Половые различия в личном пространстве

Также были обнаружены некоторые интересные половые различия в личном пространстве. Женщины предпочитают сидеть ближе к другим женщинам, чем мужчины к другим мужчинам, возможно, потому, что женщины приучены открыто выражать свои симпатии, в то время как мужчины приучены сохранять неприступный вид. Майкл Росс сравнил реакции дискуссионных групп из восьми мужчин или восьми женщин, сидевших в просторной комнате (13,5 на 10 футов) или тесной комнате (всего 8 на 5,5 фута). Мужчины в целом чувствовали себя лучше и были настроены более благожелательно по отношению к другим мужчинам в сравнительно просторной комнате, в то

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

время как женщины, как раз наоборот, отдавали предпочтение более интимной атмосфере небольшой комнаты.

Еще более поразительное половое различие было описано Джеффри Фишером и Донном Бирном из университета Перду. В одном исследовании личное пространство студента или студентки, сидевших в университетской библиотеке, нарушалось человеком, который садился либо рядом с ними, либо непосредственно напротив. Студенты чувствовали себя более неуютно, когда человек садился напротив них, чем когда он садился рядом с ними, в то время как студентки испытывали большее беспокойство, когда он садился рядом с ними.

В другом исследовании Фишер и Бирн констатировали, что студенты, сидящие в одиночестве в немноголюдной библиотеке, используют книги, куртки, кофты и т. п. для того, чтобы пометить территорию и выстроить защитные барьеры против непрошеных гостей. Студентки обычно устраивали заграждения между собой и соседними местами, в то время как студенты воздвигали барьеры между собой и местом напротив.

Мы знаем, что люди обычно садятся друг против друга в тех случаях, когда они выступают в качестве соперников, и рядом друг с другом, когда выступают в качестве партнеров. Поскольку мужчины в большей степени приучены соперничать, чем женщины, вполне возможно, что они видят в посторонних людях, которые садятся напротив них, потенциальную угрозу или вызов. В противоположность этому женщины больше приучены проявлять дружелюбие и готовность к сотрудничеству, чем мужчины, а потому, вероятно, видят в незнакомом человеке, садящемся рядом с ними, необоснованное требование дружеского внимания.

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

Как мы реагируем, когда нарушают наше личное пространство

Другой пример нарушения личного пространства, известный большинству автомобилистов, — пристальное разглядывание вас человеком, сидящим в машине рядом, пока вы ждете на светофоре. Большинство людей, которым довелось испытать это на собственном опыте, вспомнят, что они начинали нервничать при этом, ерзать, настраивать радио, заводили разговор со своими пассажирами и т.п. Также была отмечена менее очевидная реакция на эту ситуацию: водители быстрее отъезжают от светофора, когда их пристально разглядывают. Можем ли мы интерпретировать это как своего рода обращение в бегство в ответ на угрожающую ситуацию?

Сходная реакция была исследована Владимиром Конечни и его коллегами из Калифорнийского университета. Они выяснили, что пешеходы переходят дорогу намного быстрее, когда кто-то стоит очень близко к ним в ожидании зеленого света. В другом эксперименте с пешеходами на перекрестке сообщник Конечни стоял на расстоянии 1 либо 10 футов от ближайшего пешехода, пока они вместе ждали, когда загорится зеленый свет. Когда они оба оказывались на пешеходной полосе, соучастник «случайно» ронял предмет перед пешеходом. Вопрос заключался в том, проявит ли пешеход услужливость, другими словами, поднимет ли он и передаст оброненный предмет соучастнику или окликнет его со словами: «Эй, вы что-то уронили». Когда оброненным предметом был дешевый карандаш, только 47 процентов пешеходов проявили услужливость в тех случаях, когда соучастник стоял на расстоянии 1 фута от них, по сравнению с 80 процентами в тех случаях, когда дистанция составляла 10 футов. Сходное, но менее кардинальное различие было получено, когда соучастник ронял

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

кольцо с ключами. Похоже, что мы реагируем на вторжение в наше личное пространство тем, что испытываем неприязнь к непрошеному гостю. Это, в свою очередь, лишает нас желания оказывать помощь, если возникает такая необходимость. Однако с увеличением ценности потерянного предмета этот эффект снижается (кольцо с ключами вызывает бблыпую готовность помочь, чем что-нибудь малоценное вроде карандаша).

Почему люди реагируют не столь очевидными, но постоянно отмечаемыми способами на нарушение их личного пространства? В конце концов, пристальное разглядывание или очень близко стоящий незнакомец обычно не представляют сколько-нибудь ощутимую угрозу, и тем не менее мы начинаем проявлять беспокойство, пытаемся обратиться в бегство и испытываем нежелание помогать человеку, нарушившему границы нашего личного пространства. Возможно, одна из функций личного пространства состоит в упреждении агрессии. Барьеры, возводимые нами, могут быть невидимыми, но они тем не менее выполняют роль своего рода зоны безопасности, в которой мы можем быть более или менее уверены, что на нас не нападут другие или мы на них.

Любовь и симпатия

Все мы видели, как люди начинали нервничать и смущаться, когда невербальное поведение другого человека свидетельствует о высоком уровне интимности, — а одним из вернейших способов вызвать смущение является нарушение границ личного пространства человека. Но, как указали Арджайл и Дин, обычно люди справляются с такой ситуацией, прибегая к тому или иному виду компенсаторного невер-

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

бального поведения, предназначенного для того, чтобы восстановить желаемый уровень интимности.

Майлс Паттерсон согласился с тем, что усиление интимности со стороны одного из членов пары может привести к компенсаторному снижению интимности со стороны другого, но указал при этом, что в отношении влюбленных пар справедливо обратное. Обычно усиление невербальной интимности со стороны одного партнера ведет к возрастанию невербальной интимности со стороны другого. Другими словами, влюбленные обычно скорее отвечают взаимностью на интимное поведение, чем компенсируют его.

Паттерсон заявил, что высказанные ранее теории требуют некоторых дополнений. Он высказал предположение, что усиление невербальной интимности со стороны одного из членов пары вызывает физическое возбуждение и связанное с ним эмоциональное состояние. Если усиление невербальной интимности ведет к негативным эмоциональным реакциям (например, к беспокойству), тогда другой человек будет реагировать компенсаторным поведением (уменьшение зрительного контакта, большая физическая дистанция и т.д.). С другой стороны, если создается положительное эмоциональное состояние (например, любовь), тогда будет наблюдаться обмен спонтанными интимными сигналами, приводящий к новому и гораздо более высокому уровню интимности.

Почему Арджайл и Дин и другие исследователи столь настойчиво подчеркивали негативные эмоциональные реакции на усиление интимности, практически исключив положительные реакции? По мнению Паттерсона, ответ заключается в том, что большинство психологических экспериментов не располагают к радостным эмоциям. Пары людей, принимающие участие в большинстве экспериментов, совершенно незнакомы друг с другом, обстановка обычно не слишком располагает к задушевному общению (например,

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

лаборатория или многолюдное место), а участники вынуждены оказываться в довольно экстремальных обстоятельствах (например, их вынуждают сидеть едва ли не на голове друг у друга или терпеть пристальное разглядывание в течение продолжительного времени). Неудивительно, что реакцией людей на такие неприятные обстоятельства является чувство дискомфорта или нервозность, а затем очевидное снижение невербальной интимности.

Поразительным контрастом этому является взаимодействие матери и ребенка в домашних условиях. Британский психолог Джон Баулби сделал заключение, что чем больше малыши улыбаются своим матерям, тем вероятнее, что матери будут подходить к ним, разговаривать с ними или петь им, брать их на руки и обнимать. Так же и мы порой реагируем на невербальную интимность скорее с открытыми объятиями, чем настороженной позой или бегством. Если бы мы вели себя иначе, человеческая раса давно бы уже исчезла с лица земли.

Вместо заключения

Наиболее важная функция невербальных сигналов — выражать подлинные чувства, которые один человек испытывает по отношению к другому. Любовно привязанные друг к другу пары любят стоять ближе друг к другу, чем те, кто не испытывает друг к другу чувства привязанности. Для каждой пары людей, вступающих во взаимодействие друг с другом, существует скорее всего свой уровень интимности, а отклонения от этого уровня вызывают дискомфорт и по возможности компенсируются.

Нарушение границ личного пространства (или отказ вступать в зону личного пространства другого человека по этой причине) — особенно мощный не-

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

вербальный сигнал. Если незнакомый нам человек стоит гораздо ближе к нам, чем нам бы хотелось, несомненно, проявляются признаки смущения: мы становимся напряженными и начинаем нервничать и даже можем попытаться спастись от ситуации бегством. Отнюдь не ясно, почему каждый имеет свое личное пространство, но в своем стремлении устанавливать некий невидимый барьер между собой и остальными мы не одиноки среди представителей животного мира. Значение этого барьера для нас можно оценить по тому, какие сильные эмоции мы испытываем, когда за этот барьер заходят непрошеные люди.

Опасности подчинения

Практически все общества строятся на основе иерархий, в которых некоторые люди получают власть и влияние над остальными. В нашем обществе, к примеру, в разной степени такую власть имеют родители, профсоюзные лидеры, директора учебных заведений и управленцы. Но отношения между лицами, облеченными властными полномочиями, и их подчиненными почти обязательно приводят к моральному конфликту. Это очень наглядно проиллюстрировано в истории Авраама, которому господь повелел убить своего сына Исаака. Дилемма Авраама состояла в том, что он одновременно испытывал любовь к богу и к своему сыну, а от него явно требовали предать одного из них. Как далеко должна была идти его покорность богу?

Сходный конфликт возникает, когда солдатам на войне отдают приказ убивать беззащитное гражданское население, как это случилось во Вьетнаме, когда лейтенант Келли приказал уничтожить гражданское население в Милэ. Защита Келли основывалась на том, что он следовал приказам своего начальства.

Итак, как же люди решают конфликты, с которыми они сталкиваются, когда облеченные властью лица отдают приказы, попирающие человеческую жизнь и

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

человеческое достоинство? Психологи попытались решить эту проблему, а их ответы на этот вопрос дали немало ценных и неожиданных сведений о человеческой натуре.

Контрольный эксперимент: подчинение власти

Наиболее важная и известная работа по этой теме была выполнена Стэнли Мильграмом в Йельском университете в 60-х годах. Его работа произвела столь сильный эффект, что ему присудили премию по социальной психологии Американской ассоциации развития науки.

Одним из многих поразительных моментов в работе Мильграма было то, что полученные им результаты удивили как его самого, так и его коллег по науке, не говоря уже о публике. В самом деле, в своей работе ему практически полностью удалось избежать того, что среди прочего чаще всего вменяется в вину психологическим исследованиям, а именно, что данные экспериментов просто подтверждают здравый смысл. Тому, кто незнаком с работой Мильграма, возможно, будет интересно самому предположить, сколько подчинения власти экспериментатора было выказано людьми самых разных возрастов и занятий, которые принимали участие в следующем эксперименте.

Представьте себе, что вы прибыли в Йельский университет, чтобы принять участие в исследовании обучения и памяти. Вы заходите в комнату, где вас встречает экспериментатор — 31-летний преподаватель биологии, у которого довольно суровая манера обращения с людьми. В комнате также находится еще один человек, который будет принимать участие в эксперименте. Это полноватый 47-летний бухгалтер

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

ирландского происхождения, с мягкими и располагающими к себе манерами.

Экспериментатор сообщает вам, что его интересует влияние наказания на обучение. Все как будто определяется жребием, который решает, что бухгалтер будет учеником, а вы учителем. Вы все переходите в смежную комнату, в которой ученика пристегивают к «электрическому стулу», прикрепляя ему на запястье электрод. На кожу ему накладывается электродная паста, чтобы «избежать ожогов и пузырей». Вам сообщается, что электрод соединен с находящимся в лаборатории электрогенератором.

Затем вы идете в другую комнату, в которой стоит электрогенератор. На его панели 30 тумблеров, на каждом из которых указано напряжение — от 15 до 450 вольт. Группы из четырех переключателей напряжения имеют маркировки: «Слабый разряд», «Средний разряд», «Сильный разряд», «Очень сильный разряд», «Интенсивный разряд», «Крайне интенсивный разряд» и «Осторожно: Сильнейший разряд». Последние два переключателя помечены просто «XXX».

Вам сообщают, что вы должны подвергать ученика разряду электрического тока всякий раз, когда он дает неправильный ответ, а также должны «переключать тумблер на панели электрогенератора, увеличивая напряжение, всякий раз, когда ученик дает поспешный и неправильный ответ». Вам также говорят, что хотя разряды могут быть очень болезненными, они не вызывают необратимых повреждений тканей. Для демонстрации того, что оборудование работает, вас самих подвергают разряду электрического тока напряжением 45 вольт.

По мере усложнения учебной задачи ученик допускает больше ошибок и соответственно получает все более сильные разряды. После того как его подвергают разрядам в 75, 90 и 105 вольт, он просто стонет. При разряде в 120 вольт он кричит экспериментатору,

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

что ему больно. При разряде в 150 вольт он громко кричит: «Эй, выпустите меня отсюда! Я больше не хочу участвовать в этом эксперименте! Я отказываюсь продолжать!» При разряде в 180 вольт он визжит: «Я больше не вытерплю», — а при разряде в 270 вольт он только пронзительно кричит. Дальше слышатся крики агонии и бурные выражения отказа продолжать эксперимент или отвечать на учебные вопросы. Когда разряд достигает 300 вольт, он бьется об стену. Если вы, «учитель», заявляете в тот или иной момент, что вы не желаете продолжать эксперимент, экспериментатор спокойно говорит вам, что вы должны.

Как бы вы поступили в такой неприятной ситуации? Как бы поступили другие люди, по вашему мнению? Стэнли Мильграм задал эти два вопроса группам психиатров, студентов и людей из среднего класса. Высказываясь о собственном поведении в такой ситуации, все в один голос заявили, что не стали бы повиноваться экспериментатору и отказались бы продолжать эксперимент либо на этапе 300 вольт, либо — обычно — еще раньше. Возможно, потому, что люди обычно более высокого мнения о себе, чем о других людях, многие опрошенные склонялись к тому, что другие люди высказали бы меньшее нежелание продолжать эксперимент. Например, психиатры из ведущей медицинской школы высказали предположение, что 3,73 процента участников по-прежнему подчинялись бы экспериментатору на этапе 300 вольт, но только один из тысячи продолжал бы демонстрировать повиновение до этапа 450 вольт.

Большинство людей, незнакомых с результатами эксперимента, сказали бы, что только психопат или садист мог бы продолжать подвергать сильным разрядам электрического тока человека, который испытывает явные страдания и выражает нежелание участвовать в эксперименте. В действительности же, как выяснил Мильграм, 62 процента людей, оказавшихся в

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

только что описанных условиях, продолжали подчиняться экспериментатору и дошли до этапа 450 вольт. Более того, в 500 раз большее количество людей оказалось готово подвергнуть невинную жертву максимальным разрядам электрического тока, чем было предсказано группой видных психиатров!

Данные, полученные Мильграмом, судя по всему, указывают на то, что люди готовы поступиться многим, лишь бы не выказывать неповиновения официальному лицу. На первый взгляд эти результаты кажутся странными и необычными и не очень значимыми для повседневной жизни. Однако следует вспомнить, как ведут себя люди на работе по отношению к начальникам. Люди, облеченные властью, довольно часто говорят или делают то, что явно неправильно или ошибочно, и тем не менее подчиненные не выказывают большого желания возражать им. Если же кто-то отваживается подвергнуть сомнению решение начальства, то он, вероятнее всего, будет испытывать при этом немалое напряжение и беспокойство.

Читая описание эксперимента Стэнли Мильграма, вы, вполне возможно, задавались вопросом о моральной стороне проведения эксперимента, в котором «ученик» подвергается сильным разрядам электрического тока. Действительно, исследование Мильграма подверглось критике с точки зрения этических норм, но не из-за вреда, нанесенного «ученику», а из-за его последствий для «учителя». «Ученик» на самом деле был сообщником экспериментатора и в действительности не подвергался никаким ударам электрического тока. Было подстроено так, что по жребию добродушный бухгалтер всегда оказывался «учеником», а испытуемый «учителем».

Однако последствия эксперимента для «учителей» были драматичными. У одного из испытуемых, 46-летнего торговца энциклопедиями, сперва начался нервный смех, а затем начались столь сильные судороги,

Ганс АИЗЕНК и Майкл АИЗЕНК

что эксперимент пришлось остановить. Как заметил один из наблюдателей: «Я увидел зрелого и изначально уравновешенного бизнесмена, производившего впечатление уверенного в себе человека, когда он улыбаясь вошел в лабораторию. Через 20 минут это был несчастный, который заикался и нервно дергался, находясь в одном шаге от нервного срыва. Он то и дело оттягивал мочку уха и ломал руки. В какой-то момент он ударил себя кулаком по лбу и пробормотал: «О господи, пусть это закончится». И несмотря на все это, он продолжал послушно выполнять все, что говорил ему экспериментатор, и делал это до самого конца».

Это не было исключительным случаем. Многие из участников заходились нервным смехом, покрывались потом, стонали, дрожали и впивались себе ногтями в кожу. Неудивительно, что общество высказало столь сильную обеспокоенность и даже возмущение относительно моральных принципов проведения таких экспериментов. Имели ли психологи право подвергать людей таким испытаниям? Не могло ли знание о том, что человек оказался способен на столь страшные поступки из повиновения голосу власти, крайне негативно отразиться на его самооценке? Участники эксперимента доверяли экспериментатору и предполагали, что он будет действовать ответственно; заставив пройти их через столь унизительное испытание, не злоупотребили ли этим доверием? Последнее, но не менее существенное возражение заключалось в том, что успех эксперимента основывался на обмане—в реальности ситуация была не такой, какой казалась.

Столкнувшись с таким шквалом моральных упреков, Мильграм выдвинул целый ряд разумных контраргументов для оправдания своего исследования. Он указал на то, что в конце эксперимента всем участникам сообщалось, что «ученик» на самом деле не под-

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

вергался никакой опасности; им также объяснялась истинная цель эксперимента. Из тех, кто принимал участие в эксперименте, 84 процента заявили, что рады, что приняли в нем участие, 15 процентов не выразили никаких особых чувств по этому поводу и только один человек из ста выразил негативные чувства. Дальнейший опрос показал, что четыре пятых участников считали, что эксперименты подобного рода должны проводиться и впредь, а 74 процента сообщили, что в результате этого эксперимента узнали что-то важное для себя. Многие участники признались, что в будущем будут более осторожно относиться к тому, что следует всегда подчиняться людям, облеченным властью.

Мильграм также настаивал, что в действительности критики его работы были не согласны скорее с той малопривлекательной картиной человеческой природы, которая получалась в результате эксперимента, чем с методами, которые в нем использовались. Вызвало бы исследование Мильграма бурное общественное возмущение, если бы все участники выказали неповиновение экспериментатору при первых же признаках дискомфорта со стороны ученика? Данные позволяют говорить, что нет. Нескольким людям дали описание исследования Мильграма; одним сказали, что большинство участников подчинились экспериментатору, а остальным сказали, что большинство участников не подчинились. Эксперимент был оценен как более вредный, а также как более тяжелое испытание для его участников в том случае, когда большинство участников выказали повиновение. Несмотря на то что многие психологи выражают беспокойство по поводу этичности обмана и заявляют, что нельзя вводить в заблуждение людей, которые принимают участие в экспериментах, мало кто из непрофессиональных наблюдателей считал, что моральность ис-

Ганс АИЗЕНК и Майкл АИЗЕНК

следования Мильграма была связана с тем, обманывали ли испытуемых или нет.

Наиболее пугающий вывод исследования Мильграма — то, что половина населения Северной Америки либо садисты, либо психопаты, либо то и другое, что явно нелепо, какие бы ужасы мы ни видели на экранах телевизоров или ни читали в газетах. На самом деле, когда сходные исследования были проведены в Риме, Мюнхене, Южной Африке и Австралии, уровень повиновения экспериментатору оказался даже выше, чем тот, что был получен Мильграмом. В самом деле, 85 процентов людей, участвовавших в эксперименте в Мюнхене, выказали полное повиновение экспериментатору.

Поскольку более половины населения в большинстве стран явно готово подвергнуть сильным разрядам электрического тока других людей, большинство участников исследований вроде эксперимента Мильграма в таком случае, очевидно, вполне обычные люди. Здесь уместно вспомнить дело Адольфа Эйхма-на, которого судили и признали виновным в том, что он отдавал приказы об убийстве многих тысяч евреев. Обвинение пыталось представить Эйхмана в виде садиста и монстра, что представляется довольно обоснованным ввиду огромности его преступлений. На самом же деле во многом его действия были всего лишь действиями чиновника, который просто сидит за своим столом и пытается хорошо выполнять свою работу.

Возьмем хотя бы трех «обычных» послушных участников эксперимента Мильграма. Одним из них был тридцатидевятилетний социальный работник, которого Мильграм именовал как Морриса Брейверма-на; это был лысый мужчина с серьезным выражением лица, который производил впечатление умного и интеллигентного человека. По мере увеличения напряжения он начал хихикать. Постепенно его смех пре-

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

вратился в безумный хохот, вероятно, спровоцированный криками «ученика». Время от времени он даже тер рукой лицо, пытаясь скрыть свой смех. Впоследствии он, судя по всему, нашел свое собственное поведение довольно неожиданным: «Мои реакции были совершенно странными... мне хотелось хихикать, и я пытался подавить смех. Это не похоже на то, как я веду себя обычно... Это была реакция на ситуацию, когда я был вынужден причинять боль другому человеку. На то, что я был совершенно беспомощен и оказался в обстоятельствах, в которых я просто ничего не мог поделать и не мог не подчиниться. Это-то и заставило меня вести себя так необычно».

Другим послушным участником была домохозяйка, которую Мильграм именовал как миссис Элинор Розенблюм. Миссис Розенблюм гордилась тем, что 20 лет назад окончила Висконсинский университет. Раз в неделю она на добровольных началах работала с группами малолетних преступников и была активисткой в местной организации девочек-скаутов. Она без " 'олку говорила о своей общественной работе и была овольно приятной, но несколько многословной осо-ой. Во время эксперимента она все время бормотала, что дрожит, но тем не менее продолжала выполнять команды экспериментатора до самого конца. Когда ее спросили, какой максимальный разряд она готова испытать на себе для пробы, она возмущенно ответила: «Пятнадцать. Но не думаю, чтобы я согласилась. Пят-адцать, если бы я была вынуждена, но я даже думать б этом не хочу. Нет, даже на пятнадцать я бы не со-ласилась». Она так описывала свои ощущения во ремя эксперимента: «Каждый раз, когда я нажимала а кнопку, я умирала. Вы видели, как я дрожала? Мне тановится плохо при одной мысли, что я заставляла традать бедняжку». Ей, похоже, и в голову не приходило, что есть какая-то непоследовательность в том, что она была готова подвергать какого-либо другого

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

человека разрядам, в тридцать раз большим, чем тот, который она была не готова испытать на себе.

Один из наиболее поразительных случаев полного подчинения был случай с Паскалем Жино, сорокатрехлетним водным инспектором итальянского происхождения. Он беспрекословно выполнял команды экспериментатора до самого конца. Когда же «ученик» перестал отвечать на вопросы, он, по собственному его признанию, подумал про себя: «Боже мой, он мертв. Ну что же, мы прикончим его. И я довел разряды до 450 вольт». Он испытал облегчение, узнав, что «ученик» все еще жив в конце эксперимента, но дал понять, что не огорчился бы, если бы «ученик» умер, так как он просто выполнял работу.

Эксперимент Мильграма очень успешно создавал конфликтную ситуацию, в которой одни силы подталкивали человека к повиновению, а другие побуждали к неповиновению. В нашей культуре немалый акцент делается на повиновении власти, на том, что нормальное общество может существовать только в том случае, если имеется достаточно устойчивая иерархия, внутри которой одни люди отдают приказы, а другие их исполняют. Большинство обществ пытается обеспечить повиновение тем, что способствует продвижению послушного человека вверх по социальной лестнице. Это вдвойне ловкий трюк, поскольку человек получает награду за свое послушание и вместе с тем стимул подниматься дальше вверх, а иерархия при этом сохраняется и укрепляется. В исследовании Мильграма лицо, облеченное властью, представлял экспериментатор. Его властное положение подчеркивалось особой одеждой, которая на нем была, тем, что он имел отношение к Йельскому университету, аурой знатока человеческого поведения, которая его окружала, и тем, что он, по-видимому, имел детальное представление о проводимом эксперименте. В нашей повседневной жизни мы вверяем свое здоровье в руки

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ 77

врачей, обращаемся к адвокатам за юридической помощью и т.д. По необходимости мы полностью полагаемся на мнения официальных лиц, и именно это делали участники эксперимента Мильграма.

С другой стороны, «ученик» в исследовании Мильграма делал все возможное, чтобы побудить участников эксперимента не подвергать его разрядам электрического тока. Он кричал, он умолял участника перестать, а в некоторых случаях он даже говорил, что у него больное сердце. Участники, однако, были не в силах удовлетворить одновременно просьбы и экспериментатора, и «жертвы». Это и было конфликтом, который вызывал напряжение и нервный смех.

В эксперименте Мильграма повиновение экспериментатору могло быть снижено либо путем усиления очевидности страданий «ученика», либо путем снижения авторитетности экспериментатора. Мильграм рассмотрел серию из четырех ситуаций, в которых «ученик» каждый раз был ближе — в психологическом смысле — к участнику, подвергавшему его разрядам электрического тока. В ситуации удаленной обратной связи «жертву» нельзя было ни слышать, ни видеть, хотя в какой-то момент «ученик» стучал в стену. В ситуации голосовой обратной связи (именно такая ситуация была описана в начале этой главы) «жертву» можно было слышать, но нельзя было видеть. В третьей ситуации — в ситуации непосредственной близости — «жертва» находилась всего в 18 дюймах от участника, и ее можно было как видеть, так и слышать Четвертая ситуация была идентична третьей, за исключением того, что участнику необходимо было самому класть руку «жертвы» на электрическую пластину, чтобы подвергнуть его разрядам с напряжением выше 150 вольт.

Мильграм обнаружил, что чем ближе находились участники к «жертве», тем сильнее они беспокоились о «жертве» и тем неохотнее подчинялись эксперимен-

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

татору. 66 процентов участников повиновались командам экспериментатора в ситуации удаленной обратной связи, 62 процента — в ситуации голосовой обратной связи, 40 процентов — в ситуации непосредственной близости и 30 процентов — в ситуации тактильного контакта. Очевидно, легче не замечать последствия своих действий, когда «жертву» не слышно и не видно. Другими словами, большинство людей посчитали бы психологически более легким сбросить бомбу с расстояния в 20 000 футов и, возможно, убить при этом тысячи людей, чем зарезать ножом человека.

Что происходит, если ослабевает влияние официального лица? Чтобы ответить на это, Мильграм сравнил ситуацию, в которой экспериментатор сидел всего в нескольких шагах от участника, с той, в которой экспериментатор, дав начальные инструкции, покинул лабораторию и отдавал приказания по телефону. Сравнение дало очень заметные результаты: если в первом случае повиновение демонстрировали 65 процентов участников, то во втором — всего 22,5 процента. Однако, если экспериментатор возвращался в лабораторию после того, как испытуемый отказывался подчиняться приказам, отданным по телефону, и подвергать «жертву» более сильным разрядам, ему нередко удавалось убедить испытуемого продолжить эксперимент. Некоторые из участников нашли для себя интересный и изобретательный способ сведения конфликта к минимуму: они саботировали эксперимент, заверяя экспериментатора по телефону, что они увеличили напряжение тока, как было приказано, но в действительности продолжали использовать только слабые разряды.

Во время этих экспериментов участников тянули в противоположных направлениях экспериментатор и «жертва». Если усиливалась очевидность страданий «жертвы» или снижалась авторитетность экспериментатора, уровень подчинения падал. Но если внимание

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

участника не акцентировалось на несчастном положении «жертвы», а экспериментатор представлялся участникам авторитетным, повиновение было нормой.

Многие критики работы Мильграма высказывали утверждение, что его неожиданные результаты могли быть следствием обстановки, в которой проходил эксперимент (имеется в виду Иельский университет). Действительно, некоторые участники эксперимента заявили, что именно то, что Иельский университет пользуется репутацией известного и солидного учреждения, дало им чувство уверенности в честности эксперимента. Мужчины с готовностью подставят свою шею под бритву мужчины в парикмахерском салоне, но не в обувном магазине. Большинство женщин не разденутся догола в присутствии незнакомого мужчины, но готовы сделать это для гинекологического осмотра.

Поэтому Мильграм попытался выяснить, насколько существенное значение в его эксперименте имела обстановка, и переместил свой аппарат в небольшой офис, состоявший из трех комнат в обветшалом коммерческом здании в бедном пригороде. Эксперимент якобы проводила некая частная фирма «Исследовательская группа Бриджпорта», которая, как всем сообщалось, занимается исследованиями для промышленности. Он обнаружил, что перенос эксперимента из внушительной обстановки Йельского университета в небольшой офис в неказистом здании имел некоторое значение, но не столь большое, как можно было бы ожидать. 48 процентов участников Бриджпортско-го эксперимента были готовы подвергнуть «жертву» любым разрядам электрического тока — сравнительно с 65 процентами участников эксперимента в Йель-ском университете.

Неудивительно, что именно неожиданное поведение послушных участников привлекло львиную долю внимания специалистов (и неспециалистов) и стиму-

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

лировало проведение разных других экспериментов. Большинство последующих исследователей обнаружили, что от одной трети до половины всех участников отказываются подчиняться, выказывая неповиновение приказам экспериментатора. Отличаются ли эти люди от послушных людей? Можно представить, например, что мужчины с большей готовностью стали бы подвергать «жертву» разрядам электротока, чем женщины, — ведь считается, что они более агрессивны. С другой стороны, многочисленные тесты показывают, что женщины более уступчивы, чем мужчины, а потому охотнее стали бы слушаться экспериментатора. В действительности же Мильграм не обнаружил никаких различий в степени повиновения между мужчинами и женщинами во время проведения эксперимента. Однако он обнаружил, что послушные женщины больше нервничали и беспокоились, чем послушные мужчины. Но когда в другом эксперименте, последовавшем за экспериментом Мильграма, участникам велели подвергнуть настоящему разряду электрического тока щенка, только 54 процента мужчин сделали это, в то время как 100 процентов женщин оказались готовы к тому, чтобы подвергнуть скулящую и воющую собаку самым сильным разрядам электротока.

Как объясняют эти поразительные результаты? Пока разумно говорить только о том, что проведено еще недостаточно исследований, чтобы психологи могли предсказывать, кто будет подчиняться охотнее, а кто нет. Характерно, однако, что чем образованнее люди, тем вероятнее, что они будут выказывать неповиновение, возможно, потому, что обстановка эксперимента не действует на них столь пугающе. Люди, прослужившие несколько лет в вооруженных силах, с большей вероятностью будут проявлять повиновение, очевидно, вследствие того, что привычка подчиняться дисциплине остается надолго.

Здравый смысл подсказывает, что люди с автори-

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

тарным складом личности (эта тема обсуждается в Главе 25) более склонны к подчинению, чем люди с более либеральными установками. Мильграм проверил это и выяснил, что послушные участники демонстрировали гораздо более выраженные авторитарные наклонности, чем непослушные участники при тестировании на фашистские тенденции («F шкала»).

Отказ от ответственности

Но из всех вопросов, поднятых исследованием Мильграма, наибольший интерес представляет вопрос о том, имеют ли полученные им результаты значение для объяснения некоторых страшных преступлений нашего столетия. Мильграм явно считает, что имеют, и цитирует свидетельства бывших служащих концентрационных лагерей и гестапо. Две, снова и снова повторяющиеся в них темы — это дегуманизация жертв таких преступлений и отношение «маленького винтика в механизме» тех, кто несет ответственность за их совершение.

Одной из главных черт нацистской Германии была систематически проводившаяся в течение более десятилетия политика лишения человеческих прав евреев, поддерживавшаяся яростной антиеврейской пропагандой. Евреев исключили из числа граждан, а в конце концов отказали им в статусе человеческих существ. Хотя и в гораздо меньшем масштабе, многие послушные участники эксперимента Мильграма такое же отношение демонстрировали к «жертве». Один из таких участников оправдывал свое поведение тем, что тот, кого он подвергал воздействию электрического тока, по его словам, «был таким глупым и упрямым, что заслуживал удара током». Когда Мильграм попросил некоторых из участников эксперимента описать личность «ученика» пятью словами, у по-

Ганс АИЗЕНК и Майкл АИЗЕНК

слушных участников нашлось меньше положительных и больше отрицательных характеристик, чем у тех, кто проявлял неповиновение.

В качестве примера отношения «маленького винтика в механизме» приводился Адольф Эйхман. На суде по делу о его участии в уничтожении евреев его главная защита состояла в том, что он был всего лишь винтиком в механизме, который осуществлял исполнение директив германского рейха. Персональной ответственности за свои дела легче избегать, если человек принадлежит к организации, в которой ответственность разделена, а обязанности строго распределены.

Уэсли Киллам и Леон Манн из Сиднейского университета сравнили степень повиновения в двух группах, одна из которых выполняла «передаточную роль (передавала приказания), а другая выполняла «исполнительную роль» (непосредственно осуществляла электрошоковое воздействие). Передаточная группа, находившаяся в одном шаге от обязанности подвергать «ученика» воздействию электрическим током, была вдвое послушнее, чем исполнительная группа.

Подчинение: фатальный изъян?

Результаты исследования Мильграма привели его к глубоко пессимистическому взгляду на будущее. Он писал: «Способность человека забывать о своей человечности, даже неизбежность этого, когда его уникальная личность растворяется в больших учреждениях и организациях... является фатальным изъяном, которым наделила нас природа и который в длительной перспективе оставляет нам как виду очень скромные шансы на выживание». Он пошел даже дальше и утверждал, что сознание личности отключается, когда он подчиняется диктату власти. При таких обстоятельствах человек входит в состояние «агента», рас-

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

сматривал себя просто как инструмент в руках облеченного властью лица.

Оправдан ли такой пессимизм? Есть некоторые основания считать, что нет. Несомненно, что аналогия, проведенная Мильграмом между экспериментальной ситуацией и нацистской Германией, неточна и даже ложна. Эксперимент Мильграма был представлен его участникам таким образом, чтобы усилить его положительную, культурно значимую ценность, как, например, углубление нашего понимания процесса обучения и памяти. Напротив, цели нацистской Германии были аморальными, несмотря на попытку изобразить их как очищение арийской нации и создание высшей цивилизации. Другое отличие в том, что участники эксперимента Мильграма демонстрировали повиновение только тогда, когда экспериментатор близко наблюдал за ними, в то время как в условиях нацистской Германии такой надзор, как правило, не требовался.

Идея Мильграма о том, что люди, подчиняющиеся человеку с властными полномочиями, отключают или просто забывают о собственном сознании, возможно, и была справедлива применительно к некоторым должностным лицам в нацистских концентрационных лагерях, но никак не применительно к участникам его эксперимента. Действительно, были бы основания для глубокого пессимизма, если бы участники насвистывали и довольно улыбались, подвергая другого человека сильным разрядам электрического тока. Очевидное внутреннее напряжение и дискомфорт, которые испытывали большинство участников, ясно показали, что они не теряли из виду моральные принципы. Моральное замешательство выражалось нежеланием смотреть на ученика, что едва ли свидетельствует о том, что участники получали садистское удовольствие, причиняя боль другому человеку.

Другой утешительный результат был получен,

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

когда каждому действительному участнику эксперимента составляли компанию два фиктивных участника, все выступавшие в роли учителя. Когда фиктивные участники бросали эксперимент на полпути, 90 процентов действительных участников следовали их примеру и также демонстрировали неповиновение экспериментатору. В то время как в нацистской Германии было немало людей, которые относились к происходившему резко отрицательно, участники эксперимента Мильграма мало представляли себе, одобрят ли их неповиновение другие люди, но знали, что экспериментатор не одобрит. В некотором смысле Мильграм поступил нечестно с участниками своего эксперимента, лишив их какой-либо существенной моральной поддержки, которая могла бы укрепить их в желании продемонстрировать неповиновение.