Приемы изучения статистических источников

Историки, работая со статистическими источниками, обычно используют опубликованные итоговые данные статистических раз­работок. Как было показано, такие данные могут существенно отличаться от первоначально собранных сведений. Поэтому ис­следователи должны прежде всего оценить достоверность и пол­ноту информации источника. Важной источниковедческой зада­чей является также получение обоснованного ответа на вопрос: каким образом данные, собранные и разработанные для изуче­ния, например численности населения целой страны, или доход­ности отдельных крестьянских хозяйств и общин, или товарообо­рота между государствами и т. д., могут быть использованы иссле­дователем при работе над его конкретной темой? Понятно, что решаться такая задача может по-разному. Покажем это на несколь­ких примерах.

Писатели-сатирики И.Ильф и Е.Петров в своем романе «Две­надцать стульев», написанном в 1927 г., утверждали, что статистика

342

знает все, за исключением количества стульев в СССР. И для того чтобы восполнить этот досадный пробел, предложили собственную «методику разработки» данных переписи населения 1926 г.: «Пос­ледняя статистическая перепись определила численность населе­ния союзных республик в сто сорок три миллиона человек (разра­ботка и публикация материалов переписи продолжалась несколь­ко лет, окончательная цифра численности населения СССР в 1926 г. г составила 147 млн человек. — А. Г.). Если отбросить девяносто мил­лионов крестьян, предпочитающих стульям лавки, полати, зава­линки, а на Востоке — истертые ковры и паласы, то все же оста-f ется пятьдесят миллионов человек, в домашнем обиходе которых стулья являются предметом первой необходимости. Если же при­нять во внимание возможные просчеты в исчислениях и привыч­ку некоторых граждан Союза сидеть между двух стульев, то, со­кратив на всякий случай общее число вдвое, найдем, что стульев в стране должно быть не менее двадцати шести с половиной мил­лионов. Для верности откажемся еще от шести с половиной мил­лионов. Оставшиеся двадцать миллионов будут числом минималь­ным».

Разумеется, данная схема не может претендовать на роль мето­дической рекомендации для работы со статистическими источни­ками. Но она является примером того, как можно извлечь из ис­точника содержащуюся в нем скрытую информацию, исходя из очевидной посылки: в XX в. для городских жителей стулья были одним из предметов первой необходимости.

Исследователи зачастую изучают проблемы, которые либо со­всем не интересовали создателя источника, либо рассматривались им под другим углом зрения. Так, земские статистики в большин­стве своем рассматривали русское крестьянство второй половины XIX в. как единый социальный слой населения Российской импе­рии. В. И.Ленин в исследовании «Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промыш­ленности» подошел к изучению этой проблемы иначе. Он исхо­дил из того, что общественно-экономическая обстановка, в ко­торой оказалось крестьянство в связи с развитием капиталисти­ческих отношений, «есть товарное хозяйство». В этой обстановке неизбежно расслоение крестьянства и формирование новых ти­пов сельского населения: зажиточного крестьянства («размеры хозяйства превышают здесь в большинстве случаев рабочие силы семьи»); среднего крестьянства («самостоятельный земледельче­ский труд лишь в лучший год и при особо благоприятных условиях покрывает содержание такого крестьянства»); неимущего кресть­янства, наемных рабочих с наделом (отличительные черты этого типа — ничтожный размер находящегося в полном упадке хозяй­ства на клочке земли, «невозможность существовать без продажи рабочей силы»). Этот процесс Ленин определил как «разложение

343

крестьянства», которое, по его словам, создает внутренний ры­нок для капитализма. Он и стал объектом исследования, предпри­нятого на основе опубликованных данных земских подворных пе­реписей.

При сводке подавляющей части первичных данных земские статистики сгруппировали их по общинам или по селениям. Суть таких группировок состояла в том, что исходные данные сумми­ровались в целом, без выделения каких-либо слоев в составе кре­стьянства. Значительно меньше статистических публикаций земств содержат группировки крестьянских дворов по хозяйственной со­стоятельности. Наиболее распространенной при таком подходе была группировка первичных данных подворных переписей по разме­рам землевладения, прежде всего по обеспеченности крестьян на­дельными землями. В реальности величина наделов в связи с ши­роким распространением аренды земли не отражала истинных размеров крестьянского хозяйства. Поэтому группировка по наде­лам искажала соотношение слоев в среде крестьянства и затуше­вывала различие между ними.

Ленин считал, что при обработке подворных данных о крес­тьянстве не следует ограничиваться группировкой по наделу, а надо использовать различные признаки, сообразуясь с местны­ми условиями и формами земледелия. Например, если при экс­тенсивном зерновом хозяйстве удачным приемом будет группи­ровка подворных данных по размерам посева (или по количеству рабочего скота), то при других условиях необходимо принять во внимание и переработку сельскохозяйственных продуктов, и ве­дение молочного хозяйства, и огородничество, и промысловые занятия, и т.д. Из всего массива публикаций земско-статисти-ческих данных подворных переписей Ленин отобрал те, которые охватывали значительные территории, давали достаточно под­робные сведения о важнейших признаках расслоения крестьян­ства и были обработаны таким образом, что позволяли выделить группы крестьян по их хозяйственной состоятельности. Этим ус­ловиям удовлетворяли данные, относившиеся к семи губерни­ям: Таврической, Самарской, Саратовской, Пермской, Орлов­ской, Воронежской и Нижегородской. Кроме того, были про­анализированы менее полные данные, основанные на сплошных подворных переписях, еще по семи губерниям: Новгородской, Черниговской, Иркутской, Енисейской, Полтавской, Калужской и Тверской.

Для того чтобы свести воедино данные, выявленные в публикаци­ях земств, Ленин применил оригинальный прием. Он сравнивал не аб­ солютные цифры, подсчитанные по-разному в каждом уезде и в каж­ дой губернии, а соотношения между процентными долями дворов раз­ ной хозяйственной состоятельности. По каждой региональной со­вокупности хозяйств он выделил 20 % дворов наиболее зажиточ-

344

ных крестьян и 50 % самых неимущих. Таким образом удалось по­лучить сопоставимый материал, дававший возможность сравнить данные о расслоении крестьянства на три крупные типа с ясно определенными признаками.

Сравнение проводилось по следующим 14 показателям: числу дворов; числу душ обоего пола; количеству надельной земли (куп­чей, арендованной, сданной в аренду); общему количеству земли в землевладении или землепользовании (надельная земля + куп­чая + аренда - сдача); величине посева; количеству рабочего ско­та; общему количеству скота; числу дворов с батраками; числу дворов с заработками; числу торгово-промышленных заведений; количеству улучшенных земледельческих орудий. Показатели «сдача земли» и «заработки» характеризуют упадок хозяйства, разорение крестьянства. Все остальные показатели свидетельствуют о рас­ширении хозяйства и превращении крестьянина в сельского пред­принимателя.

По этой методике Ленин произвел расчеты данных, относя­щихся к 21 уезду 7 губерний (о 558 570 душ обоего пола). Результа­ты наблюдений он проверил данными военно-конских переписей об обеспеченности крестьянских дворов лошадьми в 49 губерниях. Расчет, произведенный по той же методике, подтвердил вывод, сделанный на основании данных земских статистиков. Он пока­зал, что в 1888—1891 гг. у 20% наиболее зажиточных крестьян­ских дворов было 52,6 % лошадей, а у 50 % наименее обеспечен­ных дворов — только 13,7 % лошадей. Очевидно, что данные зем-ско-статистических подворных переписей представительны для изу­чения на их основе процесса расслоения крестьянства в русской де­ревне второй половины XIX в. Этот источниковедческий вывод Ле­нина стал отправной точкой для историков И.Д. Ковальченко и Л.В.Разумова¹. Они убедительно показали, что пообщинные свод­ки данных подворных переписей, представленные в большей части земско-статистических публикаций, позволяют изучать процесс рас­слоения крестьянства на уровне волостей и селений. В пообщинных сводках содержатся данные: о числе дворов безлошадных и безко-ровных; с одной, двумя, тремя или четырьмя и более лошадьми и коровами; о величине посевов. Это дает возможность выделять группы волостей и селений по соотношению в них дворов с разной обес­печенностью рабочим или продуктивным скотом, а также по вели­чине посевов. Кроме того, по средним данным о состоянии кресть­янских хозяйств в полярных группах селений (наиболее богатых и наиболее бедных) можно составить представление (разумеется, самое общее) о степени внутриобщинного расслоения крестьян-

¹ Ковальченко И. Д., Разумов Л. В. Источники о хозяйстве и положении кресть­ян // Массовые источники по социально-экономической истории России пери­ода капитализма. — М., 1979.

345

ства. Поэтому в тех случаях, когда отсутствуют подворные данные,' они частично могут быть восполнены материалами пообщинных сводок.

Нередко историку приходится преодолевать национальные осо­ бенности формирования исторического источника даже одного и того же вида. Специфика статистики внешней торговли породила скеп­тическое отношение исследователей к этому источнику. Хресто­матийным стал пример о балансе в русско-германских торговых отношениях начала XX в., когда по данным статистики двух этих стран он получался отрицательным... одновременно для обеих! Поэтому при работе с материалами внешнеторговой статистики наряду с такими общими для всех видов источников проблемами, как полнота и достоверность, особое значение для исследовате­лей приобретает выяснение сопоставимости данных отечествен­ной и зарубежной статистики.

Официальной статистикой внешней торговли была таможен­ная статистика, возникшая на базе таможенного учета, главной задачей которого изначально был фиск (контроль за доходами). Осознание того, что внешняя торговля составляет одну из от­раслей народного хозяйства, побудило правительство регламен­тировать ее, видоизменяя таможенное обложение. Это потребо­вало организовать сбор, обработку и публикацию необходимых данных. Ежегодные статистические сборники о внешней торгов­ле под разными названиями выходили в России более ста лет, вплоть до 1917 г.

Важнейшим достоинством этой статистики был ее централи­зованный характер: все работы по сбору, сводке, группировке сведений по заданным параметрам, а также подготовка их к пуб­ликации осуществлялись специальным органом таможенного ве­домства. Вместе с этим ряд особенностей российской таможенной статистики порождает проблемы ее сопоставимости со статисти­кой других государств. Различия в данных объясняются несколь­кими причинами.

Во-первых, расхождением в понимании таможенной тер­ритории. Таможенная территория, которая охватывалась учетом внешней торговли, не совпадала с государственной территорией Российской империи. Так, Финляндия находилась за пределами российской таможенной границы и поэтому ее торговля с дру­гими странами не включалась в российскую внешнюю торговлю. В о-в торых, расхождениями в структуре статистики. Включение в статистические ежегодники помимо сведений об экспорте и импорте данных о транзите товаров искажало общую картину тор­говли, увеличивая долю экспорта. Кроме того, часть привезен­ных, досмотренных и учтенных как импорт товаров не попадала на российский рынок сразу, а оседала на таможенных складах, и затем частично вновь вывозилась за границу. В результате завыша-

346

ись данные об импорте. В-третьих, несовершенством прин-ипов определения страны происхождения и назначения товара, статистике всех стран недостаточно четко выделялась посредни­ческая торговля. Торговля делилась на «специальную», представ­лявшую собственно экспорт и импорт страны, и «общую», вклю­чавшую помимо «специальной» еще и сведения о транзите (пря­мом и косвенном), реэкспорте и реимпорте товаров. В-четвер-ы х, различными методами определения ценности товара и его оличества (веса). В-пятых, изменением в группировке и обо-начении товаров. В-ш естых, методикой сбора сведений и кон-"оля за их достоверностью. Так, вывезенные в конце года и заре­гистрированные как экспорт вывозящей страны в отчетном году товары прибывали в страну назначения и регистрировались там как импорт уже в следующем году.

Несопоставимость данных усугублялась несовпадением россий­ского и европейского календарей.

В целом несоответствие данных об экспорте товаров из России за границу по российской статистике со сведениями об импорте этих товаров по данным статистики государства-контрагента по­рождалось как различной методикой статистических работ в раз­ных государствах, так и трудностями осуществления этих работ

на практике.

Для преодоления расхождения данных и получения более адек­ватной общей картины внешней торговли между Россией и Герма­нией И. И.Астафьев предложил использовать смешанную статисти­ ку, предполагающую сопоставление данных импорта той и дру­гой страны¹. Эта методика основывалась на положении о том, что, как правило, сведения о привозе более точны, чем сведения о вывозе товаров. Применение этой методики позволило установить, что в русско-германской торговле оборот был больше, чем это представляется только по русским или только по германским дан­ным; торговый баланс все время положителен для России. Рост оборота происходил главным образом за счет увеличения вывоза сельскохозяйственных продуктов из России (прежде всего ячменя и пшеницы); более 90 % всего вывоза из России в Германию по ценности составляла продукция сельского хозяйства и лесоводства.

Источники

Велицкий С. Н. Справочная книга по земской статистике. Программы земских обследований. — М., 1899. — Т. 1—2.

¹ Астафьев И. И. Русско-германская торговля в период империализма (опыт источниковедческого анализа) // Вестник Московского ун-та (Серия «Исто­рия»). - 1978. - № 2.

347

Всероссийская перепись членов РКП 1922 г. — М., 1922—1923. — Вып. 1—5.

Всесоюзная перепись членов ВКП(б) 1927 г. — М., 1927. — Вып. 1 — 8.

Всесоюзная перепись населения 1926 г. — М., 1928 — 1933. — Т. 1— 56.

Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. — М., 1991.

Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. — М., 1992.

Динамика российской и советской промышленности в связи с разви­тием народного хозяйства за 40 лет (1887—1926 гг.): в 3 т. — М.; Л., 1929-1930.

Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г.: в 14 т. — М., 2004. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г.: в 15 т. — М., 1962—1963. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 г.: в 7 т. — М., 1972—1974. Итоги Всесоюзной переписи населения 1979 г.: в 10 т. — М., 1989 — 1990.

Итоги Всесоюзной переписи социалистической промышленности. — М., 1940.-Вып. 1-4.

Кафенгауз Л. Б. Эволюция промышленного производства России (по­следняя треть XIX в. — 30-е гг. XX в.). — М., 1994.

Квиткин О. А. Население городов Европейской части РСФСР по пе­реписям 1897, 1917, 1920, 1923 гг. // Бюллетень ЦСУ. - 1923. - № 77.

Материалы для статистики Российской империи, собираемые по ведомству Министерства государственных имуществ. — СПб., 1858 — 1871. — Вып. 1-6.

Краткая социально-демографическая характеристика РСФСР (по дан­ным Всесоюзной переписи 1989 г.): в 4 т. — М., 1991.

Материалы по статистике движения землевладения в России. — СПб.; Пг., 1896-1917.-Вып. 1-25.

Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг. Статистический сборник. — М., 1990.

Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический еже­годник. — М., 1987.

Население СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. — М., 1990.

Обзор внешней торговли России по европейским и азиатским грани­цам за... год. - СПб.; Пг., 1870-1915.

Общий свод по империи результатов разработки данных Первой все­общей переписи населения, произведенной 28 янв. 1897 г.: в 2 т. — СПб., 1905.

Предварительные итоги Всероссийской сельскохозяйственной пере­писи 1916 г. (по подсчетам, произведенным местными переписными уч­реждениями). — Пг., 1916—1917. — Вып. 1 — 3.

Профессиональный состав персонала фабрично-заводской промыш­ленности СССР на 1 января 1927 г. — М., 1927. — Вып. 1—9.

Профсоюзная перепись 1932 — 1933 гг. — М., 1934.

Россия в конце XIX в. — СПб., 1900.

Россия 1913 г. Статистико-документальный справочник. — СПб., 1995.

348

Свод данных о фабрично-заводской промышленности России [за 1867-1897 гг.]. - СПб., 1889-1900.

Свод отчетов колхозов за период Отечественной войны // Истори­ческий архив. — 1962. — № 6.

Свод отчетов фабричных инспекторов [за 1900 — 1914 гг.]. — СПб.;

Пг., 1902-1915.

Свод статистических сведений по сельскому хозяйству России к кон­цу XIX в. - СПб., 1902-1906. - Вып. 1 - 3.

Сдвиги в сельском хозяйстве СССР между XV и XVI партийными съездами. Статистические сведения по сельскому хозяйству за 1927 — 1930 гг. -М., 1931.

Сельское хозяйство СССР. Ежегодник 1935 г. — М., 1936. Сельское хозяйство СССР. Статистический сборник. — М., 1971. Сельскохозяйственные статистические сведения по материалам, по­лученным от хозяев. — СПб., 1884—1905. — Вып. 1 — 12.

Списки населенных мест Российской империи. — СПб., 1861 — 1885. — Выпуски по губерниям.

Список фабрик и заводов Европейской России. — СПб., 1903. Список фабрик и заводов Российской империи. — СПб., 1912. Статистика землевладения 1905 г. Вып. 1 —50. Свод данных по 50 губер­ниям Европейской России. — СПб., 1906—1907. — Выпуски по губер­ниям.

Статистика Российской империи: в 110 т. — СПб., 1887—1917. Статистические сведения о фабриках и заводах по производствам, не обложенным акцизом, за 1900 г. — СПб., 1903.

Статистические сведения по обрабатывающей фабрично-заводской промышленности Российской империи за 1908 г. — СПб., 1912.

Статистический Временник Российской империи. — СПб., 1866—1890. Сер. 1. - Вып. 1; Сер. 2. — Вып. 1 —25; Сер. 3. — Вып. 1—25.

Статистический ежегодник России. 1911 — 1916 (за 1904—1910 гг. — Ежегодник России). — СПб.; Пг., 1905—1918.

Стоимость производства главнейших хлебов. Статистические сведе­ния по материалам, полученным от хозяев. — СПб.; Пг., 1915 — 1917. —

Вып. 1—3.

Фабрично-заводская промышленность Европейской России за 1910 —

1912 гг. - СПб.; Пг., 1914-1915.

Фабрично-заводская промышленность в период 1913 — 1918 гг. // Труды ЦСУ. - М., 1926. - Т. 26. - Вып. 1-3.

Численность и состав населения СССР по данным Всесоюзной пере­писи населения 1979 г. — М., 1984.

Юбилейный сборник Центрального статистического комитета Ми­нистерства внутренних дел. — СПб., 1913.

Литература

Антонова С. И. Статистика фабричной инспекции как источник по истории пролетариата //Рабочий класс и рабочее движение в России. 1861 — 1917. — М., 1966.

349

Анфимов А. М. «Свод по России» как источник для изучения поме­щичьего хозяйства XX в. // Проблемы источниковедения. — М., 1959. — Т. 8.

Астафьев И. И. Русско-германская торговля в период империализма (опыт источниковедческого анализа) // Вестник Московского универ­ситета. Сер. 8. История. — 1978. — № 2.

Бовыкин В. И. Формирование финансового капитала в России. Конец XIX в.- 1908 г. -М., 1984.

Бокарев Ю. П. Бюджетные обследования крестьянских хозяйств 20-х годов как исторический источник. — М., 1981.

Воронцова С. В. Массовые источники по истории промышленности России конца XIX —начала XX в. — М., 1995.

Гозулов А. И. Местные переписи населения до революции //Ученые записки Ростовского-на-Дону финансово-экономического ин-та. — Рос­тов н/Д, 1941.-Т. 1.

Григорьев В. Н. Предметный указатель материалов в земско-статисти-ческих трудах с 1860-х гг. по 1917 г. — М., 1926—1927.- Вып. 1 — 2.

Гриф секретности снят. Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. — М., 1993.

Дробижев В.З., Соколов А. К., Устинов В. А. Рабочий класс Советской России в первый год пролетарской диктатуры (Опыт структурного ана­лиза по материалам профсоюзной переписи 1918 г.). — М., 1974. Ежов А. И. Организация статистики в СССР. — М., 1968. Жиромская В. Б. Всесоюзные переписи населения 1926, 1937, 1939 гг. История подготовки и проведения // История СССР. — 1990. — № 3.

Кабузан В.М. О достоверности учета населения России (1858—1917) // Источниковедение отечественной истории: сб. ст. — М., 1982.

Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. — М., 2003. Комиссаров 10. П., Славко Т. И. Бюджеты рабочих 20-х гг. как историче­ский источник (Вопросы источниковедения и методики обработки) // История СССР. - 1987. - № 2.

Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности // Ленин В.И. Поли, собр. соч. — Т. 3.

Лшпвак Б. Г. Перепись населения 1897 г. о крестьянстве России (ис­точниковедческий аспект) // История СССР. — 1987. — № 2.

Массовые источники по истории рабочего класса периода развитого социализма. — М., 1982.

Массовые источники по социально-экономической истории России периода капитализма. — М., 1979.

Массовые источники по социально-экономической истории совет­ского общества. — М., 1979.

Машихин Е.А., Симчера В. М. Статистические публикации в СССР. Биб­лиографический указатель. — М., 1975.

Минарик Л. П. «Статистика землевладения 1905 г.» как исторический источник по изучению крупного помещичьего землевладения России в начале XX в. // Малоисследованные источники по истории СССР XIX— XX вв. - М., 1964.

350

Панин Л. И. «Списки населенных мест» Российской империи как исто­рический источник//Археографический ежегодник за 1959 г. — М., 1960.; Поляков Ю.А. Советская страна после окончания Гражданской войны, территория и население). — М., 1986.

Свавицкий И. А. Земские подворные переписи (Обзор методологии). —

И., 1961.

Свищев М.А. Налоговая статистика как источник для изучения соци-рьной структуры города 20-х гг. // История СССР. — 1985. — № 6.

Тарасюк Д.А. Военно-конские переписи конца XIX—начала XX в. // Источниковедение отечественной истории. 1989: сб. ст. — М., 1989.

Яцунский В. К. О применении статистического метода в исторической Науке // Исследования по отечественному источниковедению. — М.; Л., 1964.

 

■

 

 

^:

!

I

Глава 10 ДОКУМЕНТЫ ЛИЧНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ

Общая характеристика

Документы личного происхождения — собирательное наиме­нование совокупности письменных исторических источников, созданных в частном порядке с целью самовыражения, самоосоз­нания и самоутверждения автора. В источниковедении принято различать три главные их разновидности: личные дневники, част­ную переписку и воспоминания.

В основе различения — критерий адресности документа. Пове­ряя бумаге свои наблюдения, мысли и чувства, автор дневника обычно не предполагает постороннего читателя. Он как бы смот­рит в зеркало. И подобно пушкинской царице задается вопросом: «Я ль на свете всех милее?» Частное письмо всегда имеет конкрет­ного адресата, с учетом личных качеств которого автор формули­рует свое сообщение. Воспоминания адресуются многочисленным, неизвестным автору, читателям. Очевидно, что каждой из указан­ных разновидностей документов личного происхождения прису­щи во многом отличные приемы реализации целевых установок автора.

Как документы личного происхождения также могут рассмат­риваться литературно-художественные произведения и произве­дения научного творчества.

Любой документ личного происхождения содержит непосред­ственную информацию о его творце и опосредованную — об опи­сываемых им событиях. Особенности конкретных источников дан­ного вида обусловлены индивидуальностью их создателей. Соци­альное происхождение автора, его общественное положение, про­фессия, жизненный опыт, мировоззрение, пол, возраст, харак­тер, самочувствие, настроение, а также множество других факто­ров и обстоятельств влияют на содержание, достоверность, точ­ность записей. Как нет двух одинаковых людей, так нет и двух одинаковых личных дневников, частных писем или воспомина­ний.

Содержание документов личного происхождения часто поли-фонично: один и тот же автор может оставить в них свидетель­ства, существенные для изучения очень разных тем. Поэтому еди­ная общепринятая классификация этого вида источников не вы­работана. Наибольшее распространение получила их группировка по двум признакам: по преобладающему тематико-хронологичес-

352

кому содержанию (например, о Столыпинской аграрной рефор­ме, о Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.) и по соци­ально-профессиональной принадлежности авторов (например, дворянин или крестьянин, дипломат или военный). Такое деле­ние во многом условно, но оно позволяет фокусировать внима­ние на основном содержании источника и выделять то особен­ное, что характеризует позицию автора по отношению к описы­ваемым событиям.

Сохранение документов личного происхождения зависит, преж­де всего, от воли авторов и тех лиц, в собственности или распоря­жении которых эти документы находились. Поэтому первоначально они откладываются главным образом в личных архивах. Но до­статочно быстро дневники, частная переписка, воспоминания государственных и общественных деятелей, литераторов, ученых становятся объектом коллекционирования и собирания. В XIX— начале XX в. значительные коллекции личных источников отло­жились в Публичной библиотеке и в архиве Академии наук в Петербурге, в Публичной библиотеке Румянцевского музея и в Историческом музее в Москве, в библиотеках и музеях других университетских центров. В советский период собирание и хране­ние документов личного происхождения, наряду с библиотека­ми и музеями, осуществляли также государственные и партий­ные архивы.

Наиболее полные сведения о местонахождении личных архи­вных фондов, поступивших на государственное хранение, содер­жит справочник «Личные архивные фонды в государственных архивохранилищах СССР» (М, 1962. — Т. 1; М., 1963. - Т. 2; М., 1980. — Т. 3). Только немногими хранилищами (как, например, отделом рукописей преемницы Публичной библиотеки Румянцев­ского музея — Государственной библиотеки СССР им. В.И.Лени­на) изданы указатели находящихся в них рукописей, дневников и воспоминаний¹.

Значительное число опубликованных дневников и воспомина­ний учтено в справочниках: «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. Аннотированный указатель книг и публикаций в журналах» (М., 1976—1989. — Т. 1 — 5); «История советского общества в воспоминаниях современников. Анно­тированный указатель мемуарной литературы» (М., 1958— 1967. — Ч. 1 —2); «Советское общество в воспоминаниях и дневниках. Ан­нотированный указатель книг, публикаций в сборниках и журна­лах» (М., 1987—1994. — Т. 1 — 3). Сводных библиографических ука­зателей опубликованных частных писем на русском языке за вто­рую половину XIX—начало XXI в. нет.

¹ См.: Воспоминания и дневники XVIII —XX вв. Указатель рукописей. — М., 1976.

12 Голиков                                                                                      353

10.1.1. Личные дневники

Такие дневники содержат записи личного характера, ведущие­ся в частном порядке изо дня в день. Как все документы личного происхождения они бывают разномасштабны — по социально-профессиональному положению авторов (императоры, министры, светские дамы, писатели, ученые, инженеры и т.д.) и по хроно­логическому охвату описываемых событий (десятилетия, несколько лет, недели и даже дни). В каждом конкретном случае ценность дневников как исторического источника определяется для иссле­дователя той информацией, которую он может извлечь из них для своей темы. По сравнению с письмами и воспоминаниями днев­ники представляют собой более непосредственную форму само­выражения, самоосознания и самоутверждения личности.

От личных дневников, создаваемых по желанию их авторов, следует отличать служебные дневники, которые ведутся по обяза­тельной форме в рамках выполнения должностных обязанностей. Таковы камер-фурьерские журналы, книги записей посетителей, дневники экспедиций и т.д.

Писатель М.М.Пришвин, который вел личный дневник на протяжении полувека, справедливо подметил: «Дневник пишется или для себя, чтобы самому разобраться в себе и вроде как бы посоветоваться с самим собой, или пишется с намерением яв­ным или тайным войти в общество и в нем сказать свое слово»¹. Первое намерение преобладает при ведении подневных записей в продолжении длительного времени, когда заполнение дневника становится не просто привычным делом, но необходимостью, даже своего рода средством нравственной гигиены. Второе — при напи­сании записок, побудительным мотивом к составлению которых послужили исключительные обстоятельства, давшие автору до­ступ к информации, заведомо ценной, но известной очень ограни­ченному числу лиц. В обоих случаях описание событий дается сквозь призму их восприятия автором, и вследствие этого является фор­мой самохарактеристики.

Можно выделить три группы личных дневников, которые авторы ведут «для себя»: ^дневники-хро­ники, в которых, преимущественно для памяти, отмечаются день за днем существенные для автора события; 2) дневники-фотогра­фии, в которых авторы стремятся зафиксировать информацию, представляющую для них служебный или профессиональный ин­терес (нередко в таких дневниках цитируются личные письма, документы, дается оценка упоминаемых событий и т.д.); это ма­териал, к которому обращаются постоянно; 3) дневники-размыш­ления, представляющие собой часто нерегулярные заметки, по-

¹ Пришвин М. U. Дневники. — М., 1990. — С. 364.

354

водом для которых обычно становятся общественно значимые события; в наибольшей степени характеризующие гражданскую позицию автора.

Приведем примеры конкретных дневников каждой из перечис­ленных групп. Образцом дне&ника-хроники является дневник им­ператора Николая II. Он начал вести его тринадцати лет от роду, будучи цесаревичем, и не изменил привычке делать краткую за­пись о событиях минувшего дня ни в годы царствования, ни пос­ле отречения, когда он стал гражданином Романовым. Первые книжки для наследника престола изготовлялись по заказу. Для за­меток за каждый день в них отводилась отдельная страница с за­ранее проставленной датой. Формат книжки не позволял делать пространные записи. Позднее для ведения дневника использова­лись тетради типа общей, учетной тетради, переплетенные в чер­ную кожу. Но стиль записей — небольших по объему, лаконич­ных, фиксирующих факты преимущественно личной жизни и ску­по отражающих события общественно значимые — в них сохра­нился. В течение 36 лет, день за днем, ровным, аккуратным по­черком Николай II записывал то, что было ему интересно: какая была погода, с кем провел день, что делал.

Автор дневника-хроники (обычно фиксирует события дня как одинаково важные, он какбьц наблюдает за ними со стороны. Для такого дневника характерен постоянный интерес автора к опре­деленным темам. Покажем это на примере записей, сделанных Николаем II в разные периоды жизни и в разных жизненных об­стоятельствах. Чтобы избежать возможного упрека в искажении мысли автора, будем приводить подневные записи полностью¹.

Вот несколько фрагментов из дневников за 1894 г., сделанных в Ливадии; цесаревичу в это шремя 26 лет. Меньше чем через ме­сяц он станет российским императором:

<*27- го сентября. Вторник. Утром после кофе, вместо прогулки, дра­лись с Ники каштанами, сначала перед домом, а кончили на крыше. В 2 часа отправились верхом к водопаду; влезли выше второй пло­щадки. Опоздали к чаю. Сандрю и Ксения обедали у себя — провели вечер без них!

28- го сентября. Среда. Дешь был хороший, ветер стихал, хотя па­роходы в море здорово качало. После завтрака отправились верхом за Папа и Мама, Ксенией и Сандро в Массандру. Управляющий Шелухин угостил нас земляникой, персиками, орехами и каштанами. Получил два письма от милой дорогой /Алике.

29- го сентября. Четверг. Утро было ясное, но к полудню небо за­тянуло тучами, хотя было совершенно тепло. Опять дрался с Ники шишками на крыше. Завтракали как всегда в 12 ч. У дорогого Папа вид как будто лучше, но самочувствие скверное по-прежнему — его

П                                                     и                  II        и  ШП1

¹ Дневники императора Николам II. — М., 1991.

355

мутит и опухоль в ногах мешает движению ног! Поехали верхом через Орианду вниз на plage. Видели яхту «Форос», которая проходила со­всем близко, идя в Севастополь. Ночь была чудная и лунная».

Прошло десять лет. Автор дневника теперь глава великой дер­жавы — Российской империи. Почти год длится война на Дальнем Востоке. В стране назрела революция. Нижеследующие записи сде­ланы в 1905 г. в Царском Селе:

«8- го января. Суббота. Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерике. Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вы­званы войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник — социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах.

9января. Воскресенье. Тяжелый день! В Петербурге произошли серьез­ные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много уби­тых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама оста­лась у нас на ночь.

10 января. Понедельник. Сегодня особых происшествий в городе не было. Были доклады. Завтракал дядя Алексей. Принял депутацию уральских казаков, приехавших с икрою. Гулял. Пили чай у Мама. Для объединения действий по прекращению беспорядков в Петербурге решил назначить ген.-м. Трепова генерал-губернатором столицы и гу­бернии. Вечером у меня состоялось совещание по этому поводу с ним, Мирским и Гессе. Обедал Дабич (деж.)».

Минуло еще восемь лет. Казалось, ничто не предвещало новых потрясений. Царь с семьей в любимой им Ливадии. Подходил к концу последний предвоенный 1913 г.:

«27- го сентября. Пятница. Утром покатался на тройке до больших скал в Орианде и обратно при штиле. Отлично выкупался. Днем игра­ли в теннис. Погода была чудная и теплая. После чая в садике зани­мался бумажками и военными отчетами. Обедали на балконе. С Оль­гой, Татьяной и Аней сделал прогулку на автомобиле в Массандру при яркой луне. Вернулись в 10 ¹/₄.

28- го сентября. Суббота. Утром сделал хорошую прогулку и выку­пался в море при 15 ¹/₂ °. До завтрака принял ген. Ренненкампфа. Кроме него завтракало 4 офицера Эриванского полка. Пошел дождь. Сидели дома и наклеивали фотографии в альбом. В 4 ¹/₄ поехал с до­черьми в Айтодор к Ксении и Сандро. После чая они показали новый дом, выстроенный для детей. В 6 час. принял Танеева. Был у всенощ­ной и обедал со всеми.

29- го сентября. Воскресенье. Всю ночь дул порывистый N-й ветер. К нам в спальню занесло красную куропатку, кот. утром нашел под кроватью и сам выпустил в окно. День простоял очень холодный и

356

ольшею частью серый. Погулял до обедни. После завтрака поиграли теннис. Чай пили у себя. От 6 ч. до 8 принял Маклакова. Обедали: Митя и Татьяна Константиновна. Они просидели до 10 ¹/₄».

1917 год. Момент крушения Российской империи. Николай II
отрекается от престола, предав идею самодержавия и клятву при
миропомазании (венчании на царство). Его хроникальные записи
почти бесстрастны — автор отмечает только, что ему неприятны
измена, трусость и обман других:

«2- го марта. Четверг. Утром пришел Рузский и прочел свой длин­нейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будет бессильно [что-либо сделать, так как с ним борется соц.-дем. партия в лице ра­бочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разго­вор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 ¹/₂ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согла­сился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил и передал им подпи­санный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тя­желым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!

3- го марта. Пятница. Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20. прибыл в Моги­лев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9 ¹/₂ перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями От Родзянко. Оказывается Миша отрекся. Его манифест кончается че-тыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собра­ния. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петро­граде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше.

4- го марта. Суббота. Спал хорошо. В 10 ч. пришел добрый Алек. Затем пошел к докладу. К 12 час. поехал на платформу встретить дорогую Мама, прибывшую из Киева. Повез ее к себе и завтракал с нею и нашими. Долго сидели и разговаривали. Сегодня, наконец, по­лучил две телеграммы от дорогой Алике. Погулял. Погода была отвра­тительная — холод и метель. После чая принял Алексеева и Фреде-рикса. К 8 час. поехал к обеду к Мама и просидел с ней до 11 час».

1918 год. Последние месяцы жизни в Екатеринбурге. Бывший
император живет по инерции и так же по инерции делает записи
в дневнике:

«5 мая. Суббота. Погода стояла сырая и дождливая. Свет в комна­тах тусклый и скука невероятная! Во время игры с Марией у меня вышел настоящий трик-трак, так же редко, как четыре безика. Гуляли полчаса днем. Ужина дожидались с 8 до 9 час. Электрическое осве­щение в столовой поправили, а в зале еще нет.

6 мая. Воскресенье. Дожил до 50 лет, даже самому странно! Пого­да стояла чудная, как на заказ. В 11 ¹/₂ тот же батюшка с диаконом

357

отслужил молебен, что было очень хорошо. Прогулялся с Марией до обеда. Днем посидели час с четвертью в саду, грелись на теплом солнце...

25 мая. Пятница. День рождения дорогой Алике провел в кровати с сильными болями в ногах и др. местах! Следующие два дня стало луч­ше, мог есть, сидя в кресле».

Далее ежедневный характер записей в дневнике нарушается. За июнь их только 10, последняя — 30-го июня. За июль записи от­сутствуют.

Известно, что Николай II неоднократно перечитывал эти свои заметки. Иногда вместе с женой. Он не допускал и мысли, что его дневники прочтут посторонние ему люди. В 1918 г. после расстрела царской семьи в Екатеринбурге дневники вместе с другими доку­ментами были доставлены в Москву и с этого времени хранятся в составе Государственного архивного фонда. Фрагменты дневника, начиная с 20-х гг. XX в., публиковались за границей и в СССР. Так стало возможным их использование в качестве исторического ис­точника.

Показательно, что историками высказаны существенно различ­ные мнения о познавательной ценности этого документа для изу­чения отечественной истории конца XIX—начала XX в. По утверж­дению А. Н. Боханова, дневники Николая II — не более чем «сво­еобразный каждодневный каталог встреч и событий, позволяю­щий с достаточной полнотой и последовательностью установить лишь два момента его биографии: где он был и с кем общался. Это сугубо личный, глубоко камерный документ, отражающий в са­мой общей форме повседневное времяпровождение»¹. Историк считает, что, поскольку царь «не думал оставлять потомкам исто­рическое свидетельство», его «личные, лапидарные поденные за­метки не позволяют делать никаких широких исторических обоб­щений»². К.Ф. Шацилло, напротив, уверен в бесспорной истори­ческой ценности дневников последнего российского императора. По его словам, ценность эта состоит, прежде всего, в том, что «они ярко рисуют характер человека, почти четверть века стояв­шего у кормила крупнейшей мировой державы»³.

Отмечая встречи и события день за днем, царь обычно не да­вал им оценки на страницах личного дневника. Но наряду с теми сведениями, которые автор хотел зафиксировать, есть и такие, сообщение которых в его намерение не входило. Совокупность этих сведений дает исследователям основание рассматривать казалось бы сугубо интимную информацию в общем контексте обществе!i-

-------------

¹ Боханов А.Н. Император Николай II. — М., 1998. — С. 32.

² Там же.

³ Шацилло К.Ф. Предисловие // Дневники императора Николая П. — М.,
1991.-С. 5.

358

но значимых фактов отечественной истории. Ежедневные записи Николая II поражают читателя своей обыденностью. Главный вы­вод, который позволяет сделать изучение дневника, — последний российский император не был сомасштабен выполнявшейся им общественной функции.

Примером дневника-фотографии могут служить подневные за­писи старшего советника Министерства иностранных дел Рос­сийской империи графа В.Н.Ламздорфа. Его дневник за 1886 — 1896 гг.¹ занимает совершенно особое место среди источников личного происхождения, принадлежащих перу отечественных ди­пломатов. Он позволяет с исчерпывающей полнотой установить тот круг информации, которую учитывали лица, принимавшие внешнеполитические решения в России в конце XIX в., а также выяснить мотивы их действий.

В служебные обязанности Ламздорфа входило: изучение те­кущей документации по МИД, подготовка директивных писем российским представителям за границей, утверждавшихся за­тем министром, шифровка и расшифровка секретных телеграмм (он был начальником комитета шифров). Министр иностран­ных дел Н. К. Гире, неограниченным доверием которого пользо­вался Ламздорф, обсуждал со своим советником содержание и результаты еженедельных докладов царю. После смерти Гирса в январе 1895 г. Ламздорф записал в дневнике: «Странным явля­ется мое положение в данный момент. Мои секретные архивы содержат все тонкости последнего царствования... Я работал в глубокой тени возле моего бедного старого начальника, меня никто не знает, и вот теперь, когда исчезли как он сам, так и государь, которому он так замечательно помогал править, я оказываюсь в положении единственного обладателя государ­ственных тайн, являющихся основой наших отношений с дру­гими державами».²

Ламздорф чрезвычайно дорожил своей особой информирован­ностью, дававшей ему возможность быть в курсе всего происходя­щего. Так, 18 сентября 1895 г. флигель-адъютант германского им­ператора Вильгельма II Х.Мольтке был принят Николаем II. Во время аудиенции он вручил царю собственноручное письмо кай­зера. «Его Величество, —- записал Ламздорф, — в тот же день при­дал данное послание на прочтение г-ну Шишкину, временно "~равляющему министерством иностранных дел, который был в от же понедельник вызван на доклад в Царское Село»³. За не-

¹    См.: Дневник В.Н.Ламздорфа (1886— 1890). — М.; Л., 1926; Ламздорф В.Н.
невник. 1891 - 1892. - М.; Л., 1934; Ламздорф В.Н. Дневник. 1894— 1896. - М.,

$91.

²    Ламздорф В. Н. Дневник. 1894—1896. — М., 1991.-С. 123.

³    Там же. -С. 244.

359

"

сколько часов, пока письмо находилось в министерстве, совет­ник министра успел снять с него копию и подготовить для Шиш­кина проект докладной записки по поводу затронутых Вильгель­мом II вопросов международных отношений. Эту записку с поме­тами на ней Николая II Ламздорф также скопировал для своего архива.

Следует отметить профессионализм и щепетильную точность Ламздорфа, проявлявшиеся даже в мелочах. Так, письмо Виль­гельма II Николаю И, копию которого он включил в дневник, написано по-английски. Запись Ламздорфа сделана по-француз­ски, но слова «на прочтение» и «доклад» даны по-русски.

Дневник был для дипломата, прежде всего, хранителем слу­жебной информации. Но автор вполне осознавал значимость до­ступных ему сведений и для потомков. Он с удовлетворением от­мечал в дневнике: «Мое положение дает мне возможность запи­сывать факты, вскрывать подспудные стороны исторической игры в карты; это может оказаться полезным в будущем. Сколько ис­следований пришлось бы тогда делать в секретных и недоступных архивах, чтобы выяснить даже частицу того, что мне легко сде­лать сегодня путем фотографирования, если так можно выразить­ся, своего рабочего дня»¹.

Ламздорф вел дневник на французском языке. В нем также встре­чаются краткие вставки на русском языке и документы на немец­ком и английском языках. Издатели дневника отметили, что за­писи сделаны бисерным почерком с педантичной тщательностью и щепетильной точностью: все случаи цитирования обозначены кавычками, особо выделены резолюции царя на документах. Для дневника Ламздорф использовал толстые тетради в твердых пере­плетах, в которые он вклеивал вырезки из газет и сообщений телеграфных агентств. К некоторым из этих вырезок он делал при­мечания, в которых указывал источники информации и степень осведомленности органа печати.

За несколько месяцев записи в тетрадях отсутствуют. Эти про­белы в ряде случае восполняют черновые наброски дневниковых записей, вложенные автором в пакеты вместе с относящимися к ним по содержанию копиями документов и вырезками из русских и иностранных газет.

В публикацию дневника вошли наряду с чистовыми записями и вклейками в тетрадях также материалы, вложенные в пакеты и еще не внесенные автором в основной текст. Следует иметь в виду, что дневник издан не целиком: в публикацию не включе­ны записи, имевшие, по мнению составителей, сугубо личный характер. Кроме того, дневник издавался в переводе на русский язык. Переводы, сделанные разными лицами, имеют отличия. По-

¹ Ламздорф В.Н. Дневник. 1894-1896... - С. 248.

360

этому в ряде случаев может оказаться необходимым обращение исследователя к оригиналу дневника Ламздорфа, находящемуся в составе его личного архивного фонда в ГАРФе.

Примером дневника-размышления — личных записей, сделан­ных под непосредственным впечатлением событий, — могут слу­жить записи академика И. Д. Ковальченко. Автор предназначал их исключительно для себя. Фрагмент дневника за 1991 — 1992 гг. опуб­ликован Л. В. Миловым как мемориальный¹. Заметки делались по многолетней привычке, выработанной преподавательской и на­учной работой, — мгновенно улавливать и письменно фиксиро­вать суть информации, сразу формулировать собственные сообра­жения, прогнозировать развитие событий, делать практические выводы.

«25. VIII.91. Всякий переворот (выделение здесь и далее авт.) (дворцовый, государственный, военный) — явление негативное, ибо в той или иной мере ведет к диктатуре и к нарушению нормального развития. 1. Смена руководящего эшелона и разной степени репрес­сии. При значительном] размахе это ведет к снижению профессиона­лизма и опыта управленческих и других кадров и возникновению слоя недовольных. 2. Ломка старых управленческих структур и институтов без надлежащей готовности новых систем, сбои в координации и су­бординации элементов системы. Особенно опасно вторжение политики в экономику. Оправдано только в том случае, если сметаются прегра­ды для широкого прогресса...»

«21 декабря 91 г. 22.30. Сегодня в Алма-Ате произошел очередной государственный переворот. Главы 11 бывших союзных республик, а ныне независимых государств, приняли решение об упразднении СССР и образовании Союза Независимых государств. Распалось существо­вавшее более 1000 лет государство. В обстановке расцвета нацио-| нального эгоизма, политических амбиций местных лидеров и борьбы за полную независимость, характерной для последней пары лет, такой исход был неизбежен. Но при более высоком классе местных полити­ческих лидеров и их окружения упразднение единого государства и замена его Союзом государств могло быть демократическим и консти­туционным, ибо ведь есть Съезд народных депутатов, Верховный Со­вет и Президент страны. Но как и везде и во многом верх взял крас­ногвардейски-омоновский способ действия. Плевали не только на выс­шие структуры и мартовский референдум 1991 г., когда более 2/3 населения страны высказались за Союз, но и напрочь забыли, что кроме всех мандатов, на которые ссылаются, есть еще 1000-летний мандат истории. А он никому не дан. За игнорирование этого мандата раньше или позже история вынесет свой приговор».

Разумеется, по дневникам одного человека нельзя реконструи­ровать ход глобальных изменений в стране в целом. Они — только

¹ Ковальченко И. Д. Заметки о текущем моменте. Из неопубликованных матери-)лов // Вестник Московского университета. (Серия 8. История.) — 1997. — № 3.

361

штрих к общей картине. Но охарактеризовать автора, его отноше­ние к описываемому вполне возможно. Суть последнего, думает­ся, определяет следующее замечание: «Ломать могут все, но стро­ить надо уметь».

Механизм целенаправленного создания личного дневника, претендующего на сохранение для потомков максимально пол­ной и точной информации об исторически значимых событиях, подробно раскрыл М.К. Лемке в предисловии к публикации кни­ги «250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916)». (Пг., 1920). Возглавив «Бюро печати» при Ставке Верховного глав­нокомандующего русской армией, Лемке «с систематической ак­куратностью и точностью ежедневно записывал все, что удава­лось узнать за день». «Бесчисленные документы» тщательно копи­ровались: «когда на месте, в управлении же, когда дома, когда в театре, в ресторане, на дежурстве в аппаратной секретного теле­графа (больше всего)». Ежедневные беседы с людьми, «хорошо знавшими то, что ставилось предметом умышленно направляв­шегося... разговора», часто после проверки, записывались «по воз­можности немедленно». Вечером и ночью записи обрабатывались «дома, на покое, за несколькими запорами входных дверей, и вместе с копиями документов вносились в очередную тетрадь». Автор неукоснительно соблюдал правило: не ложиться спать рань­ше, чем будут записаны впечатления «всего истекшего дня». Ут­ром «незагроможденная память была опять готова к восприятию новых сведений и впечатлений».

По словам Лемке, ни на минуту не забывая свою роль — «пре­имущественно роль фотографа и фонографа», он иногда все же «не чувствовал сил отказаться от роли ретушера и даже публици­ста», «не мог не отразить в известной доле своего внутреннего "Я" на страницах собственного "Дневника", потому что он, как и всякий вообще дневник, есть отражение фактов, мыслей и чувств в сознании и сердце живого человека»¹.

31 декабря 1915 г., подводя своеобразный итог месячного пре­бывания в Ставке, Лемке записывает: «Ясно вижу, что, вообще, на службе, нет людей, которые думали бы о добросовестном вы­полнении дела; нет, все это чиновники 20-го числа и внеочеред­ных "пособий". Какое ничтожество! Какой безвыходный круг. Кому из них дорога Россия? О ней все говорят не с большим одушевле­нием, чем о съеденной вчера плюшке (они еще есть у нас в собра­нии и очень вкусные). Да, кто после частного самостоятельного дела побудет в проклятом болоте казенной службы, тот поймет, как нелепы мечты о сколько-нибудь скором обновлении страны с этим подлым механизмом. Вот где школа жизни, вот где можно

или стать революционером, или научиться презирать людей, или самому сделаться негодяем. Одно можно сказать, что при всяком перевороте — разумеется, левее кадетского — все (выделено авт.) русские чиновники, исключая рядовой мелочи, и все военные генералы и штаб-офицеры должны быть заменены в самый корот­кий срок, иначе любому перевороту грозит быть аннулирован­ным пассивным сопротивлением этой гнусной банды. Сила ее страшна, она может свести на нет все реформы любой революции. Единодушие этой саранчи поразительно»¹.

Публицистичность — неотъемлемое свойство дневников, со­здаваемых с целью оставить потомкам свидетельство того, как повернулась история.

Грани, отделяющие дневники от частной переписки и воспо­минаний, подвижны. Часто эти разновидности документов лич­ного происхождения как бы взаимопроникают друг в друга. Так, Ламздорф цитирует в дневнике полученные им личные письма и свои ответы на них (копии которых хранил). Возможно преобразо­вание одной разновидности документов личного происхождения в другую. Например, М. А. Газенкампф составил дневник за пери­од службы при Главной квартире русской армии в Русско-турец­кую войну 1877—1878 гг., сделав дословные извлечения из 116 писем жене и включив в текст документы, сохранившиеся у него частью в подлинниках, а частью в копиях. Этот дневник первона­чально был напечатан в журнале «Вестник Европы», а затем вы­шел отдельным изданием².

Частная переписка

Частное письмо — это письменное личное обращение автора к определенному адресату. Такое обращение, как правило, предпо­лагает ответ корреспондента. Возникает переписка, которая вы­полняет функцию заочного личного общения. «Нужно же кому-нибудь высказаться», — замечал генерал А.А. Брусилов в письме с фронта жене и тут же прибавлял: «Только сердечно прошу ни­кому ни слова не говори»³.

Не всякое личное письмо является частным. Так, следует иметь в виду, что личные письменные обращения, адресованные долж­ностным лицам, в государственные учреждения, в общественные организации, в редакции газет и т.д., становятся частью делопро­изводственной документации получателя. Личные послания глав

 

¹ Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916). — Пг., 1920. - С. XV-XVI.

362

¹ Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916)... ¹ Газенкампф М. А. Мой дневник 1877— 1878 гг. — СПб., 1908. ³ ГА РФ, ф. 5972, оп. 3, д. 69, л. 241 об. А.А.Брусилов — Н.В.Брусиловой. 10 октября 1916 г. Рукопись. Автограф.

363

государств и правительств обычно изначально создаются как де­лопроизводственные документы. Например, проекты писем и те­леграмм российского императора Николая II, адресованные лич­но «дорогому кузену Вилли» — германскому императору Виль­гельму II, тщательно готовились в аппарате Министерства ино­странных дел в Петербурге.

Устойчивыми формальными элементами частного письма яв­ляются: указание адресата, даты и места написания, обращение к адресату, подпись автора. Содержание частного письма не регла­ментируется; в нем могут быть затронуты любые общественные или личные вопросы, представляющие интерес для обоих кор­респондентов.

Письма, в которых сообщается о заведомо общественно значимых событиях, традиционно используются как исторические источ­ники.

Например, помощник присяжного поверенного округа Санкт-Петербургской судебной палаты А. Ф. Керенский начинает пись­мо родителям в Ташкент, датированное 25 января 1905 г., вполне обычно для сугубо личного письма: «Дорогая Мама! Как твое здо­ровье, чем ты была больна, долго ли хворала?! Мы так давно не имели писем, что совсем ничего не знаем, что у вас творится. Да, каюсь, и сам давно не писал...» Но далее, объясняя свое длитель­ное молчание, он рассказывает о политических событиях января в столице, свидетелем которых стал: «...никогда не видел такой дис­циплинированной, тихой, серьезной, даже религиозно настро­енной толпы — стояли сплошными массами 10-ки тысяч рабочих и ни одного пьяного, ни одного ругательства не было слышно — они стояли, веря, что их никто не обидит. Я ушел часов около трех, а в три был уже залп в упор в толпу, стоящую около Дворц. площади на углу Алекс. Сада, еще раньше стреляли в женщин, шедших впереди у Троиц. Моста, и об этом в толпе разговаривали уже при мне, но толпа не верила. Они поверили, когда первые их ряды упали на землю в крови. Ужасное п