Важно отметить и последствия победы над Наполеоном для русской армии. Необходимо обозначить, что в области военного искусства в Европе в первой четверти ХIХ столетия продолжали активно бороться две тенденции. Еще с ХVIII в. законодательницей «военной моды» долгое время оставалась прусская военная система Фридриха Великого (организация, построение, маршировка, дисциплина, выправка, единообразие) и доминировали разработанные пруссаками тактические постулаты (линейные построения, маневрирование, действие конницы, ведение «малой войны» и т.д.). Прусская армия считалась образцовой, а прусские теоретики оказывали мощное влияние на сознание военачальников всей феодальной Европы, включая и Россию. Новая же военная доктрина (получившая в литературе название «тактика колонн и рассыпного строя») стала активно осмысляться в европейских армиях лишь после громких побед французского оружия в начале ХIХ в.
В России из этих двух главных направлений военного дела на рубеже двух веков первоначально явное предпочтение отдавали внешней стороне прусской модели, о чем наглядно свидетельствовало все царствование Павла I и начало правления Александра I, который в результате полученного от отца военного воспитания унаследовал чрезмерное увлечение «фрунтовой» службой. Многие современники отмечали, что гатчинский дух и традиции оставили в нем глубокий след, и в первые годы царствования он никак не следовал по стопам «победного века Екатерины». Затем поражения 1805 и 1807 гг. выдвинули на авансцену военачальников-практиков и заставили правительственные круги активно проводить реформы в армии в духе тактики колонн и рассыпного строя, а многие элементы являлись прямыми заимствованиями военного дела у французов. К 1815 г. резко возросший авторитет России в Европе опирался на овеянные героизмом последних походов войска. Но не случайно самобытный военный историк-эмигрант А.А. Керсновский, назвав взятие Парижа «апогеем русской славы», сделал печальный вывод о том, что «этим радостным видением закончился золотой век нашей истории» [691].
После кровавых испытаний целой чередой войн начала ХIХ столетия русские войска представляли грозную боевую силу, и с ними вряд ли кто мог сравниться в Европе на тот момент. Ореолом воинской славы до последних дней своей жизни были окружены и многие русские генералы, получившие европейскую известность. Но с окончанием Наполеоновских войн начался новый период, характеризовавшийся очередным витком прусского влияния в жизни армии. Показателем этого стал в 1815 г. знаменитый смотр русских войск в Вертю. Возобладало мнение, что огромную по численности армию-победительницу, разболтавшуюся на войне («война испортила войска»), нужно было «подтянуть», и в первую очередь в строевом отношении. Александр I был всегда любителем плаца не менее, чем его родитель. Он свято верил в спасительность подобных идей, значительно ослабевших за военное десятилетие, так как боевые условия не способствовали развитию шагистики, увлечению парадами и смотрами.
С 1815 г. на передний план вышла чисто внешняя сторона армейской действительности: разводы, плац-парады, церемониальные марши тихим и скорым шагом, красота строя, муштра, доведение до автоматизма манипуляций с оружием, выправка, этишкеты, ремешки и т.п. Армия втянулась в каждодневную рутину экзерцирмейстерства в ущерб боевой подготовке. Можно полностью согласиться с мнением известного русского историка А. Баиова о том, что в этот период «гатчинский режим восторжествовал окончательно и стал господствовать безраздельно, с течением времени все больше и больше приближаясь к идеалу, начертанному Императором Павлом, и даже во многом превосходя его» [692]. Изменились и критерии успеха по службе. Они стали измеряться не заслугами на полях сражений, а строевыми «достижениями» и «удачами», доскональным знанием «фрунтовой» и «ремешковой» науки, уставными мелочами. Значительная часть боевых офицеров и генералов покинула армейские ряды, а взамен их стал нарождаться новый тип «отцов-командиров» (удачно выведенный в образе грибоедовского Скалозуба), для которых премудрость военного искусства заключалась в выправке, в вытягивании носков, в параллельности шеренг, в неподвижности ружей при маршировке и т.п.
Здесь необходимо отметить еще один важный момент. Именно в этот период сформировались взгляды и отношение к военному делу будущего императора Николая I. Он родился слишком поздно и в отличие от своих старших братьев не успел пройти военную школу под личным приглядом своего отца – Павла I. Его воспитание и становление пришлось как на военное, так и на мирное время царствования Александра I. Именно в этот период будущий император, получив, как и его младший брат великий князь Михаил, в командование гвардейскую бригаду, полностью проникся гатчинским духом обучения войск и стал одним из самых ревностных и рьяных поборников дисциплинарных взысканий за строевые упущения или за малейшие нарушения формы одежды. Декабрист Н.И. Лорер оставил очень подробные воспоминания о том, как великие князья Николай и Михаил «тут же стали прилагать к делу вошедший в моду педантизм» и «друг перед другом соперничали в ученье и мученье солдат» [693]. Многие «гатчинские» достижения в русской армии дожили до начала ХХ в., когда учебные маневры войск гвардии и Петербургского военного округа все еще проходили «в духе Прейсиш-Эйлау и Бородино» [694], или прохождение парадов (120 шагов в минуту), а затем многие из этих традиций благополучно перешли в Советскую армию, что может засвидетельствовать любой объективный военный историк.
В данном случае необходимо отметить, что Александру I от его отца досталась армия, во многом построенная на прусских образцах, и он вынужден был обновить ее в ходе десятилетних войн. Аналогичным образом «александровская» победоносная армия перешла в правление Николая I. Но если в Наполеоновскую эпоху прусские порядки все же оставались в тени, что в немалой степени способствовало окончательной победе над противником, то во второй четверти ХIХ столетия уже освященные «памятью двенадцатого года» войска, при возродившемся гатчинском духе, привели Российскую империю к поражению в Крымской войне.
Историю Российской армии можно представить в виде качающегося маятника, периодически отклоняющегося в сторону то громких военных побед, то крупных поражений и неудач. Любая победа в своей основе таит опасность появления самоуспокоенности и самодовольства, а также консервации всего устаревшего. По сути, с Россией это и случилось после окончания войн с Наполеоном. Она слишком долго почивала на лаврах, слишком долго раскачивалась и готовилась к реформированию. Крымская война не просто стала новым Аустерлицем, она высветила для общества насущную необходимость преобразований во всех сферах, несмотря на сильные позиции сторонников крепостничества. Это подвигло государство на уже назревшие и ставшие крайне необходимыми реформы, которые при определенных условиях, возможно, могли быть проведены и после 1815 г., но подобных условий в России в тот период не возникло.
Послесловие
До ХIХ столетия Европа, по существу, еще не видела на своих полях такого накала вооруженной борьбы и такой концентрации воинских сил, как во время Наполеоновских войн. Не случайно генеральное сражение той эпохи получила название «Битвы народов». Локальные конфликты и отдельные войны против революционной Франции предшествующего периода очень быстро, практически без перерывов, переросли в столкновение всех объединенных европейских государств с наполеоновской империей. Понадобилась организация нескольких коалиций европейских держав, прошедших через горнило больших поражений и допускавших в своих действиях парадоксальные ошибки, но под конец отбросивших мелкие счеты ради достижения общей цели – решающей победы над агрессивным противником. В это военное противостояние оказались втянуты не только все европейские державы, но и народы, что придало военному конфликту совершенно новый, всеобщий характер. По сути, эта была первая мировая война, хотя и имела другое название. Борьба происходила не только в военной сфере, происходило столкновение экономик, шло борение идей и умов, острая идеологическая и пропагандистская война за общественное мнение.
Россия приняла участие во многих антинаполеоновских коалициях, а в 1812 году вообще боролась в одиночку, а затем сражалась и за себя, и за всю Европу, увлекая за собой другие государства. Именно она явилась первопричиной поражения Наполеона в тот заключительный период. В 1812 г. русские войска и русский народ продемонстрировали несгибаемую волю к достижению победы, когда даже упорные англичане скептически оценивали шансы России на успех, а для пораженной гибелью наполеоновского нашествия Европы вдруг появились проблески надежды на возможное освобождение от французского диктата. Причем у Российской империи в 1812 г., если она хотела оставаться великой державой, фактически не оставалось выбора – она должна была только победить своего грозного противника, и она одержала сокрушительную победу. И затем, в 1813–1814 гг. – Россия, истощая свои людские и материальные ресурсы, смогла привлечь, подавая пример, под знамена коалиции все европейские народы и поставить в Париже победную точку.
Хронология Наполеоновских войн хранит участие русских войск в кампаниях 1805–1807 и 1812–1815 гг. В промежуток между этими отрезками времени Россия находилась в военно-политическом союзе с Францией. Причины возникновения этого альянса и политика Тильзита особо выделены в отдельной главе, так же как вызревание противоречий и возникновение причин, приведших к Отечественный войне 1812 года. Это выразилось не только в военном соперничестве, но и в «битве мозгов», в борьбе идей и пропагандистских машин противоборствующих сторон, в выработке верных стратегических моделей поведения государств, исходя из понимания складывавшейся и стремительно менявшейся политической обстановки. В этом сражении интеллектов победили стратегический расчет и взгляды представителей русской правительственной элиты и ее лидера – российского императора Александра I, ибо их идеи оказались более привлекательны и правильны, а их реализация привела к полному успеху России на внешнеполитической арене.
Итоги Наполеоновских войн оказались неоднозначны для Европы и для России, они были закреплены в 1815 г. Венской системой. Роль России в системе международных отношений оказалась ведущей на значительный период первой половины ХIХ столетия. Но она все еще оставалась феодально-крепостнической державой, в то время как в Европе происходила промышленная революция и модернизация общественных отношений. Поэтому грехи крепостничества, отставание в экономической области и возрастающая межгосударственная конкуренция не давали возможности России в быстро меняющемся мире далее удерживать свое лидирующее положение. Только поражение в Крымской войне заставило русскую правящую элиту, хоть и с явным запозданием, пойти на решительную ликвидацию крепостного права и создать новые экономические отношения в стране.
Наполеоновские войны – это не только хронология событий, это многочисленные жертвы и разрушения, людское горе и пепелища. Именно поэтому последняя глава книги создавалась в ответ на справедливый упрек моих коллег, что в свое время в предисловии к энциклопедии «Отечественная война 1812 года» мною было уделено мало внимания последствиям для России Наполеоновских войн. Действительно, в нашей историографии пока еще слабо разработаны итоговые аспекты эпохи двенадцатого года, возможно, из-за влияния на историографию в разные времена идеологических и политических моментов. Мы очень слабо представляем численность наших войск, людские и материальные потери в войнах, а также и то, что общество и государство получили в итоге победы, как военные события повлияли на разные сферы жизни страны и в каком направлении они развивались впоследствии. А это фундаментальные вопросы, дающие возможность оценить значение и последствия войн эпохи 1812 г. для истории России.
Если кампании против наполеоновских войск 1805–1807 гг. в какой-то степени справедливо имели репутацию неизвестных войн России, поскольку крайне мало имелось литературы о тех событиях, то на обывательском уровне считалось, что уж, например, Отечественная война 1812 г. изучена вдоль и поперек еще с незапамятных времен. Действительно, литературы о тех событиях вышло за 200 лет огромное количество, даже трудно подсчитать число работ и их объем. Но, к сожалению, часто историки либо переписывали друг у друга фактические данные и сюжеты событий (особенно в юбилейные даты), либо увлекались оправданием или развенчанием самодержавия, забывая при этом принцип историзма, стараясь угодить моде или властям. Прорывов в историографии и свежего материала было не так уж много. Поэтому в литературе до сих пор бытуют различные мифы, остаются значительные пробелы и ошибочные представления как о самих этих войнах, так и о тех исторических обстоятельствах, в которых они велись. Самые же серьезные ошибки возникают при оценке роли России в международных отношениях, включая ее участие в войнах, игнорируются и принижаются, особенно западными историками, огромный вклад и усилия русской стороны в общую копилку окончательной победы над Наполеоном.
В свое время классики темы, историки ХIХ столетия (Д.П. Бутурлин, А.И. Михайловский-Данилевский, М.И. Богданович) перепахали историографическую целину и своими монографиями создали хороший задел на будущее. Затем русские либеральные историки конца ХIХ – начала ХХ в. внесли критическую струю в научную литературу, но дальнейшее развитие исторической науки было на многие годы приостановлено Октябрьским переворотом. В советский период историографии мы могли наблюдать только постепенное приближение к дореволюционным высотам (даже с точки зрения уже хорошо известного материала), лишь по отдельной проблематике появлялись интересные и заслуживающие внимания работы, несмотря на давление советского административного и идеологического пресса. Современное состояние и развитие исторической науки, появление в последнее время новых идей и толковых работ дают все основания надеяться, что поле изучения эпохи 1812 г. уже вновь засеяно и вскоре даст хорошие всходы.
