Docti rationem artis intelligunt, indocti voluptatem 2 страница

Дефиниция имени является всего лишь вступлением к знанию о вещах: она выделила их класс, сейчас же следует установить свойства этого класса. Предложения, в которых они устанавливаются, назовем теориями. В хорошей системе знания о классе состоят из (одной) дефиниции и теорий (более или менее многочисленных). Дефиниция есть quid nominis, а теории являются quid rei. Однако может случится и наоборот. Если, например, капителью мы называем венчающую часть колонны, то, очевидно, каждая капитель является венчающей частью колонны. А с другой стороны, теория может быть использована вместо дефиниции.

Некогда Феликс Яроньский привел (O filozofii, 1812) простой пример различения дефиниции и теории: когда мы говорим о воздухе, что это "газ, окружающий земной шар", то это дефиниция, когда же говорим, что это смесь азота и кислорода, то это уже теория. Подобным образом эти два аспекта разделяются в эстетике. Утверждение Фомы Аквината, что "прекрасны те вещи, которые нравятся, когда их рассматривают", является дефиницией прекрасного, а его теорией является утверждение, что "прекрасное зависит от совершенства, пропорции и блеска".

Только такие исключительные мыслители, как Платон и Аристотель, Фома и Кант методически определяли прекрасное или искусство, отделяя дефиниции от теорий. Читая старые тексты историк эстетики находит в них мысли о прекрасном и искусстве без выделения дефиниции; в этом случае он вынужден ее сам реконструировать.

История эстетики — это не передача из поколения в поколение одних и тех же дефиниций и теорий. И одни, и другие формировались постепенно и изменялись. Сегодняшние взгляды на прекрасное и искусство, форму и творчество являются результатом череды многих проб, сделанных с разных точек зрения, разными методами. Многочисленные воззрения усложняли последующие попытки. Понятия, принадлежащие к первоначальному арсеналу, не всегда удавалось согласовать с последующими замыслами. Последующие формации накладывались одна на другую, как множество снимков, сделанных с одного клише: в результате, естественно, контуры не совпадали. Более того, вводимые постепенно в эстетику понятия происходили из различных сфер: из философии, из мастерских художников, из артистической и литературной критики, из ежедневного языка, а в различных сферах одно и то же выражение имело разный смысл. Выдающиеся личности среди писателей, художников, ученых оставляли на понятиях свои отметины, часто значительно разнящиеся между собой. Они использовались учеными, но обозначая в значительной мере эмоциональные деяния, оказывали сопротивление их научному воплощению.

Историк вынужден бороться с синонимами и омонимами; в текстах, которые до него дошли, часто встречается много выражений с одним и тем же значением и много значений одного и того же выражения. Он обнаруживает столь запутанные понятия, что перед ним возникают задачи, сходные с обязанностями лесника, который в лесной чаще вынужден рубить проходы, или, по крайней мере, делать их прямыми.

Глава первая

Искусство: история понятия

Docti rationem artis intelligunt, indocti voluptatem

Quintilianus

 

I. Ранее понятие искусства.

 

Выражение "искусство" является переводом латинского "ars", а она – греческого "techne". Однако же "techne" и "ars" означали не совсем то же, что сегодня значит "искусство". Линия, соединяющая это современное выражение с теми старыми, непрерывна, но не прямая. С течением времени смысл выражений менялся. Изменения были незначительными, но постоянными и привели к тому, что через тысячелетия смысл старых выражений стал совсем другим.

"Тechne" в Греции, "ars" в Риме и в Средневековье, даже еще в начале Нового времени, в эпоху Возрождения значили то же, что искусность, а именно – искусство создания какого-то предмета, дома, скульптуры, корабля, кровати, кружки, одежды, а кроме того также искусство предводительствовать воинству, измерения поля, убеждения слушателей. Вся эта искусность называлась искусствами: искусство архитектора, скульптора, гончара, портного, стратега, геометра, ритора. Искусность заключалась в знании правил, а поэтому не было искусства без правил, предписаний: в искусстве архитектора свои правила, но правила скульптора, гончара, геометра, генерала другие. Поэтому понятие правила включалось в понятие искусства, в его дефиницию. Делание чего-либо без правил, только по вдохновению или фантазии не было для древних или схоластов искусством, но было его противоположностью. В более ранних столетиях греки считали поэзию вдохновением Муз и в то время не включали ее в искусства.

В согласии с распространенными взглядами греков Платон писал, что он "не называет искусством иррациональную работу" (Горгий, 465 а). Гален определял искусство как совокупность всеобщих, удачных и полезных предписаний, служащих определенной цели. Его определение сохранили не только средневековые авторы, но еще ренессансный Рамус; позже его привел в своей энциклопедии 1607 г. Гоклениус; и в наше время (но уже только как историческую информацию) его все еще повторяет философский словарь Лейланда. Это определение звучит так: " Ars est systema praeceptorum universalium, consentientium, ad unum eundemque finem tendentium".

Искусство, понимаемое так, как его понимали в древности и в средневековье, имело в те времена более широкую область, чем та, какую оно имеет сегодня. Оно охватывало не только изящные искусства, но также и ремесла; живопись была искусством в той же степени, что и портновское ремесло. Искусством называли не только искусно сделанную продукцию, но прежде всего само умение производить, знакомство с правилами, профессиональные знания. Поэтому искусством могла считаться не только живопись или портновское ремесло, но также грамматика или логика – именно как совокупность правил, как профессиональные знания. Таким образом, искусство некогда обладало областью более широкой, чем сегодня, а именно, расширенной за счет ремесел и, по крайней мере, части наук.

То, что соединяло изящные искусства с ремеслами, сильнее бросалось в глаза древним и схоластам, чем то, что их разделяет; они никогда не делили искусства на художественные и ремесленные. Зато они различали их по тому, требует ли их культивирование только умственного труда, или также и физического. Первые искусства древние называли liberalis, т.е. освобожденные или свободные, вторые же – vulgares, или обычные; этим последним средневековье дало название "механических" искусств. Эти два вида искусств не только разделялись, но и совершенно иначе оценивались: свободные считались несравненно более высокими, чем обычные, механические. Однако не все "изящные" искусства считались свободными: искусство скульптора, требующее физического усилия, для древних было обычным искусством, живопись тоже.

В средние века ars без дополнительного уточнения понималась исключительно как искусство более совершенного вида, т.е. как свободное искусство. А свободными искусствами были: грамматика, риторика, логика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка, т.е. исключительно науки, ибо музыка также понималась как теория гармонии, как теория музыки. Этим свободным искусствам учили в университетах на facultas artium, "отделении искусств", которое было, во всяком случае, не школой практического умения или изящных искусств, но теоретических дисциплин.

В средние века насчитывалось 7 свободных искусств. Механические же искусства старались трактовать симметрично к свободным и также свести их числом к семи. Это было нелегко, ибо механических искусств было значительно больше и поэтому в перечень семи искусств следовало ввести только некоторые, наиболее важные, или определить все семь так широко, чтобы каждое охватило много ремесел и искусств. Наиболее точный перечень семи механических искусств имеются у Радульфа, прозванного Пламенным (Ardens), и у Гуго из монастыря св. Виктора, оба жили в XII столетии. Перечень Радульфа[3] охватывает: ars victuaria, служащую питанию людей, lanificaria, служащую их одеванию, architectura, дающую им убежище, suffragatoria, дающую средства передвижения, medicinaria, лечащую болезни, negotiatoria, являющуюся искусством обмена благ, militaria, или искусство защиты от врага. Перечнь Гуго (Didascalicon, II 24) охватывал следующие механические искусства: lanificium, armatura, navigatio, agricultura, venatio, medicina, theatrica.

Где же в этих перечнях те, которые мы называем искусствами? К свободным искусствам из них относили одну только музыку и то потому, что – как уже выше было сказано – ее понимали главным образом как теорию гармонии, а не как искусство композиции, пения, исполнения. В перечне механических искусств наличествует только архитектура (у Гуго включенная в широкое понятие armatura); в конечном счете в перечне Гуго можно найти театральное искусство (хотя "teatryka" была более широким понятием, она охватывала всякое искусство коллективного развлечения людей, не только театральные представления, но также всякие публичные мероприятия, состязания, цирк).

А поэзия? Ее нет ни в одном перечне, и не могло быть. Ведь уже в древности, но еще более в средневековье, она считалась разновидностью философии или пророчества, а не искусством. Поэт был пророком, а не художником.

А живопись и скульптура? Они не были названы ни среди свободных искусств, ни среди механических. И тем не менее они без сомнения воспринимались как искусства, т.е. как искусное творчество, выполняемое согласно предписаниям. Все же они не считались свободными искусствами, поскольку требовали физических усилий. Тогда почему их не относили к механическим? На этот вопрос можно ответить так: потому, что в перечне этих искусств, преднамеренно ограниченных семью, были названы единственно важнейшие, а для механических искусств проверкой их значимости было употребление, тогда как потребность в пластических искусствах, живописи или скульптуре была незначительной. Поэтому они не были названы ни Радульфом, ни Гуго. Искусства, которые мы прежде всего имеем в виду, говоря об "искусствах", некогда были понимаемы как механические и столь мало значимые, что не заслуживали того, чтобы упоминать о них в перечнях.

 

II. Изменение в Новое время.

 

Такое соотношение понятий сохранялось до нового времени, пользовались им еще и в эпоху Возрождения. И именно в этом периоде начались перемены. Чтобы из старого понятия искусства получилось то, которое сегодня наиболее употребимо, должны были произойти две вещи: во-первых, из сферы искусства должны были быть исключены ремесла и науки и присоединена поэзия; во-вторых, должно было возникнуть сознание того, что оставшееся от искусств после исключения ремесел и наук, составляет единое целое, отдельный класс умений, человеческих деяний и творений.

С присоединением поэзии к искусствам было легче всего: уже Аристотель, сопоставляя правила трагедии, трактовал их как искусность, а значит как искусство. Конечно, в средние века все ушло в небытие, но сейчас это нужно было только припомнить. И когда в половине XVI века Поэтика Аристотеля оказалась изданной в Италии, переведена, прокомментирована, когда вызвала удивление и привлекла весьма многочисленных последователей, тогда принадлежность поэзии к искусствам уже не вызывала никаких сомнений. Поворотную дату можно привести точно: итальянский перевод Поэтики (Сеньи) появился в 1549 г. и с этого времени начинается серия поэтик в духе Аристотеля[4].

На отделение изящных искусств от ремесел повлияла общественная ситуация: художники стремились повысить свой статус. Во времена Ренессанса прекрасное стало цениться выше и играть в жизни роль, которой у него не было с древних времен; выше ценились и его создатели, художники, скульпторы, архитекторы; впрочем, они сами считали себя кем-то, кто лучше ремесленников и хотели порвать с сообществом ремесленников. Неожиданно им помогла плохая экономическая ситуация: торговля и промышленность, которые расцветали в позднем средневековье, сейчас угасали, все сделанные до настоящего времени капиталовложения не вселяли уверенности и произведения искусств стали трактовать как не худшее помещение капитала, и даже лучшее, чем какое-либо иное. Это поправило имущественное положение и общественную позицию художников и в свою очередь повысило их амбиции; отделенные от ремесленников, они хотели выделяться и быть воспринимаемы как представители освобожденных искусств. И они добились этого, но только частично; художники раньше скульпторов.

Труднее было с отделением изящных искусств от наук; этому мешали как раз амбиции художников и скульпторов. Они оказались перед выбором: быть воспринимаемыми как ремесленники или как ученые – выбрали второе, ибо общественное положение ученых была несравненно выше. К этому направлению тяготела и традиционная концепция искусства, опирающаяся на познание законов и правил. Идеалом лучших художников Возрождения было углубление законов, управляющих их трудом, расчёт своих произведений с математической точностью. Это особенно относится к Пьеро дела Франческо, но также и к Леонардо. Это была типичная тенденция последних десятилетий XV века: Лука Пачьоли привел свои подсчеты совершенной пропорции в "De divina proportione" в 1497 г., Пьеро в своей "De perspectiva pingendi" несколько раньше. Но лишь в более поздние годы Возрождения возник протест против точной, научной, математической концепции: возможно, искусство делает более, чем наука, но оно не может делать того же. Предзнаменование этого протеста есть уже у Микельанджело, со всей же выразительностью он был высказан Галилеем.

Однако отделение изящных искусств от ремесел было более легким делом, чем выработка сознания, что они сами составляют однородный класс. Долгое время не хватало понятий и выражений, которые бы их совместно охватывали: сначала нужно было эти понятия и выражения создать.

 

А. Сегодня, пожалуй, трудно осознать, что первоначально Возрождение не имело понятия скульптора, такого понятия, которым пользуемся мы. Еще Анжело Полициано в своей энциклопедии искусств (Panepistemon), изданной в самом конце XV века, использовал пять различных понятий вместо одного: statuarii (те, кто работает в камне), caelatores (работает в металле), sculptores (в дереве), fictores (в глине), encausti (в воске). Этих созидателей, пожалуй, более отделяли, чем сближали так же, как в настоящей системе понятий и профессиональном обиходе, пожалуй, более отделяют столяра от каменщика, чем сближают. Искусство каждого из этих пяти считалось различным, ибо каждый работал в ином материале и иным способом. Лишь в XVI веке началось понятийное единение, было создано более общее понятие, охватывающее эти пять категорий; в качестве его названия принялось название работающих в дереве, sculptores, которое со временем охватило также и тех, кто использовал камень, металл, глину и воск.

 

В. Одновременно произошло дальнейшее единение. Наконец появилось сознание, что творения скульптора близки к искусности и произведениям художника и архитектора, близки в той мере, что могут быть охвачены одним понятием, названы одним общим именем. Сегодня кажется удивительным, что это произошло так поздно, что так долго обходились без общего понятия пластических искусств. В XVI веке такое понятие образовалось, однако ни название "пластических искусств", ни "изящных искусств" еще не вошло в употребление. Говорили лишь о "искусстве рисунка", arti del disegno. " Это название проистекало из убеждения, что рисунок является тем, что соединяет искусства, что обще им. Об этом слиянии трех искусств можно прочитать в Жизнеописаниях Вазари (Le vite) и в Трактате о совершенных пропорциях (Trattato delle perfette proporzioni, 1567) Данти.

 

С. Несмотря на сформировавшееся понятие искусств, использующих рисунок, сегодняшняя система понятий еще не была достигнута: искусства, использующие рисунок, еще не были соединены с музыкой, поэзией, театром. Для этих искусств не было общего понятия и термина. Усилия, направленные к их созданию, заметны в XVI веке, но дело оказалось трудным, реализация этой задачи продолжалась около двух столетий. Уже существовало сознание близости всех этих искусств, но не было ясным, что их между собой соединяет и одновременно от ремесел и наук отделяет, на каком принципе может быть создано общее им всем понятие. С XVI вплоть до XVIII столетия попыток и предложений было много.

 

 

III. Изящные искусства.

 

Один из авторов пробовал среди искусств выделить "рассудочные", иные же — "музыкальные", "благородные", "запоминающиеся", "образные", "поэтические" и, наконец, "изящные".

Рассудочные искусства. Флорентийский гуманист Дж.Манетти (De Dignitate et excellentia hominis, 1532) уже в половине XV века выделял среди искусств artes ingenuae, что можно перевести как "рассудочные" искусства, но равно и как "изобретательные". Он имел в виду те, которые являются творением разума и к разуму же обращаются и считал, что они являются творением особым, необычным, изобретательным. Однако дело модернизации понятия искусства он продвинул незначительно, он выдумал новое название, но не новое понятие: это было просто новое название для "свободных" искусств, объем остался тем же, как и ранее в него входили науки, но не входила поэзия.

Музыкальные искусства. Марсилио Фичино, руководитель платоновской академии во Флоренции, творивший пол века спустя, сделал более Манетти. В письме к Паулю де Миддельбургу он писал в 1492 г.: " Наше столетие, это золотое столетие отдало должное свободным искусствам, долгое время пренебрегаемым: грамматике, поэзии, риторике, живописи, архитектуре, музыке и древнему пению Орфея"[5].

К делу он подошел противоположным образом, нежели Манетти: сохранил старое название (свободных искусств), но охватил им иную, новую совокупность искусств; он включил архитектуру и живопись, которые до этого понимались как механические искусства, а также поэзию, которую вообще не относили к искусствам. Он сумел соединить эти искусства, которые мы сегодня считаем настоящими, и отделить их от ремесел. На основании какого принципа он это сделал? На этот вопрос он сам отвечает в другом письме, а именно к Канизиано: "Это музыка – пишет он в нем – дает вдохновение творцам: ораторам, поэтам, скульпторам и архитекторам".

Таким образом, он увидел связующее звено между ними в музыке и выделенные ею искусства, по его мнению, можно, хотя сам он этого прилагательного не использовал, назвать "музыкальными". С древности "музыка" и "музыкальный" были двузначными понятиями: в узком значении они относились к искусству звучания, в более широком – ко всем искусствам, сущим в "услужении Муз". Следовательно, связующее звено между выделенными Фичино искусствами можно усматривать в их мелодичности или ритмичности, но также и более широко – в "служении Музам" или же, как он сам писал, во вдохновении творцов.

Благородные искусства. Пол века спустя Джовани Пьетро Каприано в своей поэтике 1555 г. (De vera poetica, А3) выделил подобную совокупность искусств, однако по другому основанию и с другим названием, а именно – "благородные" искусства. Он писал: "Название благородных искусств принадлежит единственно тем, которые являются предметом благороднейших наших чувств, обширнейших наших способностей и которые одновременно отмечены вечностью: таковыми являются поэзия, живопись, скульптура".

Основанием для выделения этих искусств была их оценка: эти искусства составляют отдельную группу потому, что они более совершенны, более благородны, более долговечны, чем другие.

Запоминающиеся искусства. Лодовико Кастельветро, имя которого является одним из популярнейших имен в истории поэтики, по этому вопросу высказался в трактате 1572 г. (Corretione, s.79.) Он выделил некую группу искусств и противопоставил их ремесленным совсем по иному основанию. Ремесленные искусства создают вещи, необходимые человеку, прочие же, такие как живопись, скульптура, поэзия служат, как он считал, только тому, чтобы удержать в памяти вещи и события. Поэтому он назвал их " arti commemorative della memoria". Они имели несколько иной объем, чем "музыкальные" или "благородные", например, они не охватывали архитектуры. Однако же идея Кастельветро в истории понятия искусства занимает не менее важное место, чем идеи Фичино и Каприано.

Образные искусства. Некоторые писатели XVI и XVII столетий высказали мысль, что тем, чем "благородные" или "запоминающиеся" искусства действительно выделяются, является их образность, использование конкретных образов, а не абстракций и схем. Это их образность объединяет столь различные искусства, как живопись и поэзия. В этом смысле был повторяем лозунг Горация ut pictura poёsis. В качестве представителя этой мысли можно выделить Клода Франсуа Менестрие, французского историка, теоретика искусства (Les recherches du blason, 1683, I)семнадцатого столетия, занимавшегося также геральдикой. Он доказывал, что все благородные искусства оперируют образами, " travaillent en images ".

Поэтические искусства. Упомянутый лозунг Горация в XVI и XVII веках случалось был обращаем и тогда он звучал ut poёsis pictura. Это обращение выражало убеждение, что поэтичность, родство с поэзией является тем, что отделяет от ремесел такие искусства как живопись. В этих столетиях образ мышления был таким, что "поэтический" значило то же, что и переносный, метафорический. И для некоторых писателей эта переносимость и метафоричность были настоящим соединительным звеном между благородными, не-ремесленными искусствами. Наиболее красноречивым глашатаем этой мысли был в своей книге 1654 г. итальянец Эммануель Тезауро (Canocchiale Aristotelico, S.424). Для него, принадлежащего к литературным маньеристам, совершенство искусства заключалось в arguzia, т.е. в деликатности, а "всякая деликатность является метафорой(ogni arguzia è un parlar figurato). Метафоры нет в произведениях ремесленников, но она есть в литературных, театральных произведениях, картинах, скульптурах, танцах: все они живятся метафорой, она является их общей чертой, которой обладают только они.

Изящные искусства. Уже в XVI веке Франсишку ди Олланда, говоря о пластических искусствах, использовал по случаю выражение "изящные искусства" (boas artes в оригинальном португальском звучании). Однако выражение, кажущееся нам таким естественным, покамест не принялось. Концепция, которой соответствовало это выражение (хотя это выражение в ней не использовалось), отчетливо проявилась во второй половине XVII века, а именно в трактате об архитектуре, напечатанном в 1675 году Франсуа Блонделем (Cours d'archtecture, 1675, s. 169). В нем он перечислял вместе с архитектурой поэзию, произношение, комедию, живопись, скульптуру, к которым в дальнейшем добавил музыку и танец, одним словом все те и только те искусства, которые его предшественники называли рассудочными, благородными и т.д. и которые в следующем столетии составят "систему изящных искусств". А связующее их звено Блондель видел в том, что с учетом их гармонии все они являются для нас источником приятного. Таким образом он выражал ту мысль, что они воздействуют своей красотой, что это она их соединяет. Все же выражение "изящные искусства" он не употребил.

Изысканные и приятные искусства. Сделанные выше исторические напоминания указывают, что начиная с XV века было живо чувство, что живопись, скульптура, архитектура, музыка, поэзия, театр, танец образуют отдельную группу искусств, отличную от ремесел и умений, с которыми они испокон веков носили общее имя "искусств". Однако не было ясно, что соединяет эти группы и какое вследствие этого присуще им имя: рассудочных, музыкальных, благородных, запоминающихся, образных или же поэтических искусств. Еще в 1744 Джамбаттиста Вико предлагал для них название "приятных" искусств (Scienza nuova, 1744, s.52), а в том же году Джеймс Харрис (Three Treatises, 1744, s. 25) – "изысканных" искусств (elegant arts). Тремя годами позже, в 1747 г. Шарль Баттё (Le beaux arts reduits a un même principe, 1747, s.6) назвал их "изящными" искусствами. Это название появилось в заглавии его популярной книжки – и принялось. А вместе с ним установилось и понятие[6].

Это было существенное изменение, ибо выделение благородных или запоминающихся, изысканных или приятных искусств было и оставалось личным делом Каприано или Кастельветро, Хэрриса или Вико, тогда как выделение изящных искусств стало общепринятым. В язык ученых название изящных искусств вошло в XVIII веке; сохранилось оно и в следующем столетии. И оказалось названием с четко очерченной областью: Баттё насчитал 5 изящных искусств: живопись, скульптуру, музыку, поэзию и танец, а также два близких к ним – архитектуру и произношение. Этот перечень был повсеместно принят, и в нем не только устоявшимся оказалось понятие изящных искусств, но также их перечень числом до семи, система изящных искусств, в частности после добавления архитектуры и произношения. Понятие изящных искусств и их система кажутся нам простыми и естественными, но историк знает, как поздно и с каким трудом они были установлены.

С середины XVIII столетия уже стало несомненным, что ремесла являются ремеслами, а не искусствами, что искусность является искусностью, а не искусством; поэтому только изящные искусства в действительности являются искусствами. А коль так, то можно и следует их называть просто искусствами, ибо других искусств нет. И такая терминология принялась, правда, не сразу, а в XIX веке. Поэтому значение выражения "искусство" изменилось, его область сузилась, сейчас оно охватывало только изящные искусства без ремесел и умений. Можно сказать, что сохранилось только название, а возникло новое понятие искусства.

А когда это произошло, название "изящных искусства" переняла еще более узкая группа искусств, а именно, пластические искусства, те самые, которые некогда называли "рисуночными": в этом значении такими названиями, как "Школа изящных искусств", "Общество поощрения изящным искусствам" пользовались еще в XIX веке, они означали школы и общества, занимающиеся живописью и скульптурой, но не поэзией и музыкой.

Перед этим, в середине XVIII века произошло нечто большее: сформировалось не только понятие изящных искусств, но также определилась их теория. Это значит, что установился взгляд, какие черты общи изящным искусствам, какова их сущность. Эта теория восемнадцатого века сегодня кажется сомнительной, но в то время она нашла почти повсеместное признание и на довольно длительное время. Она была творением того же Ш.Баттё, который установил название и понятие изящных искусств. Он был автором много более влиятельным, чем выдающимся; если же и был влиятельным, то в значительной мере потому, что у него были предшественники, что необходимость выделения и объяснения этой особенной группы искусств уже давно назрела.

Провозглашаемая Баттё теория изящных искусств состояла в усмотрении их общего свойства в том, что они подражают действительности. Казалось бы, он шел старой, и даже очень старой дорогой, хорошо известной с древности. Однако это только видимость, ибо с древности (точнее, с Платона и Аристотеля) искусства подразделяли на созидающие и подражающие, и все выводы о подражании, mimsis, imitatio в течении более чем 2000 лет относились единственно к "подражающим" искусствам – живописи, скульптуре, поэзии, но не к архитектуре или музыке. И только Баттё стал тем, кто все изящные искусства стал трактовать как подражающие и на подражании строил их общую теорию. Эта теория не кажется удачной и тем не менее она имела большой успех. Ведь она была первой всеобщей теорией искусства в новом понимании искусств.

Век XVIII, выделивший понятие искусства в современном значении, нашел также выражение и для отличительных свойств его законов, управляющих им. Уже много ранее Аристотель писал (Poёtica, 1460 b 13n), что "не одно и то же верно в политике и поэзии" и в искусстве нечто может быть верным, что в действительности невозможно. Однако лишь к концу XVIII века было высказано это лапидарное суждение: "Искусство является тем, что само устанавливает свои права" (was sich selbst die Regel gibt). Это мысль Ф.Шиллера, высказанная в письме к Кёрнеру (Briefe, III. 99). Однако эта мысль об автономии искусства не нашла такого признания, как мысль Баттё.

Оглядываясь назад на эволюцию понятия искусства скажем: такая эволюция была естественной, даже неизбежной. Можно только удивляться, что нужно было столько столетий, чтобы это понятие довести до сегодняшнего его вида. И случилось нечто особенное: древне-средневековое понятие искусства – этот отправной пункт эволюции – было грубым, но ясным, его удавалось просто и безукоризненно определить. Сегодняшнее же понятие, будучи конечным пунктом этой эволюции, более узкое, чем то и, казалось бы, более очерченное, как раз и не является очерченным и ускользает от определения. Подтверждают это современные словари и энциклопедии: они или избегают определения, либо придерживаются старого. Ведь определение Ларюсса – " application de la connaissance raisonnee et des moyens speciaux a la realisation d'une conception " – относится к старому, а не сегодняшнему понятию искусства. Или же, сужая понятие в согласии с его более поздней эволюцией, они очерчивают искусство в духе XVIII века при помощи прекрасного. Лейланд искусствами называет " toute production de la beaute par les oeuvres d'un etre conscient ", а Рен называет их творениями, которых " principle is based on beauty ".