Jean‑David Nau l’Ollonais) (1635–1667), Франция 4 страница

Это была команда буканьеров; они все были с Ямайки, оказавшись его земляками. Ввиду этого Бартоломью Португальцу удалось с ними быстро поладить. Эксквемелин подтверждает это: «…поведав команде свои приключения, он попросил дать ему каноэ и двадцать человек, дабы вернуть свой корабль, который стоял в Кампече. Пираты исполнили его желание, и восемь дней спустя темной ночью он подошел к городу и бесшумно взобрался на борт. На палубе думали, что на этом каноэ кто‑то решил доставить на корабль разные припасы, и, разумеется, жестоко просчитались. Пират захватил корабль, и его люди быстро снялись с якоря и подняли паруса. На борту оказалось еще много товаров, однако деньги уже унесли».

Что касается добычи, то, согласно современным историкам, Бартоломью прихватил именно золото, выказав пренебрежение к прочим товарам, хотя, скорее всего, не мог не догадываться об их ценности. Видимо, он рассудил, что перенос всего груза может занять много времени, а ему явно не терпелось побыстрее скрыться. Вот он и приказал ограничиться лишь золотыми слитками.

Подобный триумф может оказать расслабляющее действие на психику любого человека. Так, собственно, произошло и с Бартоломью Португальцем. Он «…теперь возомнил, что фортуна и впредь будет сопутствовать ему. Но как раз тогда, когда он решил, что все беды миновали, злая судьба подстерегла его снова. Взяв курс на Ямайку, он недалеко от острова Пинос, лежащего к югу от Кубы, в пору, когда подул южный ветер, налетел на рифы Хардинес. Проклиная все на свете, он был вынужден вместе со всей командой покинуть корабль и вернуться на Ямайку на каноэ. Там он оставался недолго и вскоре снова собрался за добычей, но счастье и на сей раз ему изменило».

Дальнейшие попытки Бартоломью Португальца заполучить важные трофеи на море оказались безрезультатными. Практически никаких упоминаний о нем после той достопамятной экспедиции, насыщенной головокружительными приключениями, больше не встречается.

 

Лоуренс Принц (Lawrence Prince)

 

Голландия

Лоуренс Принц был уроженцем Амстердама. Этот голландский пират действовал в Карибском море. Его судьба довольно‑таки примечательна. Помимо удачных пиратских рейдов, ему выпала честь быть сподвижником великого буканьера Генри Моргана. Причем он превзошел своего грандиозного партнера, сумев, в отличие от него, не только избежать тюрьмы, но и заполучить от правительства чин лейтенанта. Успешно подвизаясь на королевской службе, он обогатился не в пример значительнее, чем когда был пиратом. В итоге, уволившись со службы, он смог позволить себе приобрести целую плантацию и жил затем припеваючи.

 

Матийс Куарс (Mathijs Quars)

 

Голландия

Это голландский корсар, находившийся в середине XVII столетия на службе Вест‑Индской компании. Из наиболее примечательных его трофеев как пирата в особенности заслуживает упоминания тот, что достался ему в августе 1656 года. Матийс Куарс настиг богатый португальский корабль, который носил забавное имя: «Бразильский Фрегат». Корабль не только оказался огромным по сравнению с суденышком, но и доставлял ценный груз. Когда пираты во главе с Матийсом Куарсом взяли судно потругальцев на абордаж, они обнаружили в трюме 200 чернокожих рабов и груду слоновьих бивней общим весом свыше 10 тонн!!! Кроме того, на борту в качестве пассажиров находилось много знатных португальских сановников. Реализовав эту невероятную добычу, Матийс Куарс разом решил свои финансовые проблемы. Рабов он доставил в голландскую колонию Эссекуэбо, продав с невероятной выгодой. Груз слоновой кости был им также удачно пристроен, а за пассажиров пираты затребовали внушительный выкуп.

В дальнейшем никаких сведений о Матийсе Куарсе не появлялось.

 

Филипп Рас (Philip Ras)

 

Голландия

Еще один голландский корсар, наиболее ярко проявивший себя во время так называемой Первой Английской войны (1652–1654). Когда Англия стала выяснять свои отношения с Голландской республикой, Филипп Рас, командуя кораблем «Жара» взял на абордаж целый ряд английских кораблей, тем самым невольно оказав поддержку своей отчизне. Видимо, в этом пирате пробудилась (по крайней мере, на какое‑то время!) гражданская совесть. После завершения войны Филипп Рас пришел с повинной и получил каперское свидетельство, позволявшее ему захватывать корабли тех стран, что враждуют с Голландией. С этой целью голландское правительство предоставило ему новое судно – фрегат «Тхолен». Филипп Рас осуществлял рейды в качестве капитана «Тхолена» в 1655–1656 годах.

 

Ричард Соукинс (Richard Sawkins)

 

Мая 1680), Англия

Ричард Соукинс (в ином написании – Соукинс) был английским буканьером и охотился за своими трофеями в Карибском море. Наиболее активно и ярко он заявил о себе в 1679–1680 годах.

 

В 1679 году Соукинс заключил достаточно важный для себя союз с опытным флибустьером Джоном Коксоном и еще двумя пиратскими капитанами. Эта боевая четверка договорилась о совместном рейде к Гондурасу. У подобных союзов, в принципе, всегда есть сильные и слабые стороны. К сильным сторонам, в частности, может быть отнесено то, что эскадра из 4 судов представляет собой гораздо более серьезную силу, нежели пиратский бриг, дерзающий в одиночку атаковать торговые караваны. Что касается слабых сторон, то тут, в первую очередь, идет речь о необходимости дальнейшего дележа добычи на куда большее количество пиратских душ. Поэтому, сговариваясь о совместных действиях, корсары всегда уповали на изрядный улов, в противном случае их демарш явно был бы лишен смысла.

Четверке явно повезло. Пираты не только смогли ограбить целый ряд кораблей в Гондурасском заливе, но даже неоднократно высаживались на побережье, чиня повсеместный урон жителям и их имуществу. Все усилия губернатора Ямайки прекратить этот возмутительный произвол оказались безрезультатными. А Соукинс и Коксон обнаглели в своей безнаказанности до того, что свозили всю добычу на Коста‑Рику и открыто пытались ее реализовать, стремясь добиться максимальной выгоды! В итоге более чем изрядная часть захваченного ими была благополучно сбыта. Пираты решили немного отдохнуть после «трудов праведных». Впрочем, к Соукинсу это уж никак не относилось. Он уже вовсю мечтал о новых завоеваниях.

Ф. Архенгольц в своем знаменитом повествовании «История морских разбойников Средиземного моря и океана» описывает наиболее драматические события, отражающие последний год жизни этого стойкого и бесстрашного корсара. В то время 16‑тонное судно Соукинса курсировало у побережья Коста‑Рики. Именно там произошла его встреча с известным пиратом Бартоломью Шарпом, с которым они вознамерились на дерзкое деяние: захватить, наверное, два самых богатейших городах в Карибском море – Санта‑Марию и Панаму. В этом нападении был готов принять участие и Джон Коксон.

Всего каких‑то 10 лет тому назад Панама приняла на себя удар эскадры легендарного пирата Генри Моргана. Ф. Архенгольц пишет: «Прошло десять лет со времени сожжения Панамы Морганом. Но это несчастье было во многих отношениях даже благодетельно для жителей, обширная торговля которых вскоре вознаградила понесенные потери. Город выстроили снова, но четырьмя милями далее к западу. Здесь местоположение было удобнее, гавань лучше и больше пресной воды, потому что город был возобновлен при устье реки Рио‑Гранде, впадающей в Южный океан и весьма важной для судоходства. Новый город был выстроен в обширнейших размерах и лучше укреплен. Вместо прежних деревянных домов почти все были теперь каменные и большей частью в несколько этажей. Постройка 8 церквей также далеко подвинулась вперед и замедлялась только обширностью плана. Город простирался в длину на полторы, в ширину на одну английскую милю. Между тем много бедных людей жили еще в развалинах старого города, в котором уцелела и соборная церковь».

Как можно убедиться, пираты не зря стремились к Панаме, за много миль носом чуя верную добычу! Впрочем, прежде чем они добрались до Панамы, им пришлось хорошенько хлебнуть всяческих невзгод и лишений: «Бедствия флибустьеров на этом походе были велики. По целым дням они не имели пищи и воды, то проливные дожди, то бури тревожили пиратов, не имевших возможности укрыться от них. Лодки их, в 20 футов длины и 1 ½ фута ширины, то были уносимы в море, то опрокидываемы волнами, так что флибустьеры лишались своего имущества и с трудом спасались от смерти. Сборным местом флотилии, которой начальствовал Соукинс, был остров Чепильо в семи морских милях от Панамы, куда наконец прибыли все лодки и два испанские гребные судна, взятые на дороге. Между тем флибустьеры упустили корабль, плывший в Панаму. Все усилия догнать его были тщетны, и потому можно было ожидать, что в городе знают о прибытии пиратов. Вследствие этого они отказались от всякой надежды, основывавшейся, при их малочисленности и дурном вооружении, на безумной дерзости. Они надеялись, между прочим, на беспорядок, неизбежный при постройке города, не зная, что она большей частью кончена. При этом им не приходило в голову, что испанцы, верно, приняли какие‑нибудь меры к сильной защите своего нового города в случае нападения, особенно со стороны флибустьеров. Теперь они увидели, что если не хотят добровольно своей гибели, то не могут и помыслить не только о грабеже, но даже о высадке. Итак, они решились ограничиться взятием всех испанских кораблей и таким образом сделаться обладателями моря, и этот план был уже весьма смел в сравнении со значительной морской силой испанцев. Вследствие этого плана, они проездили всю ночь под страшным дождем и при солнечном восходе очутились в виду Панамы».

Что и говорить, положение у пиратов было незавидное. Ситуация, в которой они оказались, требовала нестандартного решения. Как бы то ни было, но, подобравшись к панамской гавани, пираты обнаружили, что у островка «…Перико, в 2 милях от города, стояло пять больших и три меньших корабля, назначенные именно для отпора пиратам. Три меньшие были готовы вступить под паруса и находились под командой Иацинта де Барагона, обер‑адмирала Южного океана. Он присутствовал здесь лично на корабле с экипажем из 86 бискайцев, считавшихся лучшими моряками испанской монархии. Все они были волонтеры и пылали желанием показать свое мужество. Вторым кораблем с экипажем из 77 негров командовал дон Франциско де Перальта, а третьим, с 65 мулатами, дон Диэго де Карабахаль. Все три начальника прославились необыкновенной храбростью и получили от правительства строжайшее повеление не щадить ни одного флибустьера».

Испанцы были настороже, а потому появление потрепанной флотилии пиратских судов не застало их врасплох. Наоборот, они жаждали схватки! Иными словами, сражение было неминуемо. Причем пиратам приходилось играть на чужом поле и по чужим правилам. Как пишет Ф. Архенгольц: «…Испанские корабли тотчас двинулись вперед на лодки, разрозненно плывшие недалеко от них. Только пять лодок и одно гребное судно держались вместе. Весь экипаж шести утлых лодок состоял из 68 человек, истомленных ночными трудами и бессонницей. Но тут для них не было выбора. Корабль с экипажем мулатским первый приступил к действию и старался потопить подъезжавшие лодки. Но ни один выстрел не был удачен в этом отношении, хотя тотчас были ранены пять флибустьеров. Между тем подплывал адмиральский корабль. Борьба была чрезвычайно неравна; однако же необыкновенное искусство флибустьеров в стрельбе и смелость их заменяли все. Пули их в минуту превратили палубу испанского корабля в бойню. Особенное внимание обратили они на адмиральский корабль, рассчитывая весьма основательно, что судьба его решит все дело. Кто бы ни становился на нем к рулю, через минуту падал мертвым. Корабль с мулатами старался подойти на помощь адмиральскому, но лодки бросились между ними, и, хотя сильный ветер мешал абордажу, пули флибустьеров вознаграждали этот недостаток. Они скоро так очистили палубу, что едва осталось довольно людей для управления кораблем. Дон Диэго поспешил оставить место битвы. Тогда лодки окружили адмиральский корабль и возобновили бой. Флибустьеры несколько раз увещевали бискайцев сдаться, обещая даровать им жизнь, но последние не хотели ничего слышать. Две трети экипажа были убиты, а остальные все почти ранены. Наконец пали адмирал и главный кормчий. Тогда остальные попросили пощады. Флибустьеры взошли на корабль и перенесли на него всех раненых своих. Корабль с неграми все еще держался. Дон Франциско де Перальта отражал все нападения капитана Соукинса, который трижды покушался на абордаж. Теперь подошли к нему на помощь еще две лодки и со всех сторон открыли убийственный огонь. Недолго спустя взорвало бочонок с порохом и взрывом побросало много негров в море и сожгло других. Несмотря на это, Перальта все еще продолжал бой, но после взрыва еще нескольких пороховых бочонков на палубе произошло сильное смятение и беспорядок, которым воспользовались флибустьеры. Через несколько минут и этот корабль был во власти их. Сами флибустьеры были поражены страшным зрелищем. Кровь ручьями текла по палубе. Из целого экипажа не осталось ни одного, кто бы не был опасно ранен или обожжен. Черная кожа негров составляла сильный контраст со множеством белых мест на теле их, на которых порох вырвал куски мяса и обнажил кости. На адмиральском корабле из 86 человек осталось в живых 25 человек, и из них 17 были опасно ранены».

Пираты, плававшие под началом Соукинса и Бартоломью Шарпа, были далеко не новичками в своем деле. За их плечами было много захваченных кораблей и кровавых схваток. Однако в подобной баталии им прежде участвовать не приходилось: «Битва продолжалась почти девять часов и в отношении к числу сражавшихся была самой кровопролитной, когда‑либо данной флибустьерами. Из 68 человек у них оказалось 18 убитыми и 22 ранеными, так что уцелели только 28 человек. Между убитыми находился и капитан Гаррис, кентский уроженец, о котором чрезвычайно сожалели пираты. Пуля пробила обе ноги его и повредила кости, несмотря на то, он с окровавленными ногами влез на неприятельский корабль».

Среди всех пиратов, задействованных в этом жестоком сражении, Соукинс особенно выделялся своим бесстрашием и необузданным нравом. Он скорее походил на зверя рыкающего, нежели на человека. Подобное поведение еще более способствовало укреплению его авторитета среди пиратов.

Однако хотя битва миновала, но мешкать было нельзя. Пока испанцы не пришли в себя, следовало срочно перехватить инициативу. Соукинс дал клич, и вслед за ним все «…флибустьеры поехали к острову Перико, где без сопротивления овладели пятью большими кораблями, которых экипаж перебрался перед битвой на меньшие. Самый большой, „La Santissima Trinidad“ („Святейшая Троица“), застали горящим. Испанцы зажгли его и пробили дно. Флибустьерам удалось, однако, погасить огонь и закрыть отверстие, после чего перенесли на него всех раненых. Корабль этот, в 400 тонн, был нагружен вином, кожей и мылом, другой – железом, третий – одним сахаром, четвертый – мукой, пятый не имел никакого груза».

Что ж, по всему выходит, что морские разбойники не зря терпели лишения в морском походе и не напрасно проявляли чудеса героизма в недавней баталии. И хотя трофеи пока что не особенно поражали воображение, но «…флибустьеры удовольствовались этой добычей и не предприняли ничего против Панамы, где кроме жителей находилось 1400 человек гарнизона. Несмотря, однако, на незначительность своих сил, они, может быть, покусились бы на высадку, если бы не произошла между ними ссора. В битве, как мы сказали выше, участвовали только 68 человек, прочие лодки и другое гребное судно прибыли слишком поздно. Это запаздывание приписали остававшемуся позади капитану Коксону (приятелю и партнеру Соукинса по рейдам у Гондураса. – Авт.) и обвинили его в трусости. Коксон отделился от отряда и уговорил 70 флибустьеров последовать его примеру. Они взяли меньший испанский корабль и одно гребное судно и поехали к реке Санта‑Мария. Начальником флибустьеров остался Соукинс».

Что и говорить, старшинства Соукинс удостоился по праву. Понимая, что наибольшим авторитетом пользуется лишь инициативный и решительный предводитель, он, согласно Ф. Архенгольцу, после 10‑дневной рекогносцировки неподалеку от Панамы отдал приказ следовать «…на соседний остров Тарогу, откуда видны были все корабли, шедшие в Панаму. Из этого города начали приезжать на Тарогу купцы, которые продавали флибустьерам все необходимое и купили у них товары со взятых кораблей и всех негров по 200 пиастров за каждого. Вместе с ними прибыло посольство от губернатора Панамы. Оно спрашивало, кто они и зачем прибыли. Соукинс отвечал, что они англичане и приехали для оказания помощи королю дарьенскому. Что они могут совершить – испанцы уже видели, а из уничтожения всех военных кораблей горстью флибустьеров могут вывести заключение о будущем. Если желают прекращения неприязненных действий, то испанцы должны обязаться не притеснять больше индейцев и предоставить им полную свободу, далее, заплатить контрибуцию: каждому солдату 500 и каждому офицеру 1000 пиастров. Если не согласятся на эти условия, то они останутся и постараются причинить сколь возможно больше вреда.

Посреди этих неистовств достойна упоминания одна черта учтивости. Соукинс узнал от купцов, что прежний епископ в Санта‑Марте, бывший 4 года назад его пленником, теперь занимает то же место в Панаме. Он очень уважал этого прелата и в доказательство своего уважения послал ему в подарок две головы сахара. Епископ принял их и отблагодарил золотым перстнем. Но вместе с тем прибыло второе послание губернатора следующего содержания: „Так как они англичане, то ему желательно знать, кто поручил им предпринять экспедицию и кому он должен пожаловаться за огромный вред, причиненный испанским владениям?“ Ответ Соукинса был короткий и энергичный: „Если не все флибустьеры собрались, как скоро совершится их соединение, мы приедем в Панаму и дадим ясный и вразумительный ответ жерлами наших пушек“.

Несколько кораблей, беспечно плывших в Южном океане, где обыкновенно все было спокойно, попали в руки флибустьеров, между прочим, один, на котором находились 50 пороховых бочек, 2000 бочонков с вином и 51 000 пиастров, жалованье панамского гарнизона. Они узнали от пленных, что дней через 10 или 12 явится другой корабль из Лимы с 100 000 пиастров. Как ни велика и верна была эта добыча и как ни были убеждены флибустьеры, что вынудят вскоре у Панамы порядочную сумму, но недостаток в свежих съестных припасах сделал их глухими к представлениям начальников. Соукинс был принужден покинуть Тарогу и ехать на остров Отоку, где нашли птиц, свиней и другие свежие припасы. На этом переезде потонули две лодки с 22 человеками. Вскоре потом флотилия стала на якорь у острова Каибоа, славящегося жемчужной ловлей».

И вот тут беспредельная отвага Соукинса сыграла с ним скверную шутку. Вместо того чтобы после небольшого отдыха, в котором отчаянно нуждались корабли его флотилии, двинуться совместно на завоевание новых целей, он отобрал 60 самых верных и надежных бойцов среди пиратской братии и отважился вместе с ними напасть на город Пуэбло‑Нуэво. Однако вышло так, что жителям городка каким‑то образом стало известно о том, что приближаются пираты. Все население как один человек ринулось на защиту своего достояния. Пираты, однако, хоть и не были готовы к горячей встрече, но никоим образом не смутились (сказывалась школа Соукинса!) и даже не подумали уклоняться от схватки, что, откровенно говоря, было бы на редкость мудрым решением. В пылу сражения Соукинс был смертельно ранен и тут же испустил дух…

 

Льюис Скот (Lewis Scot)

 

Англия

Льюис Скот, прозванный Льюисом Шотландцем, был британским пиратом, заявившим о себе в середине XVII столетия. Он успешно действовал на Карибском море. Тем не менее упоминания о нем практически отсутствуют. Впрочем, его явно знал Эксквемелин, отметивший в своей книге «Пираты Америки» следующее: «Со временем испанцы убедились, что на море от пиратов нет никакого спасения, и стали плавать значительно реже. Но и это им не помогало. Не встречая кораблей, пираты стали собираться компаниями и грабить прибрежные города и поселения. Первым таким пиратом, занявшимся сухопутным разбоем, был Льюис Шотландец. Он напал на Кампече, разграбил его и сжег дотла».

Судя по всему, размер добычи, взятой им в качестве выкупа с целого города, оказался настолько велик, что в скором времени он предпочел отказаться от тревожной и опасной жизни корсара и осесть на Тортуге, ведя спокойную и богатую жизнь, пользуясь уважением бывших коллег по ремеслу.

 

Бартоломью Шарп (Bartholomew Sharp)

 

Англия

Бартоломью Шарп был известным английским буканьером, прославившимся своими рейдами в Карибском море и Тихом океане.

 

Поначалу он в 1679 году под руководством Джона Коксона двинулся к берегам Гондураса. Официально считалось, что они будут заниматься сбором сандалового дерева, но главной целью этого вояжа было пиратство. Среди их наиболее знаменитых операций оказался захват Портобелло, атакованного пиратами как с суши, так и с моря (при этом с целью обмануть бдительность защитников города были использованы каноэ). Пиратам досталось около ‡ 18 000, хотя многие из них сложили тогда голову.

Очередным испытанием Шарпа на прочность стало участие в экспедиции 1680–1682 годов, целью которой было разграбление Тихоокеанского побережья Южной Америки. В ней приняло участие немало видных корсаров (Рингроуз, Дампьер, Уофер и проч.), поэтому Бартоломью Шарп отчасти находился в их тени. Однако все не могли не убедиться в том, что он отважный пират и дельный моряк, а также что он имеет все шансы стать отличным капитаном.

Именно в 1680 году произошла его встреча с Ричардом Соукинсом, с которым они подружились, решив охотиться сообща. Когда Джон Коксон был уличен в трусости, капитаном эскадры стал Соукинс, которого все обожали за необузданный нрав и бесстрашие. Шарп и Соукинс эффектно бились с испанцами в районе Панамы, а потом Соукинс, оставив эскадру, в одиночку напал на порт Пабло‑Нуэво и в этой битве сложил голову (см. подробнее в статье, посвященной Ричарду Соукинсу).

После трагической гибели Ричарда Соукинса среди пиратов наметился раскол.

В какой‑то степени это было на руку Бартоломью Шарпу. Как пишет Ф. Архенгольц: «…смерть этого всеми любимого начальника заставила другую толпу флибустьеров отделиться от главного отряда, избравшего новым начальником капитана Шарпа. Последний созвал немедленно весь отряд на главном корабле и спросил, что намерены делать: вернуться ли или остаться в Южном океане для выполнения первоначального плана. В последнем случае он предполагал воротиться позже через Магелланов пролив, объехав таким образом всю Южную Америку. К этому он присовокупил уверение, что каждый привезет домой добычу в 1000 фунтов стерлингов. Большинство флибустьеров хотело немедленно возвратиться домой, но это возвращение не могло совершиться иначе как сухим путем, через землю диких народов и в весьма неприятное время года: время дождей. Несмотря на это, 63 человека, забыв торжественный обет свой не разлучаться более, решились на этот поход. Богато снабженные съестными припасами, они уехали в конце мая 1680 года».

Бартоломью Шарп на своем 400‑тонном флагмане «Троица» и оставшийся с ним пиратский капитан Джон Кокс, управлявший 100‑тонным «Майским цветком», имея команду общим числом в 150 человек, двинулись 4 августа 1680 года в южном направлении.

Согласно Ф. Архенгольцу: «…Шарп со своими флибустьерами поехал на двух кораблях к необитаемому острову Горгоны, где велел починить повреждения в главном корабле, потом поплыли мимо острова Дель‑Галло, Земли Сантьяго, Сан‑Маттео, мысов Сан‑Франциско и Пассао, далее мимо Мантаской гавани и Серебряного острова. Имя это дал последнему острову знаменитый английский мореплаватель (а еще и знатный пират! – Авт.) Дрейк, который разделил здесь между своим экипажем добычу, взятую у испанцев, причем не считали серебряных слитков, а мерили их анкерами. Испанцы тамошние еще в конце XVII столетия с удивлением говорили об этой английской экспедиции, результат которой преувеличило еще предание: они уверяли, что корабль Дрейка, несмотря на свою величину, не мог поднять огромной массы серебра и что капитан выбросил значительное количество его за борт.

План Шарпа заключался в следующем: под руководством старого негра, знакомого с прибрежьем, ехать в город Арику, складочное место всего золота из Потози, Чукизака и других рудников. Невдалеке увидели город Гуаякиль, очень богатый, состоявший из 500 домов и составлявший порт большого города Квито. Здесь они взяли несколько испанских кораблей, выбрали из них все, что имело для них ценность, и потом отпустили ехать куда угодно, только дворяне и флотские офицеры должны были ехать с флибустьерами, впрочем, с ними обращались хорошо. Погода испортилась, начал сказываться недостаток в пресной воде, поднялись бури, отдалявшие корабли от земли, и когда они, несмотря на это, подъезжали к берегу, то не могли сойти на него по причине крутизны и бурунов. К этому присоединялось и то, что вся страна была предуведомлена об их приезде, и флибустьеры должны были опасаться, что если и не разобьются о скалы, то замочат порох. Наконец недостаток в воде усилился до того, что в день приходилось по две чайные чашки на человека. Флибустьеры начали роптать и едва повиновались. Они находились тогда только в шести милях от Арики, куда, однако, никак не могли высадиться, поэтому бросили они якорь в заливе Гило, взяли приступом и разграбили город того же имени. Углубиться в страну сочли они опасным, потому что все соседние горы были заняты испанцами, пришедшими из внутренности земли и ежедневно усиливавшимися в числе.

Флибустьеры, не намереваясь драться здесь, поспешили налиться водой, собрали множество сахара, масла, плодов и овощей, сели ночью на корабли и уехали. Потом высадились у Сергепы, города, имевшего 8 церквей и 4 монастыря, – но не имели удачи. Предуведомленные вовремя жители большей частью скрылись со всем своим имуществом и пиратам не оказали никакого сопротивления. Все, что осталось, сделалось добычей флибустьеров. Опасаясь сожжения города, испанцы прислали переговорщика, который предложил флибустьерам выкуп, что немало обрадовало последних, не надеявшихся уже ни на какую дальнейшую прибыль. Сошлись на 95 000 пиастрах, но медлили уплатой. Испанцы, проникнутые недавно проявившимся в них мужеством, надеялись отделаться от уплаты выкупа и только заботились о проволочке времени, они открыли в реке Серене шлюз, чтобы утопить флибустьеров. Попытка не удалась. За то флибустьеры, не медля более, зажгли город. Между тем они и не подозревали, что были близки к гибели с другой стороны. Испанцы решились сжечь корабль пиратов. Ночью один из них подплыл на вздутой лошадиной шкуре к кораблю, поместил в щели и у руля серы и других горючих веществ и зажег их. Корабль скоро наполнился дымом, руль уже горел, когда флибустьеры, оставшиеся на корабле, наконец открыли причину пожара и удачно потушили огонь. Случай этот был очень выгоден для испанских пленников: опасаясь, чтобы они, чего доброго, не последовали примеру своего земляка и, может быть, с большим успехом, флибустьеры освободили всех их.

Флибустьеры поплыли оттуда к острову Хуан‑Фернандес».

Высадка состоялась 4 января 1681 года. Бартоломью Шарп не случайно выбрал этот остров для стоянки. Ему хорошо было известно, что на Хуан‑Фернандесе можно будет без особых помех произвести ремонт «Троицы». У пиратов оставался теперь лишь один корабль, поскольку от поврежденного во время пожара «Майского цветка» им пришлось отказаться. В этом был, однако, и свой плюс: ремонт обещал занять куда меньше времени.

Пока шли ремонтные работы, пираты на досуге развлекались игрой в карты и кости. Бартоломью Шарп был великолепным игроком; он с несколькими партнерами сумел обчистить практически всю команду. И это трагикомическое происшествие, как повествует Ф. Архенгольц, явилось поводом для того, чтобы «…вспыхнуло давно уже скрываемое неудовольствие пиратов. Они отказались от повиновения своему предводителю, Шарпу, и выбрали другого». Новым капитаном стал Джон Уотлинг. Он сплотил вокруг себя оставшихся без единого пенни пиратов и воззвал к ним, предлагая двинуться за добычей к Тихому океану и обещая, что их карманы очень скоро наполнятся звонкой монетой. Пираты единодушно одобрили выбор вновь избранного капитана. Что касается Бартоломью Шарпа, он невозмутимо наблюдал за происходящими событиями, видимо, желая узнать, чем же завершится этот неожиданный «бунт на корабле».

Очень скоро возникли неприятности. Их источником была серьезная чилийская эскадра, охотившаяся за пиратами. Пытаясь избежать поимки, Джон Уотлинг вел корабль Шарпа на север. 10 февраля 1681 года они вновь оказались неподалеку от порта Арика на побережье Чили. Если ранее пираты не осмелились напасть на город, то теперь все было иначе. Они так жаждали богатой добычи, что были готовы практически на все. Ф. Архенгольц сообщает, что на тот момент в «…городе этом находился гарнизон из 900 человек, к которому прибавили недавно еще 400 человек из Лимы. 300 человек защищали форт. Уотлинг оставил часть своего отряда на судах и с 92 человеками пошел к городу. Испанцы бросились к ним навстречу; произошла кровопролитная битва, которая кончилась как и всегда: флибустьеры ворвались в город, несмотря на свою малочисленность, и атаковали форт, но встретили сильный отпор. Между тем разбитые испанцы собрались снова, толпой бросились в город и напали на флибустьеров с тыла, что принудило их оставить осаду форта и начать новую битву в самом городе. Но число противников возрастало с каждой минутой, и они дрались с величайшей яростью, пират падал за пиратом, вскоре были убиты и новый предводитель их Уотлинг, и несколько корабельных чиновников, иные попались в плен». Известный историк пиратства Жан Рогожинский приводит в своей энциклопедии фрагмент испанского письменного отчета об этом происшествии: «…пираты с храбростью и свирепостью львов дрались безрассудно, с неестественным презрением к любому риску, и воспринимали смерть с облегчением».