Сентября 1651 – март 1715), Англия

В этом человеке сочеталось многое. Он был капитаном, буканьером, трудился над написанием книг, путешествовал, открывал неведомые места. Кстати, он был первым англичанином, достигшим Австралии. Он был принят в Королевское Научное общество Великобритании.

 

Дампье впервые вышел в море в 16 лет. Его немало побросало по жизни, и это было нормально – Дампье пытался найти свое место в этом мире. В 1675 году он на год с небольшим остановился в Гондурасе, работая на плантациях по сбору кампешевого дерева. Дела шли недурно, но этот край не слишком стабилен в климатическом отношении. Очередной шторм уничтожил все, что Дампье удалось создать более чем за год. Он опять должен был все начинать с самого начала. В 1678 году Дампье вернулся в Лондон, решил начать семейную жизнь. Ему удалось найти деньги для приобретения уютного поместья. Однако внезапно он ощутил, что это явно не для него. Быстро собравшись, Дампье отправился на Ямайку. Именно по пути на Ямайку он и встречает флибустьеров. Встреча оказалась кармической. Дампье понял, что он хочет попробовать себя в качестве флибустьера.

В 1679 году Дампье грабил побережье Гондураса и Никарагуа, в 1680‑м дерзнул напасть на Панаму. После этого на несколько лет избирает Гвинею в качестве временной базы. Оттуда ему очень удобно осуществлять рейды по захвату испанских галеонов с золотом и серебром.

 

^{Уильям Дампье}

 

В 1686 году Дампье и капитан Сван решили поохотиться за добычей на Галапагосах, но удача им изменила. Невезение пагубно отразилось на настроениях, царивших внутри экипажа судна. Дампье с его разносторонними интересами не так уж и хорошо вписывался в эту среду морских грабителей и разбойников. В итоге его насильно удалили с корабля, бросив на Никобарских островах. Дампье не падает духом. Ему удается раздобыть каноэ, и на нем он смог доплыть до Суматры. Чтобы поправить свои дела, он пробует там заняться торговлей.

Разочаровавшись в возможностях своего предприятия, Дампье решает попробовать свои силы на военном поприще. Его привлекает артиллерия. Все бы ничего, но армия и муштра – неразделимы. Жить под принуждением – это не для Дампье.

Он уходит в отставку и спешно направляется в Лондон. За минувшие годы он накопил столько наблюдений; все давно уже ждет систематизации и опубликования. В Лондоне он вскоре публикует свою первую книгу: «Новое кругосветное путешествие». Неплохо разбираясь в психологии, Дампье посвящает свой труд президенту Королевского Научного общества. В результате тот очень скоро находит для Дампье теплое местечко на таможне. Там он задействован в очень необычном качестве: специалист по поимке пиратов! Его даже зовут координировать действия королевских военных эскадр, охотящихся за пиратами. Его выкладки будут проверяться на практике в районе Мадагаскара.

 

^{Карта Ост‑Индии, составленная Уильямом Дампье}

 

Положение Дампье упрочивается. Он принят в Королевское Научное общество и даже представлен ко двору, где благосклонно принят королем Вильгельмом III. Выходит в свет второй том его исследований («О пассатах, о бризах…»). Засидевшись на суше, Дампье начинает искать, не предвидится ли где интересная экспедиция. Ему идут навстречу, и 14 января 1699 года он отправляется в Австралию. Вновь возникает напряженность на судне: как прежде флибустьеры подозревали его в попытке сдать корабль королевским войскам, так сейчас моряки королевского флота, которых науськивает первый помощник, полагают, будто бы Дампье норовит привести судно к пиратам. Ситуацию удалось разрядить достаточно просто: Дампье заковал помощника и запер его в каюте до конца путешествия. 31 июля корабль оказался у побережья Австралии! Восхищенный Дампье делает зарисовки береговой линии, производит разного рода специальные измерения, открывает новые острова. По возвращении домой корабль не только дает течь, но еще и попадает в шторм, который оказывается для него фатальным. Дампье и членов его экипажа буквально из воды извлекает команда чудом оказавшегося поблизости английского корабля.

Первый помощник Фишер, едва оказавшись в Лондоне, стрелой припустил в суд, где обвинил Дампье в превышении должностных полномочий. На руку ему играла и гибель экспедиционного судна. Будь Дампье чуть менее известен, приговор суда для него мог бы оказаться куда более суровым. Его удалили с королевской военной службы, запретив ступать на палубу кораблей ее величества.

А тут как раз начинается война с испанцами. Дампье, теперь уже вполне состоятельный человек, снаряжает за свой счет два корабля, приобретает для себя каперское свидетельство и берет курс на Тихий океан, намереваясь пиратствовать на полную катушку. Это произошло в 1703 году.

Кстати, примерно в это время Дампье высаживает на островке Хуан‑Фернандез небезызвестного Александра Селкирка. Тот обретается на острове несколько лет, пытаясь выжить. Этот бесценный опыт позднее был использован Даниэлем Дефо при написании его «Робинзона Крузо».

Отведя душу на пиратских рейдах в Тихом океане, Дампье вернулся в Лондон для работы над книгой о путешествии в Австралию.

1708–1711 годы Дампье провел в качестве старшего штурмана на борту полупиратского корабля; он одним разом решил несколько задач: вновь обогнул земной шар, набрался невероятных впечатлений, а также снял с Хуан‑Фернандеза Александра Селкирка.

В последующие годы Дампье жил достаточно расточительно, стремясь ни в чем себе не отказывать. Впрочем, речь шла не о светских развлечениях, а о естественно‑научных исследованиях.

Дампье не стало в 1715 году. Он оставил родным земельные угодья, а с ними и долги – около ‡ 2000.

 

Джон Дэвис (John Davis, Robert Searle)

 

Англия

О Дэвисе и его подвигах рассказывается у Эксквемелина. Однако он ошибается, полагая, что тот был родом с Ямайки; лишь с 1655 года Ямайка официально стала доминионом Британии. Подлинное имя Дэвиса – Роберт Сирл. Ему приходился родственником губернатор Барбадоса. Это обстоятельство способствовало возникновению у Дэвиса обманчивого чувства безнаказанности, что крайне пагубно отражалось на его манере поведения. Осев на Ямайке, он настолько подчас забывался, что его выходки были уже за гранью разумного. В итоге он практически постоянно находился на ножах с губернатором Ямайки Томасом Модифордом. Настроить против себя самого Модифорда, вопреки своему статусу отчаянно благоволившего пиратам, право же, это надо было хорошенько постараться! В сущности, благодаря постоянным и нелепым конфликтам с Модифордом, Дэвис был лишен той поддержки, которой могли пользоваться ямайские корсары. Вдобавок менялась и политическая обстановка, заставлявшая губернатора ограничивать действия пиратов. В силу всех этих причин карьера Джона Дэвиса в пиратском мире складывалась не так эффектно, как ему бы хотелось.

Вместе с тем иногда Дэвису удавались довольно‑таки нестандартные ходы. Так, например, в 1659 году ему удалось до такой степени расположить к себе капитана сэра Кристофера Мингза, вернувшегося из удачного рейда к берегам Колумбии, что тот передал под его командование 60‑тонный корабль «Кэгвей» с восемью орудиями на борту. Если принять во внимание тот факт, что Мингз привел на Ямайку три испанских галеона, а «Кэгвей» был самым крупным из них, то остается лишь дивиться тому, что он подарил его Дэвису. Как бы то ни было, но Дэвис стал капитаном. На протяжении нескольких лет ему не удавалось разжиться ничем существенным, но в 1662 году все тот же Мингз позволил Джону Дэвису отправиться с собой в экспедицию с целью захвата Сантьяго‑де‑Куба. 1 октября мощная эскадра из 12 кораблей с общим экипажем в 1300 человек покинула гавань Порт‑Ройяла. Через каких‑то две с половиной недели город был взят и разграблен. Богатейший улов был доставлен в целости и сохранности на Ямайку. Это была первая крупная добыча, которой завладел Джон Дэвис.

Он продолжал пиратствовать в одиночку, но не менее удачно. Однако спустя два года судьба уготовила ему тяжкое испытание. В 1664 году королевским письмом к губернатору было предписано более не докучать испанским кораблям. Всю захваченную добычу предписывалось возвратить. Именно в этот момент (а дело было в сентябре 1664 года) в Порт‑Ройял пришел Джон Дэвис, причем привел в качестве трофеев два набитых золотом испанских галеона. В результате королевского предписания трофейные корабли были возвращены испанцам вкупе со всей добычей, а Дэвиса, не пожелавшего добром расстаться со своей добычей, лишили корабля.

«Моряком на суше» он пробыл, впрочем, не так уж и долго. Прекрасным поводом к реабилитации явилась англо‑голландская война (1665–1667). Джон Дэвис не только получил обратно свой корабль, но ему даже позволили примкнуть к экспедиции Генри Моргана на Сабу и Сент‑Эустатиус. Впоследствии Дэвис в союзе с капитаном Стидманом предприняли специальный рейд на Тобаго, где им досталось много ценностей. К этому времени относится весьма показательный эпизод, который приводит в «Пиратах Америки» легендарный Эксквемелин: «Довольно долго он крейсировал в заливе Покатауро, надеясь встретить корабль, который ходил из Картахены в Никарагуа. Но это ему не удалось, и он решил со всей своей командой отправиться к реке Никарагуа, оставить судно около устья и подняться вверх по течению на каноэ. С наступлением ночи они намеревались войти в город и разграбить дома самых богатых торговцев. На его корабле было девяносто человек и три каноэ. Пираты оставили на судне человек десять, а все остальные сели в каноэ. Дождавшись ночи, они действительно вошли в реку, а днем спрятались среди деревьев (точно так же они скрыли и свой корабль, чтобы его не заметили индейцы, которые ловили рыбу в устье реки). На третьи сутки, где‑то около полуночи, они добрались до города. Стража приняла их за рыбаков, промышляющих в лагуне: ведь часть из них хорошо говорила по‑испански. Кроме того, среди них был индеец как раз из тех мест. В свое время он бежал, поскольку испанцы хотели обратить его в рабство. Индеец выпрыгнул на берег и убил стражника. После этого пираты пробрались в дома трех или четырех именитейших горожан и забрали все деньги, которые могли обнаружить. Потом разграбили и церковь. Но тут один из церковных служек, вырвавшись из рук пиратов, поднял крик на весь город. Горожане и солдаты тотчас же пробудились, однако пиратам удалось скрыться, захватив с собой всю добычу, какую они смогли унести. Кроме того, они успели захватить с собой пленников, рассчитывая в случае погони использовать их как заложников. Вскоре они добрались до берега, поспешно сели на корабль и вышли в открытое море. Пленникам же велено было вместо выкупа добыть пиратам столько мяса, сколько им было нужно, чтобы добраться до Ямайки. Когда пираты еще были в устье реки, на берег высыпало человек пятьсот испанцев, вооруженных ружьями. Пираты дали по ним залп из пушек. Таким образом, испанцам оставалось лишь бессильно горевать, видя, как уплывает их добро, и проклинать тот миг, когда пираты высадились на берег. Для них было совсем непостижимо, как у пиратов хватило смелости подойти к городу с гарнизоном в восемьсот человек да еще лежащему от берега по меньшей мере в сорока милях. Да к тому же еще пиратам удалось разграбить город за такой короткий срок! Пираты захватили чеканного золота, серебряной посуды и ювелирных изделий на сорок тысяч с лишним реалов. Вскоре разбойник высадился со своей добычей на Ямайке, довольно быстро все прокутил и снова вынужден был отправиться на поиски приключений. Он собрал довольно много пиратов, а поскольку был хорошим командиром, его провозгласили капитаном флотилии из восьми кораблей. На этот раз пираты решили отправиться к северным берегам Кубы в надежде подстеречь флот, идущий из Новой Испании; в случае удачи они могли захватить один из кораблей этого флота, однако им не повезло. Чтобы не возвращаться с пустыми руками, они решили пройти вдоль берегов Флориды, высадиться и захватить городок Сан‑Аугустин‑де‑ла‑Флорида. В этом городке была крепость с двумя ротами солдат. Однако хоть там она и была, но пираты успешно разграбили город и захватили огромную добычу, не понеся почти никаких потерь».

Захват Сан‑Аугустин‑де‑ла‑Флорида произошел в начале 1670 года. Учитывая, что, начиная с 1699 года, любые пиратские рейды подпадали под действие закона, Джон Дэвис крепко рисковал, что его, судя по всему, никак не заботило. По возвращении на Ямайку он, тем не менее, был заключен под стражу, вновь оказавшись лишен моря.

Заключение продлилось сравнительно недолго, причем вновь благодаря вездесущему Генри Моргану. Авторитетный корсар собирался взять атакой с моря… Панаму! Проект обещал быть серьезным и опасным, поэтому Морган нуждался в толковых моряках. А на Дэвиса, хотя тот и отличался подчас несуразным поведением, в море можно было всегда положиться.

Казалось, что в жизни Дэвиса вновь наступает благоприятная полоса. На деле же все вышло совсем иначе. А причиной вновь явилась невоздержанность его нрава. На пути в Панаму команде Дэвиса неожиданно достался внушительный склад перуанского вина, обнаруженный ими на одном из островов. Если бы Дэвис лишний раз вспомнил, что Морган – изрядный авторитет, не терпящий, кстати, и малейших нарушений дисциплины, а также что именно Моргану он обязан своим выходом на волю, он, возможно, не позволил бы своим людям алчно припасть к бочкам с вином. Но он, увы, не только дал добро на безудержное возлияние, но и сам щедро воздал дань хмельному зелью. В итоге все упились до положения риз и пропустили невероятно богатый галеон испанцев. Когда его заметили, было уже поздно, да еще и команда не пожелала отлипать от бочек с вином.

Морган, узнав о случившемся, был разъярен и обвинил во всем Дэвиса – как капитана. И он был, конечно же, прав. Именно с этого момента благоволение Моргана к Дэвису испарилось без следа, знаменуя тем самым бесславный закат его пиратской карьеры.

Поскольку на Ямайке Дэвису появляться было нельзя, он предпочел перебраться в Гондурас. В дальнейшем он осуществлял рейды с переменным успехом, но значительных трофеев не имел. Однажды он замыслил устроить стоянку на небольшом песчаном островке у южного побережья Мексиканского залива. Корабль Дэвиса нуждался в ремонте. И вот на этом острове, который впоследствии в его честь стал называться «Сирлов ключ», Джон Дэвис в ходе ремонтных работ поссорился с одним из членов своей команды, владевшим ремеслом резчика по сандаловому дереву. Они устроили дуэль, исход которой оказался для Дэвиса куда менее удачен, нежели для его оппонента. Он был убит.

 

Мишель де Граммон (Michel de Grammont)

 

Ок. 1645–1686?), Франция

Мишель де Граммон – французский буканьер, пользовавшийся весомым авторитетом среди пиратов Карибского моря. Он сравнительно долго подвизался на пиратском поприще: 1670–1686. Одним из самых знаменитых рейдов стало нападение на город Веракрус совместно с Николасом ван Хоорном и Лоренсом де Граафом (см. подробнее в статье, посвященной Н. ван Хоорну).

 

Наверное, будет все‑таки отчасти преувеличением сказать, что Мишель де Граммон всегда был убежденным пиратом. Отнюдь, это был урожденный дворянин, которому все предвещало необыкновенно благополучное будущее. Однако случилось так, что он не поладил с женихом своей сестры. История умалчивает о деталях, но все завершилось дуэлью. Стрелял Граммон лучше своего противника, а потому лично для него дуэль завершилась благополучно. Однако дело получило неприятную для Мишеля де Граммона огласку, и он вынужден был в срочном порядке покинуть Францию. Поскольку его всегда тянуло к себе море, он, выхлопотав каперскую лицензию, проявил себя в первом же боевом эпизоде на Карибском море, захватив один богатый корабль. Только вот вместо того, чтобы доставить во Францию все снятые с корабля ценности, Граммон неожиданно крепко загулял, прокутив практически все до нитки. Самое забавное заключалось в том, что судно, разграбленное Граммоном, было голландским. И ведь именно с голландскими корсарами Граммону предстояло совершить самые известные свои подвиги. Но это еще было впереди. А тогда, на следующее утро после недели беспробудного пьянства, Мишель де Граммон всерьез задумался о своей судьбе. Весть о том, как он скверно распорядился вырученными за добычу деньгами, неминуемо дошла бы до французских властей, кроме того, на нем еще висело неприятное дело с дуэлью. После столь серьезного проступка он наверняка не только был бы лишен каперского свидетельства, но не исключено, что и угодил бы за решетку. Правда, можно было еще попробовать захватить другой корабль, чтобы восполнить потери. Однако Граммон, впервые по‑настоящему ощутив воздух свободы, вдруг понял, что возвращаться обратно он не очень‑то и желает. Куда интереснее было податься в пираты и зарабатывать на жизнь, пусть и рискуя ежечасно, но оставаясь при этом свободным человеком! Вот так капер де Граммон и стал убежденным флибустьером, а Франция потеряла талантливого капера.

Окрыленный раскрывшимися перед ним перспективами, Мишель де Граммон сломя голову бросился охотиться на торговые корабли. Только что‑то начало получаться, как его корабль наскочил на риф и затонул. Чудом спасшийся Граммон с грехом пополам добрался до Тортуги, где немедленно купил себе новый корабль.

В 1678 году, в разгар войны между Францией и Голландией, он примкнул к другим 1200 буканьерам, собравшимся атаковать Кюрасао наряду с французскими морскими силами. Произошло уж совсем непредвиденное, и эскадра, состоявшая из 17 единиц флота (из них десять королевских фрегатов и семь пиратских шлюпов), напоролась у острова Лос‑Авез на рифы; при этом изрядная часть кораблей затонула. При этом в выгодном положении оказался пиратский капитан Томас Пейн, чей самый скромный и гораздо более маневренный шлюп избег катастрофы. Именно на этом шлюпе смогли спастись все уцелевшие пираты. Мишель де Граммон, уже успевший подружиться с адмиралом французской эскадры, графом д’Эстре, получил от того позволение воспользоваться всем, что он сможет добыть с потерпевших крушение кораблей. И порядком обнищавшим пиратам во главе с де Граммоном удалось разжиться не только многими бочками вина и бренди, но и говядиной и свининой. Кроме того, им перепала и некоторая наличность!

В итоге Мишель де Граммон оказался командующим 6 уцелевшими кораблями с общей командой в 700 человек, спасшихся при кораблекрушении. Их цель была одна – пиратство! Флотилия двинулась к Венесуэле; пираты жаждали как можно быстрее поправить свои дела. Именно там Мишелю де Граммону и суждено было прославиться. Он взял приступом Маракайбо, а наряду с ним еще много городов, включая Трухильо, порядком удаленный от побережья. Правда, после состоявшихся сравнительно недавно налетов Генри Моргана и Франсуа л’Олонэ, признанных грандов пиратского мира, добычи Граммону удалось захватить не так уж и много. Он, впрочем, нимало не отчаивался и очень скоро обрушился со всеми силами на венесуэльский порт Ла‑Гуайра (атака была проведена ночью, в кромешной темноте, и застала жителей врасплох!), где пиратам нашлось чем поживиться. Причем им повезло дважды: они не только благополучно вывезли все награбленное, но и почти избегли встречи с испанской карательной эскадрой, вышедшей в море для уничтожения пиратов. Испанцы успели произвести несколько залпов, но, по сути, пираты лишь отделались небольшим испугом.

В июне 1680 года Мишель де Граммон с Томасом Пейном (подробнее см. в статье, посвященной Томасу Пэйну) и капитаном Райтом решили предпринять совместный рейд. На сей раз пираты напали на город Каракас, не смущаясь тем, что его охраняет гарнизон из 2000 солдат регулярной армии. Город был успешно взят, однако Мишель де Граммон в ходе ожесточенного боя был тяжело ранен и доставлен на Лас‑Авез для лечения.

Достаточно быстро исцелясь от всех ран, Мишель де Граммон вновь занялся пиратством. Его эскадра уже состояла из 8 кораблей. Однако на какое‑то время удача, похоже, отвернулась от корсара, и в продолжение достаточно долгого времени ему не удавалось добыть существенных трофеев. Поэтому для него большой удачей стала встреча с корсаром Николасом ван Хоорном. Они, а также еще и Лоренс де Грааф, также именитый пират, решили атаковать Веракрус. При этом Граммон, чьи корабли находились в плачевном состоянии, а команда совершенно обнищала и изголодалась, был готов участвовать в походе в качестве простого моряка. Однако ван Хоорн, зная об авторитете де Граммона среди пиратов, невольно стал его благодетелем, настояв на том, что тот сохранит все привилегии полноправного партнера. Веракрус пираты взяли, но ван Хоорн погиб, будучи смертельно ранен на дуэли с Лоренсом де Граафом; пиратские вожаки не поделили добычу. Перед смертью ван Хоорн завещал свой флагман Мишелю де Граммону.

Как пишет Ф. Архенгольц в своем исследовании, посвященном пиратам: «…Граммон наследовал его корабль, уважая память своего благодетеля и, следовательно, ненавидя Лорана; как он, так и его люди приняли участие в этой вражде, они возбудили между флибустьерами мятеж, который едва не дошел до кровопролития. Ссора имела, однако же, следствием разделение. Все корабли рассеялись. Они имели неравное счастье: два корабля пропали, и о них более никогда не слыхали; один попал в руки испанцев, другие были отброшены далеко от пути противными ветрами и только немногие из победителей благополучно приехали домой со своими сокровищами.

К числу важнейших предприятий флибустьеров принадлежит нападение их в 1685 году на Кампешу. На Коровьем острове собрались 1200 флибустьеров для совещаний. Все были убеждены, что нападение на Кампешу так же опасно, как нападение на Веракрус, и притом менее выгодно, но оно было необходимо. Многие флибустьеры, прокутившие свою добычу, находились в крайности. Поэтому предприятие было решено единодушно, всем внушено хранить глубочайшее молчание и приняты все меры, чтобы не только англичане на Ямайке, но и друзья их на острове Тортуге не узнали ничего. Обратились только к губернатору последнего острова, Кюсси, чтобы, под предлогом крейсировки против испанцев, получить от него каперское свидетельство, причем ни одним словом не упомянули о настоящей цели своего предприятия. Кюсси лично принес им ответ: отказал в каперском свидетельстве и объявил, что французское правительство сильно негодует на недостаточную покорность флибустьеров и в короткое время пришлет несколько фрегатов, чтобы силою принудить пиратов к повиновению.

Это неожиданное известие немало смутило флибустьеров. Но Граммон, вступаясь за себя и товарищей своих, сказал, что король не знает положения дел их, а губернатор только из человеколюбия хочет удержать их от дальнейших предприятий против испанцев. Кюсси клятвенно уверял их в негодовании короля и в скором прибытии французов, просил оставить задуманные планы и, зная, какое влияние имел Граммон над флибустьерами, обещал ему от имени правительства особенную награду, если он откажется от братства с пиратами. Граммон отвечал: „Если мои товарищи по оружию согласны отказаться от своих намерений, то я готов сделать то же“. Но все единодушно кричали, что теперь уже поздно передумывать, и если губернатор не даст им каперского свидетельства, то они употребят прежние, выданные им для охоты и рыбной ловли, потому что цель их и теперь травить, как зверей, людей, которые станут сопротивляться им. Кюсси оставалось только удалиться.

Скоро все было приготовлено. Флибустьеры выехали с попутным ветром и 5 июля 1685 года счастливо прибыли в Шампетон, городок, лежащий в 15 французских милях от Кампеша. Здесь 900 человек перешли с кораблей на 22 лодки, снабженные флагами, молча гребли весь день и в сумерках подъехали к городу на пушечный выстрел. Ночь провели они в лодках, твердо решившись не возвращаться без успеха, – решение, к которому на этот раз побуждала их гораздо более необходимость в жизненных припасах.

На следующее утро флибустьеры высадились недалеко от города. Испанцы и во сне не представляли себе, чтобы можно было нападать на такой сильно укрепленный город в небольших лодках, и никак не могли постигнуть, что значат солдаты, которые спокойно выходили из лодок, строились в ряды и шли вперед. Одно обстоятельство, впрочем, немало озабочивало флибустьеров. Под пушками крепости стоял испанский фрегат, но счастье, так часто сопутствовавшее пиратам, уничтожило и это затруднение. От первых же выстрелов огонь проник в пороховую камеру, и фрегат со всем экипажем взлетел на воздух. Между тем 800 испанцев засели близ города в засаде и неожиданно бросились на флибустьеров. Но такая выгода, обыкновенно чрезвычайно важная, против этих отчаянных людей имела весьма незначительный успех: только двое были убиты и шестеро ранены, прочие тотчас опомнились, с яростью кинулись на испанцев, разбили их и вместе с ними проникли в город. Здесь жители укрепились в улицах, поставив везде пушки. Но Граммон скоро уничтожил эту преграду. Он приказал лучшим стрелкам взойти на крыши и террасы, откуда убивали всех артиллеристов, подходивших к орудиям. В короткое время во власти флибустьеров очутилось 40 пушек, и они направили их на жителей, которые не замедлили сдаться. Так‑то флибустьеры, плохо вооруженные, опять в несколько часов овладели городом, укрепленным по всем правилам военного искусства и снабженным сильным гарнизоном.

Оставалось взять форт, имевший 400 человек гарнизона, 24 пушки и требовавший правильной осады. Граммон не почитал за нужное торопиться. Он дал людям своим отдохнуть три дня и наесться досыта, а между тем велел привезти с кораблей пороху и ядер. Пушек было довольно, и в короткое время возвели батарею, с которой в продолжение 9 часов громили стены, причем 600 флибустьеров, стоя на возвышении, поддерживали беспрерывный ружейный огонь, так что ни один испанец не смел показаться на валу. Однако же попытка пробить брешь не удалась. Поэтому решились взять крепость на следующий день штурмом, но вечером получили известие, что испанцы оставили ее. Такая трусливость показалась флибустьерам невероятною, и потому ждали утра, чтобы убедиться в истине известия. В крепости нашли только двух человек: англичанина, служившего у испанцев в качестве артиллериста, и молодого офицера, который, движимый честью, лучше хотел погибнуть, чем низким бегством осрамить мундир свой. Граммон принял его ласково и с уважением, приказал не трогать его имущества и тотчас освободил его, сделав ему вдобавок еще несколько подарков.

Первой заботой флибустьеров было привести все в оборонительное положение на случай нападения, потом они спокойно расположились в городских домах, где нашли очень незначительную добычу, потому что накопленный здесь несметный запас кампешевого дерева не имел для них никакой ценности. Значительные отряды, отправлявшиеся ежедневно для отыскания бежавших, не были счастливее: им попадались только нагие и бедные дикари. В один день сто тридцать флибустьеров попали в засаду из 800 испанцев, которыми командовал сам губернатор меридский. Партия была слишком неравна, тем более что флибустьеры сидели на лошадях и мулах – положение, в котором не привыкли сражаться. Они тотчас бросили всякую надежду на победу, отступили, сражаясь, и счастливо достигли города, потеряв двадцать человек убитыми и – что всего более огорчало их – двух пленных.

Граммон на другой же день предложил меридскому губернатору выкуп за пленных, обещая дать свободу всем испанцам, находящимся в его власти – жителям, чиновникам, офицерам и самому губернатору Кампеши. К этому предложению прибавил он угрозу, что если губернатор из пустого каприза откажется принять такой выгодный и великодушный размен, то велит изрубить всех пленных и зажечь город. Губернатор гордо отвечал: „Флибустьеры вольны жечь и убивать сколько угодно, у меня довольно денег для возобновления и нового населения города и довольно войска, чтобы передавить руками Граммона и всех его разбойников, что составляет главную цель моего прихода“.

Взбешенный таким хвастовством, Граммон забыл всю прежнюю воздержанность. До тех пор присутствие неприятеля в Кампеши было почти незаметно, но тут все переменилось. Взяв с собой посланного от меридского губернатора, он повел его по городским улицам – при себе велел поджечь несколько домов и казнить пятерых испанцев. „Ступай теперь к своему господину и донеси ему, что я начал исполнять его приказание и поступлю так со всеми прочими пленниками“.

На кровавые слова Граммона последовал ответ, подобный первому. Предводитель флибустьеров не был довольно жесток, чтобы исполнить свою угрозу. Он удовольствовался сожжением форта, отпраздновал День св. Людовика пушечными и ружейными залпами и такой иллюминацией, какой свет не видал никогда: в честь французского короля сожгли на 200 000 пиастров кампешевого дерева. На другой день стали готовиться в обратный путь, пленных отпустили, и 29 августа 1685 года, прожив семь недель в Кампеши, флибустьеры отправились на Сан‑Доминго.

Описанное нами предприятие Граммона и флибустьеров было совершено не только без согласия сан‑домингского губернатора, но и противно повелениям французского короля, поэтому флибустьеры имели полное право опасаться неприятностей, если бы поведение испанцев в эти семь недель, несмотря на мир, не сделалось неприязненным: они подъезжали к берегам Сан‑Доминго и силой схватывали французские корабли. Такие поступки оправдывали дальнейшие неприязненные действия французов. Губернатор де Кюсси, уважавший мужество, способности и характер Граммона, представил французскому правительству поход в Кампешу в самом благовидном свете и предложил этого предводителя флибустьеров в королевские губернаторы в южной части Сан‑Доминго. Правительство согласилось, и Граммон не отказывался, но он желал, до присылки грамот, утверждавших его в новом звании, достойно окончить поприще флибустьера и совершить еще один поход. Для этого он поспешно сел на корабль с 180 пиратами. Никто не знал, куда он отправляется, и это обстоятельство осталось тайной: корабль Граммона пропал».

Последний раз его видели в апреле 1686 года взявшим курс на северо‑восток в направлении острова Святого Августина. Большинство историков сходится на том, что, скорее всего, Мишель де Граммон и его экипаж стали жертвами страшного шторма, который разразился в этом регионе вскоре после их отплытия.

 

Жан Дюкасс (Jean du Casse)

 

Июня 1715), Франция

Видный французский буканьер и адмирал, он начинал карьеру с участия в работорговле. Впрочем, он курсировал между Африкой и Карибами до тех пор, пока не обзавелся суммой, достаточной для приобретения собственного корабля. Для него это было принципиальным шагом: ведь еще не так давно ему было отказано в приеме на военную службу (а именно – во флот!) ввиду особенностей религиозной ориентации его родителей (те были гугенотами, т. е. протестантами, что не приветствовалось руководством, почитавшим католическую церковь).

Дюкасс без особых сложностей захватил голландский корабль и доставил его во Францию. После реализации корабля он пожертвовал половину вырученных денег в пользу французского короля. Узнав об этом, Луи XIV был приятно тронут и немедленно приказал назначить Дюкасса лейтенантом французского военного флота.

Воодушевленный благостными переменами в своей судьбе, Дюкасс в 1687 году ярко проявил себя в атаке на порт Элмина на побережье Ганы, а в 1689‑м он вновь заставил говорить о себе, проявляя чудеса храбрости при взятии портовых городов Бербиче и Форт Зеландия (Суринам).

 

^{Жан Дюкасс}

 

В 1691 году Дюкасс вновь оказался на Санто‑Доминго, где некогда приобрел свой первый корабль на вырученные от работорговли деньги. Теперь он был заслуженный моряк с немалыми заслугами и собственным списком трофеев. Губернатор Санто‑Доминго благосклонно его принял, да и островные буканьеры нашли Дюкасса вполне перспективным – с их точки зрения. В дальнейшем на протяжении нескольких лет Дюкасс участвовал в военных действиях против английских колоний, в том числе и на Ямайке. Очевидцам запомнилось, насколько он был свиреп и беспощаден.

В 1697 году Жан Дюкасс – уже в качестве буканьера – принял участие в экспедиции адмирала де Пуанти, целью которой было взятие баснословно богатой Картахены. Де Пуанти, обещавший всем щедрую долю добычи, не сдержал своего слова, цинично ограбив буканьеров, примкнувших к его флотилии и не щадивших своих жизней при взятии легендарного порта (подробнее см. статью, посвященную де Пуанти). Дюкасс, которого горячо поддерживали буканьеры, очень быстро заподозрил неладное, но все‑таки был в итоге обманут де Пуанти. Чудом уцелев, Дюкасс вернулся во Францию и был допущен к королю, поведав тому о поступке де Пуанти и потребовав предоставления ему причитающейся доли. Король отнесся к нему необычайно милостиво, повелев немедленно выплатить компенсацию, составившую 1 миллион 400 тысяч франков! Более того, он удостоил Дюкасса звания адмирала и даже произвел его в рыцари ордена Святого Луи!

В 1702 году Дюкассу удалось, вначале уступив эскадре вице‑адмирала Бенбоу, затем с ним сквитаться у Санта‑Марты, правда, успехом своим он был обязан предательству капитанов, бросивших Бенбоу в решающий момент. В дальнейшем он также способствовал военным триумфам Франции, однако в 1708 году он перешел на службу к Испании (ввиду образования альянса между Францией и Испанией это было возможно). Именно Жану Дюкассу было поручено обеспечить сохранность испанского торгового каравана, груженного несметными сокровищами. Дюкасс настолько блестяще провел операцию сопровождения, что потерь практически не было. За этот неслыханный успех испанское правительство наградило его орденом Золотого Руна – высшей государственной наградой Испании! А в 1714 году Жану Дюкассу было поручено возглавить французский флот в операции при Барселоне. Ранее этот город был захвачен эрц‑герцогом Карлом Австрийским, которого поддержали Англия и Голландия. Тем не менее 11 сентября 1714 года объединенным силам испано‑французского альянса удалось отбить Барселону у противника.

Менее чем через год после этого адмирал Жан Дюкасс, которого современные историки считают одним из последних карибских буканьеров, мирно скончался в почете и славе.

 

Александр Эксквемелин (Alexandre Exquemelin)

 

Франция

Александр Оливье Эксквемелин – французский врач и историк пиратства. А еще он заядлый путешественник и, конечно же, пират! Не будь Эксквемелина, мы и подавно не знали бы всего того, что нам сегодня известно о таких пиратах, как сэр Генри Морган, Франсуа л’Олонэ и проч.

 

Родился Эксквемелин на западном побережье Франции, в Арфлёре. В 1666 году он отправился на Тортугу в качестве слуги по найму. С первым хозяином Эксквемелину явно не повезло, поскольку тот был плут редкостный и так и норовил обмануть своего слугу. Однако со вторым ему повезло куда больше. Им оказался врач‑цирюльник, сердце которого преисполнилось сострадания к юноше. Он не только выкупил Александра, но и преподал ему надлежащие уроки врачебного мастерства. Эксквемелин оказался успешным учеником, даже не подозревая, как ему пригодятся эти уроки впоследствии, когда он начнет жизнь пирата. Обучение Эксквемелина завершилось в 1669 году. Обретя свободу, он решил примкнуть к пиратам. Имущества у него никакого не было, о сбережениях вообще не приходилось говорить. Так что, лишь занимаясь пиратством, Эксквемелин еще хоть как‑то мог рассчитывать на обретение средств к жизни. С Тортуги он впоследствии перебрался на Ямайку, в Порт‑Ройял. Врачи среди пиратов были в большой цене, и благодаря своему статусу Эксквемелину без особых трудов удалось попасть в команду самого сэра Генри Моргана.

 

^{Сражение у стен форта. Страница из «Пиратов Америки»}

 

^{Страницы из «Пиратов Америки»}

 

Вот так и получилось, что Эксквемелин оказался участником самых знаменитых пиратских рейдов. Морган следил за тем, чтобы труд Эксквемелина щедро оплачивался, помимо своей доли он еще получал 250 золотых.

В 1671 году Морган брал штурмом Панаму. Этот рейд оказался одним из самых проблематичных. Недостаток полученной добычи очень ощутимо сказывался на настроениях, что царили в команде. Вдобавок Морган решил возместить потери и срезал доли своим людям. Все это привело к тому, что многие люди из его команды покинули своего капитана. Среди них оказался и Эксквемелин. После долгих мытарств он вернулся в Европу. Поселившись в Амстердаме, Эксквемелин решил, что, если он изложит все то, чему он стал свидетелем, осуществляя рейды с пиратами, ему, возможно, не только удастся возместить свои потери, но еще и прилично заработать. В 1678 году его книга вышла в свет. Успех был огромен. Несколько тиражей разошлись практически мгновенно. Потом появились переводы на немецкий, испанский, английский и французский языки. Причем люди, владевшие несколькими языками, обращали внимание на своеобразную политкорректность Эксквемелина. Исходная, голландская, версия превращала в безнадежных негодяев лишь испанцев, а испанская – англичан. Из‑за этих разночтений разразился большой скандал. Причем наиболее Эксквемелина серьезные претензии были высказаны одним из главных героев – сэром Генри Морганом. Ведь в одних переводах он представал агнцем, а в других – кровожадным чудовищем. Он разошелся до того, что даже подал в суд на английских издателей. Суд он выиграл, и тем пришлось изымать скандальные фрагменты из книги.

 

^{Страница из «Пиратов Америки»}

 

^{Обложка первого голландского издания «Пиратов Америки»}

 

Полный текст был воспроизведен на английском лишь… в 1969 году!

 

Что касается Эксквемелина, то он, вполне насладившись литературной славой и даже немного заскучав, собрался с духом и в 1697 году вновь направился на Карибы. Судьбе было угодно, чтобы он сражался совместно с французскими буканьерами, целью которых было взятие Картахены, одного из самых богатых портов на побережье.

 

Пьер ле Гран (Pierre le Grand)

 

Франция

 

Пьер ле Гран, которого больше знали под кличкой «Пьер Француз», был предприимчивым французским пиратом. Но хоть он и родился в Нормандии (Франция), но судьба его сложилась так, что он стал буканьером, то есть карибским пиратом. Его базой стал остров Тортуга; на какое‑то время там обрели для себя пристанище очень многие пираты. Для того чтобы быть настоящим буканьером, необходим корабль. Именно о нем должен был позаботиться Пьер ле Гран в первую очередь. В итоге он обзавелся небольшой баркой, а также позаботился и о наборе экипажа. По одним источникам, под его началом было 26 человек, по другим же – 28.

Теперь можно было выходить в море.

Единственный биограф Пьера Француза Эксквемелин, пират, сражавшийся бок о бок с самим Генри Морганом, пишет в своей книге «Пираты Америки», что потом тот «…довольно долго плавал в открытом море на барке с отрядом в двадцать шесть человек. Он держал путь к мысу де ля Вела, стремясь перехватить один корабль на пути из Маракайбо в Кампече. Но это судно он упустил и со всей командой решил отправиться прямо к берегам Ранчерии, чтобы поохотиться на ловцов жемчуга. Ранчерия расположена неподалеку от Рио‑де‑Аче на 12° 30’ северной широты, и там есть неплохая жемчужная отмель. Каждый год туда отправляется флотилия из десяти или двенадцати барок. Их сопровождает специальное судно из Картахены с двадцатью четырьмя пушками на борту. На каждой барке бывает обычно по два негра, которые достают раковины на глубине от четырех до шести футов. Пираты напали на флотилию следующим образом. Все барки стояли на якоре у самой отмели. Сторожевой корабль находился примерно в полумиле от этой флотилии. Погода была тихая, и разбойники смогли пройти вдоль берегов, не поднимая парусов, так что казалось, будто это идут какие‑то испанцы из Маракайбо. Когда пираты уже подошли к жемчужной отмели, то на самой большой барке приметили они восемь пушек и примерно шестьдесят вооруженных людей».

Далее в рассказе Эксквемелина возникают существенные разночтения по сравнению с тем, как этот сюжет представлен современными историками. Согласно последним, пиратам удалось подобраться практически незаметно. Когда Пьер Француз со своими головорезами ворвались в каюту капитана, они обнаружили его в изрядном подпитии и вдобавок увлеченного игрой в карты со своими помощниками. Появление пиратов было настолько неожиданным, что потрясло капитана и его команду просто до глубины души; они даже не подумали сопротивляться и поголовно сдались пиратам. А вот как все произошло в изложении Эксквемелина: «Пираты подошли к этой барке и потребовали, чтобы она им сдалась, но испанцы открыли огонь из всех пушек. Пираты переждали залпы, а затем выпалили из своих пушек, да так метко, что испанцам пришлось довольно туго. Пока испанцы готовились ко второму залпу, пираты взобрались на борт, и солдаты запросили пощады в надежде, что вот‑вот к ним на помощь придет сторожевой корабль. Но пираты решили перехитрить стражей. Они затопили свое судно…» Это было сделано Пьером Французом по нескольким причинам: прежде всего, конечно же, с целью обмануть сторожевые корабли. Но была и еще одна причина. Непосредственно перед началом штурма пираты поклялись своему капитану, что будут сражаться насмерть. Пьер Француз не зря был главарем: он понимал, что если их трюк с внезапным нападением не удастся, то на испанском корабле им придется туго. Наиболее малодушные из его команды наверняка захотят спастись бегством; поднимется суматоха, и велика вероятность, что погибнут уже все, включая самого капитана. Подобный финал никак не устраивал Пьера Француза, почему он и решил, образно говоря, сжечь все мосты. Только затопил он барку не после того, как испанцы запросили о пощаде, а до этого – в тот самый момент, когда на борт испанского корабля взобрался первый пират. И днище своей барки Пьер Француз пробил сам, не доверив этого никому.

 

^{Пьер ле Гран нападает на капитана в его каюте. Гравюра Говарда Пайла}

 

После того как барка пошла на дно, пиратам было необходимо создать впечатление, будто бы ничего не произошло, поэтому «…на захваченной барке оставили испанский флаг, испанцев же загнали в трюмы; на этом корабле они вышли в открытое море».

Любопытная деталь: барка с пиратами была замечена испанцами еще днем. Однако, когда капитану флагмана предложили отправить на разведку несколько сторожевых кораблей, чтобы выяснить, что это за барка и какие на ней люди, тот пренебрежительно отказался. Он не допускал и тени мысли о том, что на такой небольшой барке кто‑то может решиться напасть на их корабль. В итоге же его самоуверенность была жестоко наказана.

Что же сталось с Пьером Французом и его трофеем потом?

На этот счет бытуют, по крайней мере, две различных версии.

Большинство историков сходится на том, что пираты оставили часть испанской команды для помощи в работах по судну, а остальных высадили на сушу, сами же благополучно вернулись со своей добычей во Францию. Есть предположение, что, продав с выгодой для себя захваченный корабль и товары, Пьер Француз в дальнейшем вознамерился эмигрировать в Канаду. В иммиграционных списках Монреаля от 1653 года фигурирует его имя!

Это версия благополучного финала.

Однако имеется еще одна, принадлежащая Эксквемелину. Из его записей становится очевидным, что ловкий маневр, задуманный Пьером Французом, не увенчался успехом. Эксквемелин пишет: «Сначала на сторожевом корабле обрадовались, полагая, что пиратов потопили, но когда там заметили, что барка отвернула в море, то бросились за ней в погоню. Преследовали они пиратов до ночи, но никак не могли догнать барку, хотя и поставили все паруса. Ветер окреп, и разбойники, рискнув парусами, оторвались от сторожевого корабля. Но тут случилось несчастье – парусов подняли столько, что треснула грот‑мачта. Но наш пират не растерялся: он связал пленных испанцев попарно и был готов сражаться против неприятельского корабля с командой всего в двадцать два человека, хотя многие из пиратов были ранены и в бою не могли принять участие. Одновременно он приказал срубить грот‑мачту и поднять на фок‑мачте и бушприте все паруса, какими только можно было пользоваться при таком ветре. Все же сторожевой корабль догнал пиратов и атаковал их так лихо, что те вынуждены были сдаться. Однако пираты успели выторговать условие, что ни их предводитель, ни они сами не будут в плену таскать камни или известь. (А надо сказать, когда пираты попадут в плен, то их заставляют три или четыре года подряд таскать камни или известь, словно рабов. А когда они становились непригодны для этой работы, их отправляли в Испанию на галионах.) Кроме того, пиратам обещали при первой же возможности отослать их в Испанию всей командой. Больше всего наш пират жалел свое добро – у него на борту было на сто тысяч реалов жемчуга, который он награбил на барках. И если бы не несчастье с грот‑мачтой, выручка у пиратов была бы весьма изрядной».

Вот такой бесславный финал ожидал в итоге Пьера Француза и его команду – естественно, по версии Эксквемелина. Ну уж а кому вы предпочтете верить – современным историкам или пирату‑летописцу, уже решать лично вам!

 

Лессоне (Lessone)

 

Франция

 

Лессоне (Лессон, Лассон) – французский флибустьер, входивший в число 1200 пиратов, примкнувших в мае 1678 года на своих судах к эскадре адмирала д’Эстре, который намеревался захватить Кюрасао; план провалился, поскольку эскадра наскочила на рифы и значительная часть кораблей пошла ко дну (подробнее см. в статьях, посвященных Николасу ван Хоорну, Мишелю де Граммону, Томасу Пейну). Среди затонувших кораблей было и суденышко Лессоне, сумевшего уцелеть. Видный отечественный исследователь пиратства Виктор Губарев полагает, что он, вероятно, был доставлен капитаном Уильямом Райтом на острова Сан‑Блас у северной оконечности Панамского перешейка. Оттуда Лессоне добрался до Гаити, где в порту Пти‑Гоав добился своего назначения капитаном на корабль водоизмещением в 86 тонн с 6 пушками на борту. Это было вполне надежное, крепкое судно; в 1679 году Лессоне вернулся на нем обратно к островам Сан‑Блас, где он сумел убедить местных индейцев из племени куна присоединиться к его экипажу, составлявшему около сотни человек, для захвата города Чепо. Индейцы вняли доводам Лессоне, и объединенная рать двинулась через перешеек покорять испанский город. Однако не тут‑то было! Поход завершился сокрушительной неудачей…

Лессоне вернулся несолоно хлебавши, но тут к островам Сан‑Блас подошел корабль Джона Коксона. Это был английский пират, еще совсем недавно собиравшийся вместе с Ричардом Соукинсом взять Панаму. Однако пиратам не удалось подобраться незамеченными, поскольку их уже поджидала мощная эскадра испанцев. В последовавшем далее сражении Джон Коксон не проявил должной отваги, в чем и был обвинен. На этом союз Соукинса и Коксона прекратил существование (подробнее см. статью, отведенную Р. Соукинсу). Естественно, отлученный Коксон, вынужденный убраться восвояси, и не думал рассказывать Лессоне о том, что приключилось в гавани Панамы и почему он оказался в одиночестве. Он горел энтузиазмом, подсознательно стремясь реабилитироваться, и убедил Лессоне в том, что им необходимо немедленно соединить свои силы для нападения на Портобелло. Лессоне согласился.

На сей раз его рейд оказался удачным. Оба корсара с богатой добычей поплыли в направлении Коста‑Рики, а оттуда уже вернулись на острова Сан‑Блас. Коксон предложил Лессоне восстановить силы, а потом через Панамский перешеек плыть к Тихому океану, где всегда можно рассчитывать на изрядную поживу. Лессоне, взвесив все «за» и «против», предпочел отказаться. Английский корсар, не думая настаивать, отправился в путь один.

В дальнейшем Лессоне вернулся обратно в Пти‑Гоав, где приобрел для себя плантацию и, скорее всего, совершенно ушел от дел. Во всяком случае, последнее упоминание о нем датируется 1680 годом.