Летописание периода феодальной раздробленности (30-е гг. XII — конец XV в.)

На данном этапе отличительной чертой летописания было рас­ширение его географии. Кроме Киева и Новгорода новые лето­писные центры возникли в Чернигове, Переяславле Южном и Переяславле Суздальском, Владимире Южном и Галиче Южном, Владимире на Северо-Востоке, Твери, Москве, Смоленске, Пско­ве и т.д. Здесь создавались разнообразные по формам и содержа­нию сочинения. Помимо крупных летописных произведений, охва­тывавших события от библейских времен до времени работы по­следнего летописца, стали появляться краткие родовые и личные княжеские летописцы, объектом внимания которых был ограни­ченный круг лиц и событий. Следы подобных летописцев обнару­жены исследователями во многих поздних летописях. В условиях феодальной раздробленности содержание создаваемых летописей, как правило, отражало местные события.

Летописание различных центров изучено сегодня неравномер­но, причиной этого является недостаточная источниковая база. Обрывочные свидетельства о летописании в ряде княжеств не позволяют более или менее полно восстановить и охарактеризо­вать своды, создававшиеся местными авторами. В центре внима­ния исследователей находятся киевское, новгородское, владимир­ское, московское, галицко-волынское летописания, следы кото­рых обнаруживаются в летописях, созданных в XIII — XV вв.

Киевское летописание. Киевское летописание продолжалось на протяжении XII в. Оно отразилось в Ипатьевской летописи, в на­чальной части которой читается «Повесть временных лет» в тре­тьей редакции. Далее летописание Киевского княжества отражено в этой летописи вплоть до 1200 г. Этим годом датируется летопис­ный свод, составленный в киевском Выдубицком монастыре игу­меном Моисеем. Последняя погодная статья свода содержит по­хвалу великому киевскому князю Рюрику Ростиславичу за строи­тельство каменной стены вокруг монастыря.

22

При написании своего труда игумен Моисей использовал мно­гие летописные сочинения, которые происходили из разных кня­жеств и следы которых сохраняются в киевском своде 1200 г. Так, начиная с 40-х гг. XII в., в нем встречаются вкрапления Галицко-Волынского свода. Источником свода 1200 г. был также Летописец князя Владимира Глебовича, сидевшего в Переяславле Южном. Текст Летописца заканчивался, по мнению ученых, рассказом о смерти этого князя в 1187 г. и был использован также в XII в. в летописании Северо-Восточной Руси. Еще одним источником ки­евского свода был Черниговский летописец, завершавшийся из­вестиями о смерти в 1198 г. черниговского князя Ярослава Всево­лодовича и о вступлении на черниговский стол Игоря Святославича. Он являлся семейным летописцем Святославичей, начало кото­рому было положено еще в 40-х гг. XII в.

Среди источников свода игумена Моисея были и киевские ле­тописи. К числу летописцев-киевлян середины XII в. относят боя­рина Петра Бориславича. Ему приписывается создание летописи, отражавшей деятельность потомков старшего сына Владимира Мономаха Мстислава — великих киевских князей Изяслава Мстис-лавича, его сына Мстислава Изяславича и внука Рюрика Ростис-лавича. Следы этой сильно переработанной впоследствии летопи­си обнаруживаются исследователями в ряде погодных записей 40 — 50-х гг. XII в. Ипатьевской летописи. Другим киевским источником была семейная хроника Ростиславичей, одним из составителей которой был сам игумен Моисей. Она включала известия о Рюри­ке и его семье, «некрологи» братьям Святославу, Мстиславу, Ро­ману, Давыду.

Новгородское летописание. Летописание Новгородской феодаль­ной республики сохранилось в большом числе летописей: Новго­родской первой, второй, третьей, четвертой, пятой летописях, Софийской первой летописи.

Самой ранней дошедшей до нас летописью, созданной в Нов­городе, является Новгородская первая летопись старшего извода. Сегодня она представлена единственным списком — Синодаль­ным. Этот пергаменный список новгородской летописи является древнейшим и в корпусе всех дошедших до настоящего времени списков русских летописей. Ту часть Синодального списка, кото­рая завершается погодной записью 1234 г., по палеографическим приметам исследователи относят к XIII в. Эта древнейшая лето­пись, к сожалению, имеет дефекты. Утрачены первые шестнад­цать тетрадей рукописи, поэтому текст летописи начинается с 1016 г. Отсутствует еще одна тетрадь с событиями 1273—1299 гг. Другая часть Синодального списка датируется второй четвертью XIV в. В ней изложение событий доведено до 30-х гг. XIV в., хотя имеются дополнения (до середины XIV в.), написанные разными почсрклми.

23

К Синодальному списку близка Новгородская первая летопись младшего извода, текст которой продолжен до 40-х гг. XV в. Эта редакция представлена двумя основными списками. Академиче­ский список имеет точную дату его написания — 1444 г. — и послед­нюю погодную статью с датой 1443 г. Комиссионный список был создан в середине XV в., его основной текст доведен до 1439 г., а продолжение — до 1446 г. включительно — написано на другой бумаге и другим почерком.

Изучение этих и других летописей показывает, что в Новгоро­де они создавались в различных местах: при посадниках, епис­копской кафедре, монастырях, уличанских церквях. Хотя не все этапы истории новгородского летописания восстанавливаются, об­ращает на себя внимание большое число летописных центров, существовавших в одном городе.

Истоки новгородского летописания принято возводить к сере­дине XI в. Шахматов реконструировал текст новгородского лето­писного свода 1050 г. Рыбаков внес поправку в построения Шахмато­ва и определил, что в 1054— 1060 гг. этот летописный свод в Нов­городе был окончательно оформлен. Это раннее летописание уче­ный характеризует как посадническое, отражающее, в частности, интересы новгородского посадника Остромира.

Следующий этап новгородского летописания, выделяемый ис­следователями, связан с деятельностью сына Владимира Моно­маха Всеволода, княжившего в Новгороде с 1118 по 1136 г. Он стал инициатором летописного свода, в котором соединились, скорее всего, местная летопись, погодные записи которой со­ставлялись еще в XI в., и «Повесть временных лет», созданная в Киеве при Владимире Мономахе. Работа над новой новгородской летописью могла идти между 1119 и 1136 гг.

После событий 1136 г., когда Всеволод был изгнан новгород­цами, в городе изменилось соотношение власти князя и епископа. Новая политическая ситуация повлияла на характер местного ле­тописания. Под руководством новгородского епископа Нифонта был создан летописный свод, который предположительно дати­руется 1136 г. К работе над пересмотром свода князя Всеволода и составлением нового свода был привлечен Кирик — монах, диа­кон и доместик (т.е. главный в одном из двух церковных хоров) Антониева монастыря, приближенный Нифонта. Следы работы Кирика исследователи обнаруживают в статьях 1136, 1137 гг. и ряде других, отмеченных в Новгородской первой летописи. В них затронуты темы, которые присутствуют в нелетописных сочине­ниях Кирика — «Учении им же ведати человеку числа всех лет», «Вопрошаниях Кирика, иже воспроси епископа Нифонта и инех».

Смысл переработки свода состоял, по-видимому, в том, чтобы исключить его княжескую направленность. Для этого необходимо было заменить текст киевской «Повести временных лет» в промо-

24

номашьей редакции другим текстом, оппозиционньым к княжеской власти. Из ранее созданных летописных текстов таковй характер шел киевский Начальный свод 1093 — 1096 гг. В результаате произведен­ной замены в новгородской летописи сохранились > фрагмента ут­раченного киевского летописного сочинения конща XI в.

В дальнейшем свод 1136 г. был положен в основчу архиеписюп-ских сводов, составители которых использовали собоственные зати-си событий и сочинения других авторов и городских летопистых центров. Косвенное подтверждение такого включения в архиешс-копские своды текстов, происходивших из иных цеентров, обтру-живается в Новгородской первой летописи старшиего извода под датами 1144 (6652) г. и 1188 (6696) г. В первой псогодной загиси безымянный летописец сообщает об одном из фактсов своей жи;ни: «Въ то же лето постави мя попомь архепископъ святгыи Нифонть»¹. В статью 1188 г. занесена запись о смерти «Германаа, иерея свя"ого Якова, зовемого Воята», который прослужил в цееркви «полтпя-тадьсять леть»², т.е. 45 лет. Исследователи отождестввляют безымш-ного попа-летописца с Германом Воятой. Это отождествление спи­рается на срок, в течение которого служил в церквии святого Игко-ва умерший иерей, начавший свою службу в 1143 илш 1144 г. Слсдо-вательно, летописание велось и в церкви на Неревсском конце

Историографы называют имя еще одного летописца этой же церкви. В Синодальном списке Новгородской пегрвой летописи старшего извода один из двух почерков отождествляется с пояр­ком пономаря Тимофея, служившего в церкви сьвятого Иаюва. В 1282 г. он переписал «Пролог» (древнерусский жштийный сбор­ник) для церкви Нерукотворного Образа. Если этсо отождестше-ние правильно, то можно сказать, что на протяжении длителшо-го времени церковь святого Иакова была летописшым центрол.

Важнейшее звено новгородского епископскогго летописашя обнаруживается при анализе двух летописей, создашных в XV в, — Новгородской четвертой летописи и Софийской перрвой летошси. Их внимательное изучение начал Шахматов. Сопосставлеше лето­писей показало, что повествование в них совпадает дед 1418 г. Обций источник, т.е. протограф, Новгородской четвертой и Софийссой первой летописей был доведен, согласно реконструкции Шах­матова, до 1448 г. Эту дату ученый выводил из поэгодной зашей 1380 г., присутствующей в обеих летописях: «В летсо 6888 (1380 г.)...А Благовещение бысть в Великъ день, а перво сего бысп за 80 лет и за 4, а потом боудеть за 80 лет без лета, а потгомъ за 11 лег»³. Празднование Благовещения и Пасхи, действительно, совпадало в 1296, 1380 и 1459 гг. Когда же работал летописец,;, который при-

¹ Новгородская первая летопись старшего и младшего извоодов... — С. 27

² Там же. -С. 39.

³ Полное собрание русских летописей. — М., 2001. — Т. 6. — 1Вып. 1. - Стб.454.

25

писал к хронологическому расчету слова «а потомъ за 11 лет»? Из трех указаннь->1х дат Шахматов выбрал 1448 г. Не ранее этого года был составле: н протограф Новгородской четвертой летописи и Софийской п ервой.летописи, который был назван Новгородско-Софийским с: водом.

Ученый сч итал, что свод 1448 г. носил общерусский характер, хотя и был доставлен в Новгороде путем соединения местной новгородской:: летописи с общерусским летописным сводом.

Сопоставление свода 1448 г. с Новгородской первой летописью младшего изв«ода позволило восстановить еще один новгородский свод, названн:ый Шахматовым Софийским временником. Он был доведен до 14221 г. Его составителем, по мнению ученого, был Мат­вей Михайлов, включивший в текст известия из своей жизни (о своем рожденняи — 1375 г.; смерти отца — 1382 г.; смерти матери — 1405 г.; своем браке — 1406 г.; рождении сына — 1411 г.). Шахма­тов отождестви ил Матвея Михайлова с уставщиком новгородского владычного двора Матвеем Кусовым, чье имя дошло до нас в не­скольких внеглетописиых записях, восходящих к первой четверти XV в. Если щдентифижация верна, то составленный Матвеем Ми­хайловым Кусковым свод имеет непосредственную связь с владыч­ным летописаитаем. Следовательно, летописание при новгородском епископском дпворе велось без перерывов, но время от времени оно подвергалось о» «бработтсе. Новейшее исследование Синодального спис­ка Новгородснкой первой летописи старшего извода, проведенное ААГиппиуссжш, предлагает новый взгляд на происхождение спис­ка и подтверждает непрерывность владычного летописания в Нов­городе на протяжении XII —XV вв.

Другим источником, соединенным в 1448 г. с новгородским сводом 1421 г~>', по мнению Шахматова, был свод общерусского характера, названный исследователем «Владимирским полихро-ном митропохлита Фотия» 1421 г. Это сочинение ученый восста­навливал, соп«оставля.я не реально сохранившиеся летописи, а ре­конструированные своды. Подобная реконструкция повышает сте­пень предположительности вывода о реальном существовании та­кого сочиненкня. Хотя этот общерусский свод, согласно Шахмато­ву, сильно со кращался летописцем-новгородцем, из него были заимствованы обширные повести и сказания: о Куликовской бит­ве (1380 г.), о ^Московском взятии от Тохтамыша (1382 г.), о твер­ском владыке Арсении (1409 г.). Еще одним источником свода 1448 г., по реЕ~сонструкции ученого, был Ростовский летописный свод в редакцжга, доведенной до 1418 г.

В настоящее е время предложенная Шахматовым схема соотно­шения летописных сводов в Новгородской четвертой летописи поставлена рястом исследователей под сомнение. Прежде всего они не согласны с новгородским происхождением свода 1448 г. и от­рицают существование «Владимирского полихрона».

26

Новгородская четвертая летопись (в списке Дубровского) воз­никла в XVI в., когда Новгород потерял свою независимость. Свое название летопись получила в связи с тем, что ее основным ис­точником была Новгородская четвертая летопись. Она содержит новгородский свод 1539 г., составленный предположительно по инициативе новгородского архиепископа Макария (с 1542 г. — митрополит Московский и всея Руси), а также следы какого-то московского общерусского (великокняжеского) летописания.

В памятнике летописания XVI в. — Новгородской второй лето­писи — обнаруживаются свидетельства о летописании в новго­родском Лисицком монастыре. Новгородская вторая летопись пред­ставляет собой сокращенное извлечение из различных новгород­ских летописей, в том числе Лисицкого летописца, который упо­минается в погодных статьях 1450 и 1572 гг.

Владимиро-Суздальское летописание. Некоторые летописные своды Северо-Восточной Руси реконструируются на основе сопо­ставления содержания Радзивилловской, Московско-Академиче­ской, Лаврентьевской летописей, а также «Летописца Переяслав-ля Суздальского».

Радзивилловская летопись представлена сегодня двумя списка­ми. Ранний список датируется концом XV в. Его содержание иллю­стрируют более чем 600 миниатюр. Второй список был снят с это­го иллюстрированного списка, принадлежавшего в XVII в. Радзи-виллам, в начале XVIII в. по поручению Петра I в Кенигсберге. Последняя погодная запись в летописи — статья о событиях 1205 г.

До 1205 г. включительно с Радзивилловской сходна Московско-Академическая летопись. В отличие от Радзивилловской летописи она имеет продолжение до 1419 г. После 1205 г. текст Московско-Академической летописи состоит из двух частей разного проис­хождения: первая часть — 1206—1238 гг., вторая часть — 1238 — 1419 гг. Примечательно, что последняя часть наиболее самостоя­тельна и не имеет совпадений с другими известными сегодня ле­тописями. По-видимому, здесь отразился какой-то независимый от великокняжеского московского летописания свод, возможно, владычный Ростовский.

Еще одним летописным сочинением, привлекаемым для ре­конструкции ранних этапов летописания на Северо-Востоке, яв­ляется «Летописец Переяславля Суздальского» (XV в.). Самона­звание этого текста — «Летописец русских царей». На хронологи­ческом отрезке с 1138 по 1205 г. изложение событий в «Летопис­це» сходно с повествованием Радзивилловской летописи. Главное отличие «Летописца Переяславля Суздальского» от Радзивиллов­ской и Московско-Академической летописей в том, что его текст имеет продолжение до 1214 г. включительно.

Результаты сопоставления этих трех летописей привело Шах­матова к заключению, что в их основе лежал Переяславский свод

27

1214 г., к которому, возможно, восходят и иллюстрации Радзи-вилловской летописи. В Радзивилловской и Московско-Академиче­ской летописях окончания этого свода нет.

В начальной части каждой из трех летописей содержится киев­ский свод начала XII в. — «Повесть временных лет» в редакции 1116 г. После него в летописях читаются только южнорусские из­вестия, которые затем перемежаются с северо-восточными изве­стиями. Непрерывный поток северо-восточных известий начина­ется с 1157 г., южнорусские обрываются на 1175 г. В дальнейшем южнорусские события приведены только в погодных записях 1185, 1186 и 1188 гг., и еще раз - в 1199 и 1200 гг.

Для восстановления более ранних летописных сводов, создан­ных на Северо-Востоке Руси в период феодальной раздробленно­сти, привлекается и Лаврентьевская летопись, последняя статья которой датируется 1305 г.

Сравнение, с одной стороны, Радзивилловской, Московско-Академической летописей и «Летописца Переяславля Суздаль­ского», а с другой — Лаврентьевской летописи, обнаруживает существенные расхождения между ними в освещении владимиро-суздальских событий, начиная с 1157 г. Выразительным смысло­вым несовпадением в текстах сравниваемых летописей отличается описание в погодной статье 1176 (6684) г. событий, в которых участвовал князь Михаил Юрьевич (Михалко). В Радзивилловской и Московско-Академической летописях, а также «Летописце Пе­реяславля Суздальского» рядом с его именем фигурирует имя Все­волода Юрьевича. Если же обратиться к Лаврентьевской летопи­си, то в ней Михаил Юрьевич выступает как единственный пер­сонаж всех событий. На протяжении одной годовой записи в Рад­зивилловской летописи в повествовании о деятельности Михаила Юрьевича имя его брата Всеволода упоминается не менее 10 раз:

Лаврентьевская летопись                 Радзивилловская летопись

«Володимерци же укрепившеся        «Володимирци ж(е), укрепив-

послашася Чернигову по Михал- шес(я), послашас(я) к Чернигову
ка...»                                                           по Михалка и по брат(а) ег(о)

«Михалко с Москвы поеха Во- Всеволода...»
лодимерю...»                                                  «Михалко с Москвы поеха с

«И яви дружине заоутра поеха братом со Всеволод(о)мъ к Воло-изъ Суждаля борзо яко ж и на димирю...»

заяць дружине постигающи его                «И яви друж(и)не заутра, и по-

Михалку не доехавше Володиме- еха с Суждаля борзо, якож(е)
ря...»¹.                                                         иная же на заеяць друж(и)не по-

стигающи его, Михалку не дое-хавшю Володимиря со брат(о)мъ Всеволод(о)мъ...»².

¹ Полное собрание русских летописей... — Т. 1. — Стб. 375 — 376.

² Там же.

28

Эти различия свидетельствуют о том, что Лаврентьевская и Радзивилловская летописи имели разные летописные источники. Шахматов, а позднее и Приселков пришли к выводу, что в осно­ве северо-восточных известий Лаврентьевской летописи лежал владимирский свод конца XII в., текст которого не подвергался значительным переработкам. Радзивилловская же летопись осно­вывалась на другом владимирском своде начала XIII в., прослав­лявшем Всеволода Большое Гнездо и составленным при его сы­новьях: владимирском князе Юрии (1212 — 1216) и переяславском князе Ярославе (1212— 1236).

О существовании этих двух разновременных сводов свидетель­ствуют также языковые особенности Лаврентьевской и Радзивил­ловской летописей. Так, в Лаврентьевской летописи прослежива­ются более архаичные лексика и грамматические формы, чем в Радзивилловской:

Лаврентьевская летопись                 Радзивилловская летопись

«комони» «ядь» «детеск» «двое чади» «доспел» «крьнеть»

«кони»

«снедь»

«мал»

«двое детей»

«готов»

«купить»

Разные временные формы глаголов, использованные в статье 1185 (6693) г. в рассказе о поставлении епископа Луки в Ростов,

ладимир и Суздаль, позволили высказать гипотезы о времени создания этих сводов. Так, в Лаврентьевской летописи похвала епископу передана в настоящем времени. Это может указывать на.о, что запись была сделана до смерти Луки, которая произошла 10 ноября 1189 г. В Радзивилловской летописи в похвале Луке упо­треблено прошедшее время. Следовательно, составитель свода, на основе которого написан текст, работал после смерти Луки. Более старший Владимирский свод, использованный при составлении Лаврентьевской летописи, может быть датирован точнее. Шахма­тов считал, что он заканчивается на словах «ныня и прис(но) и в бесконечныя векы. Аминь», завершающих рассуждения летописца о пожаре во Владимире 18 апреля 1185 г. Обычно в литературных произведениях слово «аминь» (в переводе с еврейского — «истин­но», «верно», «да будет») указывало на конец текста. Аргументом в пользу этой датировки Шахматов считал и тот факт, что до 1185 г. включительно Всеволод Юрьевич назывался в летописи князем и только с 1186 г. — великим князем. Впоследствии Приселков пе­редатировал этот свод 1193 г.

В составе Лаврентьевской летописи восстанавливается еще один Владимирский свод. Основанием для его выделения служит дуб-

[рование одного известия, имеющего южное происхождение. Это

29

касается сообщения, помещенного под 1169 (6677) г. и 1171 (6679) г., о походе Михалка Юрьевича на половцев. Описание похода в этих погодных записях различаются степенью подробности: рассказ под датой 1169 г. содержит детали, которых нет в статье 1171 г. Но счи­тать второй рассказ сокращением первого нельзя, потому что и в нем есть детали, отсутствующие в статье 1169 г.: указан день, когда была одержана победа над половцами, — «неделш» (т. е. воскресенье), уточнено, что переяславцы «полонъ свои 01т(ъ)яша 400 чади и пустиша я восвояси». Также по-разному объясняются причины победы переяславцев над половцами: согласно записи 1169 г. побе­да одержана благодаря помощи Христа и Богородицы («... быс(ть) помощь Хр(и)ста ч(е)стнаго и с(вя)тое м(а)т(е)ре Б(о)жьи Деся-тиньное Б(огороди)ци, еяже бяхуть волости заяли, да аще Б(ог)ъ не дасть въ обиду ч(е)л(о)в(е)ка проста еда начнуть его обидети аже своее м(а)т(е)ре дому...»¹, а в 1171 г. — молитве «отня и дедня» («... и поможе Б(о)гъ Михалку со Всеволодом на поганыя [и] дед­ня и отня м(о)л(и)тва»)².

Оба рассказа восходят к двум различным источникам, создан­ным, скорее всего, в Переяславле Южном. Один из них представ­лял собой митрополичий свод, а другой — княжеский (Летопи­сец князя Владимира Глебовича). Рассказ об одном и том же похо­де в переяславских источниках был помещен под разными датами. Позднее оба южнорусских летописных текста были использованы владимирским летописцем при создании своего сочинения, но отождествить рассказы об одном и том же походе он не сумел. По мнению Шахматова, северо-восточный сводчик работал в 1175 г. Приселков внес уточнение и датировал Владимирский свод, ис­пользовавший оба южных летописца, 1177 г.

Лаврентьевская летопись включила и более поздние летопис­ные произведения, созданные в XIII в. в других северо-восточных летописных центрах. Однако их следы сильно размыты. В отдель­ных погодных статьях просматриваются черты ростовского лето­писания. Приселков считал, что в 1239 г. возник свод, соединив­ший версии Владимирских сводов конца XII — начала XIII в. и ростовское летописание. В статье 1271 г. ученые обнаруживают сле­ды летописания ростовской княгини Марии.

События 1285— 1305 гг. принадлежат последнему своду, вклю­ченному в Лаврентьевскую летопись. Свод 1305 г. по составу изве­стий был охарактеризован Шахматовым как общерусский. По мнению ученого, он возник по инициативе м:итрополита Макси­ма. Местом его создания назывался митрополичий двор, который в 1300 г. был перенесен во Владимир. С этого времени митрополит Максим получает титул митрополита всея Руси. Дальнейшие ис-

¹ Полное собрание русских летописей... — Т. 1. — Стб. 361. 1амже. Сто. 363.

следования Лаврентьевской летописи и особенно ее заключитель­ной части позволили Приселкову высказать гипотезу о том, что свод 1305 г. был не митрополичьим сводом, а владимирской вели­кокняжеской летописью, составленной по инициативе владими-ро-тверского князя Михаила Ярославича.

Московское летописание. Начало московского летописания восстанавливается на основе пергаменной Троицкой летописи начала XV в. Эта летопись, к сожалению, сгорела в огне москов­ского пожара в 1812 г. Однако к этому времени она уже была вве­дена в научный оборот. Тщательно изучал известия летописи Н.М.Карамзин (1766—1826), сделавший многочисленные и об­ширные выписки из ее текста и позднее опубликовавший их в примечаниях к своей «Истории государства Российского». Троиц­кая летопись была использована для установления разночтений с Лаврентьевской летописью, публикация которой в начале XIX в. подготавливалась Обществом истории и древностей российских при Московском университете, но осталась незавершенной. Вы­писки Карамзина, а также результаты сопоставления текстов Лав­рентьевской и Троицкой летописей до 906 г. позволили устано­вить сходство последней с рядом других сохранившихся летопи­сей — Рогожским летописцем первой половины XV в., Симео-новской летописью конца XV в. Извлечения из Троицкой летопи­си и близкие ей летописи были использованы Приселковым для реконструкции текста Троицкой летописи.

Анализ сохранившихся материалов показал, что окончатель­ный текст Троицкой летописи содержал свод 1408 (6916) г. (это последняя дата текста). Он составлялся, по мнению Приселкова, в Москве при дворе митрополита «киевского и всея Руси» Кипри-ана вскоре после его смерти, так как в тексте под датой 1406 г. помещено описание кончины Киприана и приведено его завеща­ние с датой: «месяца септевриа въ 12 день, индикта 15 лето 6915». (По составу известий свод являлся общерусским, а его политиче­ская направленность была явно промосковской.

Составитель свода 1408 г., или свода Киприана, использовал летописные работы своих предшественников. Его основным ис­точником был общерусский свод 1305 г., отразившийся также в Лаврентьевской летописи. Поскольку Лаврентьевская летопись возникла ранее Троицкой, то можно предположить, что именно она или ближайший протограф свода 1305 г. послужили оригина­лом для летописца, работавшего в начале XV в. Однако сравнение Троицкой и Лаврентьевской летописей показало, что более пол­ные и лучшие чтения находятся в Троицкой, а не в Лаврентьевс­кой летописи. В Троицкой летописи содержится много дополне­ний к тексту Лаврентьевской летописи. Это касается событий конца XIII —начала XIV в.: под 1295 (6803) г. подробно рассказано о смерти Дмитрия Александровича Переяславского; в погодной за-

 

30

31

писи 1304 (6812) г. указано место захоронения московского князя Даниила Александровича («в церкви св. Михаила на Москве»); в статье 1305 (6813) г. сообщено о смерти князя Андрея Александ­ровича и погребении его «на Городце в церкви св. Михаила» и т.д. В изложении событий в этих летописях существуют и некоторые расхождения. Так, события под 887 — 945 гг. датированы в Троиц­кой летописи годом вперед, т.е. 886 — 944 гг. Эти и другие наблю­дения свидетельствуют о том, что свод 1408 г. восходит, скорее всего, к оригиналу свода 1305 г.

Для повествования о событиях, совершившихся после 1305 г., составитель свода 1408 г. использовал, по всей видимости, новго­родские, суздальские и ростовские летописи. Московское летопи­сание XIV в. в составе свода 1408 г. было представлено, по мнению Приселкова, «Летописцем великим русским».

«Летописец великий русский» — это самоназвание текста, ко­торое приведено Карамзиным в выписке за 1392 г. В этой погод­ной записи летописец дал нелицеприятную характеристику нов­городцам, которые «беша бо человеци суровы, непокориви, уп-рямчиви, непоставни... Кого отъ князь не прогневаша? или кто отъ князь угоди имъ, аще и Великий Александръ Ярославичь не уноровилъ имъ?»¹. При этом автор погодной статьи ссылался на другую летопись: «...и аще хощеши распытовати, разгни книгу, Летописецъ великий Русьский и прочти отъ Великаго Ярослава и до сего князя нынешняго...»². Приселков видел в «нынешнем кня­зе» Василия I, вступившего на великокняжеский престол в 1389 г.

«Летописец великий русский», по мнению Приселкова, воз­ник на основе московских великокняжеских сводов, которые на­чали создаваться при митрополичьем дворе уже после смерти Ивана Даниловича Калиты в 1340 г. Именно о нем и членах его семьи в Троицкой летописи читались известия с точными абсолютными датами, которые ученые рассматривают как свидетельства пись­менной фиксации событий. Первым датированным событием яв­ляется рождение у Ивана Даниловича сына Семена в 1317 г.: «В лето 6825... Того же лета князю Ивану Даниловичю родися сынъ меся­ца, сентября въ 7 день, на память святого мученика Созонта и нареченъ бысть князь Семенъ»³.

Кроме точных дат событий, связанных с московским княже­ским домом, в Троицкой летописи есть датированные церковные события, совершившиеся в Москве. Самое раннее из них — за­кладка Успенского собора митрополитом Петром 4 августа 1326 г.: «Того же лета (6834 г.) въ госпожино говение, месяца августа въ 4,

¹ Карамзин Н.М. Примечания к V тому «Истории государства Российского» //
Карамзин Н.М. История государства Российского. — М., 1989. — Кн. 2. — Стб. 64. —
Примеч. 148.

² Там же.

³ Приселков М.Д. Троицкая летопись... — С. 355.

на память святого мученика Елфериа, заложена бысть первая цер­ковь камена на Москве на площади, во имя святыа Богородица, честнаго ея успениа, пресвященнымъ Петромъ митрополитомъ и благовернымъ княземъ Иваномъ Даниловичемъ. Пресвященныи же Петръ митрополитъ създа себе своима рукама гробъ каменъ в стене, идеже последи положенъ бысть, еже и ныне лежить»¹. Изве­стие о том, что умерший митрополит Петр лежит на том месте, которое он сам указал, свидетельствует о более позднем проис­хождении текста с известием о закладке Успенского собора. За­пись возникла, по крайней мере, после смерти митрополита, т.е. после 1326 г.

Составление «Летописца великого русского» в конце XIV в., по реконструкции Приселкова, стало очередным этапом работы над московскими великокняжескими сводами. Однако относитель­но происхождения этого летописца в современной историогра­фии высказываются разные мнения. Если Приселков признавал его сводом московских великих князей, то позднее появились пред­положения о принадлежности свода или суздальско-нижегород-ским великим князьям, или тверским великим князьям, добив­шимся в последней четверти XIV в. на короткое время владимир­ского престола.

Относительно характера раннего московского летописания XIV в. историографы высказывали мнения, отличные от точки зрения Приселкова. Так, Я.С.Лурье (1920—1996) считал, что в первой половине XIV в. существовала семейная хроника московских Да­ниловичей. Эти отдельные записи о семейных делах княжеского дома, а также записки митрополичьего двора были объединены в 1340 г. в летописец. Но он не был великокняжеским сводом, по­добным тем, какие создавались в Москве позднее, во второй по­ловине XV в. Летописец не имел общерусского характера и не стремился воздействовать на сколько-нибудь широкий круг чита­телей.

Дошедшие до нас летописи показывают, что московское лето­писание набрало силу и во второй половине XV в. стало играть особую роль в политической жизни. Основным центром летописа­ния был двор великого московского князя. Политические собы­тия второй половины XV в. способствовали тому, что здесь было создано подряд несколько летописных сочинений, в основе кото­рых лежал общерусский свод 1448 г. (названный Шахматовым Нов-городско-Софийским).

Следы наиболее раннего из дошедшего до нас московского великокняжеского летописания второй половины XV в. обнару­живаются в Вологодско-Пермской (конец XV—первая половина XVI в.) и Никаноровской (вторая половина XV в.) летописях.

¹ Приселков М.Д. Троицкая летопись... — С. 358.

 

32

/ Гол л кок

33

Сопоставление этих летописей показало, что до 1471 г. их тексты почти полностью идентичны. Шахматовым была выдвинута гипо­теза о существовании протографа этих летописей — летописного свода 1472 г. Этот свод был связан с великокняжеским летописа­нием и назван Московским великокняжеским сводом 1472 г. Он создавался после победы великого московского князя над Новго­родом и заключения в 1471 г. Коростынского мира. Победа Моск­вы не привела к полной потере Новгородской феодальной рес­публикой независимости. Данное обстоятельство диктовало мос­ковскому летописцу необходимость более осторожно оценивать политику Великого Новгорода в отношении князей. В своде 1472 г. глаголы типа «изгнаша, выгнаша, показаша путь (князю)», кото­рые встречаются в одном из источников летописи — своде 1448 г., были заменены на более нейтральные: «князь изыде», «выеха». Это один из примеров позднейшей переработки ранее созданного тек­ста в свете новых политических условий.

Следующий этап великокняжеского летописания представлен Московским великокняжеским летописным сводом 1479 г. Он стал основой всего великокняжеского и царского летописания после­дующего времени. Существование свода было установлено Шах­матовым. Изучая Архивскую (так называемую Ростовскую) лето­пись, он определил, что ее повествование до 1479 г. совпадает с текстами поздних летописей, например Воскресенской XVI в. Уче­ный предположил существование протографа этих летописных со­чинений, который он назвал Московским великокняжеским лето­писным сводом 1479 г. Позднейшая находка свода 1479 г. «в отдель­ном виде» (т.е. вне поздних летописей) — в так называемом Эр­митажном списке XVIII в. — подтвердила правильность методичес­ких подходов Шахматова к реконструкции летописных сводов.

Появившийся после окончательного присоединения Великого Новгорода к Москве Московский великокняжеский летописный свод 1479 г. в новых политических условиях открыто осуждал нов­городцев за изгнания князей в прошлом.

Следующие этапы московского великокняжеского летописа­ния представлены рядом сводов конца XV в. (90-е гг.) и начала XVI в.

Во второй половине XV в. велось и общерусское летописание, не зависимое от летописания великого московского князя. В на­стоящее время оно представлено лишь небольшими фрагмента­ми, поскольку было поглощено великокняжеским летописанием. К примеру, в Ермолинской летописи (XV в.), так называемых Сокращенных сводах конца XV в. и частично — Устюжской лето­писи (начало XVI в.) просматривается независимый свод начала 70-х гг. XV в. Он возник, скорее всего, в Кирилло-Белозерском монастыре. О месте создания этого свода говорят особый интерес его составителя к бывшему игумену этого монастыря Трифону,

опальному боярину Басенку, сосланному в 1473 г. в Кириллов мо­настырь, а также некоторые совпадения с краткими кирилло-бе-лозерскими летописцами.

Еще один независимый неофициальный свод был создан в 80-х гг. XV в., возможно, при ростовской архиепископской ка­федре. Этот ростовский свод обнаруживается в Типографской ле­тописи (конец XV—начало XVI в.). Часть Типографской летописи включает в себя известия, связанные с Ростовом и ростовской епархией: о смене ростовских архиепископов, столкновении рос­товского архиепископа Вассиана Рыло с митрополитом Геронти-ем. Оценку современных событий, не зависимую от великокня­жеского летописания, автор свода демонстрирует, например, при описании репрессий Ивана III во вновь присоединенных Новго­роде и Твери.

В 90-х гг. XV в. независимое общерусское летописание прекра­тило свое существование. Впоследствии в Новгороде, Пскове, Вологде, возможно, в Твери, Ростове, Устюге и других центрах продолжали составляться своды, но это были лишь местные вари­анты официального общерусского летописания или сугубо про­винциальные летописи, в основе которых лежали столичные слу­хи и местные события.