Мир в 30-е гг. 1920-е гг. — это время «великого отката» этатизма (огосударствления). В Советском Союзе демонтировался «военный коммунизм», основывавшийся на крайней централизации хозяйственной жизни. На Западе после окончания первой мировой войны также повсюду свертывалось государственное вмешательство в экономику, расценивавшееся западными элитами как временная мера, обусловленная войной. Складывается специфическая «восстановительная» конъюнктура: переходившее на мирные рельсы народное хозяйство европейских стран предъявляло значительный, «отложенный» за годы войны, спрос на продукцию легкой, пищевой, а затем и тяжелой промышленности гражданского назначения. Одновременно американские займы и репарации с побежденной Германии обеспечивали восстанавливающуюся европейскую промышленность необходимыми финансовыми ресурсами. Ненасыщенный рынок и «свободные» деньги дали в результате экономический подъем 20-х гг.
Однако эта стабилизация на основе довоенной, относительно слабо регулируемой, рыночной экономической модели была по природе своей непрочной. Восстановление Европы завершилось. Рынок оказался перенасыщен. Разразился крупнейший за всю историю капитализма экономический кризис 1929—1933 гг. Объем промышленного производства в западных странах сократился в среднем на 38%, сельского хозяйства — на треть, мировой торговли — на две трети. В наибольшей мере кризис поразил Германию и Соединенные Штаты Америки.
Обнаружившаяся «узость» мирового рынка вызвала тенденцию к закреплению его отдельных территориальных секторов за лидирующими в мировой экономике и политике странами: создаются межнациональные торгово-валютные блоки на базе колониальных империй великих держав, т.е. происходит сегментация (регионализация) единого мирового рынка. В условиях экономического кризиса 1929—1933 гг. Великобритания добилась от своих доминионов согласия на образование торгового блока: в 1932 г. в Оттаве было подписано соглашение о взаимных преференциальных (предпочтительных) пошлинах для членов Британского содружества наций. Вслед за Англией на путь искусственного образования торговых зон вступили другие великие державы: Франция образовала зону французского франка, Голландия — зону голландского гульдена.
Мировая торговля оказалась расщепленной на замкнутые группировки и опутана сложной системой торгово-валютных ограничений.
Кризис 1929—1933 гг., наряду с разделом мирового рынка, имел и другое глобальное социально-экономическое следствие. Он подвел элиты лидирующих обществ к осознанию исчерпанности позитивного потенциала чисто либеральной (основанной на стихийном взаимодействии хозяйствующих субъектов) экономической модели. С начала 30-х гг. в развитых странах усиливается вмешательство государства в экономику, общественную жизнь, его целенаправленное (а не от случая к случаю, как раньше) воздействие на социально-экономические процессы — государство встраивается в сам процесс общественного воспроизводства в качестве его важнейшего структурного звена. Этот феномен принимал различные формы.
В США пришедший к власти в 1933 г. президент-демократ Франклин Делано Рузвельт провозгласил политику так называемого «нового курса». Она включала ряд направлений.
1. Ужесточение государственного контроля за финансовой системой. В начале правления Рузвельта все банки были закрыты, а затем вновь открыты только «здоровые» банки. Остальные же подверглись реорганизации. Функции Федеральной резервной системы — государственного органа, созданного в 1913 г. для контроля за банковскими операциями, были расширены таким образом, чтобы она могла пресекать чрезмерную эмиссию.
2. Принудительное картелирование промышленности. В соответствии с принятым 16 июня 1933 г. Законом о восстановлении промышленности — НИРА — ассоциации монополий получали право формулировать «кодексы честной конкуренции», а президент — санкционировать их, превращая в правовую норму. В кодексах фиксировались цены, ниже которых нельзя было продавать изготовленную продукцию, объем производства, определялись условия труда.
3. Регулирование сельского хозяйства с целью увеличения фермерского дохода. Государство компенсировало фермерам сокращение посевных площадей и поголовья скота; уменьшение предложения сельскохозяйственной продукции на рынке стимулировало рост цен на нее; одновременно удешевлялся кредит для фермеров.
4. Сильную социальную политику. В целях борьбы с безработицей государством были организованы масштабные строительные работы. Демократизировалось положение на рынке труда: рабочим предоставлялись права на организацию и на заключение коллективных соглашений с работодателями через представителей, избранных по собственному усмотрению, без давления со стороны предпринимателей. Государство отныне предоставляло наемным работникам определенные социальные гарантии: законодательно фиксировались максимум продолжительности рабочей недели и минимум заработной платы.
«Новый курс» осуществлялся в условиях сохранения и развития политической демократии («мягкий» вариант).
В Германии после прихода к власти в 1933 г. национал-социалистов процессы этатизации развертывались параллельно со свертыванием парламентской демократии («жесткий» вариант). Через несколько месяцев после прихода к власти А. Гитлера Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП) превратилась в монопольно правящую: буржуазные партии объявили о самороспуске, Коммунистическая партия Германии была вынуждена уйти в подполье. Резко увеличивается численность нацистской партии: с 850 тыс. членов на 30 января 1933 г. до 2 млн. 450 тыс. на 1 мая 1933 г. и до 6 млн. к маю 1945 г.
Партия опиралась на развитую систему идеологического манипулирования сознанием народа, разветвленный террористический аппарат, а также на многочисленные массовые организации. Их было несколько категорий. Первую составляли так называемые «подразделения НСДАП» (созданные в 1921—1923 гг.): штурмовые отряды СА, отряды СС, корпус автомобилистов, «Гитлерюгенд» («Гитлеровская молодежь»), союз студентов, организация женщин, союз школьников. Во вторую категорию — так называемые «примыкающие» организации — входили благотворительная организация «Народное благополучие», союз врачей и союз учителей. К «опекаемым НСДАП» организациям, которые существовали до середины 30-х гг., относились союз юристов, Союз борьбы за немецкую культуру и первоначальная опора нацистов на предприятиях — Организация фабрично-заводских ячеек (1931—1935). После прихода НСДАП к власти число руководимых ею организаций значительно выросло. В 1933 г. были распущены традиционные профсоюзы, а все немецкие рабочие насильственно объединены в «Германский трудовой фронт» (ДАФ), куда вошли и предприниматели (более развитые формы корпоративизм получил в фашистской Италии). Так претворялся в жизнь лозунг А. Гитлера о замене классовой борьбы «единением всего народа». В результате каждый немец оказался вовлеченным в ту или иную организацию в зависимости от профессии, возраста и пола.
При нацистах резко усилилось государственное вмешательство в хозяйственные процессы. Для координации экономики в масштабе страны был создан Генеральный совет германского хозяйства, на котором обсуждались планы хозяйственного развития. Был принят закон о принудительном картелировании мелких предприятий, согласно которому ликвидировались все общества с капиталом менее 100 тыс. марок и запрещалось образование новых с капиталом менее 500 тыс. марок. Принятый 27 февраля 1934 г. Закон о подготовке органического построения германской экономики внес коренные изменения в управление народным хозяйством, распространив на него принцип фюрерства. Все предпринимательские союзы переходили в подчинение министерства экономики и возглавлялись «фюрером [вождем] германского хозяйства». Хотя вскоре пост «фюрера германского хозяйства» был ликвидирован, но принцип фюрерства в экономике остался незыблемым. Была создана общеимперская экономическая палата, которой подчинялись 6 имперских хозяйственных групп: промышленности, банков, торговли, энергетики, страхования и ремесла. Кроме того, существовали 18 экономических территориальных палат и многочисленные группы и подгруппы. Во главе каждой из этих единиц были поставлены «фюреры» — крупные монополисты, наделенные неограниченной властью в области форсирования производства вооружений, распределения заказов, сырья, установления цен.
Принцип фюрерства был проведен вплоть до предприятия. Согласно Закону о порядке национального труда от 20 января 1934 г. отменялись все положения о заводских советах, тарифных договорах, третейских судах, все правила, регулировавшие продолжительность рабочего времени, охрану труда, внутренний распорядок и т.п. Владелец предприятия становился «фюрером», который единолично мог устанавливать расценки, нормы выработки, длительность рабочего дня, штрафы и наказания. Все несогласные с «фюрерскими» порядками отправлялись в концлагеря.
Недемократические режимы различной степени «жесткости» устанавливаются и в ряде «периферийных» европейских стран: в Италии (еще с 1922 г.), Испании, Венгрии и др., а также в Японии.
Существовала достаточно тесная зависимость между наличием (или отсутствием) у той или иной великой державы «своего» сегмента мирового рынка и степенью «жесткости» политического режима в ней в период перехода к регулируемому рыночному хозяйству.
Перекачивая ресурсы из колоний в имперские центры, Англия и Франция смогли смягчить для народных масс метрополий трудности переходного периода; в результате кипение в «социальном котле» не дошло здесь до критической точки, что позволило сохранить в этих странах политическую демократию. США, формально не обладавшие колониями (хотя с рубежа веков усиливается их всесторонняя экспансия в страны Латинской Америки), добились сходного результата благодаря достигнутому в предшествующий период «запасу прочности»: накопленные в период первой мировой войны и в 20-е гг. финансовые ресурсы позволили американскому истеблишменту проводить и в условиях кризиса достаточно гибкую социальную политику.
В иной ситуации оказались Германия и Япония. Потребности структурной перестройки экономики и отсутствие колониальных «резервов», несоответствие хозяйственного потенциала и внешних сфер влияния толкали лидеров этих стран на всемерную мобилизацию внутренних ресурсов для ускоренной милитаризации и последующей борьбы за передел мира. Использование мобилизационной экономической модели в условиях дефицита ресурсов привело к установлению здесь крайне «жестких» политических режимов (способных подавить недовольство политикой «затягивания поясов»). Причем, как только Германия и Япония, нарастившие военно-экономический потенциал, смогли отвоевать себе сферы влияния в Европе и Азии, они пошли по пути своих «демократических» соперников: Япония образовала торговую зону японской иены; Германия накануне второй мировой войны создала в Юго-Восточной Европе нечто вроде торгово-валютного блока, в котором немецким монополиям обеспечивалось полное господство. Обретенная «колониальная периферия», в свою очередь, способствовала стабилизации «жестких» режимов в Германии и Японии: имперские нации «подкармливались» за счет сателлитов.
Присутствие на арене мировой политики 30-х гг. нацеленных на передел мира режимов Германии и Японии все больше делало планету похожей на пороховую бочку, к которой подведен зажженный бикфордов шнур, длина которого неумолимо сокращается.
Этапы советской внешней политики. История отечественной внешней политики 30-х гг. стала в последнее время в нашей стране объектом острой идеологической борьбы. В центре полемики оказалась крайне политизированная уже в самой своей постановке проблема «виновников» второй мировой войны. Через средства массовой информации в общественное сознание усиленно внедряется идея равной (и преимущественной по отношению к другим странам) ответственности Германии и СССР за ее развязывание. Более того, широкое распространение получила версия В. Суворова (Резуна) о Советском Союзе как главном виновнике войны, изложенная в постоянно тиражируемых и рекламируемых, начиная с 1992 г., книгах «Ледокол» и «День-М».
Изучение генезиса второй мировой войны (а не поиск «виновных») представляет собой сложнейшую научную проблему (в силу, прежде всего, ее неослабевающей политической остроты, предопределяющей все остальное: доступ к источникам, возможность неангажированных исследований и публикаций и т.д.). Не имея возможности в рамках настоящего краткого очерка остановиться на ней сколько-нибудь подробно, мы хотели бы адресовать читателя к интересным выводам отечественного исследователя М.И. Мельтюхова (кстати говоря, в отличие от большинства представителей академической элиты, положительно оценившего ряд аспектов книги В. Суворова). По его мнению, в любой исторической эпохе существует ряд государств, взаимоотношения которых являются определяющим для этого периода и региона. Ныне мы привычно называем такие государства «великими Державами». Столь же широко известно, что между великими державами постоянно идет борьба за влияние на международной арене, которая периодически выливается в вооруженные столкновения.
В первой половине XX в. было семь великих держав: Англия, Франция, США. Германия, СССР, Италия и Япония. Ситуация 20—30-х гг. сложилась в результате двух основных событий: версальско-вашингтонских договоренностей и большевистского переворота в России. Доминирующее положение занимали Англия и Франция — фактически создатели этой международной системы. США, хотя и не были полностью удовлетворены этой ситуацией, не собирались противостоять Англии и Франции в вооруженной борьбе, а рассчитывали использовать в своих интересах любой европейский конфликт, не вмешиваясь в него до поры до времени. Обделенные при дележе «добычи» после первой мировой войны, Италия и Япония были недовольны сложившейся системой, но ограничивались пока компенсацией в Эфиопии (Италия) и Китае (Япония), не решаясь на открытую борьбу с Англией и Францией. Советский Союз, строящий «новое общество», которое должно было в будущем охватить весь земной шар, не спешил открыто вмешиваться в борьбу за расширение своего влияния, предпочитая пропагандистскую кампанию и рассчитывая использовать в своих интересах любой конфликт между великими державами. И наконец, Германия, потерпевшая поражение в войне и понесшая существенные потери (территория и влияние), открыто заявила, особенно после 1933 г., о реваншистских и экспансионистских целях — создании в мире «нового порядка». Для полноты картины следует помнить и о наличии англо-французских противоречий.
Столь неустойчивое положение и стремление многих держав его пересмотреть не могли не привести к очередному военному столкновению между великими державами. Им и стала вторая мировая война. Поэтому обвинения В. Суворова, направленные в адрес только СССР, явно тенденциозны и фактически ничего не объясняют. Подготовка Советского Союза и Германии к борьбе за господство в Европе вполне понятна и естественна. Однако автор «Ледокола» осуждает эти действия СССР, но склонен оправдывать действия Германии. Вряд ли можно считать подобный двойной стандарт объективным подходом.
В крайне напряженной международной атмосфере конца 20-х — в 30-е гг. внешняя политика СССР прошла три основных этапа: 1) 1928—1933 гг. — в Европе союзнически" отношения с Германией, расширение контактов с другими государствами, на Востоке — продвижение в Китай и активизация в Афганистане и Иране; 2) 1933—1939 гг. сближение с Англией, Францией и США на антигерманской и антияпонской основе, стремление сохранить сферы влияния на Востоке и избежать прямой конфронтации с Японией; 3) 1939—июнь 1941 гг. — сближение с Германией и Японией
Если на первом и втором этапах Советский Союз сталкивался с относительно стабильным положением на западных границах и стремился сохранить статус-кво в Европе, то положение на восточных рубежах было иным. На Дальнем Востоке шли боевые действия с его участием и происходило изменение политической карты района. Наиболее яркими моментами в этих событиях были: советско-китайский вооруженный конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) в 1929 г., японская агрессия в Маньчжурии и Шанхае в 1931—1932 гг., широкомасштабная японская агрессия в Китае в 1937—1945 гг., переход Синьцзяна (Восточного Туркестана), крайней западной провинции Китая, в советскую сферу влияния, советско-японские вооруженные столкновения на советско-маньчжурской и монгольско-маньчжурской границах.
Конфликт на КВЖД произошел летом — осенью 1929 г. в Северной Маньчжурии (северо-восточный район Китая). Через этот район проходила железная дорога, которая принадлежала, согласно соглашению 1924 г. между советским и центральным китайским (пекинским) правительствами, Советскому Союзу и Китаю на равных правах. Но к концу 20-х гг. китайская администрация дороги была оттеснена (причинами этого были более высокая компетенция советского персонала и целенаправленная политика советского руководства дороги), и она почти полностью превратилась в советское предприятие. Кроме самой дороги, КВЖД принадлежали телеграф, телефон, ремонтные мастерские и предприятия, грунтовые и шоссейные дороги, сунгарийская речная флотилия. До тех пор, пока Китай был раздроблен на территории, которые управлялись независимыми милитаристами, это не вызывало каких-либо осложнений. Но когда в 1928 г. к власти в Китае пришло правительство Чан Кайши, которое стало реально объединять китайские территории, положение резко изменилось. Попытка китайской администрации силой установить положение, адекватное договору 1924 г., привела к вооруженному конфликту, в ходе которого китайские войска прикрытия границы были разгромлены на их территории. Вооруженный конфликт завершился в декабре 1929 г., но потребовалось еще два года мучительных переговоров, чтобы восстановить политические отношения между двумя странами.
Советский Союз и Китай сблизила японская агрессия на Дальнем Востоке: в Маньчжурии (в сентябре 1931 г.) и в Шанхае (в марте 1932 г.). Захват японской квантунской армией к концу 1931 г. всей Маньчжурии привел, с одной стороны, к созданию военного плацдарма Японии на дальневосточных границах Советского Союза и на границах Внешней Монголии (после 1945 г. МНР), а с другой — к полному уничтожению влияния центрального китайского правительства в этом районе. Кроме того, напряженность между СССР и Японией резко возросла в связи с тем, что принадлежавшая Советскому Союзу КВЖД проходила теперь по территории, контролировавшейся Токио. Все это привело к тому, что в 1932 г. в Женеве были восстановлены дипломатические отношения между Китайской Республикой и СССР, несколько увеличился объем торговли между двумя странами, начались переговоры о заключении договора о ненападении. Однако до начала японо-китайской войны 1937 г. они не имели успеха. Препятствовали поддержка СССР Коммунистической партии Китая, ведшей вооруженную борьбу против правящей в Китае партии Гоминьдан, а также стремление сторон спровоцировать партнера на активные действия против Японии без собственного участия.
С конца 20-х и на протяжении 30-х гг. СССР наращивал свое экономическое, политическое и военное присутствие в Синьцзяне — районе Китая, населенном преимущественно тюрками-мусульманами. Оказывая всестороннюю помощь китайской администрации в ее борьбе с восставшим местным населением (от поставок оружия до ведения совместных с китайской армией военных действий). Советский Союз к середине 30-х гг. превратился практически в единственного торгового партнера китайской региональной администрации, принявшей откровенно просоветскую правительственную программу. Кроме того, в центральном и местных административных органах Синьцзяна находилось множество советских советников, которые, по существу, и определяли правительственный курс.
В июле 1937 г. Япония начала крупномасштабную военную агрессию против Китая. В течение двух лет японская армия захватила основные промышленные и сельскохозяйственные районы страны. Под угрозой неминуемого поражения китайское руководство пошло на сближение с СССР. В августе 1937 г. Советский Союз и Китай заключили договор о ненападении. Сразу после этого СССР предпринял массированные военные поставки Китаю, что помогло последнему сдержать наступление японской армии. В боях на стороне китайской армии участвовали советские инструкторы и «добровольцы-летчики». Вплоть до 1939 г. СССР оказывал активную поддержку Китаю, однако после подписания советско-германского пакта о ненападении (23 августа 1939 г.) резко ее сократил, а после заключения советско-японского договора от 13 апреля 1941 г. прекратил практически полностью.
В июле—августе 1938 г. на советско-маньчжурской границе в районе озера Хасан (командующий советскими войсками В.К. Блюхер) и с 20 по 31 августа 1939 г. на маньчжурско-монгольской границе в районе реки Халхин-Гол (командующий Г.К. Жуков) произошли вооруженные столкновения между частями Красной Армии и японской квантунской армии. Стороны пытались оказать политическое давление на противника и выяснить его военный потенциал. Ни один из противников не смог добиться существенного преимущества, хотя Красная Армия в обоих случаях значительно улучшила свое положение на границе.
В отличие от Дальнего Востока, в Европе в начале десятилетия международные отношения отличались большей стабильностью. Советский Союз использовал эту ситуацию. На рубеже 20—30-х гг., по мнению французского исследователя Н. Верта, советские руководители стремились «всеми способами избегать любых конфликтов и провокаций, поскольку страна переживала период глубочайших экономических и социальных потрясений и была ими на какое-то время значительно ослаблена. Поэтому одновременно с преимущественным развитием отношений с Германией советская дипломатия направила свои усилия на расширение отношений с другими государствами, надеясь на увеличение торгового обмена с ними, необходимого для выполнения планов экономического строительства и обеспечения безопасности страны».
В октябре 1929 г. восстанавливаются дипломатические отношения с Англией (разорванные в мае 1927 г. английской стороной). В 1929—1932 гг. Советский Союз и Великобритания осуществляли активные дипломатические контакты и успешно развивали внешнеэкономические связи. В 1929— 1930 гг., например, СССР приобрел около 70% экспортируемых Англией станков. В марте 1933 г. в связи с арестом в СССР ряда английских специалистов, обвиненных во вредительстве, Лондон ввел эмбарго на ввоз в Великобританию советских товаров. Арест английских специалистов был вызван стремлением Москвы оказать давление на английское правительство, проводившее активную антикоммунистическую политику внутри Британской империи и на международной арене. После освобождения английских специалистов, возмещения им материального ущерба и выезда их из страны конфликт был улажен и эмбарго отменили.
Также не без шероховатостей, но в целом успешно складывались в первой половине 30-х гг. советско-французских отношения. В 1930—1931 гг. они резко обострились. Французское правительство обвинило СССР во вмешательстве во внутренние дела страны. Оно утверждало, что Москва использует официальные представительства для руководства местными коммунистами и оказания им материальной поддержки. В целях пресечения подрывной деятельности парижские власти арестовали в 1930 г. ценности советского торгпредства, а правительство ввело ограничения на импорт советских товаров. В конце 1931 г. отношения начинают улучшаться. Это было вызвано прежде всего ростом реваншистских настроений в Германии, что побуждало страны, подписавшие Версальский мирный договор и заинтересованные в сохранении послевоенного статус-кво, искать геополитический противовес возрождающемуся немецкому государству. В ноябре 1932 г. между СССР и Францией был заключен договор о ненападении. В том же году аналогичные соглашения заключили с СССР Финляндия, Латвия и Эстония — государства, шедшие в фарватере внешнеполитического курса Франции.
В начале 30-х гг. единственной великой державой, не признавшей СССР, оставались США. Несмотря на это, советско-американская торговля развивалась довольно успешно: в 1930 г. Советский Союз занял второе, а в 1931 г. — первое место в импорте машин и оборудования из США. Однако летом 1930 г., обвинив Москву во вмешательстве в свои внутренние дела, Вашингтон ввел дискриминационные меры против советского экспорта. Это привело к тому, что Советский Союз вынужден, был в 1932 г. сократить импорт из США, который уменьшился более чем в 8 раз.
Наибольшей стабильностью отличались в этот период отношения СССР с Германией: с 1922 по 1932 г. во взаимоотношениях двух стран не произошло ни одного сколько-нибудь серьезного конфликта. Успешно развивалась торговля. Немецкий экспорт в СССР стимулировал восстановление германской тяжелой промышленности. В 1931 г. Берлин предоставил СССР долгосрочный кредит в 300 млн. марок для финансирования импорта из Германии. Доля Германии в импорте Советского Союза выросла с 23,7% в 1930 г. до 46,5% в 1932 г. В 1931—1932 гг. СССР занимал первое место в германском экспорте машин (в 1932 г. 43% всех экспортированных немецких машин были проданы в СССР).
Установление в 1933 г. в Германии диктатуры национал-социалистов, уничтоживших в стране коммунистическое движение, вызвало смену ориентиров советской внешней политики. Пленум Исполкома Коминтерна в конце 1933 г. охарактеризовал фашистскую Германию как главного поджигателя войны в Европе. Отнюдь не драматизируя в своих отношениях с Германией фактора идеологической солидарности (разгром нацистами крупнейшей европейской компартии), продолжая стратегическую линию на уклонение от вовлечения в любой серьезный вооруженный конфликт (учитывая осуществляемые внутри страны грандиозные социально-экономические преобразования), Советский Союз стал проявлять большую открытость в отношении западных «демократий» и большую заинтересованность в создании системы коллективной безопасности в Европе, включая Германию.
Первыми реальными достижениями «нового курса» были установление в ноябре 1933 г. дипломатических отношений между СССР и США (Соединенные Штаты подвигли на этот акт расширяющаяся агрессия Японии на Дальнем Востоке и приход к власти в Германии реваншистской нацистской партии) и принятие СССР в сентябре 1934 г. в Лигу Наций (международную организацию, близкую по характеру деятельности к послевоенной ООН). Причем, Советский Союз возвращался в Лигу Наций на своих собственных условиях: все споры, и прежде всего по поводу долгов царского правительства, были решены в его пользу.
Одновременно нарастала напряженность в советско-германских отношениях. 26 января 1934 г. Германия заключила договор с Польшей, расцененный советским руководством как серьезный удар по всему предшествующему советско-немецкому сотрудничеству. Растущая германская угроза заставила советских руководителей с вниманием отнестись к предложениям, сформулированным в конце мая 1934 г. министром иностранных дел Франции Л. Барту. Первое из них предусматривало заключение многостороннего пакта о взаимном ненападении всеми государствами Восточной Европы, включая Германию и СССР; второе предполагало заключение договора о взаимопомощи между Францией и Советским Союзом. Если «восточный пакт» осуществить не удалось, то франко-советский договор о взаимопомощи в случае любой агрессии в Европе (правда, не сопровождавшийся, в отличие от франко-русского договора 1891 г., военными соглашениями) был подписан в Париже 2 мая 1935 г. и ратифицирован французской стороной 28 февраля 1936 г.
7 марта 1936 г. Гитлер квалифицировал ратификацию советско-французского договора как антигерманскую акцию, открывавшую «ворота Европы большевизму», что послужило для него предлогом для ремилитаризации Рейнской области. Франция и Великобритания ответили на эту германскую акцию лишь устным протестом. Между тем она серьезно изменила военно-политическую ситуацию в Европе. Военные гарантии, предоставленные Францией ее восточным союзникам, становились практически невыполнимыми: в случае войны с Германией, отныне надежно защищенной рейнскими укреплениями, французская армия оказывалась неспособной быстро прийти на помощь странам Центральной и Восточной Европы. Положение усугублялось отказом Польши пропускать через свою территорию иностранные войска. Новая политическая реальность, когда западные демократии и Лига Наций оказались бессильны противостоять грубому натиску, а Версальский договор терял свою силу, наглядно продемонстрировала советским руководителям всю хрупкость европейского равновесия и необходимость сохранения в интересах собственной безопасности полной свободы рук.
Осознание этой жестокой реальности пришло к советскому руководству не сразу. В связи с вводом немецких войск в демилитаризованную Рейнскую зону Советский Союз предложил мировому сообществу принять коллективные меры против нарушителя международных обязательств. Но большинство членов Лиги Наций, и прежде всего Англия, не поддержали советские предложения, так как, с одной стороны, они надеялись путем уступок Германии превратить ее в надежного партнера в международных делах (так называемая политика «умиротворения»), а с другой — использовать немцев в качестве противовеса СССР,
Следующим шагом в высвобождении советского руководства из плена «продемократических» иллюзий стали гражданская война и интервенция Германии и Италии в Испании (1936—1939). После мятежа генерала Франко Советский Союз, как и другие великие державы, в августе 1936 г. объявил о своем невмешательстве в испанские дела (на данной политике особенно настаивали Франция и Великобритания). Однако, столкнувшись с фактами активной поддержки франкистов фашистскими государствами, СССР по дипломатическим каналам предпринял усилия к тому, чтобы убедить западные демократии, в первую очередь Францию, оказать помощь Испанской республике и заставить Германию и Италию, к которым присоединилась Португалия, прекратить вмешательства во внутренние дела Испании.
Испанский конфликт, по крайней мере в начальный его период, рассматривался Сталиным как событие, позволяющее найти точки соприкосновения с западными демократиями в деле реализации идеи коллективной безопасности в Европе. Нельзя не согласиться с мнением итальянского историка Д. Боффа, отмечавшего, что испанский вопрос был для советской дипломатии той почвой, на которой Москва могла надеяться связать Францию и Великобританию твердыми обязательствами по борьбе против двух фашистских государств и, следовательно, заручиться реальными гарантиями взаимной безопасности. Но по мере того как Франция и Англия все более склонялись к поиску компромисса с Германией и Италией за счет третьих стран, стремясь не столько обуздать фашистскую агрессию, сколько снизить угрозу своим интересам и сохранить свои позиции в мире, менялись и внешнеполитические планы Советского Союза. В советском руководстве, и прежде всего у Сталина, возродились былые антианглийские и антифранцузские предубеждения, тем более что правительства Англии и Франции все более открыто демонстрировали свои сомнения в возможности сотрудничества с Советским Союзом в борьбе против фашистских держав.
Но только ли внешнеполитические планы менялись у Сталина? Сопоставим два, на первый взгляд, никак не связанных друг с другом события. Поворот в советской политике в отношении Испании (от невмешательства к активной поддержке республиканцев) произошел в середине сентября 1936 г., когда (не без определенных колебаний и сомнений) Политбюро ЦК ВКП(б) поручило начальнику разведывательного управления НКО С. Урицкому и начальнику иностранного отдела НКВД А. Слуцкому разработать план мероприятий по «X» (Испании). Этот план был одобрен 29 сентября 1936 г. Он предусматривал создание за границей специальных фирм для закупки и отправки в Испанию оружия, военных материалов и техники. Различные наркоматы и ведомства получили указания по организации военных поставок непосредственно из СССР. Было также решено направить в Испанию военных советников.
А несколькими днями ранее происходит событие, никак вроде бы не связанное с Испанией: 25 сентября 1936 г. Сталин и Жданов, отдыхавшие в Сочи, отправили в Москву телеграмму, знаменовавшую приближение событий, которые народ вскоре назовет «ежовщиной». Через несколько часов члены Политбюро прочитали следующий текст: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года». Но, быть может, совпадение этих двух событий (краха надежд на обуздание фашистской агрессии в союзе с «демократиями» и начала «ежовщины») не случайно? Не подтолкнула ли испанская драма Сталина к «большому террору», очевидно призванному, по его расчетам, ликвидировать накануне неизбежной, как он теперь полагал, войны потенциальную «пятую колонну»?
Последующие международные события не могли добавить Сталину оптимизма в отношении его «демократических» коллег. В марте 1938 г. гитлеровцы оккупировали Австрию. Советский Союз предложил немедленно созвать международную конференцию для принятия мер против агрессии. Советское правительство сообщило, что оно готово участвовать в коллективных действиях против распространения агрессии. «Завтра может быть уже поздно, — заявил М.М. Литвинов представителям печати 17 марта 1938 г., — но сегодня время для этого еще не прошло, если все государства, в особенности великие державы, займут твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллективного спасения мира». Однако исчезновение с карты Европы австрийского государства прошло незамеченным для Лиги Наций и представленных в ней государств.
Кульминацией курса на «умиротворение» Германии и подталкивание ее агрессии в восточном направлении стала встреча в Мюнхене в сентябре 1938 г. глав правительств Германии, Италии, Англии и Франции. Лидеры «демократий» — в который раз! — удовлетворили территориальные притязания Гитлера: промышленно развитая Судетская область Чехословакии была отдана Германии.
15 марта 1939 г. немцы оккупировали уже всю Чехословакию. 21 марта они потребовали от Польши передать Данциг Германии. На следующий день германские войска вступили в литовскую область Клайпеду. В конце месяца после почти трехлетней героической борьбы пала Испанская республика. Прошло еще несколько дней, и войска Муссолини захватили Албанию. В этой взрывоопасной обстановке под давлением общественности своих стран правящие круги Англии и Франции оказываются вынужденными пойти на определенное сближение с СССР, очевидно, стремясь использовать его в качестве противовеса Германии.
Реальные контакты между Англией, Францией и СССР по поводу германской угрозы начались в марте 1939 г. В апреле 1939 г. эксперты трех стран впервые стали рассматривать проекты договора о взаимопомощи в связи с возможной германской агрессией. Переговоры шли очень тяжело. Ни одна из сторон не хотела брать на себя однозначные обязательства вступать в войну в случае начала боевых действий против кого-либо из возможных союзников. «Младшие» партнеры Англии и Франции — Румыния, Польша и страны Прибалтики — резко негативно высказывались о предложениях Советского Союза предоставить ему право вводить войска на территории этих стран в случае немецкой агрессии, очевидно, опасаясь, что они не будут выведены оттуда никогда. Несмотря на разность подходов, постепенно стороны стали находить общие точки соприкосновения и сближать свои позиции. Это привело к проведению в Москве 12—21 августа 1939 г. переговоров английской, французской и советской военных миссий. Основные противоречия возникли при обсуждении вопросов о количестве выставляемых советских дивизий, о гарантиях оказания помощи союзниками в случае конфликта и праве прохода советских войск через территорию Польши и Румынии (без этого права, в случае агрессии Германии, советские войска не могли вступить в соприкосновение с немецкими). К 17 августа переговоры зашли в тупик.
Практически одновременно с началом переговоров с Англией и Францией с весны 1939 г. СССР приступил к осторожному зондажу немецких позиций с целью возможного сближения. В свою очередь, Гитлер был крайне заинтересован в скорейшем выяснении позиций Советского Союза, поскольку исчерпал все возможности уступок со стороны Запада и решил продолжить свою игру по расшатыванию международной системы теперь уже при помощи Востока.
Столкнувшись с тупиковой ситуацией на переговорах с «демократиями», советское руководство пошло на сближение с немцами. В ходе предварительных секретных переговоров между Германией и Советским Союзом были достигнуты договоренности, приведшие к подписанию в Москве 23 августа 1939 г. министром иностранных дел Германии Риббентропом и народным комиссаром иностранных дел СССР В.М. Молотовым пакта о ненападении. В дополнительном секретном протоколе к договору разграничивались «сферы интересов» Германии и СССР в Восточной Европе: Польша становилась немецкой «сферой интересов», за исключением восточных областей, а Прибалтика, Восточная Польша (т.е. Западная Украина и Западная Белоруссия), Финляндия, Бессарабия и Северная Буковина (часть Румынии) — «сферой интересов» СССР. Таким образом, СССР возвращал утраченные в 1917—1920 гг. территории бывшей Российской империи. Заключение советско-германского пакта привело к прекращению всех дипломатических контактов между Англией, Францией и СССР, отзыву английской и французской делегаций из Москвы, хотя советское руководство и предлагало продолжить переговоры.
В последние годы в материалах Комиссии по политико-правовой оценке советско-германского договора во главе с А.Н. Яковлевым, в российской прессе пакт «Риббентропа — Молотова» неоднократно подвергался суровой критике. Он трактовался как проявление агрессивности Советского Союза, стремления его руководства к экспансии. Не имея возможности в рамках краткого очерка подробно рассмотреть эту непростую проблему, сошлемся на любопытные выводы, к которым пришла специально ее изучавшая, в том числе по документам МИД России, японская исследовательница X. Сайто: «Колеблясь между системой коллективной безопасности и Гитлером, причем колебания продолжаются даже в середине августа (1939 г. — М.Г.), Сталин и Молотов выбирают договор с Гитлером. С уверенностью можно сказать, что целью их политики были мир и безопасность как в Восточной Европе, так и... в самом СССР. Способы сохранить мир на тот момент были представлены сближением с фашистской Германией, с одной стороны, и построением системы коллективной безопасности — с другой...
С 4 августа по 13 августа Германии принадлежала инициатива в вопросе о разделе сфер влияния между Германией и СССР. Однако СССР, только что начавший переговоры по вопросу о кредитно-финансовых отношениях с Германией, всячески избегал темы разделения сфер влияния. Как это ни невероятно прозвучит, основной причиной этого была еще не потерянная надежда на создание трехстороннего союза — СССР, Англии и Франции. 2 августа, в конце концов, в Москву прибыли английская и французская военные комиссии». И лишь после того, как на «этих переговорах о наличествующих разногласиях не было решено ничего» (японская исследовательница отмечает: «советская миссия на переговорах была полномочной, чего нельзя сказать об английской»), СССР пошел на сближение с Германией.
Начало второй мировой войны. На рассвете 1 сентября 1939 г. войска германского вермахта в соответствии с планом «Вайс» внезапно развернули боевые действия против Польши. Используя подавляющее превосходство в силах и средствах, сосредоточив крупные массы танков и авиации на направлениях главных ударов, нацистское командование смогло быстро добиться крупных оперативных результатов. Несмотря на то что Франция, Великобритания и страны Британского содружества сразу же объявили войну Германии, они так и не оказали Польше эффективной и реальной помощи. После того как польское правительство покинуло Варшаву, советские войска, почти не встречая сопротивления, с 17 по 29 сентября заняли районы Западной Белоруссии и Западной Украины (т.е. свою «сферу интересов», согласно секретным статьям пакта «Риббентропа—Молотова»). 28 сентября 1939 г. первая кампания второй мировой войны была завершена. Польша перестала существовать.
В тот же день в Москве был заключен советско-германский договор «О дружбе и границе», определивший границу между СССР и Германией приблизительно по «линии Керзона». Новые секретные договоренности предоставляли СССР возможность «свободы действий» в создании «сферы безопасности» у его западных границ, закрепляли присоединение западных областей Белоруссии и Украины, позволили Советскому Союзу заключить договоры «о взаимной помощи» 28 сентября 1939 г. с Эстонией, 5 октября — с Латвией, 10 октября — с Литвой. Согласно последнему договору, Литве был передан город Вильно (Вильнюс) и Виленская область, отторгнутые Польшей в 1920 г. По данным соглашениям СССР получил право размещения в республиках Прибалтики своих войск и создания на их территориях морских и воздушных баз, что было оговорено в специально заключенных военных конвенциях; гестапо были переданы сотни немецких антифашистов, скрывавшихся в СССР от нацистов.
12 октября 1939 г. СССР предложил Финляндии заключить договор «о взаимной помощи», предусматривающий, в частности, передачу Советскому Союзу ряда важных в стратегическом отношении территорий вблизи Ленинграда (за более значительную территориальную компенсацию). Однако финское руководство отказалось от соглашения. 28 ноября 1939 г. СССР в одностороннем порядке денонсировал Договор о ненападении с Финляндией от 1932 г. и утром 30 ноября начал боевые действия против финнов. Они продолжались почти четыре месяца. Рассчитывая на быструю победу, войска Ленинградского округа в условиях зимней стужи, без достаточной подготовки пошли на штурм глубоко эшелонированной «линии Маннергейма», но, столкнувшись с мужественным сопротивлением финнов, понеся значительные потери, вскоре были вынуждены приостановить наступление. Оно было успешно продолжено только после месячной подготовки в феврале 1940 г.
12 марта 1940 г. в Москве был подписан советско-финляндский мирный договор, учитывавший предъявленные СССР территориальные претензии. Советско-финская граница на Карельском перешейке и в некоторых других районах была передвинута на несколько десятков километров в сторону Финляндии. Тем самым была укреплена безопасность Ленинграда, Мурманска и Мурманской железной дороги. У входа в Финский залив на полуострове Ханко Советский Союз получил возможность построить военно-морскую базу (территория полуострова была отдана Финляндией СССР в аренду на 30 лет с ежегодной уплатой 8 млн. финских марок). В ходе войны Советский Союз понес значительные людские потери: действующая армия потеряла до 75 тыс. человек убитыми и до 170 тыс. ранеными и обмороженными.
В политическом плане эта война нанесла Советскому Союзу, его международному престижу серьезный ущерб. 14 декабря 1939 г. Совет Лиги Наций принял решение об исключении его из этой организации, осудил действия СССР, направленные против финляндского государства, и призвал государства — члены Лиги Наций оказать поддержку Финляндии. На помощь финнам готовился отправиться англо-французский экспедиционный корпус.
Весной 1940 г. войска немецкого вермахта начали широкомасштабную военную операцию в Западной Европе. В соответствии с планом «Везерюбунг» 9 апреля 1940 г. ударная группировка немецких войск (около 140 тыс. личного состава, до 1000 самолетов и все силы флота) совершила нападение на Данию и Норвегию. Дания, имевшая всего лишь 13-тысячную армию, была оккупирована за несколько часов, а ее правительство сразу же объявило о капитуляции.
Иначе складывалась обстановка в Норвегии. Норвежские вооруженные силы сумели избежать разгрома и отойти в глубь страны. В помощь им были высажены англо-французские войска, которые к 17 апреля уже в несколько раз превышали численность армии агрессора. Успешно действовал на море англо-французский флот, потопивший 28 боевых кораблей Германии. Вооруженная борьба грозила стать затяжной. В этой ситуации немцы открывают новый фронт. 10 мая 1940 г. Гитлер начал наступление по плану «Гельб», предусматривавшему молниеносный удар по Франции через Люксембург, Бельгию и Нидерланды (т.е. в обход сильно укрепленной французской оборонительной линии «Мажино»). Для осуществления этой операции было привлечено 136 дивизий вермахта. Прорвав оборону в районе Седана, 20 мая немецкие войска вышли к Ла-Маншу, изолировав северную группировку англо-французских войск. Блокированным у крупного порта Дюнкерка частям английского экспедиционного корпуса и французских войск к 4 июня 1940 г. удалось эвакуироваться на Британские острова, потеряв при этом всю тяжелую военную технику.
Одновременно под танковыми ударами вермахта основные силы французской армии отходили к Парижу, который 10 июня покинуло правительство. В этот же день в войну с Англией и Францией вступила Италия, а германские войска без боя вошли в Париж. 22 июня 1940 г. в лесу под Компьеном был подписан акт о капитуляции Франции, по которому северная ее территория оккупировалась Германией, а южные области оставались под контролем коллаборационистского правительства маршала А. Петена (так называемый «режим Виши»).
Поражение Франции привело к резкому изменению стратегической обстановки в Европе. Над Великобританией, где 10 мая 1940 г. на смену «мюнхенцу» Н. Чемберлену к власти пришло правительство «национального единства» во главе с У. Черчиллем, нависла угроза германского вторжения. В связи с отказом Черчилля пойти на «почетный мир» с Берлином 16 июля 1940 г. фюрер утвердил директиву № 16 (план «Зеелеве»), предусматривавшую подготовку к десантной операции на Британские острова. С августа 1940 г. начались систематические массированные бомбардировки Лондона и Других английских городов, продолжавшиеся в течение 10 месяцев (так называемая «битва за Англию», в ходе которой люфтваффе сбросили на мирные населенные пункты 60 тыс. т бомб). Одновременно развернулась война на море. На морских коммуникациях, особенно в Атлантике, хозяйничали немецкие подводные лодки, которые ежемесячно топили по 100—140 английских торговых судов. Битва в воздухе и на море имела целью нарушить снабжение Британских островов и принудить тем самым Великобританию просить мира. Гитлер скептически относился к десанту в Англию сухопутных сил, склоняясь к мысли о том, что воздушная и морская блокада метрополии фактически выведут Англию из войны. Таким образом, с лета 1940 г. фронт на западе фактически перестал существовать, грядущее столкновение Германии и СССР стало приобретать все более реальные очертания.
В самый разгар победных маршей вермахта по Франции руководство СССР предприняло шаги для дальнейшего укрепления «сферы безопасности» на западных и юго-западных границах. 14 июня 1940 г. правительство СССР в ультимативной форме потребовало от Литвы сформирования нового правительства, «которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского договора о взаимопомощи» и согласия на немедленный ввод в Литву необходимого для обеспечения безопасности контингента советских войск. Аналогичные ультиматумы последовали 16 июня к Латвии и Эстонии. Зажатые между Германией и СССР, прибалтийские республики пошли на мирное выполнение требований Москвы. Уже через несколько дней в этих республиках были созданы «народные правительства», которые вскоре установили в Прибалтике Советскую власть. Вслед за этим 28—30 июня 1940 г. после проведения взаимных консультаций между СССР и Германией районы Бессарабии и Северной Буковины — бывшие территории России, оккупированные Румынией еще в 1918 г., — были присоединены к Советскому Союзу. Таким образом, в 1940 г. в состав СССР были включены территории с населением 14 млн. человек, а западная граница отодвинута на запад на 200—600 км. На VIII сессии Верховного Совета СССР (2—6 августа 1940 г.) данные территориальные приобретения были юридически оформлены законами об образовании Молдавской ССР и принятии в состав Союза трех прибалтийских республик. Таким образом, в предвоенные годы советское руководство вернуло почти все утраченные в результате острейшего кризиса 1917—1920 гг. российские территории (за исключением Финляндии и Польши).
Влияние внешнего фактора на развитие СССР. Мировые процессы оказывали непосредственное воздействие на внутреннее развитие СССР. Необходимость преодоления технико-экономической отсталости страны при отсутствии внешних источников накопления, сегментации мирового рынка, затруднявших использование преимуществ международного разделения труда; при постоянной угрозе новой мировой войны, а также «доктринальное нетерпение» подталкивали советских лидеров к всемерной мобилизации внутренних ресурсов для ускоренной индустриализации, создания развитого военно-промышленного комплекса. Это, в свою очередь, способствовало резкому увеличению «перекачки средств» из сельского хозяйства в промышленность, проведению политики «затягивания поясов» в социальной сфере, «закручивания гаек» в политике, усилению давления идеологического пресса в пропаганде и в духовной культуре в целом. В заключение этого раздела хотелось бы остановиться на проблеме военной опасности для СССР. В последних популярных публикациях часто прослеживается следующая цепочка рассуждений: сталинский режим, обосновывая необходимость экономического «форсажа» в конце 20-х гг., всячески раздувал мифическую в этот период для страны «военную опасность»; поскольку же реальной внешней угрозы для СССР тогда не было (в штабах потенциальных противников отсутствовали разработанные планы нападения на Советский Союз), постольку курс на форсированное развитие был авантюристическим, ничем (кроме властолюбивых амбиций Сталина) не обоснованным насилием над историей и народом.
Согласимся с тем, что серьезной военной угрозы для СССР в конце 20-х — начале 30-х гг. (по крайней мере, в Европе) не существовало. Однако реальный политик должен рассчитывать свои «ходы» не на год-два вперед, а на длительную перспективу. Думается, в конце 20-х гг. при выработке экономической стратегии для советского руководства был ключевым не анализ состояния международных отношений в 1927 г. и в ближайшие годы, а осознание прогрессировавшей экономической отсталости СССР, делавшей его потенциально уязвимым при любом возможном обострении международной ситуации. Бремя власти обязывало действовать наверняка: пока внешние условия позволяют, как можно быстрее ликвидировать технико-экономическую отсталость, ибо «отставших бьют».
Некоторые рассуждения иных специалистов поражают инфантилизмом: в 1927 г. угрозы войны не было, значит, создавать современные капиталоемкие отрасли промышленности — базу военно-промышленного комплекса — не надо было; в 1933 г. Гитлер пришел к власти, значит, теперь об этом можно было бы подумать. Но ведь тяжелая промышленность не создается даже по мановению длани Сталина за один год. СССР понадобились две с половиной предвоенные пятилетки, чтобы развернуть машиностроение, химическую промышленность, металлургию и т.д. Лишь на их основе можно было развивать и собственно военную промышленность. И, думается, главный просчет сталинского руководства не в том, что оно осуществило «форсаж», а в том, что оно запоздало с техническим переоснащением армии. И интересно, насколько больше оно «запоздало» бы с этим, если бы всерьез задумалось о развертывании новых индустриальных отраслей не в 1927 г., а, скажем, в 1933 г.? Итак, как это не покажется парадоксальным, но, на наш взгляд, «нормальное» экономическое развитие в конце 20-х — 30-е гг. для СССР было бы авантюрой; «авантюрный» же индустриальный скачок выступал как наиболее реалистический вариант социально-экономического развития.
Технологический прорыв
Проблема инвестиций и форсированное развитие. В 30-е гг. перед советской экономикой встали принципиально иные задачи, чем в предшествующее десятилетие. Чтобы восстановить экономику (императив 20-х гг.), было в принципе достаточно задействовать имевшееся промышленное оборудование и вновь ввести в хозяйственный оборот довоенные посевные площади. А для этого требовались оборотный капитал (средства на покупку сырья, найм рабочей силы и реализацию продукции) и отчисления на амортизацию (поддержание в рабочем состоянии оборудования), т.е. сравнительно незначительное количество финансовых ресурсов. Pешение этих проблем вполне обеспечивала нэповская хозяйственная модель, на основе которой к концу 20-х гг. восстановительный период и был в целом успешно завершен.
Народное хозяйство как бы вернулось к уровню развития, на котором оно находилось в предреволюционный период (точнее, к уровню середины 1916 г. — «пику» развития дореволюционной российской экономики; позже кривая экономического роста вплоть до начала 20-х гг. пошла резко вниз). Перед страной встала задача, решение которой оказалось «отсроченным» полутора десятилетиями войн, революций, восстановления, — задача завершения индустриализации, создания индустриальной структуры экономики. Ее выполнение требовало развертывания технологически сложных отраслей тяжелой промышленности (энергетики, металлургии, машиностроения, химической промышленности и т.д.) с длительным сроком оборота капитала (срок окупаемости объектов тяжелой индустрии насчитывал несколько лет), т.е. подразумевало огромные инвестиции в народное хозяйство страны.
Если одним странам решить проблему инвестиций помогала перекачка ресурсов из колоний, другим — массированный приток иностранного капитала, а зачастую и то и другое вместе взятые, то у СССР колоний не было, иностранный капитал вниманием его не баловал. Для сравнения: накануне первой мировой войны в руках иностранного капитала находилось около 70% выплавки чугуна и готовых изделий на Юге России, около 60% всей добычи российской нефти, около 90% капиталов электрических и электротехнических предприятий и т.д.; иностранные капиталовложения составляли свыше трети всех капиталовложений в ценные бумаги. Теперь же этот источник финансирования индустриального развития практически «выпал». Страна Советов оказалась в беспрецедентной в мировой истории ситуации. Ведь не секрет, что одной из решающих предпосылок «экономических чудес» на индустриальной стадии модернизации является массированное привлечение иностранных инвестиций и займов: Германия после первой и второй мировых войн, «бразильское чудо», пиночетовская Чили, азиатские «драконы» и т.д. Обратимся еще раз и к отечественному опыту: во второй половине XIX — начале XX в. первое и второе места по темпам промышленного развития делили США и Россия, они же усиленно импортировали капитал.
Но была и другая (помимо отсутствия инвестиций) причина острой нехватки капиталов: низкая эффективность нэповской экономики. По подсчетам Г.И. Ханина, в промышленности в 1928 г. создавалось прибыли на 20% меньше, чем до войны, на железнодорожном транспорте — в 4 раза меньше, в обеих отраслях вместе — в 2 раза меньше. Проблему накопления капиталов обостряло также следующее обстоятельство: законодательно блокировался перелив внутренних частнокапиталистических средств в крупную и среднюю промышленность (частный капитал сюда просто не пускали).
Таким образом, нэп не обеспечивал необходимых накоплений для дальнейшего индустриального развития. Кроме того, и достигнутые на его основе успехи при ближайшем рассмотрении оказываются не столь значительными, как это может показаться на первый взгляд: на нэповских рельсах не удавалось уменьшить степень отсталости советской экономики по отношению к передовым западным странам (см. табл. 1).
Таблица 1
Объем промышленного производства в СССР по отношению к развитым западным странам (в %)
| Промышленная продукция | К США | К Англии | К Франции | К Германии | |||||
| 1913 1928 | 1913 | 1928 | 1913 | 1928 | 1913 | 1925 | |||
| Электроэнергия | 9 | 4 | 49 | 31 | 110 | 34 | 82 | 29 | |
| Добыча основных видов топлива (в пересчете на усл. топливо) | 8 | 7 | 19 | 23 | 106 | 89 | 35 | 35 | |
| Чугун | 15 | 9 | 44 | 49 | 51 | 33 | 38 | 24 | |
| Сталь | 15 | 8 | 63 | 49 | 70 | 45 | 38 | 29 | |
| Цемент | 13 | 6 | 69 | 42 | 101 | 44 | 39 | 32 | |
| Хлопчатобумажные ткани | 40 | 30 | 31 | — | — | — | — | — | |
Причем, в таблице приводятся официальные (завышенные) данные о состоянии советской промышленности.
Как уже говорилось, к концу 20-х гг. советская экономика фактически достигла предреволюционного уровня. Однако это утверждение справедливо, если абстрагироваться от общемировых процессов, рассматривать Россию изолированно. В
сопоставлении же с передовыми западными странами предреволюционный уровень далеко не был достигнут. «Россия вроде и восстановила после войны экономику, вроде и размахнулась, но... до уровня 1913 г., — отметил американский исследователь М.Л. Левин, — а к 1928 г. пришла с устарелым оборудованием. Россия бежала от отсталости, но отсталость неумолимо гналась за ней».
Таким образом, если Советское государство хотело оставаться субъектом мировой политики, оно не просто должно было завершить индустриализацию, а сделать это как можно быстрее.
Стратегия форсированной индустриализации. В период борьбы с так называемым правым уклоном стратегия форсированной индустриализации принимает достаточно четкие очертания. Суть ее была сформулирована И.В. Сталиным в речи на пленуме ЦК ВКП(б) 19 ноября 1928 г.
1. Быстрый темп индустриализации диктуется внешними и внутренними условиями нашего развития. Мы значительно отстали в техническом отношении от передовых капиталистических стран, поэтому «нужно... догнать и перегнать эти страны... в технико-экономическом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут».
2. «Быстрый темп развития индустрии вообще, производства средств производства в особенности, представляет основное начало и ключ индустриализации страны... Это значит — побольше капитальных вложений в промышленность. А это ведет к напряженности всех наших планов».
3. В чем причина этой напряженности? «Реконструкция промышленности означает передвижку средств из области производства средств потребления в область производства средств производства. Без этого не бывает и не может быть серьезной реконструкции промышленности, особенно в наших, советских условиях [учитывая отсутствие внешних инвестиций. — М.Г.]. Но что это значит? Это значит, что вкладываются деньги в строительство новых предприятий, растет количество городов и новых потребителей, тогда как новые предприятия могут дать новую массу товаров лишь через 3—4 года».
4. Необходимость ускоренной индустриализации диктовалась и отсталостью аграрного сектора. Чтобы ее ликвидировать, нужно было обеспечить аграрный сектор орудиями и средствами производства, что подразумевало «быстрый темп развития нашей индустрии». В области сельского хозяйства предлагалось обратить особое внимание на колхозы и совхозы.
В последующие годы стратегия индустриализации конкретизировалась, дополнялась; в окончательном виде ее основные черты обобщил Р.А. Белоусов: 1) сконцентрировать огромные материальные, финансовые и людские ресурсы на нескольких ключевых участках, которые должны были служить на последующих этапах опорной площадкой для технической реконструкции сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, транспорта и других отраслей; 2) широко использовать достижения мировой науки и техники, чтобы выиграть время, т.е. максимально сократить, а по возможности и миновать уже пройденные мировой (но не отечественной) экономикой стадии технологического развития. При этом импорт машин и оборудования служил в первую очередь для развертывания на мировом уровне собственной машиностроительной базы, с тем чтобы в последующем осуществить техническую реконструкцию других отраслей преимущественно за счет отечественного производства средств производства; 3) быстро распространять передовой опыт, а также лучшие достижения в области технологии и организации труда при помощи директивного планирования.
Таким образом, в конкретно-исторических условиях конца 20-х — в 30-е гг. в советском варианте индустриализации акцент делался не на постепенном замещении импорта все более сложных промышленных изделий (как, например, в латиноамериканской модели, в дореволюционной России и др.), а на развитии самых передовых в ту эпоху отраслей: энергетики, металлургии, химической промышленности, машиностроения и др., являвшихся материальной основой военно-промышленного комплекса и одновременно «индустриализующей промышленностью» — передаточным механизмом индустриальной технологии в другие секторы производственной деятельности.
Механизм реализации этой модели индустриального роста можно проиллюстрировать на примере развития советской авиации. В июле 1929 г. ЦК ВКП(б) в постановлении «О состоянии обороны СССР» определил стратегическую директиву: «Считать, что важнейшей задачей на ближайшие годы в строительстве красной авиации является скорейшее доведение ее качества до уровня передовых буржуазных стран, и всеми силами следует насаждать, культивировать и развивать свои, советские научно-конструкторские силы, особенно в моторостроении».
Выполняя полученное задание, два крупнейших конструкторских центра страны: ЦАГИ, которым руководил А.Н. Туполев, и КБ под руководством Н.Н. Поликарпова, а также конструкторские бюро меньшего масштаба, моторостроители — создают новые типы самолетов и авиадвигателей. Их массовое производство потребовало многократного расширения производственной базы, организации новых крупных авиазаводов, и ЦК партии принимает постановление о строительстве мощных самолетных, моторных и приборных заводов. В 30-е гг. была создана достаточно развитая авиационная промышленность.
После того как в ходе испанской войны обнаружилось отставание советской авиации от немецкой по ряду важнейших параметров, ЦК ВКП(б) в начале 1939 г. ставит задачу скорейшего преодоления наметившегося отставания, меняет руководство Наркомата авиационной промышленности, заказывает одновременно нескольким КБ разработку новых типов самолетов (стимулируя конкуренцию самолетостроителей), отбирает лучшие образцы новой техники. После чего опытно-конструкторские бюро, научно-исследовательские институты и заводы с огромным напряжением работали над скорейшим внедрением в массовое серийное производство новых образцов боевых самолетов и двигателей, которые были построены и испытаны в течение 1940 г. и первой половины 1941 г.: истребителей МиГ-3, ЛАГГ-3, ЯК-1, штурмовиков и бомбардировщиков ИЛ-2, ИЛ-4, ПЕ-2, двигателей М-105. АМ-38, АМ-39.
Внедрение новой техники заставило перестроить всю радиотехническую промышленность, качественную металлургию, десятки и сотни предприятий различных отраслей, которые находились в кооперации с авиационной промышленностью. Ведь множество заводов и фабрик отечественной промышленности поставляло авиации различные виды приборов, полуфабрикатов, металлические и неметаллические материалы и такие изделия, как авиационные колеса, шины к ним и многое другое. Рост авиационной техники вызвал качественный скачок в развитии промышленности.
Данный вариант индустриализации не был чем-то экстраординарным: похожей модели после второй мировой войны следовала Япония, правда, сделавшая акцент не только на развитие собственной тяжелой промышленности, но и на приобретение (часто «пиратским» путем) и адаптации зарубежных технологий.
Система управления экономикой. В условиях форсированной индустриализации, когда капитальные вложения и материальные ресурсы буквально «рвали на части», пришлось вводить своеобразную «разверстку» во всех отраслях материального производства: в промышленности, сельском хозяйстве, строительстве, на транспорте. В результате была создана крайне централизованная система упра
