Jean‑David Nau l’Ollonais) (1635–1667), Франция 5 страница

Однако ситуация складывалась явно не в их пользу.

Ф. Архенгольц замечает далее: «Казалось, испанцы пылали только местью к жестоким врагам своей нации. Бой сделался слишком неравен, чтобы продолжаться с выгодой для пиратов, и потому они попросили Шарпа, принявшего опять начальство над ними, отступить. Это было тем нужнее, что флибустьеры умирали от жажды, притом не ели целый день и были совершенно обессилены. Шарп, не знавший опасности и возмущенный мыслью оставить в плену несколько товарищей, долго не соглашался. Не добыча, не воинская слава, не честь побуждали его к этому, но братская верность и обязательства общества, исполнению которых, однако, на этот раз природа положила препоны. Оставшиеся в живых пираты должны были подумать об отступлении. Наконец выступили из города, причем с величайшими усилиями пробивали себе путь, с потерей 28 человек – частью убитыми, частью пленными, кроме 18 опасно раненных, которых унесли с собой. Чувствительнейшей потерей были три корабельных хирурга, которые напились до того, что их никак не могли увести с собой.

Испанцы преследовали отступающего неприятеля за город, но здесь флибустьеры построились и приняли такое грозное положение, что отняли у противников всякую охоту возобновить битву. Ночью пираты сели на суда и уплыли, направляя путь свой к Никойской губе».

Но удивительное дело! Еще совсем недавно пираты не сложили свои головы единственно потому, что Бартоломью Шарп вновь принял на себя бразды правления. Казалось бы, в благодарность за содеянное капитаном, перед которым они и так были уже виновны, насильно сместив его (это притом, что корабль принадлежал Шарпу!), пираты должны были гореть желанием заслужить его прощение, проявляя себя в самом лучшем виде. Однако 26 апреля 1681 года пират по имени Джон Кук, ставший очередным негласным главарем, призвал команду не слушать приказов Шарпа, а высадиться на берег («Троица» как раз бросила якорь у побережья Эквадора), попытавшись посуху добраться до Панамского перешейка. Бартоломью Шарп им не препятствовал. После ухода недовольных (их оказалось около 50 человек) он приказал поднять якорь и двигаться на юг. По пути пираты захватывали прибрежные селения и небольшие города, нападая также на небольшие суда, которых, впрочем, им встретилось совсем немного.

К тому времени пираты провели в Тихом океане свыше года, особой радости по этому повода не испытывая. Но 20 июля 1681 года произошло значительное событие. Пираты «…взяли испанский корабль „Сан‑Педро“, шедший в Панаму, на котором, кроме многих товаров, находилось 37 000 пиастров, и не долго спустя другой „Санта‑Розария“, на котором хотя и не было столько наличных денег, но зато он был нагружен еще богаче первого. Между прочим, на нем нашли 600 бочонков вина и водки. Экипаж его, состоявший из 40 человек, сначала защищался, но флибустьеры употребили свою страшную методу: целить в начальников, убили кормчего – прочие сдались тотчас. Им дали свободу и от них узнали, что отправившиеся сухим путем флибустьеры всюду принуждены были пробивать себе путь оружием и что перуанский вице‑король велел отрубить голову адмиралу Понсу за то, что не отыскал и не уничтожил флибустьеров во время их пребывания на Горгоне». Один из очевидцев происходящего впоследствии вспоминал, что добычей пиратов, захвативших «Санта‑Розарию», явилась молодая жена капитана, «самая красивая женщина из всех, что когда‑либо встречались в южных морях». Казалось, что участь бедняжки окажется горькой и чудовищной… Но произошло неслыханное. Пираты, узрев красавицу, остолбенели и смешались. На них словно снизошло озарение. Все‑таки как же прав был Федор Михайлович Достоевский, возвещая, что Красота спасет мир! Грубые и заскорузлые души пиратов пред ликом прекрасного словно преобразились. Им не хотелось уже проливать кровь и насиловать. Они даже вернули капитану около 700 серебряных слитков! Случай просто неслыханный… Правда, один из очевидцев не без ехидства утверждает, что пираты просто‑напросто приняли серебро за олово, а потому и решили не захватывать с собой напрасный груз, почти ничего, на их взгляд, не стоивший. В энциклопедии Жана Рогожинского упоминается, что один из пиратов вознамерился отлить из такого слитка новые пули, и, когда выяснилось, что это серебро, он мигом стал богаче на 75 фунтов! Впрочем, Бартоломью Шарп, предоставив своим людям возможность пожирать красавицу благоговейными взорами, решил приглядеть за капитаном, и не зря! Лукавый испанец, украдкой подобравшись к борту, уже собирался выбросить в море пакет, заключавший в себе подробные планы практически всех портов на побережье! Шарп вовремя его остановил, став обладателем бесценного – в глазах любого корсара – сокровища. Впрочем, пока что толком воспользоваться этими планами не было никакой возможности. После захвата двух кораблей подряд тревожные вести о пиратах облетели все прибрежные селения. Как справедливо замечает Ф. Архенгольц: «…нечего было и думать о значительной добыче при высадках, потому что везде были настороже, поэтому единодушно решили оставить всякую попытку на них и проехать через Магелланов пролив или в Англию, или на английские вест‑индские острова.

Проезд этот был несчастлив. Флибустьеры боролись со страшными бурями, не могли отыскать пролива и были отброшены в неизвестные моря у Южного полюса, где ежеминутно угрожала им гибель на подводных рифах и отмелях. В таком опасном положении они утешались своей добычей. Для препровождения времени делили какую‑нибудь часть ее; сначала принялись делить чеканенное и нечеканенное золото и серебро, потом драгоценные и не грузные вещи, дележ прочей добычи отложили до удобнейшего случая. При этих первых дележах на долю каждого пришлось по 554 пиастра, к которым вскоре прибавилось еще по 24. У них оставалась одна свинья, которую они сберегали несколько месяцев для праздника Рождества Христова 1681 года. Скука заставляла их играть, следствием чего было то, что многие пираты в короткое время лишились всех плодов своих трудов и опасностей».

Вследствие штормов Бартоломью Шарп не сумел обнаружить Магелланов пролив и первым из англичан миновал мыс Горн. 7 февраля 1682 года «Троица» уже бросила якорь у Барбадоса. Пока продолжалось путешествие Шарпа, в мире кое‑что изменилось. К несчастью для него, законодательные меры в отношении пиратов серьезно ужесточились. Ступить на берег Барбадоса они уже не могли, поскольку мигом угодили бы в тюрьму, а оттуда на виселицу. В этой ситуации было решено поделить до конца всю остававшуюся добычу и, разбившись на отряды, попытаться незаметно рассеяться по окрестностям. Сам же Бартоломью Шарп предпочел вернуться в Англию.

Он ступил на берег туманного Альбиона 26 марта 1682 года. На свою беду, в числе прочих трофеев при нем находился 16‑летний чилиец, которого Шарп намеревался вышколить до примерного слуги. У юноши был длинный язык; улучив момент, он нашептал на ушко испанскому послу свою историю. Тот поднял скандал, требуя принять суровые меры. Бартоломью Шарп и трое его верных соратников предстали перед судом. Рассмотрев все обстоятельства этого дела, Адмиралтейский суд признал пиратов… невиновными!!! Подоплека судебного решения была проста: Шарп поведал суду, что располагает подробнейшими картами всех испанских портов. Англия находилась в перманентном состоянии войны с Испанией. Имея на руках эти планы, англичане заведомо были в выигрыше. В благодарность за освобождение, Бартоломью Шарп заказал картографу сделать копии всех карт, причем распорядился, чтобы они были роскошно украшены – он намеревался вручить их английскому королю Карлу II.

Немного отдохнув на берегу, Шарп предпринял несколько не слишком удачных пиратских рейдов, в частности, он прямо на Темзе захватил французский корабль. Между тем ему было предложено перспективное место капитана на одном из королевских военных фрегатов, но Шарп, согласившись вначале, потом просто покинул судно, вышедшее в море уже без него. Его явно снедала тоска, и в итоге он решил вернуться на Карибы.

Он оказался там уже в феврале 1684 года. Затем произошло нечто неожиданное. Пообщавшись с островным губернатором, Шарп согласился начать охоту как на суше, так и на море. Целей было две: пираты и индейцы! Однако ни до тех, ни до других руки у него так и не дошли, зато Шарп удачно охотился на испанские корабли, продавая пленников в рабство. Власти были с ним в доле. Когда его случайно арестовывали, а это произошло дважды (в 1686 и 1688 гг.), суд неизменно выносил оправдательный приговор. Бартоломью Шарп очень хотел сделаться губернатором, но сумел удостоиться лишь чести быть назначенным командором островка Ангилья. Этот клочок суши часто навещали пираты для ремонта своих кораблей и дележа добычи. Последнее упоминание о Бартоломью Шарпе относится к 1688 году. Обстоятельства его кончины неведомы.

Жак Тавернье (Jacques Tavernier)

Ок. 1625–1673), Франция

Жак Тавернье, которого также знали под именем Ле Лайоннэ, пиратствовал в Карибском море в середине XVII столетия. Начал он свою карьеру в статусе приватира, приплыв с эскадрой в Мексиканский залив, но впоследствии сделался буканьером – этому его решению в известной мере способствовало начало военного противостояния между Францией и Испанией. Тавернье был опытным моряком, а потому его охотно включали в состав своих команд многие именитые корсары. Ему выпала удача плавать с Лоренсом ван Граафом, Мишелем де Граммоном, Пьером ле Пикаром, Жаком Нау и даже с самим Генри Морганом! Вместе с тем до статуса капитана он дошел не скоро. Некоторые современные историки пиратства видят основную причину в том, что хотя море и было для него родной стихией, но сам он по натуре был достаточно темным и необразованным субъектом, не умея ни читать, ни писать. Ходить под чьим‑то руководством у него получалось отлично, а вот руководить самому – увы…

Тем не менее в 1664 году он уже командовал 12‑пушечной «Жемчужиной». Именно на борту этого судна он успешно разорял побережья Венесуэлы, Панамы, Кубы и Мексики. Неплохо себя зарекомендовав, он получил возможность участвовать в захвате Маракайбо (1666), Портобелло (1667), а также и Панамы (1671). Панамским рейдом командовал знаменитый Генри Морган, у которого было чему поучиться любому пирату! Несколько позднее Тавернье блестяще удалась атака на испанские корабли, застигнутые им в Гондурасском заливе.

Через несколько лет, в 1673 году, он столкнулся в море неподалеку от Гаваны с двумя испанскими военными фрегатами. Ряд удачных попаданий из пиратских пушек вывел из строя один из фрегатов, который, будучи охвачен пламенем, спешно ретировался к направлении берега. Второй корабль испанцев продолжал сражение. Пираты, стремясь заполучить ценный трофей в сохранности, задумали пойти на абордаж. Это было тактическим просчетом с их стороны. Внезапный шквал спутал напрочь все канаты и абордажные цепи; теперь пираты не смогли бы отцепить свое судно от атакованного ими корабля даже если бы пожелали. Оставалось лишь одно: сражаться до победного конца. Однако то обстоятельство, что они лишились возможности уйти по своей воле, подействовало на пиратов нелучшим образом, и схватка постепенно начинала уже складываться не в их пользу. А тут, в довершение всего, был тяжело ранен сам Тавернье. Когда их капитан выбыл из строя, пираты запаниковали, и испанцам в итоге удалось их всех пленить. Пиратов доставили на берег. Над Тавернье, хотя он был почти что при смерти, учинили суровый суд и приговорили к смертной казни. Приговор незамедлительно был приведен в исполнение.

Николас ван Хоорн (Nicholas van Hoorn)