На древней башне, такой же серой, как и осеннее небо, развевалось полосатое эскотское знамя – вернее, не знамя, а несколько широких разноцветных лент, прикрепленных к одному древку. Пришли! Пришли, Проклятый побери!
Луи Трюэль махнул рукой в перчатке своим – дескать, остановитесь – и послал коня вперед. Он поставил на карту все: жизнь людей, которые пошли за ним, месть, долг. Если Лось переметнется к победителю или, послав к Проклятому всех, решит прибрать к рукам Эстре и стать полным хозяином Приграничья, ему никто не помешает. Луи знал слишком многих предателей, чтобы верить до конца кому бы то ни было, кроме… кроме тех, с кем на этом свете он уже не свидится. Он не знал ничего ни о братьях, ни о Сандере, ни об остальных «волчатах», подгоняя своих людей и уводя все дальше и дальше на северо-восток. Ему поверили и за ним пошли, потому что, кроме него, никого не осталось. Хайнц привык подчиняться, Морис Шаотан был слишком подавлен, и граф Трюэль, стиснув зубы, изображал, что знает, как надо поступать.
Каждую ночь он спрашивал себя, правильно ли сделал, приказав отступать на Гвару, – может, стоило захватить корабли и попытаться уйти в Оргонду, как некогда Филипп? Нет, им не дойти, ортодоксы наверняка постарались блокировать Лиарэ, да и время для морских походов неподходящее. Не лучше ли было отступить в Тагэре? И оказаться между Тартю и Ноэлем? Нет, если Лось не изменит договору, они выбрали правильное решение, а если изменит?
Тяжелая решетка дрогнула и со скрипом поползла вверх, затем опустился и мост. Луи ждал. Подленькая часть его сознания шептала: поверни коня и беги. Эскотцы – те же фронтерцы; пока вы были сильны, они с вами пили, вы проиграли – и они вас продадут с потрохами.
На мосту показался высокий парень в серо-черно-малиново-изумрудном плаще. Воин был без шлема, в ярком зимнем берете, из-под которого выбивались длинные соломенные волосы. Луи узнал его – один из тех, кто неимоверно давно сподличал на турнире, ударив по лошадям, а не по всадникам. Тогда в седлах удержались только Рито, Артур и господин Игельберг. Луи словно бы вживую услышал бесшабашный смех мирийца и значительные речи дарнийского наемника… Оба мертвы. Скорее всего мертв и Артур – Бэррот не из тех рыцарей, которые переживают своих королей, для этого он слишком предан и благороден, а он, Луи? Он пережил Сандера и даже удержал Хайнца и Мориса, готовых броситься на Тартю. Удержал и привел сюда, в Приграничье…
– Друг Луи, – желтоволосый эскотец с улыбкой коснулся прикрепленной к берету пряжки с серебряной лосиной головой. – Донная Крепость приветствует тебя. Желаешь отдохнуть или сменишь коня и продолжишь путь?
Сменить коня? А, понятно… Эскотец (как же его, Проклятый побери, зовут?) принял его за королевского посла. Они же еще ничего не знают, ничегошеньки…
– Я не один, друг. – Только друг ли он на самом деле? – Со мной около тысячи людей, в том числе полторы сотни пленных фронтерцев.
Зеленоватые глаза собеседника полыхнули варварской радостью.
– Арция взялась за тростниковых кабанов?! Друг Луи привел авангард? Не сомневайся, господарь выступит немедленно, до зимы мы пройдем до самой Тахены, не будь я Ласло Ра-Дан!
Точно! Ласло Ра-Дан, сын старшей сестры Лося, отменный наездник и рубака, и вроде бы без двойного дна.
– Я привез плохие новости, – четко произнес Луи, – очень плохие, по крайней мере для Арции. Александр Тагэре был предан фронтерцами и графом Рогге и погиб в битве. Мы вырвались, нагнали фронтерцев и разбили, а вожаков взяли в плен, но это ничего не меняет. В Мунте сидит Пьер Тартю.
Ласло молчал, над старой башней кружились какие-то птицы – то ли голуби, то ли вороны.
– А Гаэтано? – По тому, как дрогнул голос эскотца, Луи понял – Ра-Дан и правда друг.
– Мы поймали его коня, он был без всадника.
– Да, – согласился Ласло, – Рафаэль мог оставить седло только мертвым. Я знаю, сначала умер он, и лишь потом король. Вам надо отдохнуть, Донная Крепость в вашем распоряжении. А я поскачу в Гвару… Проклятый, ну как же это?!