Народ и власть в годы индустриальной революции 3 страница

В литературе приводятся сведения о том, что во время XVII съезда ВКП(б) ряд высокопоставленных партийных деятелей (фамилии называются самые разные — Косиора, Эйхе, Шеболдаева, Орджоникидзе, Петровского и т.д.) обсуждали планы замены Сталина на посту Генерального секретаря ЦК Кировым. Киров якобы отказался, а об этих разговорах стало известно Сталину. При выборах ЦК на XVII съезде партии, по свидетельству некоторых членов счетной комиссии, против Сталина проголосовали многие делегаты (цифры называют разные — от 270 до 300). Сталин, узнав об этом, приказал изъять бюллетени, в которых была вычеркнута его фамилия, и публично на съезде объявить, что против него подано всего три голоса. Однако «пока нет документов, при помощи которых можно было бы отвергнуть или окончательно подтвердить все эти сведения». Единственный объективный факт заключается в том, что проведенное повторное изучение документов XVII съезда выявило исчезновение 166 бюллетеней для голосования делегатов. Причины исчезновения до сих пор не выяснены и по-разному интерпретируются.

Не менее запутанный вопрос — обстоятельства убийства 1 декабря 1934 г. С.М. Кирова. Наиболее убедительной на сегодняшний день нам представляется версия об убийце-одиночке. Система соответствующих аргументов приведена в работе А.А. Кирилиной. Однако, несмотря на разногласия в трактовке проблемы инициаторов убийства, всем исследователям очевидно, что оно привело к ужесточению политического режима в стране. Вскоре после декабрьской трагедии ЦК разослал всем партийным организациям закрытое письмо «О последствиях событий, связанных со злодейским убийством товарища Кирова». В письме констатировалось существование заговора, в который якобы были вовлечены троцкисты и зиновьевцы. В нем содержался призыв выискивать и изгонять из рядов партии сочувствующих Троцкому, Зиновьеву и Каменеву. В излагаемой официальной версии убийства Кирова сообщалось, что оно совершено человеком, проникшим в Смольный по фальшивому партбилету. Поэтому не приходилось сомневаться в огромном политическом значении кампании по проверке партбилетов (обмен партийных билетов был объявлен еще 20 августа), развернувшейся после майского 1935 г. письма ЦК о беспорядках в учете, выдаче и хранении партийных документов. В письме выдвигалось требование навести порядок в партийном хозяйстве и исключить возможность проникновения в партию чуждых элементов.

Большинство местных партийных функционеров вяло отреагировали на этот документ. Строгий учет новых членов партии, централизованный контроль за их продвижением, а также необходимость неукоснительного выполнения всех приказов Москвы могли сильно ограничить их полномочия, а некоторым угрожали потерей власти над целой сетью «клиентов» и подчиненных. Понадобились троекратные призывы ЦК к порядку, а также создание летом 1935 г. сети областных отделов возглавленного Н.И. Ежовым Главного управления кадров, чтобы заставить секретарей 19 местных парторганизаций провести более или менее серьезную чистку среди членов партии. 25 декабря 1935 г. Ежов представил Центральному Комитету отчет о результатах проверки партбилетов, которые совершенно не удовлетворили центральное руководство. Обмен билетов начался на полгода позже запланированного срока и продлился втрое дольше, чем предполагалось. В итоге проверка охватила только 81 % членов партии. Из них 9% было исключено. Установка руководства на изгнание троцкистов и зиновьевцев не была выполнена. Только 3% общего числа исключенных принадлежало к этой группе. Проверка со всей очевидностью показала, в какой мере среди сотрудников местных партийных органов процветала круговая порука, создававшая огромные препятствия «центру» в установлении действенного контроля над положением в стране.

Однако в ходе проверки центральное руководство подготовило большие «заделы» для будущего. Проверкой партдокументов занимались не только партийные организации, но и НКВД. Помимо сбора компрометирующих материалов на коммунистов (только НКВД Украины всего за несколько месяцев — к декабрю 1935 г., представил партийным органам такие на 17 368 коммунистов, ранее «проходивших по разным делам») чекисты брали на учет всех исключенных из партии и организовывали за ними агентурное наблюдение. Многие из потерявших в ходе чистки партийный билет под Разными предлогами были арестованы. По неполным данным, на 1 декабря 1935 г. в связи с проверкой партдокументов были арестованы 15218 человек и «разоблачено свыше 100 вражеских организаций и групп». Таким образом, в результате этой кампании в руках органов госбезопасности оказались досье практически на всех коммунистов, когда-либо и в чем-либо не соглашавшихся с «генеральной линией». Все они были теперь «под колпаком» у «органов».

Одновременно ужесточается уголовное законодательство. 1 декабря 1934 г., в день убийства Кирова, принимается закон о крайне упрощенной (без участия сторон, обжалования приговора) и ускоренной (до 10 дней) процедуре дел о терроре. В марте 1935 г. был принят закон о наказании членов семей изменников Родины. В апреле 1935 г. указом ЦИК было разрешено привлекать к уголовной ответственности детей начиная с 12 лет. 9 июня 1935 г. принимается закон, в соответствии с которым любой советский гражданин за побег за границу приговаривался к смертной казни, тюремное заключение грозило также всякому лицу, не донесшему об этом.

Итак, в течение 1935 г. были собраны досье на потенциально оппозиционных политически активных граждан (коммунистов, исключенных из партии); ужесточено законодательство по политическим делам; обнаружилось пассивное сопротивление местных политических лидеров усилению контроля со стороны центра. С осени 1935 г., как уже говорилось, в стране развертывается массовое стахановское движение, к 1936 г. серьезно осложнившее социально-психологическую атмосферу на производстве и в стране в целом. Приблизительно в это же время (в августе — сентябре 1936 г.) у советского руководства появляются серьезнейшие сомнения в возможности обуздания в союзе с «демократиями» ширящейся фашистской агрессии в Европе (см. § 1). Очевидно, совокупность этих факторов привела высшее советское политическое руководство (прежде всего, Сталина) к идее «великой чистки».

«Великая чистка». 29 июля 1936 г. Секретариат ЦК разослал всем партийным организациям секретный циркуляр, призывавший проявить «большевистскую бдительность» и бороться с деятельностью «контрреволюционного троцкистско-зиновьевского блока». 19—24 августа 1936 г. прошел первый московский процесс над лидерами бывшей троцкистско-зиновьевской оппозиции: дело об «Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре», рассматривавшееся военной коллегией Верховного суда СССР; по нему были преданы суду 16 человек (Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, С.В. Мрачковский, И.Н. Смирнов и др.). Все обвиняемые признались не только в своих убеждениях, но и в связях с находящимся за границей Троцким, в участии в убийстве Кирова, в заговоре против Сталина и других руководителей. Они утверждали, что другие бывшие оппозиционеры — Томский, Бухарин, Рыков, Радек, Пятаков, Сокольников, Серебряков — также вовлечены в контрреволюционную деятельность. 24 августа всем обвиняемым был вынесен смертный приговор, незамедлительно приведенный в исполнение.

Хорошо разыгранный процесс-спектакль дал повод для необычайной идеологической мобилизации, которая должна была ярко продемонстрировать нерасторжимое единство народа со своим вождем. На бесконечных митингах и собраниях принимались многочисленные резолюции, превозносившие Сталина и клеймившие позором «бешеных собак» и «троцкистскую гадину». События должным образом освещались прессой. Этот шумный политический процесс (так же как и те, которые последуют за ним) представлял собой замечательный механизм социальной профилактики. Он подтверждал существование заговора — отправного момента в формировании официальной идеологии. Он содействовал зарождению у народа чувства мифической причастности к управлению государством и ощущения близости к своему вождю.

Однако результаты процесса вряд ли полностью устроили Сталина. НКВД в лице Ягоды попытался ограничить политические последствия процесса. Он свел преступную деятельность «банды убийц», никак не связанных с партийными кадрами, к простому терроризму. Предательство раскрыто, процесс состоялся, виновные наказаны, враг в лице незначительной троцкистско-зиновьевской группы выявлен, а значит, дело не требует дальнейшего развития. Ежов же, напротив, стремился расширить круг обвиняемых и ударить по партийным и народнохозяйственным кадрам, заподозренным в создании препятствий выполнению директив центра. Сталин разрешил спорный вопрос в пользу Ежова.

23 сентября произошла серия взрывов на кемеровских шахтах. 25 сентября 1936 г. Сталин и Жданов, отдыхавшие в Сочи, отправили в Москву членам Политбюро телеграмму, в которой говорилось: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнуде-ла (Ежов к тому времени находился на посту председателя Центральной контрольной комиссии, являлся секретарем ЦК. — Авт.). Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года». Смещение Ягоды и назначение наркомом внутренних дел Ежова произошло 30 сентября.

В октябре были арестованы Пятаков, заместитель Орджоникидзе на посту наркома тяжелой промышленности, другие бывшие троцкисты (Сокольников, Серебряков, Радек), некоторые ответственные работники транспорта и угольной промышленности. 23 января 1937 г. начался второй московский процесс — о «Параллельном антисоветском троцкистском центре» (дело рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 23—30 января 1937 г.; по нему были преданы суду 17 человек: Ю.Л. Пятаков, Г.Я. Сокольников, К.Б. Радек, Л.П. Серебряков и др., все они сразу же или позже были уничтожены).

В отличие от предыдущего процесса главной темой этого была идея саботажа. Саботажа всеобщего — во многих районах страны, во многих секторах экономики, на всех уровнях, от простого инженера до замнаркома. Самые распространенные, каждодневные на сотнях советских предприятий того времени случаи — выпуск бракованных изделий, ошибки в планировании, несчастные случаи и поломка оборудования из-за несоблюдения элементарных правил — были объявлены актами саботажа. С этой точки зрения в саботаже мог быть обвинен любой работник. Второй процесс открыл путь к расправе над народнохозяйственными, а затем и партийными кадрами. Создание образа специалиста-саботажника и внедрение его в массовое сознание попутно преследовало и другие цели: для простых тружеников этот образ мог служить объяснением трудностей их повседневной жизни и поощрял наиболее воинственно настроенных вскрывать ошибки руководителей своих предприятий, направляя тем самым раздражение народа в нужное русло. Орджоникидзе, который оставался, несмотря на ослабление своих позиций, серьезной помехой в осуществлении этой кампании, через несколько дней после расправы над Пятаковым покончил жизнь самоубийством (или был доведен до самоубийства).

25 февраля — 5 марта 1937 г. прошел Пленум ЦК, санкционировавший «большой террор». Во время пленума были арестованы Бухарин и Рыков. Сталин, сообщив, что страна оказалась в чрезвычайно опасном положении из-за происков саботажников, шпионов и диверсантов, обрушился на «беспечных, благодушных и наивных руководящих товарищей», пребывавших, по его словам, в чрезвычайном самодовольстве и утративших способность распознать истинное лицо врага. Он подверг уничтожающей критике всех тех, кто искусственно порождает большое число недовольных и раздраженных, создавая тем самым резервную армию для троцкистов, тех, кто старается «не выносить сор из избы» и, прикрывая друг друга, шлет в центр бессмысленные и возмутительные отчеты о якобы достигнутых результатах. Этим ответственным партийным работникам ставились в пример рядовые члены, которые могли подсказать «правильное решение».

Размышляя о причинах сталинских репрессий, долго и серьезно занимавшийся этим вопросом О.В. Хлевнюк пришел к следующему, думается, вполне справедливому выводу: «исходной точкой серьезного разговора о причинах репрессий может быть лишь безусловное признание: это было преступление, при помощи которого Сталин рассчитывал решить реально существовавшие проблемы, достичь вполне конкретных политических и социально-экономических целей, преодолеть противоречия избранной модели общественного развития».

Очевидно, особое неприятие Сталина вызывала растущая самостоятельность партийно-государственных и хозяйственных руководителей. В § 2 рассматривалась проблема «ведомственного плюрализма»: консолидация отраслевых корпоративных групп. Однако помимо чисто хозяйственных складывались также прообразы своеобразных политических кланов, формировавшихся вокруг влиятельных фигур высшего и среднего партийного звена. Потенциально существовала угроза «смычки» политических кланов и отраслевых и/или территориальных хозяйственных групп (влиятельных директоров заводов, совхозов, торговых организаций и др.). Сталин периодически «тасовал колоду» руководителей, перемещал секретарей обкомов, передвигал секретарей и заведующих отделами ЦК. Однако совершенно разбить установившиеся связи, разрушить группы, формировавшиеся вокруг «вождей» разных уровней по принципу личной преданности, при помощи таких мер не удавалось. Переходя с одного места на другое, руководители перетаскивали «своих людей». Словом, процветали, как говорили тогда, «групповщина», «кумовство», а зачастую и круговая порука, подрывавшие монополию политического руководства на принятие решений, блокировавшие проведение директив центра, гасившие динамику социально-экономических трансформаций.

На февральско-мартовском Пленуме Сталин резко обрушился на секретарей партийной организации Казахстана Мирзояна и Ярославского обкома Воинова. «Первый, — говорил Сталин, — перетащил с собой в Казахстан из Азербайджана и Урала, где он раньше работал, 30—40 «своих» людей и расставил их на ответственные посты в Казахстане. Второй перетащил с собой в Ярославль из Донбасса, где он раньше работал, свыше десятка тоже «своих» людей и расставил их тоже на ответственные посты... Что значит таскать за собой целую группу приятелей?.. Это значит, что ты получил некоторую независимость от местных организаций и, если хотите, некоторую независимость от ЦК. У него своя группа, у меня своя группа, они мне лично преданы».

Консолидация кланов при отсутствии механизмов реального контроля со стороны народа приводила к вопиющим злоупотреблениям местных руководителей, превращавшихся в настоящих «удельных князьков». Так, 5 января 1937 г. «Правда» поместила статью о нравах первого секретаря Ладожского райкома партии Азово-Черноморского края Сурнина. В районе, по утверждению автора статьи, бесконечно писались рапорты, и каждый из них начинался с дифирамбов Сурнину: «Под Вашим большевистским руководством…» Именем Сурнина были названы колхозная электростанция, клуб, пекарня, площадь в районном центре. В районе фактически была ликвидирована торговля. Товары держали под прилавком и распределяли по указаниям сверху, причем начальству все необходимое приносили на дом. Не гнушались руководители района подарками от председателей колхозов. Разумеется, подобные безобразия творил не только Сурнин. И можно представить, как возмущались всем этим простые труженики.

Организовав чистку функционеров, Сталин убивал двух зайцев: укреплял монополию центра над периферией и одновременно выступал в роли «народного заступника» от произвола бюрократии.

Масштабы чистки, очевидно, были связаны и с нараставшей военной опасностью. В.М. Молотов так впоследствии говорил об этом: «1937 год был необходим... остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны. Ведь даже среди большевиков были и есть такие, которые хороши и преданны, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но, если начнется что-нибудь, они дрогнут, переметнутся... тот террор, который был проведен в конце 30-х годов, он был необходим. Конечно, было бы, может, меньше жертв, если бы действовать более осторожно, но Сталин перестраховал дело — не жалеть никого, но обеспечить надежное положение во время войны и после войны, длительный период, — это, по-моему, было... Сталин, по-моему, вел очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны».

Мотив уничтожения «пятой колонны» активно внедрялся в общественное сознание. «Чтобы выиграть сражение во время войны, — говорил Сталин на февральско-мартовском Пленуме, — для этого может потребоваться несколько корпусов красноармейцев. А для того чтобы провалить этот выигрыш на фронте, для этого достаточно несколько человек шпионов где-нибудь в штабе армии или даже в штабе дивизии, могущих выкрасть оперативный план и передать его противнику. Чтобы построить большой железнодорожный мост, для этого требуются тысячи людей. Но чтобы его взорвать, на это достаточно всего несколько человек. Таких примеров можно было бы привести десятки и сотни».

Весь год — от февральско-мартовского Пленума ЦК 1937 г. до третьего московского процесса (март 1938 г.) — был отмечен смещениями и арестами сотен тысяч народнохозяйственных, партийных, военных кадровых работников, на место которых назначались выдвиженцы времен первой пятилетки. 11 июня пресса сообщила о том, что секретное заседание военного трибунала вынесло смертный приговор обвиненному в шпионаже и предательстве главному инициатору модернизации Красной Армии, заместителю наркома обороны маршалу М.Н. Тухачевскому. Вместе с ним смертный приговор был вынесен семи виднейшим военным деятелям, в том числе Якиру, Эйдеману, Путне, Корку. За два последующих года чистки из армии исчезло (уволились в запас, осуждены к тюремному заключению, расстреляны) 11 заместителей наркома обороны, 75 из 80 членов Высшего военного совета, восемь адмиралов, двое (Егоров и Блюхер) из четырех остававшихся к этому времени маршалов, 14 из 16 генералов армии, 90% корпусных армейских генералов, 35 тыс. из 80 тыс. офицеров.

Из центра во все области направлялись уполномоченные в сопровождении подразделений НКВД для проведения чистки: Берия был направлен в Грузию, Каганович — в Смоленск и Иванов, Маленков — в Белоруссию и Армению, Молотов, Ежов и Хрущев — на Украину. Уничтожение высшего народнохозяйственного и партийного руководства имело Целью лишить республики их национальной элиты, выросшей из национальных движений 1917—1921 гг., и открыть дорогу новому поколению, более уступчивому по отношению к центральному руководству.

Репрессии затронули кадровых работников всех уровней. Были уничтожены члены Политбюро Чубарь, Эйхе, Косиор, Рудзутак, Постышев. 98 из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) были арестованы и почти все расстреляны. Из 1966 делегатов XVII съезда партии 1108 исчезли во время чистки. Полностью замененными оказались штаты наркоматов. Так, были арестованы весь управленческий аппарат Наркомата станкостроения, все директора предприятий (кроме двух) и подавляющее большинство инженеров и технических специалистов отрасли. То же самое происходило и в других отраслях промышленности — в авиастроении, судостроении, в металлургической промышленности и др. От репрессий пострадали также научная и творческая интеллигенция, сотрудники Коминтерна. Точное число жертв в этот период еще не подсчитано. Всего же, согласно данным, приведенным в свое время Коллегией Комитета государственной безопасности СССР (они зачастую оспариваются, но документально пока не опровергнуты), «в 1930—1953 гг. по обвинению в контрреволюционных, государственных преступлениях судебными и всякого рода несудебными органами вынесены приговоры и постановления в отношении 3 778 234 человек, из них 786 098 человек расстреляно».

«Последний» процесс. Создается впечатление, что репрессивный маховик выскользнул из рук тех, кто его раскручивал: в результате чистки система управления экономикой была расшатана, армия обезглавлена, партия деморализована. Так, темпы роста общего объема промышленного производства, составлявшие в 1936 г. 28,8%, снизились в 1937 г. до 11,1%, а в 1938 г. — до 11,8%. В этой ситуации уже в начале 1938 г. были предприняты действия по исправлению положения в стране. Пленум ЦК, проходивший с 11 по 20 января, принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». В результате в партии были восстановлены тысячи исключенных.

В обстановке неуверенности и замешательства прошел третий московский процесс — дело об «Антисоветском правотроцкистском блоке» (рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 2—13 марта 1938 г.; был предан суду 21 человек: Н.И. Бухарин, А.И. Рыков и др., большинство подсудимых были приговорены к расстрелу). По характеру обвинений он повторял предыдущий. Важный урок процесса, скрытый от широкой публики, но совершенно очевидный для заинтересованных, заключался в том, что новое поколение партийных кадров не имело ничего общего с «осовремененным» образом врага. «Враги» ассоциировались со старыми членами партии, много лет «ведшими борьбу против партии». Такая трактовка должна была успокоить недавних выдвиженцев, вступивших в партию в 30-е гг. Процесс как бы подводил черту под периодом чисток, которые рисовались как процедура жестокая, но необходимая и — главное! — уже завершенная.

Все московские процессы готовились с грубейшими нарушениями юридических норм: в частности, обвинение строилось на основании лишь одного вида улик — признания подследственных. А главным средством получения «признаний» были пытки и истязания. Как сообщили в своих объяснениях в 1961 г. бывшие сотрудники НКВД СССР Л.П. Газов, Я.И. Иорш и А.И. Воробин, имевшие прямое отношение к следствию по делу о «параллельном центре», руководство НКВД требовало от оперативного состава вскрытия любыми средствами вражеской работы троцкистов и других арестованных бывших оппозиционеров и обязывало относиться к ним как к врагам народа. Арестованных уговаривали дать нужные следствию показания, провоцировали, при этом использовались угрозы. Широко применялись ночные и изнурительные по продолжительности допросы с применением так называемой «конвейерной системы» и многочасовых «стоек». По свидетельству Р.А. Медведева, член ВКП(б) Н.К. Илюхов в 1938 г. оказался в Бутырской тюрьме в одной камере с Бессоновым, осужденным на процессе «правотроцкистского блока». Бессонов рассказал Илюхову, которого хорошо знал по совместной работе, что перед процессом его подвергли многодневным и тяжелым пыткам. Почти 17 суток его заставляли стоять перед следователем, не давая спать и садиться, — это был пресловутый «конвейер». Потом стали методически избивать, отбили почки, и превратили прежде здорового человека в изможденного инвалида. Арестованных предупреждали, что пытать будут и после суда, если они откажутся от выбитых из них показаний. Применялись и многочисленные приемы психологического воздействия: от угроз в случае отказа от сотрудничества со следствием расправиться с родственниками до апелляции к революционному сознанию подследственных.

Несмотря на пытки, следователям далеко не сразу удавалось сломить волю подследственных. Так, большинство проходивших по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» длительное время отрицало свою виновность. Показания с признанием вины Н.И. Муралов дал лишь через 7 месяцев 17 дней после ареста, Л.С. Серебряков — через 3 месяца 16 дней, К.Б. Радек — через 2 месяца 18 дней.

В конечной «победе» следствия над самыми стойкими обвиняемыми, думается, сыграло важную роль то обстоятельство, что «старые большевики» не мыслили своей жизни вне партии, вне служения своему делу. И поставленные перед дилеммой: либо до конца отстаивать свою правоту, признавая и доказывая тем самым преступность государства, построению которого была отдана их жизнь; либо признать свою «преступность», дабы государство, идея, дело остались безупречно чистыми в глазах народа, мира, — они предпочитали «взять грех на душу». Характерное свидетельство Н.И. Муралова на суде: «И я сказал себе тогда, после чуть ли не восьми месяцев, что да подчинится мой личный интерес интересам того государства, за которое я боролся в течение двадцати трех лет, за которое я сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске... Предположим, меня даже запрут или расстреляют, но мое имя будет служить собирателем и для тех, кто еще есть в контрреволюции, и для тех, кто будет из молодежи воспитываться... Опасность оставаться на этих позициях, опасность для государства, для партии, для революции, потому что я — не простой рядовой член партии...»

Тенденция к некоторому «потеплению», наметившаяся уже накануне третьего московского процесса, подтвердилась на XVIII съезде партии (10—21 марта 1939 г.). На нем Сталин признал, что чистки 1933—1936 гг., в общем неизбежные и благотворно сказавшиеся на состоянии партии, сопровождались, однако, «многочисленными ошибками». Он заявил, что в новых чистках необходимости нет. Жданов возложил всю ответственность за «ошибки» на местные парторганизации. В 1939 г. из ГУЛАГа были освобождены 327,4 тыс. человек. Тысячи офицеров были возвращены из лагерей в армию.

Итак, репрессивная политика сталинского руководства в 30-е гг. преследовала 3 главные цели: 1) действительное очищение от «разложившихся» от зачастую бесконтрольной власти функционеров; 2) подавление в зародыше ведомственных, местнических, сепаратистских, клановых, оппозиционных настроений, обеспечение безусловной власти центра над периферией; 3) снятие социальной напряженности путем выявления и наказания «врагов». В конце 30-х гг. к этому, очевидно, добавился мотив ликвидации «пятой колонны» ввиду близящейся войны.

«Коммунисты — вперед!» В целом, несмотря на колебания, вызванные чистками, численность ВКП(б) в 30-е гг. по сравнению с 20-ми значительно выросла. В 1926 г. она насчитывала 1088 тыс. членов и кандидатов, в 1930 г. — около 2 млн., в начале 1934 г. — 2807,8 тыс., в феврале 1941 г. — свыше 3876,8 тыс. человек.

Партия являлась одним из основных рычагов социальной мобилизации при осуществлении стратегии форсированного развития; в ее рамках также обеспечивалась состыковка общенациональных, ведомственных, региональных, личных интересов (так, хозяйственные, социальные вопросы находились в центре внимания парторганизаций всех уровней). В 30-е гг. усиливается партийное влияние на производстве: в 1930—1932 гг. на всех промышленных предприятиях, где работало свыше 500 коммунистов, создаются партийные комитеты, цеховые ячейки и партийные группы в бригадах; организуются партийные ячейки в колхозах, совхозах, МТС (летом 1930 г. в деревне было 30 тыс., а в октябре 1933 г. — 80 тыс. первичных партийных организаций и кандидатских групп). Этот процесс продолжался и в дальнейшем.

Партийные организации, многие рядовые коммунисты 30-х гг. личным примером вдохновляли трудящихся на героический труд, заражали их своим энтузиазмом. Секретарь парторганизации доменного цеха Кузнецкого металлургического завода (в 1931—1933 гг.) вспоминал: «Был конец осени 1931 г. Целую неделю лил дождь, и на рытье третьей скиповой ямы создалось чрезвычайно опасное положение. По высоким и крутым откосам ямы мелкими струями стекала вода, и на дне ямы — на глубине 15 м — образовались большие лужи. Утром бригада землекопов отказалась вести работу в яме...

— В чем дело, товарищи? — спросил Шаповалов (секретарь участковой партячейки. — Авт.). Рабочие заговорили все разом:

— Да в том дело, что работать в яме страшно: по откосам вода течет — того и гляди обвал будет!

У всех в памяти был трагический обвал на второй скиповой яме весной этого года, при котором не обошлось без человеческих жертв.

Шаповалов спокойно возразил:

— Спустимся в яму все вместе, и не будет страшно... Мы с прорабом осмотрели все откосы, никаких признаков обвала не обнаружили. Ну, так как же, пошли, товарищи?

— Нет, не пойдем! — раздались голоса. — Нам жизнь еще не надоела!

Когда крики умолкли, Шаповалов сказал:

— Тогда мы, коммунисты, пойдем работать в яму одни... И, несколько помолчав, добавил:

— Другого выхода у нас, товарищи, нет. Жаль, что впятером мы мало сделаем. А нам надо обязательно за два дня закончить углубление скиповой ямы, чтобы сразу же начать бетонные работы. Сами понимаете: чем дольше будем затягивать земляные работы, тем больше будет опасность обвала.

Затем, обращаясь к членам и кандидатам партии, сказал:

— Ну, так пошли, товарищи коммунисты! Четверо коммунистов взяли лопаты и пошли за Шаповаловым. В бригаде воцарилось молчание.

— Ну, а мы что будем делать? — спросил бригадир. Кто-то сказал, как бы думая вслух:

— Они будут под дождем по колено в воде работать, а мы на них сверху смотреть, что ли, будем? Так ведь негоже будет!

Кто-то громко крикнул:

— Пошли и мы, товарищи! Несколько голосов подхватили:

— Пошли! Пошли все!..

Через два дня земляные работы на скиповой яме были благополучно закончены, после чего сразу же были развернуты бетонные работы».

Под строгим партийным контролем действовал комсомол, численность которого росла на протяжении всех 30-х гг. (в 1931 г. — 3 млн.; в 1934 г. — 4,5 млн.; в конце 1938 г. — свыше 5 млн. членов) и через который ВКП(б) осуществляла свое влияние на молодежь. Комсомольцы продемонстрировали в 30-е гг. образцы самоотверженного труда. Типичный пример. При строительстве Сталинградского тракторного завода «еще в 1929 г. получили распространение производственно-бытовые коммуны с обобществленным заработком [...] Среди них пользовались известностью бригады-коммуны Юрия Кокорева и Жени Зозули. Спаянные товариществом, высоким пониманием своего общественного долга, коммуны служили примером организованности и самоотверженности в труде. Как и ударные бригады, они направлялись на самые трудные участки.