Эволюция личных дневников ( XVIII — первая половина XIX в.)

Истоки личных дневников. Как самостоятельный видовой ком­плекс исторических источников личные дневники стали форми­роваться в России в начале XVIII в. Прообразом дневниковых за­писей служили семейные летописцы второй половины XVII в. с Описаниями событий, участниками которых были авторы и их родственники. Именно такие события стремились сохранить в па-•Мяти создателя летописцев, именно они интересовали последую-

171

щие поколения, принадлежавшие одной фамилии. В числе первых дневников можно считать семейную хронику московских подья­чих Шантуровых. Она велась с 1684 по крайней мере до 1696 г. и еще имела летописную форму повествования.

Осознание необходимости вести личные подневные записи формировалось на фоне социальных, политических и культурных преобразований Петра I, которые прямо и косвенно затрагивали все сословия российского общества. Реформы обострили восприя­тие русскими людьми действительности. Они острее ощутили не­стабильность окружающего мира, влияние общественных изме­нений на их жизнь, использовали потребность в точной инфор­мации, привязанной ко времени и определенным персоналиям, и в то же время столкнулись с неспособностью человека удержи­вать эту информацию в памяти на протяжении длительного вре­мени и т.д.

Ускорение темпов жизни и ее насыщенность самыми разными событиями стали очевидными в XVIII в. и благодаря появлению в России печатной газеты. Расширяя информационное пространство, газета пробуждала интерес человека к событиям, происходившим вне той территории, на которой он проживал: в столицах, за гра­ницей, в других губерниях и т.д. Многие дневниковые записи со­держат отсылки на газеты как источник тех или иных сведений.

Поток разнообразной информации, непосредственно касавшей­ся какого-либо лица или представлявшей для него познаватель­ный интерес, требовал хотя бы выборочной письменной ее фик­сации. Подневную форму записи информации иногда «подсказы­вала» газета.

Внедрение дневниковой формы фиксации событий в повсед­невную жизнь русских людей было отчасти предопределено адми­нистративными реформами начала XVIII в. Изменив систему уп­равления страной, Петр I изменил и государственное делопро­изводство, в котором появилась новая разновидность докумен­тации — журнал. Слово «журнал» (от фр. jour — день) означает «ежедневный», «подневный». Основное назначение нового доку­мента заключалось в регулярной фиксации конкретной работы каждого государственного учреждения и его служащих: Сената, Синода, коллегий и т.д. Журналы сохранялись и в министерском делопроизводстве, пришедшем на смену коллежскому в начале XIX в.

Официальные журналы велись также в канцеляриях государ­ственных деятелей: военачальников, губернаторов и т.д. Так, в канцелярии санкт-петербургского генерал-губернатора А. Д. Мен-шикова они составлялись на протяжении длительного времени. До нас дошли семь подлинных журналов за 1716—1720, 1726 — 1727 гг. и копия конца XIX в. за 1718 г. Подневные записи оформ­лялись в журналах по единому формуляру: сначала указывались

дата и день недели; затем, начиная с раннего утра, по часам от­мечалось, что делал Меншиков, кто у него бывал, куда он выез­жал, с кем встречался. В конце дня отмечалась погода. Степень подробности записей зависела от значимости события, которую, скорее всего, определял сам генерал-губернатор. Записки велись первоначально в черновом варианте, затем оформлялся беловик. Оба варианта создавались секретарем канцелярии Меншикова.

Журналы велись и некоторыми государственными служащими на небольшом отрезке времени в ходе выполнения ими одноразо­вого поручения (подневные записи дипломатов, секретарей и кан­целяристов посольств, офицеров и т.д.). Исполняя отдельные по­ручения, должностные лица создавали документ в форме журна­ла, содержание которого отличалось от канцелярских журналов. Их подневные записи включали описание маршрута к пункту на­значения, раскрывали существо порученного задания и его вы­полнение, описывали обратный путь, а также фиксировали ин­формацию, представлявшую, с точки зрения автора, государствен­ный интерес.

Подобного рода журналы регулярно велись, например, рус­скими офицерами, которые направлялись киевским генерал-гу­бернатором в 50-х гг. XVIII в. в Крымское ханство для разрешения пограничных конфликтов. Один из журналов составлялся с 21 ав­густа по 10 сентября 1755 г. Он озаглавлен так: «Журнал, содер-жанной Киевского гарнизона Стародубского полку секунд-майо­ром Матвеем Мироновым во время посылки его в Крым до Бак-цысарая к хану крымскому Арслан-Гирею с письмами, а что им, секунд-майором, в бытность его в Бакцысарае и в проезде в оба пути о тамошних обращениях разведано и присмотрено, явствует ниже»¹.

Эти журналы являлись частью официального делопроизводства. Журнал Миронова стал одним из документов дела, в которое вошли также письмо к хану киевского вице-губернатора Костю-рина, ответное письмо хана, инструкция, данная Миронову от вице-губернатора, ордера кошевому атаману Запорожской Сечи. В Киеве журнальные записи сначала были проанализированы. За­тем в связи с ними были предприняты определенные действия, породившие ряд новых делопроизводственных комплексов в дру­гих государственных учреждениях. Так, особый интерес в Киев­ской губернской канцелярии, несомненно, вызвали беседы сопро­вождавших Миронова двух запорожских казаков с постоянно про­живавшими в Крыму украинцами Федором Мировичем и Федо-

¹ Андр[иевский\ А. К истории пограничных наших сношений с Крымским хан­ством. Путевой журнал секунд-майора Матвея Миронова, в командировку его к крымскому хану, 1755 года // Киевская старина. — Киев, 1885. — Т. 11. —

 

172

173

ром Ивановым сыном Нафимовским. Последние сообщили край­не важную информацию: «а ныне король прусской, король фран­цузской и король шведской согласились де между собою против России и намерены войну иметь, и мы де присланы от польской стороны для того, чтоб совокупить орду татарскую и нападение учинить на Россию со всех сторон в декабре месяце сего года или предбудущего 1756 г. в генваре месяце; так мы москаля со всех сторон возьмем; а вы не сказывайте молодым козакам о сем, а сказывайте таким, которые еще были во владении под ханом, чтоб они к нам писали и чтоб согласились с нами вместе на мос­каля, а мы де по времени будем и от себя к старым козакам, кого знаем, писать...»¹. Эта запись в журнале не могла не вызвать реак­ции главы Киевской губернской канцелярии. Из Киева в Сенат, Коллегию иностранных дел и Военную коллегию, безусловно, были отправлены донесения с информацией о возможной подго­товке некоторых западноевропейских стран к войне с Россией. Но, как показала начавшаяся в следующем году Семилетняя война, информация о возможных противниках России оказалась невер­ной. Против России и ее союзников выступила только Пруссия. Киевскую губернскую канцелярию заинтересовали те люди, ко­торые сообщили, с одной стороны, секретную информацию, а с другой — собирались агитировать запорожских казаков выступить против России. Сбор сведений о Федоре Мировиче и Федоре Ива­нове сыне Нафимовском отразился в переписке Киевской губерн­ской канцелярии с полковыми канцеляриями Левобережной Ук­раины в виде указов и ордеров. Журнал Миронова, таким обра­зом, занимает важное место в ряду разновидностей делопроиз­водственной документации, возникавшей в недрах как Киевской губернской канцелярии, так и других центральных и местных уч­реждений.

Составление официальных журналов в учреждениях различных уровней способствовало расширению круга лиц, для которых ве­дение личных подневных записок стало обычным делом. Несом­ненно, под влиянием официального делопроизводства создава­лись дневники дипломатов, которые в большинстве случаев при­надлежали дворянскому сословию. Среди тех, кто вел личные днев­ники, был дипломат петровского времени князь Борис Иванович Куракин (1676— 1747). Он оставил несколько комплексов дневни­ковых записей: автобиографические поденные записки с 1676 по 1712 г.; записки о пребывании за границей с июня 1705 г. по ав­густ 1708 г. и с 1710 по 1712 г. Ему приписывают авторство журна­ла о поездке Петра I за границу.

О знакомстве авторов ряда личных дневников XVIII в. с госу­дарственным делопроизводством свидетельствуют сами тексты.

¹ Андр\иевский\ А. К истории пограничных наших сношений... — С. 353.

Подробное изложение в личном дневнике саратовского священ­ника Герасима Алексеевича Скопина (1746—1797) содержания указов, поступавших в местную консисторию из центральных ор­ганов, косвенно подтверждает его знакомство с документацией, которая накапливалась в данном учреждении. Личный дневник вел его сын — саратовский протоиерей Николай Герасимович Ско-пин (1767 — 1836), который принимал также участие в составле­нии в 1806—1812 гг. специального «Журнала для записи деяний и иных поступков, до духовного причта саратовского касающихся». Дмитровский купец Иван Алексеевич Толченов начал свой днев­ник в том возрасте, когда к документации городского магистрата, членом которого он стал намного позже, никакого отношения не имел. По всей видимости, привычка к ведению дневника доста­лась ему от отца, который входил в число местных городских слу­жащих, а в 1767 г. был избран депутатом от купечества города Дмитрова в Комиссию сочинения Нового уложения. Возможно, и IB этой семье складывалась традиция ведения личных дневников.

О единых истоках личных дневников и официальных журналов свидетельствует общее наименование этих источников в XVIII — первой половине XIX в. Обе группы источников назывались журна­лами, поденными (повседневными, дневными, повременными) записками. Так, самоназвание личного дневника Толченова — «Журнал, или Записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова». Официальные журналы Меншикова при описании их в XVIII в. были названы «Поденными записками». В дворянской среде наименование личного дневника журналом сохранилось, скорее всего, благодаря тому, что записи велись на французском языке. Например, на каждой из десяти книжек дневника статско-1Г0 советника, гофмейстера Павла Дмитриевича Дурново (1804 — 1864), указано «Journal de P... D...ff». Поэт В.А.Жуковский также называл собственные каждодневные записи журналом.

Особенности личных дневников XVIII —первой половины XIX в. Имея единые корни и некоторые общие формальные признаки, официальный журнал и личный дневник в то же время принци­пиально различались.

В любом государственном учреждении производство журнала было непрерывным процессом. Однажды запущенная законом го­сударственная машина воспроизводила эту разновидность дело­производственной документации на протяжении нескольких столетий. Приостановить составление официального журнала мог только закон. Он же определял содержание и формуляр журнала.

К числу таких официальных журналов относится, например, вахтенный журнал корабля, обязательное ведение которого пред­писывал Устав морской Петра I (1720). Вахтенный журнал пред­ставлял собой книгу установленной формы, прошнурованную, пронумерованную и скрепленную сургучной печатью. В нее зано-

 

174

175

сились сведения о местонахождении, обстоятельствах плавания и состоянии корабля, метеорологические, гидрографические и дру­гие наблюдения. В военное время в вахтенном журнале отмечалось участие корабля в боевых действиях.

Личные дневники обычно начинали писать в юношеском воз­расте. Однако не каждый из числа тех, кто начинал вести дневник в юности, продолжал это дело на протяжении всей своей жизни. Ведение частного дневника зависело от воли автора, который мог в любой момент начать дневник, в любой момент прервать свои записи, в любой момент их возобновить. Так, Пушкин оставил свидетельство о своих неоднократных попытках вести дневники: «Несколько раз принимался я за ежедневные записки и всегда отступался из лености»¹. Однако неудачи поэта в этом деле были связаны, скорее всего, с его темпераментом, неусидчивостью, разнообразием увлечений, жизненными обстоятельствами и т.д. Среди пушкинских бумаг сохранились два дневника за разные годы: дневник путешествия поэта в Арзрум, охватывавший период с 15 мая по начало августа 1829 г., и дневник, начатый 24 ноября 1833 г. и завершившийся записями за февраль 1835 г. Пушкинисты предполагают существование еще одного дневника поэта, поис­ком которого они занимаются.

На примере пушкинских материалов видно, что записи в лич­ных дневниках могли вестись на протяжении разных временных отрезков: от нескольких месяцев до нескольких лет. Небольшими по хронологии и объему подневных записей были заметки, кото­рые велись во время непродолжительных путешествий. Например, подробную «Дневную записку пешеходца, саратовского церков­ника из Саратова до Киева по разным городам и селам, бытие в Киеве и обратно из Киева до Саратова» Г. А. Скопин вел с 11 мая до 11 августа 1787 г. Никита Акинфиевич Демидов, путешество­вавший по Европе более двух с половиной лет, оставил «Журнал путешествия», охватывающий период с 17 марта 1771 по 22 нояб­ря 1773 г. Таким образом, протяженность путевых дневниковых записей иногда определялась продолжительностью путешествия.

От XVIII —первой половины XIX в. остались образцы хроноло­гически весьма длительных дневников. Таковым был «Журнал, или Записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова», включавший подневные записи с 1769 до лета 1812 г., когда в связи с приближением наполеоновской армии автор был вынуж­ден выехать из Москвы. Еще более значительным по временному охвату был дневник бывшего крепостного крестьянина, чинов­ника Цензурного комитета, литератора, профессора Петербург­ского университета, академика Александра Васильевича Ники-тенко (1804— 1877). Свой дневник он вел на протяжении всей со-

¹ Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: в 10 т.... — Т. 8. — С. 76.

знательной жизни — с 1818 по 1877 г. Никитенк:о делал записи ежедневно, обращаясь к дневнику несколько раз в день. Он писал о погоде, встречах и беседах с различными людьми, своих впечат­лениях, событиях семейной жизни и т.д. Если учгесть, что автор дневника принадлежал к высшему кругу российского чиновниче­ства и был свидетелем важных событий в истории России (восста­ния декабристов, отмены крепостного права, прошедения буржу­азных реформ и т.д.), то информативные возможности этого ис­точника можно оценить очень высоко. На протяжении многих де­сятилетий — с 1836 по 1908 г. — вел дневник известный историк Иван Егорович Забелин (1820—1908). С некоторыми пробелами, вызванными, возможно, лишь частичной сохранностью дневни­ка, дошли до наших дней подневные записи П. Д.. Дурново за пе­риод с 1835 по 1861 г. Его родной брат флигель-адъютант и гене­рал-майор Николай Дмитриевич Дурново (1792—1828), погиб­ший под Варной во время русско-персидской войны, оставил 17 книжек дневника, который охватывал период с 9 ноября 1811 по 14 сентября 1828 г.

В официальных журналах каждодневные записи велись по оп­ределенному формуляру. Интересен формуляр официального учеб­ного дневника, в котором фиксировались ежедневные занятия ве­ликого князя, цесаревича, будущего императора Александра II. Этот дневник представлял собой типографским способом издан­ную книгу со следующими графами, расположенными на обороте листов: «Часы»; «Чем занимались»; «Номера (А, В, П)»¹; «Приме­чания». В разработке формы этого рабочего дневшика принимал,участие наставник наследника престола — поэт В.А.Жуковский, который неоднократно высказывался о положительной роли днев­ника в развитии личности. Он составил специаль ный «План уче­ния» Александра, рассчитанный на 12 лет. План был одобрен им­ператором Николаем I. Рабочий дневник занимал, таким обра­зом, важное место в воспитательном и учебном пгроцессе.

В официальных журналах пропуски записей были невозможны, а если они все же случались, то это специальна оговаривалось. Например, в журнале сенатского департамента могло быть сдела­но такое замечание: «1765 года апреля с 23-го мамя по 2-е собра­ния не было, а 2-го числа, понедельник, в собрание Правитель­ствующего Сената прибыли по полуночи...»².

Для личных дневников допустимы нерегулярность записей (встречаются пробелы за какие-то числа и даже месяцы), а также повествование о событиях разных дней под одной календарной датой. Иногда под более ранней датой помещались события, про-

¹ Так обозначались имена будущего императора и его соучеников: Виельгор-
ского и Паткуля.

² РГАДА, ф. 248, кн. 5521, л. 1.

 

176

177

изошедшие позднее. Последняя запись за 1824 г. в дневнике Н. Г. Скопина свидетельствует о том, что она была внесена в текст позднее: «По 31-е [декабря]. Стояли все мокрота, сырость и грязь. Накануне нового года приехал преосвященный в Саратов для выборов судей и прожил по 13-е генваря 1825 года»¹.

В личных дневниках возможны самые разнообразные способы датирования записей. Первую запись было принято датировать подробно — указывать год, число и месяц. В дальнейшем автор дневника мог использовать разные варианты датировки своих за­писей: указывать только число («12») или день недели («пятни­ца»); увязывать день недели с церковным календарем («Середа на Святой неделе» или «Месяц март. 1-го. Чистый понедельник или [день] первыя недели поста»).

Для записей в официальных журналах требовалось докумен­тальное обоснование или подтверждение их содержания. Текст до­кументов, служивших основанием для записи в журнале, либо вносился в подневную запись, либо прикладывался к журналу на отдельных листах. Такая система существовала, например, при оформлении журналов Меншикова.

Журналы Сената XVIII в. составлялись из протоколов заседа­ний общего собрания сенаторов или заседаний присутствующих в отдельных структурных подразделениях Сената. Принятые на за­седаниях и записанные в журналах решения документировались приговорами и указами Сената и докладами императрице.

Записи в личном дневнике были свободны от этого требования. Однако некоторые важные или интересные официальные доку­менты (указы, манифесты и т.д.), а также корреспонденции, на­печатанные в газетах, и личные письма могли быть внесены авто­ром в текст дневника по его выбору.

Официальные журналы как разновидность делопроизводствен­ной документации предназначались для внутриведомственного использования. Однако государственные интересы иногда дикто­вали необходимость сделать содержание некоторых журналов дос­тоянием широкой публики. В XVIII в. для обнародования подоб­ных официальных материалов использовались приложения к газе­те «Санкт-Петербургские ведомости». На их страницах издавались, например, выдержки из журналов, которые составлялись поход­ными канцеляриями командующих войсками в ходе военных кам­паний, журналы путешествий членов императорской семьи и т.д. Так, в годы Семилетней войны регулярно публиковались «Жур­нал Российской императорской армии из главной квартиры» и журналы отдельных воинских подразделений (корпусов). О работе

Знаменитой екатерининской законодательной комиссии за пери­од с июля 1767 по январь 1769 г. читателей газеты информировала «Дневная записка Комиссии о сочинении проекта Нового уложе-Ния». Некоторые официальные журналы выходили отдельными Изданиями. Например, с поездкой Екатерины II в июне —июле 1764 г. в Прибалтику познакомил публику «Журнал путешествию Ея Императорского Величества в Эстляндию и Лифляндию», из­данный типографией Сухопутного кадетского корпуса в 1769 г. г Что касается личного дневника, то его автор, как правило, не Предполагал копирование и издание своего текста. Дневник со­здавался в единственном экземпляре и предназначался либо толь­ко для автора, либо для узкого круга родственников и друзей. Он Хранился среди бумаг в домашнем архиве.

О том, что частные лица не предусматривали обнародования своих записей, свидетельствует ряд особенностей дневников. В о-и е р в ы х, некоторые имена упоминавшихся в тексте лиц переда­вались только инициалами. Сокращения имен встречаются, на­пример, в записях Н. Г. Скопина: «Посланы письма к О. И., к С, К пр. Ф.И. и к Мал. С.» (запись 8 марта 1815 г.)¹. Подобное сокраще­ние имен есть и в дневнике опочецкого купеческого сына Ивана Игнатьевича Лапина, который вел записи с 1817 по 1837 г. На страницах его дневника можно найти записи такого рода: «30 марта (1817 г.). Я был именинник, и были у меня любезные друзья (да­лее вместо имен следуют заглавные буквы. — Изд.), и я сей день Так провел весело, что еще первой по начатии весны. Играл на [той стороне (т.е. на Завелицкой стороне г. Опочки. — Изд.) с девушками в холостые, т.е. с П..., и получил поцелуй»².

В о-в торых, автор дневника иногда скрывал информацию, записывая свои размышления на иностранном языке, особенно в тех случаях, когда они содержали критику в адрес верховной вла­сти или непосредственных начальников. Назначение этих записей становится очевидным в том случае, если весь дневник состав­лялся на русском языке. Так, зная многие иностранные языки, Н.Г.Скопин вел свои подневные записи на русском. Однако 24 июля 1801 г. он записал: «Было очень жарко, хотя ветерок ма­ленькой и дул. Nihil novi ex Petropoli, nisi quod Imperator protectorern sese pronunciavit ordinis ioannitarum maltiensium; sed probe notandum, Magni Magistri titulum non accepit» («Из Петербурга (не слышно) ничего нового, кроме того, что император объявил себя протек­тором (покровителем) мальтийского ордена Иоаннитов, но сле­дует хорошо заметить — титул "Великого Магистра" не принял»)³.

 

¹ Саратовский исторический сборник, издаваемый Саратовской ученой ар­хивной комиссией в память трехсотлетия города Саратова. — Саратов, 1891. — Т. 1.- С. 575.

178

¹ Саратовский исторический сборник... — С. 493.

² Дневник Ивана Игнатьевича Лапина // Труды Псковского археологическо­
го общества. 1914—1915 гг.-Псков, 1915. - Вып. 11.-С. 27.

Саратовский исторический сборник... — Т. 1. — С. 256.

179

Сообщение из Петербурга было неожиданным для саратовского жителя, а для представителя православного духовенства даже огор­чительным. В записи усматривается оттенок неодобрения поступка императора Павла Петровича. Для случайного читателя дневника, не владевшего латинским языком, запись становилась закрытой.

В-третьих, впервые упоминаемые автором лица включают­ся в повествование без каких-либо комментариев: отсутствуют ука­зания на их титулы, социальное и профессиональное положение, связи между людьми. Автор не думал о возможных читателях сво­его дневника, поэтому не комментировал то, что для него было данностью: его родственные, дружеские, служебные, соседские связи. Но для постороннего человека, не включенного в систему контактов автора дневника, безусловно, требовался определен­ный контекст.

В-четвертых, текст некоторых дневников состоял из мини­мальных единиц сообщения, своего рода «ключевых слов». По­добный стиль был присущ прежде всего путевым дневникам. Этот стиль диктовался условиями, в которых они создавались. Задачей составителя каждодневных записей, находящегося в пути, была фиксация хронологии событий, названий населенных пунктов, через которые пролегал маршрут, достопримечательностей того или иного города, имен новых знакомых и т.д. Краткость записей оправдана тем, что, читая позднее собственную запись об уви­денном или услышанном, человек восстанавливал в памяти мно­гие детали и свои эмоции. Лаконичные записи являются своего рода «подсказкой» для памяти. Поэт П. А. Вяземский характеризо­вал их так: «Дневник его (В.А.Жуковского. — Т.К.) несистемати­ческий и не подробный. Часто отметки его просто колья, которые путешественник втыкает в землю, чтобы означить пройденный путь, если придется ему на него возвратиться, или заголовки, которые записывает он для памяти, чтобы после на досуге раз­вить и пополнить»¹.

В качестве образца кратких записей приведем фрагмент из днев­ника флигель-адъютанта императора Александра II Александра Семеновича Корсакова (1831 — 1862). Весной 1861 г. Корсаков был командирован в Курскую губернию в связи с введением Положе­ний 19 февраля 1861 г., содержавших условия освобождения кре­стьян от крепостной зависимости. Во время поездки, продолжав­шейся с конца зимы до конца лета 1861 г., он вел свои записи. В одной из подневных записей читаем: «16 апреля. Вербное вос­кресенье. Обедня. Краткий разговор со старшинами. Отъезд на Обо янь. Первая станция в Казе <...> селе. Ямщик малоросс не знает дороги; ищем подставы. Красивые места, вид на Обоянь. Приезд к

¹ Вяземский П. А. Жуковский в Париже. 1827 год. Июнь // Вяземский П.А. Поли. собр. соч. князя П.А.Вяземского. — СПб., 1882. — Т. 7. — С. 481.

Лукину. Ден еще здесь; у него вечер, ревизия его. Воскресенье в [Городе. Ночью в Курск»¹. Совершенно очевидно, что для посторон-i него человека содержание подобного дневника требовало пояснений. \ Однако известны случаи, когда составители подневных записей Знакомили с фрагментами своего рукописного текста определен-I Ьый круг читателей. К числу таких авторов принадлежал Семен Андреевич Порошин — учитель и воспитатель великого князя и I шследника престола Павла Петровича. Со своими записями он озна-[ комил ряд лиц, о которых рассказывал дневник (Н. И. Панина, вел. Ьш. Павла Петровича, о. Платона), своих приятелей из числа воен­ных. Он также показывал «сии Записки некоторым из любопытных ' купцов, особливо такие в них места, кои о его высочестве могут i подать высокое мнение»². Однако распространение в обществе не­официальной информации о «закулисной» жизни двора принижа-| ло в глазах подданных императрицу Екатерину II и членов импера-I торского дома, что было крайне нежелательно. По всей видимости, именно это обстоятельство послужило причиной отставки в 1766 г. Порошина, вынесшего эту информацию за пределы дворца.

Дружеские и доверительные отношения между людьми допус­кали обмен личными дневниками для ознакомления с мыслями, '■■ чувствами, поступками друг друга, особенно в тех случаях, когда ¹ друзья не имели возможности общаться устно. Жуковский предла-I гал М.А.Протасовой, с которой поэт был разлучен жизненными I обстоятельствами, обмениваться дневниками, чтобы каждый из ■)шх мог знать, чем живет любимый человек.

В 1859 г. фрейлина Антонина Дмитриевна Блудова (1812— 1891) ослала поэту Тютчеву фрагмент своих дневниковых записей с азмышлениями о грядущей в России крестьянской реформе. Тют-ев ответил ей письмом, в котором делился мыслями о неспособ­ности власти провести справедливые преобразования: «Возвращаю вам ваш дневник, дорогая графиня. Если бы я не опасался пыш­ных слов, то сказал бы вам, что прочел его не только с восхище­нием и интересом, но с благоговейным умилением... Да, конеч­но, если бы дух, которым проникнуты эти несколько листков, Мог каким-либо чудом переселиться во всех нас, сделаться душой власти, администрации, высших классов, — одним словом, всей официальной России, — тогда, быть может, нам и удалось бы спастись, то есть Святая Русь смогла бы осуществить преобразо­вания, ставшие неизбежными, не проходя через все испытания, столь ею заслуженные»³.

¹ Дневник А. С. Корсакова (1861) // Река времен: альманах: в 5 т. — М., 1995. —
Кн. 2. - С. 64.

² Порошин С.А. Записки, служащие к истории великого князя Павла Петро­
вича // Русский Гамлет. — М., 2004. — С. 369.

³ Тютчев Ф. И. Сочинения... — Т. 2. — С. 183.

 

180

181

Публикации личных дневников однако уже встречаются в XVIII в Спустя 15 лет после путешествия, в 1786 г., был опубликован дневник путешествия Н.А.Демидова в Западную Европу. Не слу­чайно то, что именно путевые дневники стали издаваться первы­ми: они расширяли кругозор читающей публики, удовлетворяли познавательный интерес русских людей, принадлежавших к раз­ным сословиям.

По мере развития системы периодических изданий в XVIII — первой половине XIX в. на их страницах помещались тексты раз­личного содержания, которые имели форму путевых дневников.

Составители журнала как разновидности делопроизводствен­ной документации демонстрировали свою беспристрастность по отношению к объекту описания. Это ярко видно на примере так называемых камер-фурьерских журналов, которые велись при императорском дворе со времени правления Петра I и до февраля 1917 г.

Приведем фрагмент изданного «Церемониального, банкетно­го и путевого журналов 1764 г.», составлявшихся при дворе импе­ратрицы Екатерины II:

«8-го числа (8 января 1764 г.), в четверток, при Дворе Ея Импера­торского Величества ничего особливого не происходило.

9-го числа, в пятницу, по утру, в 10-м часу, Ея Императорское Ве­личество изволила иметь выход в Сенат, откуда изволила возвратиться во Дворец по полудни в 1-м часу. Обеденное кушанье изволила ку­шать с кавалерами и фрейлинами за ординарным столом, поставлен­ным в боковой от галереи комнате. А ввечеру Ея Величество и Его Высочество покоями изволили проходить в Оперный дом смотреть иг­ранной там французской комедии при одном балете; по окончании изволили возвратиться в свои апартаменты»¹.

Как видим, в записи за 9 января 1764 г. зафиксирована только последовательность некоторых действий императрицы без како­го-либо комментария об их причинах и сути. Такой характер запи­сей для подобных журналов оправдан, поскольку записи делали люди, которые только наблюдали внешнюю сторону жизни чле­нов императорского дома. Отстраненность авторов офици&чьных журналов от духовной и эмоциональной жизни лиц, о которых они писали, приводила к появлению трафаретных формул в опи­сании событий.

Для того чтобы еще ярче показать различие записей официаль­ного журнала и личного дневника, сравним два описания одного события, произошедшего 10 января 1765 г., — похода в театр великого князя цесаревича Павла Петровича и его воспитателя Порошина. В камер-фурьерском журнале сухо и без подробностей констатировалось:

¹ Камер-фурьерские журналы, 1764 г. — Б.м., б.г. — С. 9—10.

182

V «10-го числа, в понедельник, ввечеру, в начале 7-го часа по полудни, Иго Императорское Высочество покоями изволил проходить в Оперный [дом смотреть представленной там французской комедии при одном балете; по окончании изволил возвратиться в свои апартаменты»¹.

;

В личном дневнике Порошина это же событие изложено с [Подробностями, отвечающими задаче, которую он поставил перед [Собой — «записывать каждый день упражнения и разговоры все-Чюбезнейшего наследника российского престола»: Щ «10 (января 1765 г.)...Часов в шесть пошли мы в театр. Комедия hero дня была французская, сочинения комедианта Л'Анжа: «Le bieniait rendu»; балет Нейвилев «La jalousie villageoiise», маленькая пьеса «La IDeuil». Ее величество быть не изволила. Великий князь напросился сам

■Сего дня, чтоб идтить в комедию, более для! угождения Никите Ивано­вичу (Панину. — Т. К.), нежели по собственной охоте. Вообще сказать, 1|го высочество театральные позорища не весьма изволит жаловать,

■Частью оттого, что они иногда долго продолжаются и он принужден

■Сидеть все на одном месте, что живости его почти несносно; також, 1цто в таком случае и опочивать лечь против обыкновенного опоздает, ■Что нам всего тяжеле; частью жив самых оных (позорищах), по соб-I ственнсму его высочества уверению, не изволит он находить большого

ивселья и удовольствия. Великий князь неуказанно похвалял автора Выборных историй из светских писателей («Histoires choisies des Liuteurs profanes») за то, что в артикуле о позорищах, который мы с [его высочеством некогда читали, рассуждает, что театральные позори-|ща развращают нравы, отвлекают от дела и человека в некоторое ту­неядство приводят. Возвратясь из комедии, изволил он пойтить к госу­дарыне во внутренние покои. Мы дожидались в бильярдной. Более [Четверти часа быть там не изволил. Пришед к себе, сели мы за стол. Разговаривали по большой части об актерах. Опочивать изволил госу­дарь лечь, было три четверти десятого»².

Эта запись многое рассказывает о наследнике: в ней раскрыва­ется характер 10-летнего мальчика, его интересы, взаимоотно­шения с людьми, обозначается круг его чтения и т.д. В то же вре- шя записи раскрывают личность автора, характеризуют его как целеустремленного, внимательного и вдумчивого воспитателя. Авторы дневников записывали и анализировали свои и чужие

«

[ ошибки с тем, чтобы избежать их в будущем. Особенно часто та-Ише записи встречаются в дневниках духовных лиц, которые в своих ■проповедях часто обращались к примерам из жизни.

Так, Н. Г. Скопин, рассуждая о достоинствах и недостатках од-

1 Камер-фурьерский журнал, 1765 г. — Б. м., б.г. — С. 8. 2 Порошин С.А. Записки... — С. 155. 3 Саратовский исторический сборник... — Т. 1. — С. 292.

183

1

" ного из умерших знакомых, записал: «Сие длинное примечание Отнюдь не во осуждение его пишу, но в наставление свое и собст­венное, ибо из всего надобно научаться»³ (запись 8 января 1803 г.).

В официальных журналах использовался своеобразный канце­лярский стиль, сформировавшийся в недрах государственных уч­реждений в XVIII в. В таких текстах авторская манера никак не просматривается, так как они оформлялись по определенному трафарету или были результатом обработки записей многих лиц по заданному шаблону. К числу последних относятся камер-фурь-ерские журналы. Например, в течение 1765 г. журнал частями сда­вался в Придворную контору камер-фурьером Герасимом Краше­нинниковым-Журавлевым. Его можно считать редактором окон­чательного текста журнала, который состоял из записей дежур­ных камер-фурьеров.

В журнале секунд-майора Матвея Миронова есть стилистиче­ская особенность, характерная для некоторых официальных до­кументов. Она заключается в том, что в тексте, составленном и подписанном Мироновым, автор упоминался в третьем лице: «В Козлеве на пристани лежат больших медных новых пушек де­сять, видел их сам секунд-майор»¹; «Да он же грек Янакий се­кунд-майору объявил: ежели де хана не переменят, то намерены войну с ханом иметь бахтигиреевы сыны»². Таким образом, в офи­циальном журнале личность автора отодвигалась на второй план, а на первый выходила собранная им и его подручными информа­ция, ее источники. Подобный стиль отражал генезис данной раз­новидности делопроизводственной документации. Задание, кото­рое получил Миронов, было сродни дипломатическому, поэтому его журнал имел черты отчета о выполнении задания и восходил к древнерусским статейным спискам, которые также оформля­лись от третьего лица.

Личный дневник велся автором собственноручно, и это обстоя­тельство определяло стиль записей, отбор фактов для внесения в дневник. Запись в нем делалась, как правило, от первого лица. В качестве примера приведем отрывок из дневника Никитенко:

«Май 1 (1826 г.). Был на гулянье в Екатерингофе. Пыль, холод, ве­тер, шумные толпы народа, болото, усаженное жидкими елями и сос­нами — вот все достопримечательности его.

23 (мая). Несколько дней тому назад г-жа Штерич праздновала свои именины. У ней было много гостей и в том числе новое лицо, которое, должен сознаться, произвело на меня довольно сильное впе­чатление. Когда я вечером спустился в гостиную, оно мгновенно при­ковало к себе мое внимание. То было лицо молодой женщины порази­тельной красоты. Но меня всего больше привлекала в ней трогатель­ная томность в выражении глаз, улыбки, в звуках голоса.

Молодая женщина эта — генеральша Анна Петровна Керн, рожден­ная Полторацкая. <...>

Сегодня я целый вечер провел с ней (А. П. Керн. — Т. К.) у г-жи

терич. Мы говорили о литературе, о чувствах, о жизни, о свете. Мы

несколько минут остались одни, и она просила меня посещать

"'■

Эта и последующие дневниковые записи передают пережива-я и мысли молодого человека, которые возникали у него при щении с А. П. Керн.

Записи в дневнике отражают разные состояния, в которых пре-

[вал автор. Среди однообразных, повторявшихся сюжетов (на-

имер, записей о погоде) временами появляются записи о глу-

ких переживаниях автора, вызванных недовольством собой, со-

нениями, надеждами и т.д. Например, Н.Г.Скопин записал в

евнике 1 — 2 ноября 1803 г.: «Нынешний день испытал, что не

лжно о вещах скороспешно судить, ибо я грубо ошибся и мне

ыдно... Как быть! я человек! Вреда от сей ошибки никакого не

следовало. Так-то иногда мы других осуждаем!.. Впредь наука!»².

Создатель личного дневника имел две задачи. Одна из них была

невидной — фиксировать каждодневные события, которые он

тел сохранить в памяти. Своими записями автор связывал себя

прошлым, поскольку запись, сделанная вчера, сегодня стано-

илась записью об уже неповторимом дне.

Некоторые авторы личных дневников ставили перед собой и

кой вопрос: «для чего они накапливали огромный фактический

атериал о прошедших событиях и о себе?»

Порошин сознательно избрал объектом своего наблюдения овседневную жизнь наследника престола. «Повседневные запис-и» о Павле Петровиче должны были стать пособием для «состав-ения его истории». Порошин видел ценность своего «журнала» в елочах, на которых он сосредотачивал внимание. Он подчерки-ал, что «иногда по видимому и не важные бы вещи лучше, неже-и прямые дела, изображают нрав и склонности человеческие, собливо в нежной младости»³. Итак, Порошин фиксировал ин-ормацию для будущего.

j Усиление личностного начала в дневниках приходится на по-еднюю треть XVIII в. В этот период на содержание личных днев-иков повлияла художественная литература, в которой с 60-х гг. "~ТП в. начало формироваться новое направление — сентимента-изм. Для произведений этого литературного направления харак-ерно внимание к личности обыкновенного человека, его част-"ой жизни, внутреннему миру, сфере личных чувств и взаимоот-ошений. Под влиянием русских авторов, а также произведений ападного сентиментализма читатели приходили к осознанию того,

 

¹ Лндр\иевский\ А. К истории пограничных наших отношений... — С. 354. Там же. — С. 353.

¹ Никитенко А. В. Дневник: в 3 т. — М., 1955.— Т. 1. — С. 46—47

² Саратовский исторический сборник. — С. 315.

³ Порошин С. А. Записки... — С. 11.

 

 

184

185

что истинная жизнь — это способность чувствовать, умение сопе­реживать.

В результате усиления внимания к «движениям сердца» каждо­го человека независимо от его социального положения содержа­ние дневников обогатилось новой информацией — описанием переживаний автора. Теперь наряду с событийной канвой во мно­гих дневниках фиксировалась внутренняя жизнь автора. Так, 14 апреля 1815 г. Жуковский рекомендовал своей возлюбленной Протасовой «записывать свой день» — вести дневник: «Знаешь ли, как это утешительно, особливо тогда, когда бы желал и щ можешь кому-нибудь передать сердце. Пусть этот кто-нибудь (вы­делено издателем. — Т.К.) будет бумага»¹.

Наполнение личных дневников новым содержанием превра­щало их в средство самопознания и познания действительности. К середине XIX в. такое назначение дневников было усвоено даже гимназистами. Характерна запись в дневнике петербургского гим­назиста, затем студента Санкт-Петербургской медико-хирургиче­ской академии В. Н. Чемезова. Делая в дневнике записи о конкрет­ном событии — студенческом волнении в Санкт-Петербургском университете в 1861 г. — он раскрывает свое понимание назначе­ния дневниковых записей: «Я решил записывать решительно все, что говорят об университете; конечно, большая часть из этого неправда или преувеличение, но это важно с той стороны, что изо всех рассказов, ходящих по городу, я могу вынести взгляд общества на дело студентов и понятие его об университете. По крайней мере лет через десяток на досуге я прочитаю это и обсу­жу, правы ли были студенты в своих требованиях или нет, и на­конец, самый мой образ мыслей. Может быть, мне даже захочется написать историю этого происшествия, конечно для себя и зна­комых, а не для публики, потому что печатать историю, в кото­рой высказано много правды касательно правительства, не по­зволяют»². Как видим, гимназист предполагал в будущем на осно­ве своих записей выработать объективный взгляд на требования студентов в 1861 г., отношение общества к ним и, наконец, соб­ственную оценку событий. Таким образом, заполняя свой днев­ник, автор связывал настоящее с будущим.

Автор личного дневника мог использовать его для написания мемуаров. Например, по мнению исследователей, в основе знаме­нитых мемуаров Андрея Тимофеевича Болотова лежат его днев­никовые записи. Во многих мемуарах об Отечественной войне 1812 года, написанных спустя многие годы после военной кам-

¹ Письма-дневники В.А.Жуковского 1814 и 1815 гг. // Памяти В.А.Жукоп-
ского и Н.В.Гоголя. — СПб., 1907. — Вып. 1. - С. 200.

² Цит. по: Эйдельман Н.Я. Дневник гимназиста 1860-х гг. // Археография и
источниковедение Сибири: сб. ст. — Новосибирск, 1975. — С. 53 — 54.

нии, также просматривается дневниковая основа. ТаковН _t ме­муары участников войны Ф.Н.Глинки, А Ф. Раевского, И. И-[.Ла­жечникова, И.Т. Радожицкого, Н.А.Дуровой. Г Личный дневник мог использоваться в профессиональН^ь:_{ых и} Служебных целях. Пушкин написал «ИТутеиествие в Арзрум», °опи-Ьаясь на свой путевой дневник. Отправляясь на Кавказ, поэ^_{т не} ■мел еще замысла литературного произведения, он появился ^пс₁₀сле ■го возвращения с Кавказа. При подготовке текста для публг_[ика_ 41ии поэт переработал текст дневника.

В ряде случаев на основе личных дневниковых записей МС{_0ГЛИ Создаваться и определенные разновидности делопроизводс^т^_вен-|ЮЙ документации. Так, Корсаков в«е_Л в 1861 г. личный путе._евои кневник для того, чтобы по возвращ&нии в столицу написатьг_под_ Ьобный и точный отчет об исполнении данного ему служебг,_ного Поручения.

5.3. Приемы изучения материалов личного происхождения

Материалы личного происхождения всегда привлекали вН1-_има-ие историков. Они считали эти материалы ценными прежде, _все.. для написания биографических исследований и комментаРр_Иев менно биографические факты представлялись ученым на11б5_олее остоверными. В источниковедении был выработан ряд общих; _под_ одов к проверке достоверности известий, сообщаемых исТ^Лчни-ми личного происхождения. Например, меру достоверн^_ости нформации дневников, писем и мемуаров предлагается оЛРреде-' ть, характеризуя черты личности создателя текста, его Цоци-ьное положение, мировоззрение, профессию, круг обше_;Ния, аналы получения информации и т. д. Еще один распространен­ий способ проверки достоверности сведений о конкретно^ _со_ ытии опирается на их сопоставление со сведениями об эТ°1м же обытии, находящимися в источниках других видов. Долгое время недостатком писем, дневников и мемуаров _счи_ ась значительная степень субъективности оценок, касавшихся бытии, о которых авторы писали. В настоящее время ситуация зменилась, и субъективность материалов личного происХ0_1Жде_ ия признается как одно из главных достоинств этого вид2 Итсто-ических источников. Понимание того, что в материалах личного происхо#Д*ения особую ценность часто имеют не сами события, о которых Ц.оъе- Ствует автор, а их оценка автором, позволило найти новые _Пу_ТН извлечения из источников объективной информации, кот_ГОр_ая арактеризует в первую очередь самого автора.

 

186

187

Сегодня существуют методики, которые позволяют получить значительный объем скрытой информации как об одном лице, так и о социальной группе, к которой принадлежал автор. Приня­то считать, что значительный объем скрытой информации источ­ников можно выявить с помощью количественных методов, кото­рые используются для обработки большого массива исторических источников. Применительно к переписке эти методы (в сочетании с традиционными) были апробированы Е. Н. Марасиновой при изучении состояния сознания элиты российского дворянства в последней трети XVIII в. В этом исследовании основные этапы источниковедческой обработки писем заключались в следующем.

В о-п е р в ы х, в соответствии с поставленными конкретными задачами исследования и заявленными критериями отбора источ­ников (принадлежность авторов писем к определенному социаль­ному кругу, время написания писем) формировалась источнико-вая база.

В о-вторых, был проведен историко-типологический анализ текстов, вошедших в созданный комплекс. Анализ показал, что эпистолярные тексты последней трети XVIII в. имели разную те­матику, стиль, степень следования образцам и т.д. С учетом соци­альных функций материал комплекса был разделен на традици­онно-ритуальные (прошения, жалобы, рекомендации, благодар­ности; соболезнования, поздравления; информативные письма; семейная переписка бытовой тематики), эмоционально-интим­ные (не имеющие четкой прагматической цели, выступающие в качестве беседы с адресатом) и интеллектуально-эмоциональные (средство общения интеллектуальной элиты) письма.

В-третьих, чтобы сделать сопоставимыми эти разнообраз­ные письма, в рамках так называемого контент-анализа была осу­ществлена формализация содержания каждого послания. После ряда операций содержание всех писем было унифицировано и пред­ставлено в числовом выражении.

В-четвертых, результаты, полученные в ходе работы с фор­мализованным содержанием источников, были интерпретирова­ны в соответствии с поставленной конкретно-исторической зада­чей.

В заключение автор отметил, что предложенный «анализ ис­точников эпистолярного характера позволил выделить в созна­нии представителей господствующего сословия традиционные нормы, зафиксировать девальвацию общепринятых ценностей и уловить начало формирования новых альтернативных ориента­ции»¹.

¹ Марасинова Е.Н. Психология элиты российского дворянства последней тре­ти XVIII в. (По материалам переписки). — М., 1999. — С. 238.

188

Источники

-

Грамотки XVII-начала XVIII в. - М., 1969.

Греч Н. И. Учебная книга российской словесности, или Избранные 1Места из русских сочинений и переводов в стихах и прозе: в 4 ч. — СПб.,.1819.

Дневник А.С.Корсакова (1861) // Река времен: альманах — М., 1995. - Кн. 2.

Дневник А.С.Пушкина 1833-1835. - М., 1997.

Дневник Ивана Игнатьевича Лапина // Труды Псковского археоло­гического общества. 1914—1915 гг. — Псков, 1915. — Вып. 11.

Журнал, или Записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Тол-ченова. — М., 1974.

Журнал, содержанной Киевского гарнизона Стародубского полку секунд-майором Матвеем Мироновым во время посылки его в Крым до Бакцысарая к хану крымскому Арслан-Гирею с письмами, а что им, секунд-майором, в бытность его в Бакцысарае и в проезде в оба пути о тамошних обращениях разведано и присмотрено, явствует ниже // Ки­евская старина. — Киев, 1885. — Т. 11. — № 2.

Забелин И. Е. Дневники. Записные книжки. — М., 2001.

Камер-фурьерский журнал, 1764 г. — Б. м., б. г.

Камер-фурьсрский журнал, 1765 г. — Б. м., б. г.

Никитенко А. В. Дневник: в 3 т. — М., 1955 — 1956.

Новгородские грамоты на бересте: из раскопок 1951 г. [...1952, 1953 — 1954, 1955, 1956-1957, 1958-1961, 1962-1976, 1977-1983, 1984 — 1989, 1990-1996, 1997-2000 гг.]. - М., 1953-2004.

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. — Л., 1979.

Письма русских писателей XVIII в. — М., 1980.

Порошин С.А. Записки, служащие к истории великого князя Павла Петровича // Русский Гамлет. — М., 2004 (серия «История России и Дома Романовых в мемуарах современников. XVII —XX вв.»).

Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: в 10 т. — 3-е изд. — М., 1966. — Т. 10.

Саратовский исторический сборник, издаваемый Саратовской уче­ной комиссией в память трехсотлетия города Саратова. — Саратов, 1891. — Т.1.

1812 год... Военные дневники. — М., 1990.

Тютчев Ф. И. Сочинения: в 2 т. — М., 1980.

Литература и справочные издания

Аксенов А.И. Из эпистолярного наследия А.И.Мусина-Пушкина // Археографический ежегодник за 1969 г. — М., 1971.

Бакланова Н.А. Торгово-промышленная деятельность Калмыковых во второй половине XVII в.: к истории формирования русской буржуазии. — М., 1959.

t Буланин Д. М. Письмовники // Словарь книжников и книжности Древ­ней Руси. — Л., 1989. — Вып. 2. Вторая половина XIV — XVI в. — Ч. 2.

189

Глаголева А. П. Повседневные записки князяя А.Д. Мешшикова (к и iv чению материалов Меншиковского архива) //' Проблемы источников! дения. — М., 1956. — Вып. 5.

Гусев А. В. Письма царя Алексея Михайловичей как исторический иаоч ник // Исследования по источниковедению истгории Росс;ии (до 1917 г, сб. ст. - М., 2004.

Демин А. С. Вопросы изучения русских писььмовников; XV— XVII ни из истории взаимодействия литературы и доюументальнсой письменна сти // Труды Отдела древнерусской литературы! Института русской ли ратуры (Пушкинский дом). — М.; Л., 1964. — Т."- 20.

Егоров О. Г. Русский литературный дневник XIX в. Истгория и TcopnuJ Исследование. — М., 2003.

Зимин А. А. Рукописи Евфимия Туркова и пиерьмо МарижыТурконой Я Лингвистическое источниковедение: сб. ст. — PsVI., 1963.

Иезуитова Р.В. Пушкин и «Дневник» В. А. Ж'У ко веко го 1834 г. // HyiuJ кин. Исследования и материалы. — Л., 1978. — IF. 8.

История дореволюционной России в дневниках и воспоминании)! аннотированный указатель книг и публикаций в журналам: в 5 т. - MJ 1976-1989.

Марасинова Е. Н. Психология элиты российского дворянства после ней трети XVIII в. (По материалам переписки). — М., 1997.

Панкратова Н.П. Элементы эпистолярной традиции в частной ill реписке XVII в. // Исследования по лингвистическому иссточниконсд| нию: сб. ст. — М., 1963.

■

 

 

" р j, г, - a a f»

ПЕРИОДИЧЕСКАЯ ПЕЧАТЬ

6.1. Общая характеристика

.Предшественником русских периодических изданий являются Ьти-куранты» («Вестовые письма», «Куранты»). Так назывались Щописные подборки материалов с известиями о событиях, про­шедших в иностранных государствах. «Вести-куранты» состав-Мсь на протяжении всего XVII в. в Посольском приказе и пред­авались царю и его ближайшему окружению. Содержание «Вестей-курантов» ограничивалось главным обра-i переводами из иностранных газет (немецких, голландских и). Кроме иностранных газет, источником «Вестей-курантов» были)ГСйные списки — отчеты русских послов о поездках за границу. |у разновидность делопроизводственной документации обяза-Ьно входил блок информации, собранной послом в стране пре­рви ия. Послы сообщали о политической ситуации в Европе (если ТОЛьство было направлено в европейскую страну), отношениях " ly различными государствами. Иногда в статейных списках ука-ituicb источники подобных сведений. Среди них назывались ино-имные газеты. «Курантельщики», т.е. лица, служившие в По-ы'ком приказе и причастные к созданию «Вестей-курантов», Водили известия в порядок — составляли столбцы, на которых ■Влагалась рукописная газета.

Снизь между «Вестями-курантами» и первой русской печатной "ioii «Ведомости» (1702—1727) доказывается тем общим на-Иованием единицы информации, для регистрации которой со­шлись и рукописная и печатная газеты. Слова «вести» («весть») |Лсдомости» («ведомость») имеют общий корень и являются Юпимами. Синонимический ряд можно продолжить словами Цестие», «сообщение», «новость». Они указывают на то, что ВЫ «Вестей-курантов» и «Ведомостей» содержали информа-Vo современных читателю событиях. Таким образом, Петр I Дполагал, что газета ознакомит большой круг читателей с со-■нными событиями.

"!ло1Ю «ведомости» было использовано и для названий двух дру-офшшальных газет XVIII в. — «Санкт-Петербургских ведомо-* и «Московских ведомостей», а также для губернских газет рои четверти XIX в. Информативная функция газеты как опре-рНмого типа периодического издания сохраняется и сегодня Ду с другими функциями.

191

 

Периодическое издание — это регулярно (с заданной периодич­ностью) издающаяся типографским способом подборка текстов, предназначенных для оповещения читателей об определенных событиях и формирования на основе предложенного материала общественного мнения.

Основными типами периодической печати являются газета и журнал. Газета — повременное, как правило, ежедневное изда­ние для оперативного сообщения информации о текущих событи­ях и публикации разного злободневного материала. Журнал — это повременное издание, выходящее с определенной периодично­стью (чаще всего ежемесячно) в виде книг и содержащее разно­образный литературный, политический и научный материал. Та­ким образом, главные различия типов современной периодики состоят в характере содержания и форме подачи информадии, периодичности выхода в свет, а также внешнем виде.

Различия газет и журналов складывались в России постепенно. В XVIII в. еще не было четкого размежевания периодики на типы ни внешне, поскольку и газета и журнал имели один прообраз — печатную книгу, ни по структуре изданий и жанрам, поскольку первый русский журнал возник как приложение к газете.

Слово «газета» встречается на страницах «Ведомостей», но ре­гулярно оно стало использоваться лишь в XIX в. В названии повре­менного издания впервые оно встречается с 1809 г. Первым изда­нием, наименование которого содержало слово «газета», стала «Северная почта, или Новая Санкт-Петербургская газета», выхо­дившая при Почтовом департаменте Министерства внутренних дел (1809-1819).

Слово «журнал» широко использовалось в XVIII в. для обозна­чения и особого делопроизводственного документа и личных по­денных записок, т. е. личных дневников. В названиях повременных изданий оно стало широко использоваться в 90-е гг. XVIII в.: «Мос­ковский журнал» (1791 — 1792) Н.М.Карамзина; «Магазинобщепо­лезных знаний и приобретений с присовокуплением Модного жур­нала...» (СПб., 1795); «Санкт-Петербургскийжурнал» И.П.Пнина (1798).

Система периодики включает в себя разнообразные по проис­хождению, содержанию и форме издания, но единого основания для классификации изданий внутри типов не существует. Более или менее однородные группы периодической печати принято выделять по многим признакам: по периодичности выхода изда ния в свет (ежедневные, еженедельные, ежемесячные, ежегод­ные и т.д.); по административному уровню населенного пункга, и котором издание вышло в свет (столичная, провинциальная или местная — губернская, областная, уездная - периодическая пе­чать); по юридическому положению издателей (официальная, правительственная, ведомственная печать; частная печать; печать

бщественных учреждений); по отношениюк цензуре (подцен-урная легальная печать; нелегальная печать; по языку (русские здания; издания, выходившие в России н: иностранных язы-ах); по содержанию (обществегно-политичежие, литературные, научные издания и т.д.). Эти прзнаки испол>зуются для анализа каждого типа периодических изданий, группизданий внутри ти­пов или одного издания как представителя икой-то определен­ной группы.

) В истории периодической печати XVIII—пе]вой половины XIX в. бычно выделяют два периода: 1702 — 1800 гг и 1801 — 1861 гг.

Первый период — врем становленм отечественной пе-иодики. В XVIII в. начал использоваться пчатный станок, что способствовало расширению шформационюто поля в России. Началось массовое оперативное тиражирован!е тех известий, ко­торые издатель считал необходимым донести _до читателей. В тече­ние столетия обозначились в ебщих чертахдва основных типа изданий — газета и журнал. В это время постегенно складывались свойственные этим изданиям жанры, шли поиски в оформлении Изданий в соответствии с их информационна спецификой, вы­являлось общественное значение повременньх изданий.

Периодические издания Росеии за периц с 1703 по 1800 г. асчитывали 119 наименований. Их особенностью является то, то они, за исключением официальных, супгствовали короткое ремя.

Второй период характеризуетсязаверцением оформления азновидностей изданий и увелгчением числшовременных изда-ий. В этот период появились 5S5 новых оргаюв печати.

6.2. Эволюция периодическо! печати 6.2.1. Периодическая печать IVIII в.

Газеты. Первая печатная газ:та России «1едомости» выходи-® с конца 1702 до середины 1727 г. Инищатором ее издания ыл Петр I. В именном указе от 16 декабря F02 г. «О печатании азет для извещения оными о заграничных ивнутренних проис-,ествиях» определено, с какой целью и для кого предназнача­юсь «Ведомости» и каким образом должен»ыл собираться ма-

риал для номеров газеты. Ра;поряжение гаря гласило: «...по едомостям о воинских и о всяшх делах, которые надлежит для 'ъявления Московского и окрестных госудрств людям, печа­ть куранты, а для печати тех курантов, ведомости, в которых

иказах о чем ныне какие естьи впредь буду, присылать из тех

иказов в Монастырской прикгз без мотчанш (промедления. —

 

L 7 Z.

[Ьликои

193

Т.К.), а из Монастырского приказа те ведомости отсылать на Печатной двор»¹.

Содержание печатной газеты теснейшим образом было связа­но с событиями первой четверти XVIII в. Петр I понимал, что использование печатного станка способствовало информированию широких слоев общества о событиях в России и за границей и формированию общественного мнения о деятельности монарха. Поэтому отбор информации для публикации в «Ведомостях» но­сил целенаправленный характер и зависел от требований полити­ческой ситуации в России, намерений Петра I и его правитель­ства. Официальный характер газеты подчеркивало размещение на ее страницах правительственных материалов: реляций, трактатов, экстрактов из донесений и писем государственных деятелей и т.д.

Одной из особенностей первой русской печатной газеты было то, что она не имела постоянного названия. Ее общее самоназва­ние для всех номеров, вышедших в течение года, встречается в комплектах за 1704, 1705 и 1707 гг. Оно было таким: «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случив­шихся в Московском государстве и во иных окрестных странах. Начаты в лето от Христа 1704-е от генваря, а окончены декаб­рем сего же года».

У «Ведомостей» не было постоянной периодичности выхода в свет и последовательности в нумерации выпусков. Номер газеты издавался по мере накопления материала, поэтому годовые ком­плекты состояли из различного числа номеров. Так, в 1718 г. вы­шел всего 1 номер, а в 1720 г. — 71. Не был постоянным и объем отдельного номера газеты: он колебался от 1 до 48 страниц.

Первая русская печатная газета имела небольшой формат, по­этому переплетенный годовой комплект петровских «Ведомостей» внешне был похож на книгу. При оформлении газеты учитыва­лись приемы оформления печатной книги: текст размещался в одну колонку, применялись виньетки, заставки, рамки-заставки, имевшие декоративное назначение. Для выделения в номере газе­ты наиболее важных с точки зрения издателя текстов могла ис­пользоваться киноварь (красная краска).

На страницах «Ведомостей» преобладали информационные за­метки. Они содержали ответы на вопросы: где, когда, что про­изошло, и начинались стандартной формулой: из такого-то горо­да (или страны) пишут, далее следовали дата и описание собы­тия. В газете отсутствовали рубрики, объединявшие сообщения однотипного характера.

В то же время в «Ведомостях» зарождались и другие газетные жанры: рецензия, политический памфлет, репортаж. Корреспоп-

¹ Полное собрание законов Российской империи (первое). — СПб., 1830. — Т. 4. -№ 1921.

194

денции на военные темы содержали в себе зачатки аналитическо­го рассмотрения фактов.

В 1728 г. на смену «Ведомостям» пришли «Санкт-Петербург­ские ведомости». Новая газета носила также официальный харак­тер и издавалась Академией наук. Печаталась газета в академиче­ской типографии.

На протяжении всего XVIII в. «Санкт-Петербургские ведомости» сохранили порядок отбора и подготовки информационного матери­ала к публикации, установленный Петром I для «Ведомостей». Ина­че говоря, на протяжении XVIII в. основной массив российских ин­формационных материалов имел строго официальное происхожде­ние и в большей своей части исходил из Секретной экспедиции Коллегии иностранных дел. Отбор оригинальной информации, наи­более важно