Феноменологическая неразложимость и натуральность мнимых выражений

Взаимодействие в сложных системах создает, таким образом, качественно

новые явления, дополнительные "формы жизни" предмета. Хотя действительная

жизнь таких форм определяется этим взаимодействием, они, становясь особым

элементом системы, представляются готовыми предпосылками, исходными

причинами всего движения целого. Например, в экономической системе денежная

форма является превращенной товарной: в превращенном виде самовозрастание

денежной суммы оказывается внутренне идеальной формой и побудительным

мотивом всего движения. Но превращенная форма не обязательно должна быть

иррациональной: в такой объективной видимости (кажимости), как движение

Солнца и планет вокруг Земли, нет никакой иррациональности, как нет ее и в

функционировании знаковых культурных систем - превращенной форме

содержательной работы сознания. Иррациональность вкрадывается в превращенное

выражение лишь при определенных условиях (например, при самоотчуждении

человека в его деятельности, отрыве ее общественного богатства и форм от

личного содержания труда). На примере видимого движения Солнца хорошо

иллюстрируется отличие классической категории "явление" от "явления" в

смысле превращенной формы. Для астрономической науки это движение есть

явление в гносеологическом смысле: оно берется лишь как материал наблюдения,

из которого заключают о законах действительного движения, а затем объясняют

и сам видимый эффект. Превращенной формой это движение является лишь в

системе общественно-практической жизни, превратившей небо в свой "орган"

(практического измерения, ориентации в пространстве и времени и т.д.). Форма

проявления видимого движения - как "очеловеченный элемент" природы,

овеществленное представление, ставшее знаком социальных, жизненных значений,

- функционирует здесь нерасчлененно и независимо от сочетания приведших к

ней связей. Она служит исходным регулирующим, "программирующим" моментом в

целом комплексе человеческих реакций, которые срабатывают помимо любого

знания того факта, что это Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот.

В такой своей обособленности и самостоятельности эти формы суть

совершенно невозможные вещи, абсурды, жареные логарифмы, но они - часть

реальности. И принимаются реально - независимо от своей абсурдности в

качестве конечных и далее неразложимых посылок. Люди среди них - как рыбы в

воде, они - привычный, само собой разумеющийся (и незаметный - как не видят

воздуха и не ощущают его давления) эфир жизни, пронизанный вполне

рациональными построениями, переработками и связками, и никому нет никакого

дела до опосредующей роли этих исходных форм и посылок, никому не нужно

восстанавливать их в качестве таковых (т.е. в качестве форм,

свидетельствующих о чем-то другом и это другое опосредующих, обозначающих).

Наоборот, начиная с иррационального выражения как пункта, за которым

полностью вытеснено, "утоплено" то, что им обозначается рационально,

существует и проявляется совершенно четкая тенденция к "образованию систем"

(Systemenbildung, в смысле Фрейда) - вполне связных, последовательных и

логичных. Такой вторичной рациональной системой оказывается, например,

функционирование товарного производства, хотя оно и содержит в себе глубоко

фетишистские посылки. Такой системой является и психоневроз как внутренне

связная и осмысленная форма поведения - он вполне логичен и последователен,

если принять его онтологические посылки. В систематической связи

развертывается и движется заколдованный и завороженный, на голову

поставленный мир, обильно населенный чудесами и привидениями, которые при

этом вступают в жесткие и логичные связи, стоит только принять в качестве

естественной отправную точку этого мира. Все в нем принимает отличную от

реального бытия фантастическую форму, но она отделена, ведет самостоятельную

жизнь и вступает в самостоятельные связи; не имеющие сами по себе ничего

алогичного. Так, тенденция к системам ткет мистическое покрывало всего

общественного процесса жизни. Но, повторяем, "мистика" - это термин в

метаязыке, а не в языке-объекте.

В подобных случаях под превращенной формой следует понимать не просто

видимость, даже самую объективную, которая, казалось бы, доступна просто

непосредственному, наивному взгляду, а внутреннюю форму видимости, ее

устойчивое и воспроизводящееся ядро, выявление которого на

феноменологическом уровне само по себе может быть результатом весьма

сложного анализа. Скажем, фиксирование рыночной цены товара может привести к

построению оптимальной математической модели этого регулятора стихийных

экономических процессов, модели, недостижимой чисто эмпирическим описанием и

в то же время не обнаруживающей превращенного характера этой формы цены, не

разлагающей ее "естественность", "натуральность" и не расчленяющей ее с

точки зрения содержательных внутренних связей, т.е. вообще не выходящей за

пределы видимых отношений. Эта особенность превращенной формы позволяет

получать практически пригодные знания и эффективно моделировать многие

стороны предмета до построения целостной содержательной теории этого

предмета.