Многообразие и единство мировой культуры. Духовный портрет современного мира 5 страница

Вместе с тем многие масштабные мыслители от М. Ганди до Л. Толстого, от Мартина Лютера Кинга, до Эриха Фромма и папы Римского Иоанна-Павла П полагали, что агрессия, насилие, деструкция отнюдь не вечны и не обязательно играют ведущую роль в человеческих мотивациях.

Над альтруистическими идеями С. Ганди и М. Кин­га, над призывами Льва Толстого к ненасилию нема­ло потешались, хихикали циники и приземленные прагматики. И по сегодня есть немало тех, кто утвер­ждает, что рост насилия — это определяющая тенден­ция действительности. Говорят, что нужен новый “межконфессиональный” мессия и только он разорвет вековое кольцо вражды и ненависти.

Да, оставаясь на почве реальности, мы видим, что выстрелы во многих регионах Земли еще гремят, кровь людская проливается, ненависть слепит и “образ вра­га” не исчезает.

Однако с немалыми издержками,через отступле­ния и остановки, пробиваетсебе дорогу идея перехо­да от культасилы к диалогу, поискам согласия, взаи­моприемлемых решений. Термины “консенсус”, “переговорный процесс”, “компромисс” становятся постоянными в международной и внутренней полити­ке. Всеобщая уверенность в том, что “большие баталь­оны” всегда правы, упования на то, что с помощью силы возможно изменить мир к лучшему, сменяется ориентацией на мирное решение даже самых острых проблем.

Джим Шарп, американский политолог, в своем трехтомном исследовании “Политика ненасильствен­ных действий” описал 198 методов ненасильственной борьбы (включая формы символического протеста, со­циального бойкота, ненасильственного вмешательст­ва и т. п.).

Этика ненасилия из полуэкзотической, наивно-уто­пической конструкции становится одним из централь­ных моментов этической мысли. Как метко заметил Мартин Лютер Кинг, “тот, кто верит в ненасилие — глубоко верит в будущее”.

“Сила солому ломит” — говорит русская послови­ца. “Силаесть, ума не надо” — высказываютсянауровне обыденной жизни. И высшие, и низшие поли­тики, вельможи государственные, чины военные, “ав­торитеты” криминальные, семейные деспоты искони этим руководствовались.

Однако времена меняются. На место грубой физической силы приходит нравственная, сила правды. И вот нынесо скрипом, но все же меняется стародавняя основная парадигма политики. И это ободряет, вселяет надежду на то, что в перспективе (пусть не самой близкой) возможно устранить войны, вооруженные конфликты, жестокие “разборки”.

В это нелегко поверить, но в это надо верить, этого следует добиваться, к миру без “кулачного права” надо стремиться. Идеал ненасилия, о котором говорили мно­гие, от Иисуса Христа до В. И. Ленина, может пере­стать быть манящей далекой целью, он может перестать быть только идеалом и превратится в генеральный прак­тический регулятив подлинно человеческих отношений.

Четвертая предпосылка — это объединительные (экуменические) процессы духовной жизни как в ре­лигиозном, так и в светском варианте. С немалыми издержками идет поиск того, что может сближать ли­беральную и социалистическую мысль, установки Ва­тикана и Православия, западный менталитет и вос­точный этикет. Попытки подбодрить эти процессы не редки. Ватикан уже предложил иерархам Правосла­вия найти пути для преодоления церковного раскола, идущего от 1054 года. Осенью 1995 г. во Флоренции в Италии прошел межрегиональный форум предста­вителей всех религий, в центре которого стала идея не разъединения, а объединения всех людей. Ее ус­троители осознали, что религиозный фундаментализм (так же, как и политико-идеологический) — это страш­ная взрывная сила. Идея милосердия, неприятия вой­ны и конфронтации, терроризма и насилия была доми­нантной на этом собрании. Мир на земле и на небе — таков был девиз этой экуменической конференции.

В ноябре 1995 г. в ФРГ побывал с визитом Патри­арх всея Руси Алексий II и встретился с высшими иерархами двух ведущих конфессий — евангелистской и католической. Это примечательное событие в диа­логе христианских церквей после столетий взаимного отчуждения.

В 1991 году Международный религиозный фонд (США, Нью-Йорк) подготовил сравнительную антологию священных текстов. В 1995 году она выпущена на русском языке под названием “Всемирное писание”. В ней представлены и сопоставлены постулаты великих религий мира: Дхаммапады и Лотосовой сутры в буддизме, Нового Завета в Христианстве, Корана в исламе, Вед и Бхагавадгиты в индуизме, Торы в иудаизме, Лунь-Юй в конфуцианстве, Ади-Грантх в сикхизме. Эти тексты очерчивают представление о высшей реальности и цели бытия, добре и зле, эсхатологии и надежде... И что характерно — многие из этих текстов разных конфессий пересекаются, где-то — прямо совпадают. Видимо, есть основания и основания вес­кие для сближения разных религий, у них общая ду­ховная основа. Понятно, что никто не согласится ус­транить особенность, уникальность, “свой” взгляд. Но есть возможность не конфронтации и вражды, а мир­ного диалога, сближения, взаимопомощи. Против эку­менизма резко возражают. Наиболее фанатически ори­ентированные защитники православия обличают его как одну из наиболее тяжких ересей. Ну что же. Это их право на такое видение. Но все-таки сближение в мире духа крайне необходимо. И в религиозном и в светском идейно-политическом вариантах. Сохранить принцип Мао “острие против острия” уже невозмож­но.

Идет поиск точек сближения и в политико-идеоло­гической сфере. Социал-демократические лидеры стре­мятся к нахождению соприкосновения с коммуниста­ми и консерваторами.

Попытки идейного сближения, взаимопонимания все время возобновляются. Они еще очень слабы, робки, неуверенны, наталкиваются на упорное сопро­тивление фундаменталистов всех окрасок. И все-таки идет процесс принятия терпимости (толерантности), отказа от упрямого идейно-духовного противостояния, как условия доброжелательного поиска взаимоприме­нения ценностей.

1995 год Организация Объединенных Наций объ­явила годом, посвященным толерантности. Этот факт символичен. Суть призыва к толерантности состоит в том, чтобы имеющиеся различия культур, социаль­ных групп, политических и экономических группиро­вок признать менее значительными, чем то, что еди­нит всех людей планеты. Терпимость — это признание высокой значимости многообразия людей, идей, обра­зов жизни. Это разумное признание того, что мир мно­гомерен, пестр и иным быть не может. А жить всем нам надо в этом мире и устранение нетерпимости, ксенофобии, самовлюбленного мессианства — одно из главных условий жизни нынешнего человечества.

Говоря о терпимости (толерантности), вернемся к проблеме военной опасности. Вспомним, что в пучине первой мировой войны погибло 5% населения Земли. Вторая увеличила процент погибших втрое. Сейчас, в конце века, в локальных и региональных войнах гиб­нет ежегодно 5% населения земного шара (!!!). Пять процентов ежегодно (Ш). По данным ЮНЕСКО после окончания второй мировой войны произошло примерно 250 так называемых “местных” войн (“конфликтов”). В них погибло 30 миллионов человек. Вот так полоса “мира”. Вот так — нет третьей мировой войны... И все они идейно психологически замешаны на ненависти — конфронтационности, нетерпимости, лютости, злос­ти, агрессивности(я не затрагиваю причин экономичес­ких, геополитических). Пещерная нетерпимость стала ныне сама нетерпимой. Сейчас говорят о необходи­мости глобальной педагогики толерантности. Терпи­мость — понятие емкое и гибкое.Ибо споры были всегда и будут всегда. Абсолютное единогласие напо­минает либо ситуацию глухого тоталитаризма, либо унылого кладбища.Но спорить можно по-разному. Стремясь понять друг друга, идя навстречу друг дру­гу. И напротив, разобщаясь, а не сближаясь. Сегодня — лучше в чем-то уступить, чем упрямо настаивать на своем. Пора бы это понять. Терпимость не есть природное свойство, оно не задано генетически. И даже чисто психологически его трактовать недостаточно. Это культурный феномен. Его надо воспитывать, пропа­гандировать, его надо защищать, к нему надо стре­миться. Профессор МГУ Ю. Б. Гермейер в 60—70-е годы разработал математическую теорию об играх с конфликтными ситуациями, изучал методику отыс­кания взаимовыгодных устойчивых компромиссов. Об этом в 1994 году напомнил академик А. Моисеев. Эта теория сейчас получила свое развитие, она может быть хорошим методологическим и методическим подспорь­ем для тех, кто искренне желает мирного разрешения назревающих конфликтов. Но вот само “желание”, разумеется, лежит за рамками математики, оно по “ведомству” этики и политики, по разряду образован­ности и интеллигентности, определяется уровнем куль­туры и гуманности.

Пятая предпосылка — это идущая неуклонно меж­этническая и межкультурная интеграция при сохра­нении автономности и уникальности каждого этноса и каждой культуры. Все шире развертывается уни­версализация культурной жизни на фоне обеспечения самобытности всех участников этого процесса. Резко расширяются международные экономические и куль­турные контакты. Давно рухнул тезис о “непроницае­мости”, полной замкнутости самодостаточных наро­дов и их образа жизни. Ускоряется интенсивный обмен Ценностями. Синтез и взаимовлияние довлеют над за­скорузлой упрямой замкнутостью.

Широкие миграционные потоки ведут к взаимо­проникновению культур, заимствованию находок на­родов друг у друга. “Диалог” культур превращается в многоголосый “полилог”, попытки сохранения “изо­ляционизма” встречаются все реже (хотя они и не ис­чезли).

От римского стоика Сенеки, говорившего:“Весь мир единый нам прародитель”, от евангелического “Несть эллина, несть иудея”, до интернационалистических идей нового времени и XX века, до современных концепций международного единения — все нарастает стремление землян к подлинному братству разных и единых обитателей нашей планеты.

Разумеется, всплески “этничности”, националисти­ческих страстей, о которых мы уже говорили, про­должаютсотрясать человеческий род, но думается, что это уродливые зигзаги истории. Есть основания ду­мать, что они недолговечны. Устремленность к един­ству будет довлеть. Полифония самобытного и обще­человеческого, их оптимальная связь пробьет себе дорогу.

Проблема ваимопроникновения культур, “полило­га”, этнического смешивания и перемешивания край­не важна. Какие бы антирасистские декларации ни принимались, но визуально наблюдаемые расовые раз­личия достаточно реальны. И они связаны с этничес­кими и национальными моментами. Отнюдь не во всем мире, так, как например в Бразилии, возникли сме­шанные персонажи, не вызывающие психологических коллизий. Нельзя не учитывать того, что расовая па­литра мира серьезно меняется. К 2000 году так назы­ваемая “белая раса” составит всего 11% мирового на­селения. Это может послужить не делу единения, а одним из моментов (не главным, а провоцирующим) и достаточно серьезным для конфликтных ситуации. Поэтому всякого рода метисы, квартероны и им подо­бные, на наш взгляд, дело весьма прогрессивное. Вспомним, что Пушкин и Бальзак, генерал Пауэл и Поль Лафарг были людьми, так сказать, “смешанной крови”.

Последнее по счету, но не по значимости — наме­чающиеся прорывы в области интеллектуального по­иска. Иногда говорят даже, что мы находимся в пред­дверии интеллектуальной революции. Крупнейшие ученые современности говорят о том, что мы нахо­димся перед лицом Новой Вселенной, новой Природы 0 сейчас человеческий интеллект как бы вновь при­ходит от состояния умственной удовлетворенности к состоянию озадаченности, удивления.

Немонотонная логика, близкая К обыденному мыш­лению, целостно охватывающая ситуацию и учитыва­ющая ее нестандартные изменения. Взаимопроникно­вение традиционных, восходящих к Гераклиту и Гегелю, диалектических способов размышления с кон­цептами современных формально-логических матема­тизированных систем. Естественный интеллект, сопря­женный с “искусственным”, дополнение творческих возможностей мозга креативными потенциями компь­ютерных систем.

Все это и многое другое ставит нас перед решением проблемы изменения традиционных способов и типов мышления. Точные очертания такого изменения сейчас не просматриваются. Лишь в самом общем виде можно наметить траекторию подобных сдвигов в интеллекте. Пожалуй, речь может идти об инверсии интересов мыслящих и действующих социальных субъектов, о поиске и нахождении новой парадигмы мышления, не исключающей противоре­чий, но обращающей внимание на комплементарность, изаимодополнительность идей, их интегрирование в многомерную целостность.

Стоит отметить, что сейчас остро стоит вопрос о нахождении приемлемых контактов рационального и внерационального, научного и технического, эстети­ческого и мистического в освоении реальности. Раз­рывы и отторжения друг от друга разных сторон че­ловеческого духа выявили свою пагубность и зыбкость результатов.

Вспомним древнюю мудрость зороастрийцев, кото­рые говорили о неделимой триаде: благая мысль, благое слово, благое дело. Удивительно и отрадно,что мысль, слово и дело здесь соприкасаются с понятием блага, добра, с центральной идеей морали.

Говоря об интеллектуальной революции, отметим значимость формирования “коллективного интеллек­та” (по Н. Моисееву, 1993 г.), то есть системы, позво­ляющей принимать и формулировать единящие ре­шения, те, в которых просматривается и коллективная воля, и общие интересы. Партикулярность, отдель­ность, частичность, фрагментарность, единичность, уникальность, конечно, останутся. Но спасти всех мо­гут только все. И в этом смысле слова старого, хотя уже принадлежащего истории гимна “Никто не даст нем избавления, ни бог, ни царь и не герой”, навер­но, не так уж наивны.

Поэтому, завершая изложение зримых надежд, ска­жемонеобходимости конструирования глобальной эти­ки, универсальных нравственных принципов, укреп­ляющих всечеловеческую солидарность. Мудрость и совесть выше прямолинейных истин, сухого рацио­нального знания. Знание, не облагороженное вечны­ми ценностями, не помноженное на идею блага, не утверждающее справедливость, может привести к все­общей гибели.

В человеческой истории возникновение такого мощ­ного регулятива, как нравственный, вообще сыграло особую роль. Когда не “извне”, а “изнутри” стало опре­деляться поведение, когда не бич и меч, не боль и страх, а стыд и совесть стали компасом поступков — многое,очень многое изменилось. Стадо стало груп­пой, сообществом, орда обрела черты общественнос­ти.

Нравственность всегда “кооперативно”, хотя всег­да присутствует в личности. Она по определению не может быть единичной, эгоистичной, отдельной, толь­ко моей и больше ничьей. Если мои правила поведе­ния меня ни с кем не соединяют, то они могут озна­чать что угодно, но к нравственности это не имеет никакого отношения. И в современной ситуации не­обходима именно глобальная этика, всеобщая этика. Не конфессиональная, не региональная, не племен­ная, не профессиональная, не классовая. То есть не частичная, не парциальная — а всеобщая, всечелове­ческая. Внутренние законы поведения, заложенные в души и сердца всех людей, должны быть совпадаю­щими в главном и основном. Не одинаковыми, но со­впадающими. Пусть они различаются в деталях и фор­мах обнаружения — это неизбежно. Но в главном они должны совпадать.

Современный нравственный императив таков: ду­мая о себе — подумай о роде людей, о неродившихся, о будущих поколениях. Не растранжирь, не растра­чивай попросту ресурсы мира. Стремись быть спра­ведливым. Помни, что заповеди Нагорной Проповеди не есть только духовная собственность христианства. Они — главные из них, всечеловечны и не потускне­ли. Изложенные на современном языке, они и сегод­ня пригодны. Как и категорический императив уни­верситетского профессора Иммануила Канта. Как и многие речения великих моралистов наших дней от М. Ганди до А. Швейцера. Есть на что опереться. Без этики человеческой солидарности угрозы не могут быть отражены, а надежды не могут оправдаться. Нужна “ноосфера”, но нужна и глобальная “этосфера”.

Когда-то Джеймс Тарбер, американский детский пи­сатель, сочинил сказку “Белый Олень”. В ней коро­левский астролог прибегает к своему владыке и в ужасе сообщает ему грозящую весть о том, что звезды мерк­нут. Воцаряется всеобщая паника, уныние, тоска.Нонаступила ночь. И все увидели, что на небосклоне как обычно сияют крупные яркие мерцающие звезды. А все дело в том, что придворный астролог постарел, одряхлел и стал слепнуть, он перестал видеть звез­ды...

Наверное, не надо уподобляться этому астрологу. Не надо тоскливо думать, что кончается все мирозда­ние. Да, у мира сейчас непростые времена. Но и рань­ше были кризисы. И раньше были зигзаги. История извилиста. Не будем отмечать последний день Пом­пеи и пир во время Чумы. Выразим уверенность, что человечество справится и на этот раз.

Одно из наших издательств в 1995 году начало вы­пускать популярнейший на Западе фантастический се­риал “Стар Трек”. Там он выходит уже четверть века и пользуется огромным успехом, насчитывает уже бо­лее 230 книг. В чем дело? Дело в том, что это опти­мистический вариант фантазирований о будущем че­ловечества. Люди устали читать о трагедиях, о земле, захваченной то ли роботами, то ли злыми иноплане­тянами, об оскудении планеты и озверении ее жите­лей. В предисловии к одному из романов этого сериа­ла говорится о Великом Будущем, которое всех нас ожидает, о том, что человечество — это не ошибка природы, что оно способно само управлять своею жизнью. Человек не порочен, не зол. Его судьба будет прекрасной. Само появление этого сериала и его ус­пех (а писали его многие видные американские фан­тасты) симптоматично. Он отвечает ожиданиям мил­лионов.

Люди земли хотят найти средство для преодоле­ния возникших затруднений. Они знают, что перед нами не безысходность, не глухой тупик, а проблемы. Трудные, многосложные, но разрешимые.

Нельзя же жить по присказке одного из чешских юмористических журналов. Что-де философия и ис­тория помогают нам понять современный мир, а пси­хиатрия помогает с ним смириться. Сентенция — сми­рись, гордый человек — не самая подходящая для нынешней глобальной ситуации.

Планетарные модели не учитывают незамкнутый характер системы “человечество”, фактор неопреде­ленности, хаосогенности, субъективные моменты действии масс и личностей и многое другое, что еще не­подвластно формальным методам.

Есть, есть основания для выхода из глобального кризиса, в который все мы погружены.

Обратимся мысленно к будущему. Как сказал один из наших поэтов: “А интересно, черт возьми, что бу­дет после нас с людьми?” И в самом деле, интересно. Жгуче интересно. И с нами. И после нас. И куда все это катится? Как говаривали в черноморском городе Одессе, известном своим едким острословием: “Куда мы, братишки, идем? И куда мы заворачиваем?” Об этом пойдет речь в следующем разделе книги.

 

Глава IV

Обозримое будущее