то разрядить обстановку, Амальгама учтиво улыбнулась итальянцу и сообщила:

– Многие в городе уже наслышаны о главной цели вашего приезда. Я и сама горю желанием лицезреть героев ваших знаменитых шоу.

После первых слов Амальгамы синьор Буффонади заметно удивился, но под конец фразы удивление его сменилось хмурым выражением лица.

– Это отнюдь не главная цель моего приезда, госпожа Мендель, – сказал он.

– О, неужели?! – с интересом вскинула брови Амальгама. – Позвольте полюбопытствовать, что же тогда привело вас в наши края?

Синьор Буффонади быстро взглянул на племянника, который по‑прежнему пугливо жался к нему, словно всерьез боялся, что его могут обидеть.

– К сожалению, я пока не могу говорить об этом, – ответил иностранец. – Я приехал по приглашению Владыки Велемира. Он введет вас в курс дела, если сочтет нужным.

– Ах, да, разумеется, – с фальшивой небрежностью воскликнула Амальгама. – Прошу прощения за свое чрезмерное любопытство.

От необходимости отвечать на реплику Амальгамы синьора Буффонади избавил один из гномов‑носильщиков, сообщивший иностранцу, что все вещи уложены для перевозки.

– Ну что ж, – оживилась Амальгама. – Думаю, мы можем ехать.

Она сделала приглашающий жест в сторону кареты.

– Прошу.

Синьор Буффонади кивнул, принимая приглашение, и, положив руку на плечо своего племянника, словно бы оберегая его от возможных неприятностей, направился вместе с ним к карете.

Амальгама и ее дочь обменялись озадаченными взглядами и направились следом.

Спустя две минуты бордовая карета с большой буквой «Т» на боку вместе со своими пассажирами отъехала с причала.

 

* * *

 

Через два дня после посещения Милой и семьей Векшей Троллинбургского кладбища в город начали съезжаться студенты Думгрота. Одним из дилижансов вместе с Яшкой и Фимкой Берманами приехал Ромка.

После летних каникул Лапшин выглядел загорелым и излучал оптимизм. Он неутомимо рассказывал о том, как провел лето. Его родители решили устроить себе отпуск, закрыли на месяц ресторан и поехали путешествовать по Крыму. Ромка заявил, что готов был отправиться в путешествие хоть на дно Черного моря, только бы не торчать все лето на кухне, помогая своему отцу – шеф‑повару. Поначалу он был уверен, что ничего интересного в этой поездке ему не светит, поскольку Внешний мир – это все‑таки не Троллинбург, где на каждом шагу тайны и колдовство. Но в конечном итоге остался доволен.