Сцена Гамлета с Розенкранцем и Гильденштерном 7 страница

28 декабря проводит заседание художественного совета МХАТ 2‑го. На повестке дня — вопрос о функциях художественного совета, о спектакле «Волки и овцы», о выступлениях Дикого и Волкова. Поведение Дикого и Волкова осуждено членами художественного совета.

30 декабря «Известия» сообщают: «… в МХАТ 2‑м по поводу десятилетия со дня смерти Л. А. Сулержицкого состоялось заседание, посвященное его памяти. М. Чехов и С. Гиацинтова прочли отрывки из дневника покойного. В. Подгорный прочел биографию Сулержицкого, написанную М. Горьким. Вечером шел “Гамлет”, посвященный памяти Л. А. Сулержицкого» (ЦГАЛИ, 1990.2.99, л. 88).

Декабрь. Играет Аблеухова — 2, 9, 18; Мальволио — 3, 14, 26; Эрика — 5; Гамлета — 10, 23, 30.

1927

Январь. Вл. И. Немирович-Данченко Чехову из Америки: «Слышно про какие-то нелады у Вас, внутри (где их не бывает!!). Досадно, конечно. Но мне думается, когда есть нелады, не надо на них махать рукой. Стало быть, что-то завелось, требующее внимания. Если бы кто-либо взялся мне рассказать, я был бы благодарен. Сжато — я ведь понятливый» (ЦГАЛИ, 1990.2.68).

С 4 января почти каждый день репетирует роль Муромского.

10 января. Из черновика письма Чехова — А. В. Луначарскому: «Ни правление МХАТ 2‑го, ни Берсенев, ни я никогда не базировались в своем поведении, связанном с этим конфликтом, на личных мотивах, но всегда выражали только волю труппы. Дикий и Волков знают, что их противниками являются не отдельные лица, но группа в своем основном ядре… Необходимо также указать на всегдашнюю терпимость в нашем театре по отношению к различным точкам зрения и на умение нашего коллектива жить среди подлинной идеологической борьбы, не только не нарушая рабочей атмосферы, но и пользуясь результатом этой борьбы для дальнейшего развития своих художественных сил […]. Почему же так катастрофично окончилась только что начатая “идеологическая борьба” группы актеров МХАТ 2‑го? Да только потому, что эта борьба отнюдь не идеологическая, борьба, своими приемами и сменяющимися в зависимости от обстоятельств целями возмутившая коллектив МХАТ 2‑го» (ЦГАЛИ, 1990.2.4.6, л. 6 – 7).

17 января играет Хлестакова в ленинградском Большом драматическом театре. «Лишенный воли, по-прежнему управляемый потоком случайных впечатлений и ассоциаций, но подгоняемый {503} физиологически подчеркнутым опьянением, он подымается до детского восторга. Он кружится на заплетающихся ногах, его голос пляшет по регистрам, играя согласными и путая гласные, его лицо сияет. Эпизод “вранья”, всегда один из центральных в этой роли Чехова, был вчера проведен актером с потрясающим мастерством. Дерзко сам проимпровизировав блестящую пантомиму с невзначай провалившимся креслом, Чехов отдался темпераменту и запалу и, кажется, никогда еще не был так покоряюще убедителен» (Адр. Пиотровский. — «Красная газ.», 18 янв.).

22 января читает на траурном заседании, посвященном памяти В. И. Ленина, во МХАТ 2‑м «Воспоминания Клары Цеткин» («Новый зритель», № 5).

28 января. Из беседы Чехова с корреспондентом газеты «Вечерняя Москва»: «Включая в репертуар пьесу Сухово-Кобылина “Дело”, Второй МХАТ руководствовался прежде всего исключительными художественными достоинствами автора, приемы которою во многом сходны с приемами Гоголя; пьеса дает ряд великолепных образов отжившей России. Персонажи даны автором в стиле трагикомических масок, значимость которых дает им право на жизнь в советских театрах».

31 января играет Хлестакова с актерами Малого театра на сцене Большого театра. «Чехов ищет разрешения “проклятых вопросов” в своих ролях и как бы желает понять тайну человеческой души. […] Чехов несет любовь ко всему человеческому. Это гуманист на театре ожесточенного времени… Что ближе его таланту Гамлет или Хлестаков? Мы затрудняемся на это ответить. Трагедию Чехов играет с философским отношением к страданиям и смерти. Трагическое и комическое в нем скрещиваются. В трагическом и комическом одновременно он только и находит полноту актерского творчества. Вот почему его Хлестаков иногда вдруг пронизывает трагическими нотами. Вот почему его Гамлет вдруг делается беспечным и веселым в общей атмосфере сгущенной трагедийности. Любая пьеса превращается для него в трагикомедию. Чехов вырастает в актера — властителя чувств своего зрителя. В образе Дон Кихота мы ждем от Чехова обобщений всего пройденного им пути, синтеза его актерских достижений, мудрой иронии “нежного сердца”» («Программы государственных академических театров», № 3).

Январь. Играет Фрэзера — 1, 24; Эрика — 5, 14, 28; Аблеухова — 7; Мальволио — 27, 30.

3 февраля генеральная репетиция «Дела» для Главреперткома.

6 февраля генеральная репетиция «Дела».

7 февраля. «Дорогой Михаил Александрович, вы чудесны в роли Муромского. Поздравляю Вас с новой победой. И спектакль в целом — превосходный спектакль. Привет. В. Мейерхольд» (В. Э. Мейерхольд. Переписка. М., 1976, с. 262).

8 февраля премьера «Дела». Постановка Б. М. Сушкевича, художник — Н. А. Андреев.

{504} «Артист решил выделить комическим обрамлением глубокий трагизм этого лица. Но эта игра на контрастах приводит к значительному ослаблению общего драматизма фигуры. […] В исполнении Чехова это не отважный обличитель судейской кривды, а только ее жалкая и раздавленная жертва […]. Но замечательный дар Чехова поднял все же его истолкование в последних сценах до подлинной трагической высоты» (Л. П. Гроссман. — «Веч. Москва», 9 февр.).

«Разрывая с традицией, он первоначально переводил Муромского в план сугубой комедии, почти фарса, сухово-кобылинского жестокого и сурового фарса. Он находит неожиданные пути, чтобы с резкой откровенностью показать в Муромском черты трогательной мучительности, которая обычно на театре достигается соединением нежных взглядов и вздрагивающих интонаций. […] Приемы Чехова: речь беспрерывно текущая; уже ушел собеседник — продолжает говорить; повторение слов почти механическое; такая же механизация движений; недоговоренность — порою, увлеченный другою мыслью, не кончает фразы; внутренняя робость. Грим: лицо заросло бородой — она торчит наивными седыми клочьями; наивно-хитрые глаза (хитрость умирающего старика), недоумевающе смотрит из-под бровей. Наивная ограниченность, послушание, поспешная готовность следовать совету — так раскрывается роль. Психологическая растерянность переходит в растерянность перед гнетом Варравиным. Недоговоренность во внутреннее смятение перед их натиском. Наивно-хитрые глаза в ужасе и тоске останавливаются перед миром, который в лице Светлейшего и Варравина неожиданно и предельно страшно раскрылся удивленному Муромскому. […] Переключение комедии в трагедию Чехов совершает с величайшей простотой. Внутренняя линия роли ясна и прозрачна. Ряд потрясающих моментов пронизывает пьесу. Первоначальный дружный хохот зрителя сменяется внимательным и взволнованным молчанием» (П. А. Марков. — «Программы государственных академических театров», № 7).

О. Л. Книппер-Чехова — М. П. Чеховой: «Миша замечательно играет, трогательно, […] в начале поражает сходство с мамашей[64] походка, манера держать старческие руки. Чудесный образ» (ГБЛ, ОР, 331.78.1).

15 февраля. В. О. Массалитинова — Чехову: «Глубокоуважаемый и душевно очаровательный Михаил Александрович! Я потрясена Вашим воздушным страданием в образе Муромского. Я видела своего учителя Ленского и, противопоставляя его игру Вашей, нахожу их тождественными. Уважающая Вас В. Массалитинова» (ЛТМ, ОР, 14988).

20 февраля играет Гвоздикова в Колонном зале Дома Союзов в концерте в пользу политзаключенных Литвы (ЦГАЛИ, 2316.1.84, л. 316).

{505} До 21 февраля Станиславский приглашает Чехова, Мейерхольда, Сахновского и Маркова к себе для обсуждения проблем современного театра в связи с совещанием деятелей искусств в Наркомпросе (Летопись К. С, т. 4, с. 16).

21 февраля принимает участие в совещании Наркомпроса о театральной политике. По предложению Луначарского Чехова вводят в комиссию для выработки резолюции.

23 февраля участвует в концерте в Большом театре, посвященном 9‑й годовщине Красной Армии.

Февраль. Играет Эрика — 2, 16; Муромского — 8, 12, 15, 19, 22, 28; Гамлета — 20, 26; Фрэзера — 24.

1 марта в «Новом зрителе» (№ 9) помещена статья В. А. Павлова «Пророк в маске»: «Муромский Чехов — тонкий апологет мещанской и мелкобуржуазной идеологии наших дней. Он пророк “униженных и оскорбленных”, пророк деклассированных и реакционных слоев».

7 марта председательствует на заседании художественного совета. Обсуждается вопрос о включении в репертуар к 10‑летию Октябрьской революции пьесы Роллана «Взятие Бастилии», а также репертуарный план будущего сезона (ЦГАЛИ, 1990.1.23).

8 марта. Из черновика письма Луначарскому: «Возникшие с начала текущего сезона внутренние недоразумения в МХАТ 2‑м, вызванные выступлениями группы актеров (7 человек), дискредитирующими театр как внутри его, так и вовне, — до сих пор не ликвидированы и, как я окончательно, к сожалению, убедился, не могут быть ликвидированы. До конца сезона осталось около 3‑х месяцев, в течение которых необходимо определить план работ будущего сезона. Не зная, имею ли я право удалить с будущего сезона эту группу, и категорически не представляя для себя возможности какой-либо совместной работы с этой группой, я прошу освободить меня от обязанностей директора МХАТ 2‑го и назначить мне преемника, которому я мог бы передать должность» (ЦГАЛИ, 1990.2.46, л. 10).

В архиве имеются варианты этого заявления. Ответ наркома получен через месяц.

Отвечает на анкету по поводу итогов театрального сезона: «Искания в области режиссуры были весьма разнообразны и поучительны как в положительном, так и в отрицательном смысле. Самым ярким примером в этом отношении я склонен считать постановку “Ревизора” в Театре Мейерхольда. Рядом с неприемлемыми и грубыми режиссерскими измышлениями в этой постановке показаны и настоящие пути грядущего театра. В. Э. Мейерхольд в своем гениальном взлете показал нам, как неисчерпаемы творческие источники нашей “старой” литературы и как велико значение режиссера в будущем театра. Он показал нам обаяние смелости и пристыдил нас в нашей художественной слепоте. Урок В. Э. Мейерхольда не пройдет для нас бесследно» («Программы государственных академических театров», № 12).

13 марта утром и вечером играет Фрэзера в Ленинграде (ЦГАЛИ, 1990.1.31, л. 28).

{506} 21 марта выступает на втором заседании в Наркомпросе по вопросу театральной политики.

25 ведущих актеров МХАТ 2‑го подают Чехову коллективное заявление о том, что они уйдут из театра, если группа Дикого не будет удалена (ЦГАЛИ, 1990.2.50, л. 92).

22 марта «Новый зритель» (№ 12) публикует открытое письмо актера МХАТ 2‑го М. П. Чупрова «Настало время». Чупров, перед тем не раз уходивший и после покаянных писем возвращавшийся в театр, обвиняет Чехова в том, что он окружил себя «прихлебателями» и не дает ролей лично ему, Чупрову. Хотя Чупров не имел отношения к группе Дикого, ею грубый выпад против Чехова обострил конфликт в театре. Получает еще два коллективных заявления: «Мы, нижеподписавшиеся, напоминаем Вам, что горячо Вас любим и всецело доверяем, как любили и доверяли всегда. Настало время, когда мы требуем от Вас самых решительных мер для восстановления в театре здоровой атмосферы, необходимой для нашей свободной театральной жизни и работы, совершенно утраченной театром в связи с недопустимым выступлением в печати гражданина Чупрова и всеми последними событиями в театре. В противном случае мы не видим для себя возможности работать в театре». Следует 14 подписей. Заявление от молодежи театра подписано 24 актерами (ЦГАЛИ, 1990.2.50, л. 97). «Жизнь искусства» (№ 12) сообщает о том, что МХАТ 2‑й ведет переговоры с Совкино о съемках фильма «Царь Федор Иоаннович», в котором заглавную роль будет играть Чехов.

23 марта общее собрание актеров МХАТ 2‑го. Из протокола собрания: «Выступает М. А. Чехов. Он ставит выступление в 12 № “Нового зрителя” М. П. Чупрова в связь со всеми предыдущими выступлениями группы, которая, не стесняясь в выборе средств, под лозунгом общественности и идеологических противников, оперируя пошленькими демагогическими фразами, посеяла не только внутри театра гниль, заразу и яд, но и ставит все театры под вопрос их дальнейшего существования. […] Затем М. Чехов оглашает ряд писем от труппы и свое заявление наркому просвещения от 8 / III с. г. о сложении с себя полномочий директора и уходе из труппы театра как актера в случае неудаления из театра группы в составе 7 человек» (ЦГАЛИ, 1990.2.50, л. 7).

«Миша! Ты знай, что я полон глубокой благодарности за все то, что я получил от тебя. Ты знаешь, с каким я восторгом впитываю в себя твою игру, как жадно черпаю от тебя вдохновение и подъем, как я благодарен тебе за моральную поддержку в минуты моего отчаяния и растерянности и вообще за твою постоянную ласку. Ничто не может ни на минуту поколебать меня в том, чтобы сказать тебе ясно, просто, от всей души искренне, что я пойду с тобой, дорогой Миша! Вл. Попов» (ЦГАЛИ, 1990.2.50, л. 8).

С. В. Гиацинтова — Вл. И. Немировичу-Данченко: «Вот что произошло — у нас есть группа лиц, недовольных театром. Они {507} не уходят, хотя их мало, а нас много. Они хотят изменил, внутреннее устройство нашего театра. […] Как бы я хотела передать Вам в письме всю ту атмосферу лжи, зависти, интриги, в которой мы живем с самого начала этой осени. Ложь все ложь их гражданские чувства и доблесть, ложь художественные несогласия, ложь все то, что они говорят для пропаганды своей группы. […] Причины их борьбы совсем не здесь. Они меняют свои обвинения и клевету по мере надобности. […] Чехов весь в работе он учится сам, он добивается, ищет, он как художник и как человек растет на глазах, и мне неловко и смешно, когда говорят о нем люди, знавшие его несколько лет тому назад и сохранившие о нем представление, каким он был тогда! Рядом с ним интересно жить в театре. Дикий завидует славе Чехова. Потом он хочет быть в правлении, хочет быть если не самым главным, то одним из них… Конечно, и у Михаила Александровича есть, вероятно, большие недостатки: прежде всего он не умеет требовать если кто-то заинтересовался тем, во что он верит и чего хочет, он сразу принимает его, если кто-то не верит — он убеждать не станет, а будет ждать. Но особым терпением он не отличается, он подождет да и перестанет им интересоваться. Чехов не умеет скрыть при этом ничего и никогда. Чехов весь полон исканием актерской техники — голоса, жеста, у него свой подход к дикции, к работе над образом, и, как всегда, когда человек во что-то верит и чего-то хочет, у него сразу появляются враги. Чехова какой-то особенной любовью любят люди, и все ждут от него чудес, а ведь он “свой”, сверстник, товарищ, как же смел он сделаться таким. За то, что он свой, а вместе с тем знаменитый, и ненавидят его в своей вульгарности Дикий и Волков… Мы весь год воздерживались от всяких газетных выступлений, никак не защищались, но теперь написали от труппы (от всех 70‑ти) письмо, и скоро оно появится» (Музей МХАТ, Н-Д, 3697).

25 марта. Из протокола собрания в МХАТ: «Присутствовали: К. С. Станиславский, И. М. Москвин, В. Э. Мейерхольд, А. Я. Таиров, З. Н. Райх, М. А. Чехов, И. Н. Берсенев, В. В. Готовцев, В. А. Подгорный, В. С. Смышляев, Б. М. Сушкевич. Председатель К. С. Станиславский. Слушали: 1) письмо артиста МХАТ 2‑го М. П. Чупрова, помещенное в № 12 “Нового зрителя”, адресованное Мосгубрабису и советской общественности, 2) сообщение МХАТ 2‑го в лице присутствующих на совещании представителей его о систематической травле театра со стороны отдельных его членов в течение всего настоящего сезона, 3) резолюцию, принятую общим собранием актерского цеха МХАТ 2‑го от 23 / III в связи с выступлением Чупрова в печати. Постановили: обратиться с письмом от всех присутствующих на собрании руководителей в периодическую печать» (Музей МХАТ, КС, 13919/1).

27 марта в «Новом зрителе» опубликовано письмо молодежи МХАТ 2‑го: «Наряду с подлинно товарищеским отношением к нам старшие товарищи проявляют исключительную заботливость {508} в отношении нашего художественного роста, уделяя нам почти все свое свободное время. […] Приготовление репертуарных ролей не только не стесняется, но всячески поощряется, и прежде всего — М. А. Чеховым. Все случаи серьезной и активно-творческой претензии на репертуарные роли кончались введением в пьесу товарищей, приготовивших эти роли».

28 марта выступает в Наркомпросе на третьем заседании по вопросу о театральной политике (ЦГАЛИ, 2579.1.1972). Московское бюро Пролетарского студенчества — МХАТ 2‑му: «Руководитель театра т. Чехов неоднократно выступал бесплатно по просьбе студентов на всевозможных студенческих концертах, а также и у себя в театре, за что студенчество Института народного хозяйства совместно с Московским бюро Пролетстуда в 1925 г. наградило его званием Почетного студента» (ЦГАЛИ, 1990.2.57).

30 марта. П. М. Керженцев — Чехову: «Возмутительная кампания, поднятая против Вас и МХАТ 2‑го, побуждает меня послать привет Вам и театру и выразить уверенность, что советская общественность, на которую ссылается инициатор кампании, конечно, будет на стороне художественного коллектива театра, который продолжает оставаться одним из лучших украшений нашей сцены» (ЦГАЛИ, 1990.2.55, л. 1).

Комиссия ЦК Рабис, заслушав фактический материал, относящийся к конфликту в МХАТ 2‑м, подтвердила несостоятельность обвинений Дикого, Волкова, Ключарева, Музалевского, Пыжовой, Цибульского, Бибикова (Музей МХАТ, КС, 13921/1).

Март. Играет Муромского — 1, 5, 8, 11, 15, 18, 22, 26, 30; Эрика — 6.

4 апреля в «Программах государственных академических театров» (№ 13) появилось обращение, подписанное К. С. Станиславским, В. Э. Мейерхольдом, А. Я. Таировым и В. К. Владимировым: «Мы ознакомились с письмом артиста МХАТ 2‑го М. П. Чупрова, помещенным в № 12 “Нового зрителя”, и крайне удивлены, 1) что редакция “Нового зрителя”, помещая письмо Чупрова, своевременно не запросила ответа на него со стороны МХАТ 2‑го; 2) что, не помещая одновременно писем обеих сторон, редакция “Нового зрителя” сочла возможным напечатать письмо Чупрова, без всякой редакционной оговорки. Мы не можем не отметить, что художественная работа МХАТ 2‑го, имеющего крепко спаянный коллектив, руководимый таким выдающимся артистом, как М. А. Чехов, тормозится возникшим в театре конфликтом, и потому мы с нетерпением ждем скорейшего его разрешения в соответствующих инстанциях», 9 апреля студия «Межрабпром-Русь» направляет Чехову письмо: «Вследствие личных переговоров с Вами Вы приглашаетесь на время с 25 февраля 1927 г. по 25 февраля 1928 г. для работы в нашей постановке “Человек из ресторана” под руководством Протазанова Я. А.» (ЦГАЛИ, 1990.1.70).

10 апреля принимает участие в спектакле «Ревизор» в пользу нуждающейся молодежи МХАТ 2‑го и Малого театра.

{509} 11 апреля. А. В. Луначарский — Чехову: «Дорогой Михаил Александрович! Вашей отставки я принять не могу. Дело пока что в некоторой степени улажено, и я уверен, что Вы настаивать на ней также не будете. Никаких причин с нашей стороны в деятельности управления для Вашей отставки или какого-либо неудовольствия против Вас, конечно, не имеется. Надеюсь, что все недоразумения окончательно изживутся на благо театра, который мне очень дорог» (ЦГАЛИ, 1990.2.56).

12 и 19 апреля «Новый зритель» (№ 15 и 16) печатает выдержки из газет и журналов по поводу конфликта в МХАТ 2‑м. Публикации тенденциозно направлены против Чехова.

25 апреля в «Программах» появляется письмо актеров МХАТ в защиту Чехова и его позиции в театре.

27 апреля получает телеграмму из Тифлиса от Мейерхольда и Райх: «Удивлены отсутствием ответа на телеграмму по домашнему адресу тревожимся о ваших делах и настроении телеграфьте» (ЦГАЛИ, 1990.3.2).

Из резолюции общего собрания актерского цеха МХАТ 2‑го: «Художественное руководство Чехова является для нас особенно ценным и незаменимым, так как в период его руководства театр поднял свое культурное и художественное значение и в настоящий момент вступил на органический путь выпрямления идеологической линии репертуара. Мы с удовлетворением отмечаем, что своим постановлением ЦК Рабис отверг всякие попытки придать художественному руководству Чехова специфический характер, попытки обвинить его в нездоровом влиянии на художественный коллектив театра» (ЦГАЛИ, 1990.2.57, л. 2).

29 апреля посылает в Управление госактеатров заявление: «Прилагая при сем резолюцию Общего собрания актерского цеха от 27 апреля, считаю себя обязанным довести до сведения УГАТа, что, учитывая, с одной стороны, принятую резолюцию, а с другой стороны, характер выступлений на собрании группы большинства и членов бывшей так называемой оппозиции, показавшей невозможность найти общие точки соприкосновения для совместной работы, я расцениваю создавшееся в театре положение как чрезвычайно серьезное и действительно могущее привести театр к разрушению. Для предотвращения этого требуется принятие срочных и энергичных мер. Жду ваших распоряжений» (там же).

30 апреля отправляет Мейерхольду телеграмму: «Решение состоялось все благополучно благодарим отношение привет Чехов» (ЦГАЛИ, 1990.3.1).

Получает от 35 актеров театра заявление об уходе, мотивируемое невозможностью работать с группой Дикого.

Апрель. Играет Фрэзера — 1, 8, 15; Муромского — 2, 5, 10, 14, 17, 21, 26; Эрика — 7, 19, 28; Хлестакова — 10 (у.).

2 мая отказывается от предложения Станиславского совершить с МХАТ предполагавшуюся поездку в Америку ввиду тяжелого положения в МХАТ 2‑м (Музей МХАТ, КС, 11163).

{510} 3 мая в «Новом зрителе» (№ 18) выступают семь актеров МХАТ 2‑го: «Во главе театра должен стоять авторитетный общественный работник, хорошо знакомый с театральным делом, который бы направлял и регулировал работу театра соответственно общему плану теаполитики, умея достаточно гибко прислушаться к внутренней жизни театра и использовать к росту его все внутренние силы и возможности производства…» (Дикий, Волков, Пыжова и другие).

9 мая принимает участие в литературно-художественном вечере МХАТ 2‑го в пользу Московского бюро Пролетарского студенчества.

10 мая в «Жизни искусства» (№ 19) опубликована статья «У ворот старого закулисья»: «Чего же хотят они, эти семь? Одними из основных пунктов обвинения, выдвигаемых оппозицией, являются: 1) выбор таких пьес, как “Орестея” и “Петербург”, 2) сценическая трактовка пьес “Гамлет” и “Евграф”, 3) отказ от постановок пьес “Сэди” и “Святой Йорген”, 4) ведение занятий по актерской технике на философской основе антропософии. Далее оппозиция обвиняет руководителей в протекционизме, что конкретизируется в ряде фактов».

21 мая направляет заместителю наркома просвещения В. Н. Яковлевой письмо: «За это время на мое имя поступило 68 заявлений от труппы и администрации, в которых говорится, что при оставлении в театре восьми лиц так называемой оппозиции не могут быть гарантированы нормальные условия работы, а потому каждый из подавших заявление считает невозможным остаться в театре на будущий год. Ввиду необходимости дать ответ на эти заявления в связи с приближением конца сезона прошу ваших срочных указаний по данному вопросу» (ЦГАЛИ, 1990.2.57). В один из ближайших дней встречается и беседует с Яковлевой, которая просит его оставить кого-нибудь из группы «оппозиции» в театре. Чехов обсуждает это предложение в труппе и 27‑го отвечает: «Товарищи согласились лишь со следующим моим предложением: оставить в списках труппы В. П. Ключарева, при непременном условии его отказа от методов действий так называемой оппозиции, с предоставлением ему годового отпуска» (там же).

30 мая. Из письма коллектива МХАТ 2‑го в Наркомпрос: «Мы твердо знаем, что закон живого искусства есть умение слышать и отображать переживаемую эпоху. Вместе с тем мы знаем, что эволюция роста театра в условиях социальных сдвигов есть сложный органический процесс, а не агитационная фраза. Требования нашего театра к современному репертуару потому особенно строги, что именно в отношении современности театр хотел бы избежать случайных или заштампованных тем, нарочитости и неубедительности» (там же, л. 20).

31 мая подписывает письма Дикому, Пыжовой, Цибульскому, Бибикову, Музалевскому, Волкову и Чупрову следующего содержания: «На основании постановления Президиума коллегии Наркомпроса от 31 мая с. г. и принимая во внимание заявления {511} большинства труппы, уведомляю Вас, что на будущий сезон (с 1 сентября 1927 года) контракт с Вами возобновлен не будет» (ЦГАЛИ, 1990.2.69, л. 6).

Май. Играет Муромского — 4, 7, 12, 14, 19, 27, 29; Эрика — 10, 25; Гамлета — 21.

1 июня закрытие сезона в МХАТ 2‑м.

Июнь. По предложению Наркомпроса заменяет коллегиальное управление театра единоличным; заместителем директора по административно-финансовой части назначен И. Н. Берсенев, заместителем по художественно-постановочной части Б. М. Сушкевич (ЦГАЛИ, 1990.2.57, л. 24).

Лето проводит на хуторе Княжая гора.

Из воспоминаний актрисы МХАТ 2‑го Л. П. Жиделевой: «В большом ходу были русские игры: лапта, городки. Михаил Александрович любил и очень хорошо играл в городки. А по вечерам часто играли в покер на орехи, им Михаил Александрович сильно увлекался… Как бывает иногда у особо одаренных людей, в Чехове была гиперболичность в отношениях и в общении с близкими ему людьми. Если друг — то требовалось непрерывное с ним общение в разговорах, письмах. То же было и по отношению к жене: он хотел видеть ее все время возле себя» (ЦГАЛИ, 737.1.46, л. 73).

25 июля «Вечерняя Москва» сообщила: «Германский драматург Эрнст Толлер прислал на днях в Москву подробный конспект своей пьесы “Гоп‑ля, мы живем!”, центральную роль в которой драматург предназначает для М. А. Чехова».

12 августа премьера кинофильма «Человек из ресторана» по повести И. Шмелева.

«Считаю, что в основные принципы киноработы я никак еще не вошел. Но одно для меня ясно, что отсутствующее в кино слово, вероятно, ничем не заменимо. Сценарии, по которым мне раньше приходилось играть, не удовлетворяли меня совершенно, но последний сценарий, “Человек из ресторана”, тоже не вполне удовлетворяет, потому что мне стало трудно играть униженных, старых и слабых людей. Мой интерес как актера сосредоточился на фигурах гораздо более сильных, волевых и энергичных. […] Результаты своей игры в “Человеке из ресторана” считаю неудовлетворительными, потому что я просто смущался во время работы, смущался своим совершенным незнанием дела. Так как работа совпала с большой театральной нагрузкой, то я не мог достаточно уделить время всем вставшим передо мной в кино новым вопросам» («Кино», № 37).

Сопоставляя игру Чехова и Москвина, рецензент «Известий» Н. Д. Волков писал: «Естественно, что он еще не овладел в полной мере техникой экрана. Но при всем том Чехову и в кино удается дать моменты огромной художественной убедительности. Если говорить о теме повести Шмелева, то ее в картине почувствовал только Чехов, потому что эта тема близка основным образам сыгранных им в театре пьес. […] Чехов и на экране играет во многом так же, как в театре, — с “оттяжкой” в иронию. {512} Струю чистого драматизма он всегда окрашивает несколькими каплями комической игры. Чехова будут сравнивать с Москвиным: роль отца в “Человеке из ресторана” во многом аналогична роли отца в “Станционном смотрителе”. В этом сравнении интересно отметить отношение обоих актеров к “бессловесности” кино. В то время как Москвин не мирится с немотой и движениями разговаривающих губ стремится нарушить безмолвие экрана, Чехов играет почти все время с сомкнутым ртом, учась выразить свои переживания игрой глаз и жестом. Эта сомкнутость губ еще мешает свободе лицевых мускулов артиста, но путь, выбранный им, кажется более правильным, чем путь неслышного москвинского разговора. Но даже при всех этих технических шероховатостях выступление Чехова надо отнести к победе прекрасного артиста» (21 авг.).

16 августа возвратился в Москву из отпуска.

4 сентября спектаклем «Дело» открывается сезон МХАТ 2‑го. «Современный театр» (№ 1) сообщает о прекращении конфликта в МХАТ 2‑м.

7 сентября в обращении к труппе пишет: «В крепком единении, в уважении труда друг друга каждым работником в отдельности и всеми вместе — залог продуктивности и значительности предстоящей работы» (ЦГАЛИ, 1990.1.5, л. 5).

11 сентября показ Главреперткому генеральной репетиции «Смерти Иоанна Грозного».

Из воспоминаний Дурасовой: «Следующим значительным спектаклем была “Смерть Грозного” с превосходным Грозным — Чебаном и оригинально разрешенным образом Годунова (Берсеневым). Рисунки обеих ролей были предложены Михаилом Александровичем. Он сам собирался играть Грозного и бывал на всех репетициях, показывал. В Годунове он предложил играть Берсеневу не боярина, а хитрого, умного, тонкого восточного сатрапа, шаг за шагом осторожно идущего к власти» (ЦГАЛИ, 757.1.46, л. 46).

13 сентября в «Красной газете» опубликована статья Чехова «Об актерах и критиках “без портфеля”» (см. наст. изд.).

22 сентября посылает в Главрепертком сценарий сказки «Краса ненаглядная», написанной им совместно с В. А. Громовым.

29 сентября отправляет письмо в Управление госактеатров: «Сообщаю, что работы по постановке “Взятие Бастилии”, назначенной на юбилейные дни Октябрьской революции, находятся в следующем состоянии: на сцене приступлено к мизансценированию 2‑го акта, на днях начнется разработка мизансцен 3‑го акта. 1‑й акт в этом отношении уже проработан. Костюмерная работа идет полным ходом. Приступлено к работам по декоративной части. Точно сообщить о дне и часе просмотровой репетиции для Реперткома в настоящее время не представляется еще возможным. Во всяком случае пьеса “Взятие Бастилии” будет закончена к 7 ноября совершенно» (ЦГАЛИ, 1990.1.91, л. 161).