Глазами социологов и гуманитариев 8 страница

Именно поэтому в системе юридического знания возникают теоретические дисциплины, исследующие основания правовых систем: теория, социология, энциклопедия права, наконец, философия права — все это существенные предпосылки развития собственно теоретического поиска и законотворческой деятельности.

В полной мере это относится не только к национально-государственным правовым нормам, но и к Международному праву, и политико-юридическим пактам, признаваемым общественным мнением всего человечества.

Не случайно поэтому Организация Объединенных Наций, другие международные ассоциации сейчас уделяют немало внимания анализу сущностных характеристик техчеловеческих прав, которые сегодня признаются высшими ценностями, могущими стать подлинными регуляторами для всего мирового сообщества людей.

В 1986 г. ЮНЕСКО издало работу “Философские основы прав человека”, в которой сами эти права представлены как базисные характеристики человеческой экзистенции, своего рода высшие идеальные конструкции.

Подчеркивая глобальный, всеобщий характер “прав человека”, присущий всем региональным, этническим, социоструктурным и иным единицам рода людей, отметим, что эти ценности не находятся в отношении конфронтации с ценностями национальными, местными, самобытными. Поэтому любое их противопоставление несостоятельно. Подлинная любовь к своей Отчизне, Родине, земле отцов, наследию собственной истории не противоречит приверженности к движению мировой истории, развитию всего человечества. Патриотизм русских людей никогда не пятнал себя узким изоляционизмом, не воздвигал барьеров на пути взаимодействия с другими составляющими всемирно исторического процесса. Это обстоятельство надо особо оттенить, ибо сегодня подчас встречаются попытки отсечь патриотизм от “глобализма”.

Думается, что высказывания ряда авторов по поводу общечеловеческих ценностей, как явной акции “мировой закулисы”, не имеет каких-либо достаточных оснований.

Идеальная конструкция, представленная как система прав человека, имеет давние корни. В ее основе лежат отобранные историей гуманистические ценности, восходящие к античности, эпохе Возрождения, соединяющие в себе формулы философов, тезисы вольнодумцев всех разновидностей, постулаты религий различных конфессиальных окрасок.

Первые юридические закрепления прав человека нашли в документах 200-летней давности, рожденных американской и французской революциями конца XVIIIвека.

Во второй половине нашего века был принят ряд важнейших международных документов, явившихся продуктом найденного идейно-теоретического согласия разных мировых социальных сил. Основные из них:

Всеобщая декларация прав человека (10 декабря 1948 г.). Международный пакт об экономических, социальных и политических правах (19 декабря 1966 г.) и примыкающие к ним конвенции.

Важнейшим вкладом в проблему прав человека стали гуманитарные разделы Хельсинкского Заключительного акта (1 августа 1978 г.). Делийская декларация (27 ноября 1986 г.) и, наконец, те разделы итогового документа Венской встречи, которые касаются человеческого измерения, совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (15 января 1989 г.).

Понятно,что достигнутое согласие в формулировке и трактовке основополагающих документовпо правам человека не исключает серьезныхразличий в их осмыслении западной и восточной мыслью, противоположности их рассмотрения в рамках наших отечественных ценностей и истолковании идеологами западного общества.

Сегодня, когда осознана наша взаимозависимость как взаимодействующих частей единой человеческой цивилизации, стоит сделать акцентна тех исторических содержаниях, которыми обладают подходы, отличающиеся друг от друга.

В 1989 г. президент Римского клуба А. Кинг и его генеральный секретарь Б. Шнейдер выдвинули идею о том, что пришла пора задуматься над “Декларацией прав человечества”. Именно — человечества, а не индивида.

Такая позиция побуждает к выходу за рамки политико-юридических представлений, более широкого ее осмысления, введения рассматриваемой проблемы в контекст философских идей.

Для философии проблема осмысления прав человека предстает как необходимость теоретического выделения и ранжирования некоторой совокупности высших ценностей, идеальных конструкций, лежащих в основе смыслообразуюшего слоя человеческого бытия. По сути дела эта задача формулировки коренных фундаментальных понятий, декларирующих, говоря словами И. Канта, каким надо быть, чтобы быть человеком. Об этом подробнее пойдет речь в IV главе.

Решение этих задач дает возможность теоретического обоснования тех концептов, которые выступают как политико-юридические каноны, признанные всемирным обществом.

История мысли содержит в себе достаточно богатый материал для нахождения ценностей, которые ныне предстают перед нами как вечно живые призывы к поддержанию величия человеческого духа. Создание современного лексикона человеческих прав невозможно без опоры на многовековую традицию. Несомненно, что в Ведах и Упанишадах, в буддийской этике и Нагорной проповеди, в логических выкладках Аристотеля и размышлениях Николая Ку-занского, как и других мыслителей прошлого, содержалось немало положений, послуживших почвой для оформления в XVII — XVIII столетиях концепции прав человека.

Одной из наиболее мощных опор в становлении системы прав человека явилась концепция естественного права, истоки которой уходят во времена античности. Начало ее относят к творениям Софокла, выдвинувшего представление о “извечном праве”, законе богов, противополагавшемся “рукотворному” праву, провозглашаемому государством. Для общественного правового истолкования проблемы прав человека, начиная от Цицерона и Лактанция, характерно утверждениеих извечности, универсальности, выраженностив них исконной “природности”, неотъемлемости от основ человеческой сущности.

Абстрактная идея “общего блага”, трактуемого вне времени и пространства, в отрыве от конкретно-исторических обстоятельств, представляется подчас как основа основ прав человека. Надо сказать, что отмечая внеисторичность концепции естественного права, мы вместе с тем должны признать наличие в ней и позитивных моментов.

Концепция естественного права в наши дни достаточно широко распространена в теоретическом мышлении.Она выступает как реакция на духовное подавление тоталитарных диктатур, сохраняет заслуживающие внимания традиции либеральной и клерикальной мысли.

Конечно, неверно было бы истолковывать права человекакак некоторые постулаты, абсолютные в своей неподвижности. С рационалистических позиций они есть результат социально-исторического развития.Тотрезультат,который несет в себе процессуальные характеристики противоречивойвзаимосвязи преходящего и непреходящего. Те права человека, которые взяты сейчас на вооружение мировым сообществом, аккумулируют в себе опыт человеческой истории, ценности, проверенные многими столетиями.

Во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН10 декабря1948 года,имеется29 содержательных статей. В них провозглашаютсяосновные прававсех живущих на планете как тот императив, к соблюдению которого призываются все народы и государства, все органы и организации, всесообщества и группы — все люди Земли.

Образ человечества присутствуетво многих актах международного права, он выявляется вовсех тех случаях, которые так или иначе касались общечеловеческих интересов.

Может быть, наиболее наглядно это обнаруживается в становлении современного космического права. Уже в одном из первых документов, конституирующих его, в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН (1961 г.) так же, как и в Декларации соответствующих правовых принципов(1963 г.), отмечалось, что использование космического пространства должно осуществляться на благо и в интересах всего человечества. В этих документах был подтвержден принцип, в соответствии с которым космическое пространство и небесные телане подлежат национальному присвоению. Эти правовые идеи впоследствииобогащались и развивались во многих документах. Характерно, что в соглашении о помощи космонавтам, терпящим бедствие, они расцениваются как “посланцы человечества в космосе”.

Надо сказать, что в интересах всего человечества принят ряд международных документов о сохранении биологических ресурсов Мирового океана, о разумном сочетании принципов свободы открытого моря с международно-правовым ограничением рыболовства и судоходства. Принимается ряд актов по арктическим и антарктическим проблемам, по проблемам экономической безопасности и т. д. Понятие “человечество” вошло в юридическую практику, состоялось как правовая категория.

Много места “всечеловеческие” вопросы занимаю в культурологических изысканиях, в частности в этнологии. Для выявления образа человечества в теории культуры и культур-философии обозначим ту концептуальную схему, по которой входит идея человечества в философию родовой культуры.Именно родовой постольку, поскольку основная масса культурологических изысканий ставит в центр внимании личность, индивида, отдельного человека. Нет такого человека, как бы он ни был темен, необразован, нравственно беден, который бы был вне культуры. Индивид вне культуры — это уже не индивид, а объект, единица зоологического мира. Разумеется, обладание культурой у индивидов различно. Есть люди — светочи и творцы культурного богатства, а есть люди, выпадающие из культурных норм, лишенные в своей жизни нравственности и высокой культуры. Что же она такое — культура?

Первое, что следует зафиксировать при рассмотрении понятия “культура” в том ее виде, в котором оно закреплено сегодня в сознании, это многозначность, размытость очертаний, использование и применение в различных отношениях. Не так уж много понятий, которые были бы столь неопределенны, доступны использованию в самых разных (иной раз противоречащих друг другу) смыслах, чем то, которое нами рассматривается.

Все исследователи культуры с трогательным единодушием констатируют это обстоятельство.

Еще в 60-е годы нашего века А. Кребер и К. Клакхон, анализируя только лишь американскую культурологию, приводили цифру — свыше 200 дефиниций (определений). Сейчас, в 90-е годы, эти подсчеты безнадежно устарели и повысившийся теоретический интерес к исследованию культуры повлек за собой лавинообразный рост позиции по ее обозначению. Что ни автор, то собственное понимание культуры. Действительно, “что ни город, то свой норов”.

Такое семантическое (языковое) и содержательно-теоретическое многообразие определений свидетельствует о полифункциональной емкости, многообразии мира культуры и выражающего его понятия. Само понятие о культуре подчас попадает в разряд тех, о Которых как-то едко было сказано, что их можно применять по той методе, к которой прибегают туземцы одного из тропических островов, передвигаясь по зыбучим пескам. А ходят они там по правилу — ходить легко и быстро, чуть касаясь, не останавливаясь, иначе начнешь тонуть в пучине.

И действительно, ряд общепринятых понятий, пока они используются, так сказать походя, выполняют свое функциональное назначение, в общем контексте размышлений и не вызывают сомнений в их собственном содержании. Но стоит остановиться, задуматься, вглядеться в них и к глубокому огорчению убеждаешься в том, насколько они размыты в своих очертаниях. И при попытке их анализа начинаешь погружаться в логическую пучину, в полном смысле слова — “зыбнуть” в расходящихсяво все стороны связях и отношениях.

Стоит сказать, что в философии эта ситуация скорее правило, чем исключение. Философия не аксиоматична, и твердый грунт под ногами в ней не легко найти. Недаром мудрые люди говорили, что философия — это такая вещь,которой собаку из конуры не выманишь, и что когдачитаешь философское сочинение, впечатление такое, чтовсе время что-то жуешь, а глотать нечего. Это так,ибо философия — это краевое знание, оно устремлено к фундаментальным основаниям бытия, самообращению (рефлектировано) к глубинам самосознания. И поэтому вней арифметически простенькими или коммерческивесомыми представлениями обойтись невозможно.

Но ведь надо.Надо. Надо понимать жизнь, видеть, куда влечет нас потоксобытий. Надо объяснять себе и другим наш мир,человеческий мир, всечеловеческую культуру. И поэтому, как ни сложно это занятие, все же приступим к анализу как понятия культуры, так и того, что оно выражает, углубимся в осмысление сути культуры.

Прежде всего фиксируем, что существуют два ракурса рассмотрения этой проблемы: светский и религиозный. В рамках богословской трактовки сам термин “культура”восходит к “культу”, вере, традициям, высокому смыслу бытия, заданному Вседержителем. Известный современный религиозный мыслитель протоиерейА.Мень утверждал, что вера в высший смысл Вселенной сегодня,как в древности, является стержнем, который придает внутреннее единство любой культуре.

Адепты религии, ее ревностные защитники утверждают, что те, кто забывает это, вообще не имеют права полагаться как культурные люди. Нет сомнения в том, что “культ” (по-латински — уход, почитание) отнюдь не случайно фонетически и содержательно соотносится с термином “культура”. История не фиксировала ни одного общества, в котором бы начисто отсутствовали в той или иной форме религиозные воззрения. Появлявшиеся в печати утверждения о безрелигиозных сообществах не нашли фактического подтверждения.

В культе как совокупности субъектов, предметов, способов религиозной деятельности всегда присутствовал момент сакральности (священности), поклонения Божеству илиБожествам. Вряд ли стоит сомневаться в том, что религиозная деятельность, религиозный опыт (включая культовые процедуры) —это одна из фундаментальных характеристик, знаменующих выход предков человека из естественного состояния, возникновения собственного человеческого бытия. Поэтомувполне правомерно концептуальное сближение понятия “культ” и “культура”.

Однако история знала и знает не только религиозное, но и светское отношение к действительности. И в мире немало атеистов или просто безверных людей. Отдавая должное религиозной культуре и ее огромному воздействию на судьбы человеческого рода, вместе с тем не стоит закрывать глаза на могучий ток свободомыслия, проникающий все историческое бытие людей. Отношение к Абсолюту, Демиургу, Божеству, как считают богословы всех конфессий, это результат откровения, дело сугубо личное, в хорошем смысле интимное, сокровенное. Религиозный опыт субъективен, он исходит из глубины личности.

Отвергая плоский и однолинейный атеизм, дадим все же право каждому персонально решать вопрос о своем месте в мироздании и отношении к так или иначе трактуемой надличной реальности или сверхреальности. Пожалуй, стоит согласиться с теми мыслителями, которые сближают “Святыню”, “Божество” с представлением о тайне, об абсолютном, Непостижимом. Примем как данность, что есть рели-гиозная культура и светская — это та, которая строится вне и помимо “культа”, на основах рационалистического размышления, с опорой на продуктивные находки науки. И наше дальнейшее изложение ведется в ключе рационалистического миропонимания. Философия вообще и даже религиозная философия отлична от богословия, от теологии- Как полагали многие религиозно ориентированные философы, богословие выступает как истолкование положительного откровения, открытие доступного человеку смысла Слова Божия, постижение Логоса, вчитывание в строки Писания. А философия даже с их позиции есть постижение в мыслях(т. е. рационально) вечного и непреходящего в бренных и ограниченных временем моментах действительности.

В современном мире обществоведческого и гуманитарного знания понятие культуры стоит в ряду фундаментальных. Оно полагается столь же важным для анализа человеческой жизни, как понятие “гравитация” для физики или “эволюция” для биологии. У разных авторов в условиях плюралистической многоголосицы мелькают и разные определения. Они пестры и многолики. В них, однако, содержатся и некоторые общие черты, выделяется сущностный стержень, вокруг которого группируются индивидуализирующие характеристики, выражающие мнения и предпочтения авторов. Так, например,Нейл Смелзер, один из выдающихся американских социологов и культурологов последних десятилетий,в своем учебнике по общей социологии полагает, что современное определение культуры символизирует убеждения, ценности и выразительные средства, которые являются общими для какой-то группы, они служат для упорядочения опыта и регулирования поведения членов этой группы. Основными элементами культуры выступают понятия (концепты), содержащиеся в языке, отношения и взаимосвязи, ценности, сообразно которым люди характеризуют собственные цели и правила, определяющие, что и как можно делать и что нельзя. Таким образом, культура у него понимается как некоторая совокупность ценностей, норм, стандартов поведения. Она как бы регулятор поступков людей и их отношения друг к другу, к обществу и природе.

Примерно в таком же духе подходит к культуре современный английский социолог Энтони Гидденс, полагающий, что культура содержит ценности, созданные отдельными группами, нормы, которым они следуют в жизни, и материальные вещи, которые производят люди. В качестве ценностей выступают абстрактные идеалы, в то время как нормы, отражая дозволенное и недозволенное, являются определенными принципами или правилами, которые люди должны выполнять в течение своей жизни.

В нашей отечественной литературе представлен широкий спектр подходов к культуре и, следовательно, ее определений. Нельзя не сказать, что отечественные культурологи последних десятилетий творили в относительно благоприятной ситуации. Они не были связаны жесткими дефинициями, вышедшими из-под пера классиков марксизма. Дело в том, что например, у К. Маркса и Ф. Энгельса термин “культура” встречается отнюдь не часто. Они чаще говорили об “образованности”, “просвещении”. В. И. Ленин же много говорил о культуре и культурной политике. Несомненно, что основоположники марксизма исходили из собственной позиции по проблеме культуры, однако в систематическом виде она не была высказана, ими не оставлено ни развернутого, ни лапидарного определения того, что есть культура. Отсутствие такого определения (наподобие марксова определения товара или ленинского определения класса) развязало руки теоретикам для самостоятельного поиска. Начиная с 60-х годов, да и по сегодня, не прекращаются оживленные дебаты вокруг самой дефиниции культуры, ее логической структуры, сущности и формы проявления.

Эти дискуссии, многие капитальные исследования отечественных авторов позволили достигнуть некоторой определенности по кардинальным вопросам. Очень много дало в сфере осмысления культуры возвращение в актуальную жизнь и прочтение содержащих ценные идеи трудов российских философов “серебряного века” (Н. Бердяев, А. Белый, В. Иванов, В. Розанов, П. Флоренский и др.). В их творениях сформулировано самобытное понимание культуры, богатое и продуктивное.

В результате признана ограниченность широко распространенных в прошлом чисто суммативных определений (культура — лишь сумма, итог, счетная совокупность творений человека). Достигнуто согласие в том, что чисто аксиологические (ценностные) подходы к культуре явно ограничены, ибо они замыкают культуру в сравнительно узкую сферу. Ценность, ценимое, предпочитаемое, желаемое, ожидаемое, благосодержащее — все это указывает на нечто позитивное для человека и человеческой жизни. И если принять, что культура — это по сути своей есть только и только совокупность положительных ценностей, а все то, чтонегативно, деструктивно, угрожающе, выносится “за скобку” иполагается как “не-культура”, то в этом случаесамо воззрение на культуру становится до крайностирелятивным (относительным).

Разумеется, аксиологический (ценностный) подход неисключается из теоретического рассмотрения. Болеетого, всоциологии культуры, при решении воспитательно-дидактических задач, в рамках политической культурыон выявляетсвою эвристичность и результативность. И тогда оппозиции типа “культура — варварство”, “культура — хамство”, “культура — невежество” ит.п. вполне оправданны и необходимы. Безапелляционное отбрасывание ценностного подхода стольже неправомерно, как и его одностороннее раздувание.

Дискуссии приводят к убеждению, что в дезаксиологическом (ценностно-нейтральном) определении культуры должны быть выделеныее субстанциональные основы, указан субстрат культуры, а сама культура в целом должнаполагаться процессуально, как динамичное целое вединстве объективных и субъективных моментов, предпосылок и результатов, хода и исхода.

Для разграничения дезаксиологического и аксиологического подходов заметим для примера, что в первом случае гильотина и компьютер одинаково полагаются как факторы культуры, во втором — гильотина оценивается как антикультура.

Общее признание возможности, продуктивности(а в ряде случаев настоятельнойнеобходимости) функционального,системно-структурного и семиотического подходов вместе с темукрепило уверенность в том,что недопустимо устранятьиз определения культуры самого человека как активного начала, источника культуры, ее творца и творения. Полагать культуру главным образом как чистое самодвижение глубинных структур, знаковых систем вряд ли правомерно.

Было признано, что само понятие культуры контекстуально. Многое в его понимании зависит от того, каково его место в контексте, в какое смысловое поле оно включено, в какой понятийной системе функционирует и на какую познавательную цель ориентирована. Встретив слово, термин, лексему “культура”, стоит прежде всего выявить, каково его наполнение, к какой сфере знания оно относится. Многие определения культуры, которые присутствуют в литературе, большей частью не являются собственно философскими. Они скорее звучат как общенаучные. А философия полностью не редуцируется к науке. Поэтому многие определения не достигают сущностных характеристик культуры, не проникают к ним. Их применение вполне правомерно, но на определенном уровне (этнографическом или археологическом, социологическом или государственно-правовом и т. д.). Емкость и универсальность понятия “культура” позволяет полагать ее поливариантно,многоаспектно: как срез общественной жизни, социальный институт, характеристики уровня развития личности, систему общественных регулятивных норм, механизм трансляции опыта, феномен самодетерминации и так далее и так далее. Но и, конечно, как атрибут Рода людей, всех нас.

В исторической и современной литературе по проблемам культуры, мировой и отечественной (академически строгой и популярно впечатляющей) представлен веер концептуальных подходов и к осмыслению культуры: ценностный (аксиологический), дезаксиологический, семиотический, информационный, гуманистический, технологический и иные. “Незамкнутость”, “ситуационность”, “открытость” в истолковании культуры налицо. Построение объемной, сферической модели культуры, в которой Гармонично соотносились бы всеаспекты ее рассмотрения, еще впереди. Это задача, с которой еще не справилась теоретическая мысль. Поэтому в ходу определения ситуативные, операциональные, те, которые называют латинским термином “ад хок” (“к этому”, для данного случая, для конкретной цели).

И все же, все же...стоит попытаться проникнуть в глубь букета дефиниций, разворошить листочки и лепестки и пробиться к корням. Думается, что наиболее перспективен при схватывании сущности (именно сущности) технологический (деятельностный) подход. Он не отрицает того, что при рассмотрении феноменологии культуры (ее форм, проявлений, граней) хорошо работает “гуманистический” подход, полагание культуры как “меры человека”, мерила его восхождения к идеалу, способа формирования духовного богатства и реализации сущностных социальных сил и прочая.

Что привлекает в “технологическом” (деятельностном) подходе? То, что с опорой на него можно что называется “пальцем указать” на то, что есть культура и что не есть культура.

Чем уязвимы другие подходы? (Еще раз оговоримся, что они не могут быть отброшены, а пригодны для тех или иных аспектов анализа культурных явлений). Они уязвимы именно своей “частичностью”, высвечиванием грани, иной раз они навязчиво риторичны, беллетристичны. Разумеется, радостно слышать, что культура лучше варварства, что она есть нечто возвышающее человека, она единит людей и позволяет взращивать человека в человеке, она воплощение творческой потенции... Кто же будет возражать против подобных од в честь культуры. Все это так. Однако такие реляции, на наш взгляд, не позволяют увидеть ее корни, ее глубины.

В адрес деятельностной концепции сущности культуры (подчеркнем — именно сущности) высказывались разного рода замечания. Например, говорилось, что постулаты типа “Действие есть подлинная стихия человеческого духа” (П. Гольбах) или “В деянии начало бытия” (Гете), “Человек является деятельным природным существом” (К. Маркс) — это порождение европейского духа, западной истории. А вот принцип отношения к миру на Востоке иной, он предписывает человеку недеяние (“у-вей”). И поэтому-де подход к культуре с позиций принципа деятельности ограничен и не может быть распространен на восточные модификации общечеловеческой родовой культуры. Но такое противопоставление по меньшей мере неточно. “У-вей” не есть отрицание любой активности. Оно предполагает специфическую активность, невмешательство в естественный порядок вещей и ход событий, активность в виде “осуществления недеяния”. Это, так сказать, не преобразовательная, а гармонизирующая активность, не переделка, а вписывание в естественные процессы. Но все же это тоже “деятельность”. Поэтому деятельностный (технологический) подход вполне применим не только к Западу, но и к Востоку, разумеется, с учетом его специфичности.

Как же смотрится этот подход к сущности культуры? Вглядываясь в культурологические сюжеты, убеждаешься в том, что в них явно или скрыто обнаруживается указание на человека, его жизнь, его действия. Человек — это основа всей культурологической проблематики. Ввиду этого можно сказать, что понятие “культура” так или иначе выражает родовую именно — всечеловеческую специфику деятельности, полагаемой как способ бытия людей вообще. Можно утверждать, что понять культуру можно лишь через понимание человеческой деятельности.

Однако просто определить культуру как выражение деятельности означало бы произвести впечатление некоторой глубокомысленности. И только! Поэтому надо вглядеться в то, что же скрывается за термином “деятельность”.Не вдаваясь во все ее тонкости и споры, идущие вокруг этого понятия (а они не прекращаются), отметим, что деятельность — это определенный тип отношения человека имира. Он, этот тип, задан не столько генетически, сколько исторически и социально. Он выражает ориентированность человека как на адаптацию к условиям бытия, так и изменение самих этих условий,их адаптацию к целям, стремлениям человека. Полная и абсолютная бездеятельность равноценна смерти. Насыщенная, активная, целеполагающая, преобразующая деятельность — это и есть жизнь, человеческая жизнь, а не гаснущее прозябание, бессилие, деструкция, распад.

Один из современных фантастов как-то обронил фразу, что человек — это “активная протоплазма”. Да, это так. Деятельность — это фундаментальная характеристика человеческого бытия, субстанция истории, всего человеческого мира, она движитель и мотор, который обеспечивает беспрестанное, уходящее в бесконечность развитие человечества как материальной и духовной системы, составляющей реального мира. Деятельность не может быть беспредметной, безадресной, всем и никому. Она, выражаясь математическим языком, не векторна, а скалярна, то есть направлена, ориентирована, целеполагающа.

Ее формы и внутренняя расчлененность многоразличны. В современных теоретических поисках представлены различные модели ее морфологического развертывания. В ней усматриваются неодинаковые уровни проявления — от жестко фиксированных поступков “по правилам” до творческого взлета, энтузиазма, преодоления застывших рамок. Целенаправленность и продуманность, рациональный расчет и внерационально интуитивные прозрения, всеобщность и привязанность к конкретно-историческим реалиям — все это присутствует в деятельности.

И, пожалуй, глубоко прав академик М. С. Каган, предложивший именовать человека не “хомо сапиенс” (человек разумный), не “хомо фабер” (человек создающий), не “хомо луденс” (человек играющий) и т. д. — а “хомо агенс” (человек действующий). По его утверждению, это определение интегрирует все приведенные, вскрывая односторонность каждого из них и поэтому его правильность и неправильность в одно и то же время.