предыдущему году)
| Год | Городское население | С/х производство | Валовой сбор зерна | Централизованная заготовка зерновых | Расходы зерна на внутреннее снабжение |
| 1926 | — | — | 5,9 | 30.8 | 43 |
| 1927 | 4,8 | 2,5 | -5.9 | -5,2 | 25,6 |
| 1928 | 5,0 | 2.5 | 1.2 | -2 | 29 |
| 1929 | 5,2 | -2.4 | -2,5 | 49 | (-10,5) |
Итак, рост производства сельскохозяйственной продукции сперва остановился, а затем даже наметилась тенденция к его сокращению. Особое беспокойство вызывало производство товарного зерна. До революции половина зерна производилась в помещичьих и кулацких хозяйствах, причем кулаки и помещики давали 71% товарного, в том числе и экспортного, зерна. «Осереднячивание» деревни, происшедшее в результате революции, привело к тому, что вместо 16 млн. довоенных крестьянских хозяйств в 1928 г. их стало 25—26 млн. Прежде крестьяне производили 50% всего зерна (без кулаков и помещиков), а потребляли 60%; теперь (без кулаков) они производили 85%, но потребляли 80%. В 1927—1928 гг. государственные закупки составили 630 млн. пудов против довоенных 1300,6 млн. Причем если количества зерна в распоряжении государства было теперь меньше вдвое, то экспорт его сократился в 20 раз. Все это оборачивалось настоящим бедствием для экономики страны. Съедая большую часть своего урожая... крестьяне, сами того не понимая, затягивали петлю на шее режима, и затягивали все туже, так как ситуация развивалась от плохой к еще худшей. С 1928 г. вводится и постепенно расширяется сфера карточного снабжения в городах. Чтобы обеспечить продуктами растущие индустриальные центры, в условиях зернового кризиса 1927/28 г. правительство прибегло к внеэкономическим методам изъятия зерна, что подорвало рыночные стимулы к расширенному воспроизводству в деревне. Осенью—зимой 1928/29 г. зерновой кризис и насильственное изъятие хлеба повторяются. Преимущественно внеэкономическое («бесплатное») изъятие продуктов у крестьян позволило резко (в 1929 г. по сравнению с 1928 г. более чем в 2 раза) увеличить объем капитальных вложений в крупную промышленность.
Область рыночных рычагов в деревне все больше сокращалась. Другие же, административные, рычаги действовали пока только в сфере изъятия продуктов из деревни, а не из производства (этим, между прочим, и объясняется тот факт, что в 1929 г. валовой сбор зерна уменьшился на 2,4%, а централизованная заготовка зерновых выросла на 49%). Анализ подсказывал, что ситуация на рынке ухудшается, и если в 1930 г. не добиться заметных сдвигов в аграрном производстве, то к 1931 г. индустриальное развитие будет остановлено. Сталин и Политбюро ведут отчаянный поиск решения, как защитить индустриализацию от опасности, которую таит слабость аграрного сектора. В этот период, с июня по октябрь 1929 г., начинают поступать сведения о значительных успехах в деле коллективизации. Решения ноябрьского Пленума ЦК зафиксировали, что надежды руководства устремились в этом направлении.
Каждая заготовительная кампания последних лет вызывала головную боль у правительства. Летом 1929 г. оно проводило большую оргработу с целью ослабить свою зависимость от крестьянства и усилить свой контроль над ним. 27 июня состоялось решение ЦК о реорганизации кооперации и усилении административных органов руководства колхозами. Создавались административные структуры для контроля за производством продукции в индивидуальном секторе. Существенно менялась роль контрактации (выдачи крестьянам семенной и денежной ссуды при условии сдачи ими государству продукции по фиксированным ценам), которая фактически превращалась в средство принуждения крестьян сдавать государству все товарное зерно. Было ясно, что большого воодушевления крестьяне при этом не испытывают, и надо усилить систему давления. В результате набирает силу политика «твердых заданий» по сдаче хлеба для кулака и огромных штрафных санкций за их невыполнение. В жернова этой политики нередко попадали и средние крестьяне. В прессе разворачивается агиткампания за колхозы. Членам сельских партячеек предлагается вступать в колхозы или выходить из партии.
7 декабря А.И. Микоян победно рапортовал, что план по заготовкам выполнен и что против кулаков и спекулянтов действовали решительно и согласованно. Этот успех укрепил уверенность Политбюро в правильности своей политики и тем самым предопределил дальнейший ход событий. Заготовки были сделаны в минимальные сроки, и при почти завершенной к началу декабря кампании в распоряжении сельских властей оставалась мощная машина, созданная для этой кампании, которую можно было использовать и для других целей. Опыт заготовок и полученные в ходе их тактические уроки подталкивали режим к решению, что эта мощь должна быть брошена на коллективизацию. Заготовки фактически подготовили для нее почву.
В ноябре 1929 г. публикуется статья Сталина «Год великого перелома», в которой утверждалось, что уже удалось организовать «коренной перелом в недрах самого крестьянства» в пользу колхозов. В конце декабря того же года на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов он объявил, что в политике партии и государства совершился «один из решающих поворотов»: «...от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса»; необходимо «сломить кулачество», «ударить по кулачеству... так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги...»
15 января 1930 г. была создана специальная комиссия Политбюро под председательством В.М. Молотова. 30 января Политбюро утвердило подготовленный комиссией текст постановления ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В этих районах предлагалось отменить аренду земли и запретить применение наемного труда, конфисковывать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке сельхозпродукции и семенные запасы.
Конфискация кулацкого имущества должна была производиться уполномоченными райисполкомов с обязательным участием сельсоветов, представителей колхозов, батрацко-бедняцких групп и батрачкомов. Надлежало производить точную опись и оценку имущества с возложением на сельсоветы ответственности за его сохранность. Средства производства и имущество передавались в неделимые фонды колхозов в качестве взноса за бедняков и батраков, за исключением той части, которая шла в погашение долгов кулацких хозяйств государству и кооперации. Конфискованные жилые постройки передавались на общественные нужды сельсоветов и колхозов. Паи и вклады кулаков в кооперации поступали в фонд коллективизации бедноты и батрачества, а их владельцы исключались из кооперации. При этом «контрреволюционный актив» кулачества — организаторы террористических актов и антисоветской деятельности — должен был арестовываться и репрессироваться как политические преступники, а их семьи высылаться в северные и отдаленные районы страны (первая категория). Туда же высылались вместе с семьями крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации (вторая категория). Остальную, самую многочисленную, часть бывших кулаков предлагалось расселять (после раскулачивания) в пределах района на специально отводимые для них за пределами колхозных массивов земли (третья категория).
Количество хозяйств, ликвидируемых по каждой категории должно было «строго дифференцироваться по районам в зависимости от фактического числа кулацких хозяйств» и не превышать в среднем 3—5% всех крестьянских дворов, хотя на самом деле к осени кулацкие дворы составляли не более 2,5—3%. Были установлены конкретные цифры, «ограничительные контингента» подлежащих выселению кулацких хозяйств по районам сплошной коллективизации. Основное содержание постановления ЦК и практические меры по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации были оформлены в законодательном порядке в постановлении ЦИК и СНК СССР от 1 февраля и инструкции от 4 февраля 1930 г.
В условиях безудержной гонки коллективизации зимой 1930 г. широко практиковались администрирование и принуждение при организации колхозов. Раскулачивание превращалось в средство коллективизации, становилось основным методом ускорения ее темпов. Центральная и местная печать призывала к решительным действиям против кулачества, партийные и советские органы давали местным работникам и организациям указания «всемерно поднимать и разжигать классовую ненависть масс по отношению к кулачеству и другим контрреволюционным элементам», в числе которых оказывались не желающие вступать в колхозы середняки и даже бедняки. Во многих районах число раскулаченных хозяйств достигало 10—15%. В 1930—1931 гг. в ходе кампании по раскулачиванию только в отдаленные районы страны было отправлено на спецпоселение 391 026 семей общей численностью 1 803 392 человека. Позднее специальные кампании по раскулачиванию не проводились, но высылка осуществлялась, хотя и в меньших масштабах. Всего по состоянию на 1 января 1950 г. оказались выселенными почти три с половиной миллиона крестьян. Около 50% всех выселенных крестьян переселялись в пределах тех же областей, где они проживали ранее.
Насильственная коллективизация встречала растущее сопротивление широких масс крестьянства. За январь—март 1930 г. состоялось не менее 2200 (почти 800 тыс. человек) массовых крестьянских выступлений, т.е. в 1,7 раза больше, чем за весь 1929 г. Особенно широкий размах получили антиколхозные выступления на Северном Кавказе, на Средней и Нижней Волге, в Центральной Черноземной области, Московской области, республиках Средней Азии и других местах.
Серьезной проблемой стал также массовый убой скота. Кулаки, уничтожая и продавая скот, стремились «превратиться в середняков». Значительная часть середняков также распродавала скот и инвентарь перед вступлением в колхозы, не желая передавать их в общее пользование с теми, кто ничего не имел. Чтобы прекратить убой скота, его стремятся быстрее обобществить. «Против «растранжиривания» кулацкого имущества есть только одно средство — усилить работу по коллективизации в районах без сплошной коллективизации», — отмечал Сталин. Но из-за нехватки приспособленных помещений, отсутствия опыта ведения коллективного животноводства падеж скота только усиливается (с 1928 по 1933/34 гг. поголовье крупного рогатого скота уменьшилось почти вдвое: с 60 до 33 млн. голов). Чтобы прекратить общее падение сельскохозяйственного производства, деревню стремятся быстрее поставить под жесткий административный контроль. А для этого еще настойчивее форсируют процесс обобществления: десятками тысяч колхозов командовать легче, чем миллионами индивидуальных крестьянских хозяйств.
Однако молниеносное создание десятков тысяч коллективных хозяйств при отсутствии опыта их ведения, при нехватке подготовленных кадров сельских руководителей, специалистов, техники только усилило дезорганизацию в деревне. А город требовал все больше хлеба, мяса, масла... В хаосе «организационного периода» на селе, когда во многих коллективных хозяйствах процветала уравниловка, когда урожай, минуя амбар того, кто его вырастил, свозили на заготовительный пункт, когда частично изымался семенной хлеб (особенно это характерно для 1930—1932 гг.), крестьянин оказался лишенным материального стимула к труду. В 1931—1932 гг. заготовительные организации платили за 1 ц ржи 4,5—6 руб., за 1 ц пшеницы — 7,1—8,4 руб., что было в 4—5 раз меньше себестоимости; в государственных же коммерческих магазинах 1 кг ржаного хлеба стоил 2—2,5 руб., пшеничного — 3,5—4 руб., на рынке — несколько больше.
Нарастало пассивное сопротивление (невыход на работу, труд «спустя рукава» и т.д.) теперь уже колхозного крестьянства, отказывавшегося работать задаром. Отвечая 6 мая 1933 г. на письмо М.А. Шолохова о произволе при проведении хлебозаготовок 1932/33 г., Сталин, в частности, писал: «Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы, по сути дела, вели «тихую» войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов...»
В этой ситуации Сталин решил любой ценой сломить сопротивление крестьянства, выполнить план хлебозаготовок. В ряде районов амбары выметают подчистую: забирают семенное зерно, страховые запасы. Зимой 1932/33 г. этот клубок проблем и конфликтов разрешается страшной трагедией — голодом, охватившим районы Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Украины, Казахстана и унесшим огромное число еще не подсчитанных жизней. Серьезные исследователи обычно называют цифру в 3—5 млн. человек.
Поиск компромисса с крестьянством. Однако сводить только к «разверстке» реальные экономические отношения в колхозной деревне 30-х гг. было бы неверным. После попыток тотального обобществления земли, скота и птицы (1930—1931), имевших разрушительные последствия для аграрного сектора, государство вынуждено было приступить к поиску компромисса с крестьянами.
Эти поиски прошли три этапа. 26 марта 1932 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О принудительном обобществлении скота», в котором разъяснялось, что «практика принудительного отбора у колхозников коровы и мелкого скота не имеет ничего общего с политикой партии», что «задача партии состоит в том, чтобы у каждого колхозника были своя корова, мелкий скот, птица». Однако осуществлялось это решение медленно и непоследовательно. На местах не спешили возвращать отобранный скот (часто потому, что он уже был сдан на мясозаготовки), многие руководители и специалисты считали это постановление ошибочным. 6 и 10 мая 1932 г. принимаются совместные постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывании колхозной торговли хлебом» и «О плане скотозаготовок и о мясной торговле колхозников и единоличных трудящихся крестьян». В соответствии с ними после выполнения государственного плана хлебозаготовок и образования семенного и других фондов, а также выполнения централизованного плана мясозаготовок разрешалась торговля оставшейся продукцией по складывающимся на рынке ценам. План хлебозаготовок был сокращен в 1932 г. до 1103 млн. пудов против 1367 млн. в 1931 г.; мясозаготовки были уменьшены в 2 раза против ранее намеченного плана (716 тыс. т вместо 1414 тыс.). Отменялись все республиканские и местные налоги и сборы с торговли колхозов и крестьян-единоличников. Доходы колхозов и колхозников от продажи на рынке продукции собственного производства не облагались сельскохозяйственным налогом, а с единоличников взималось не более 30% их доходов от торговли.
Однако даже уменьшенные хлебозаготовительные планы в условиях недорода в ряде важнейших житниц страны оказались невыполненными. В июле 1932 г., в первый месяц нового урожая, заготовки были на 55% ниже уменьшенного плана, утвержденного весной, когда положение с продовольствием было настолько тяжелым, что рабочие покидали строительные объекты. Попытки сочетать реформу с завышенным планом закончились провалом. В этой обстановке Политбюро резко изменило курс, придя к выводу, что единственным способом выхода из кризиса является усиление режима и репрессии.
7 августа 1932 г. был принят написанный Сталиным драконовский закон об охране социалистической собственности, предусматривавший высшую меру наказания — расстрел за хищение колхозного и кооперативного имущества с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на 10 лет. По данным на февраль 1933 г., в целом по стране по этому закону было осуждено 103 тыс. человек, из них приговорено к высшей мере наказания 6,2%, к 10 годам лишения свободы — 33%. В конце 1932 г. на Северный Кавказ, Украину и на Нижнюю Волгу Сталин направил чрезвычайные комиссии ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам во главе с Кагановичем, Молотовым и Постышевым, учинившим массовые репрессии против крестьян.
В условиях жесточайших репрессивных мер, беспощадных расправ с противниками хлебозаготовительных реквизиций, но главным образом в связи с голодом в ряде районов страны (Украина, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан) сопротивление крестьян реквизиционной политике государства было сломлено. Это позволило Сталину и Молотову в разосланной на места секретной директиве от 8 мая 1933 г. заявить, что в деревне создается «новая благоприятная обстановка», дающая возможность «прекратить, как правило, применение массовых выселений и острых форм репрессий». Наступил момент, «когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях...».
В этих условиях государство приступило ко второму этапу реформ. В январе 1933 г. на Пленуме ЦК, посвященном итогам первой пятилетки, Сталин признал необходимым дополнить производственную смычку между городом и деревней товарной через торговлю, «чтобы связь между городом и деревней стала прочной и неразрывной». 19 января 1933 г. принимается новый закон СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об обязательных поставках зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами», вскоре дополненный аналогичными законами о поставках подсолнечника, картофеля и продукции животноводства, а через год — законом «О закупках хлеба потребительской кооперацией» (19 января 1934 г.). Согласно данным постановлениям, каждому колхознику единоличному хозяйству не позднее 15 марта вручалось o6язательство, в котором точно указывалось, сколько они должны были сдать государству зерна с каждого гектара посевной площади и в какие сроки. Причем обязательная поставка не должна превышать трети валового сбора каждого хозяйства при среднем урожае. Все оставшееся зерно после выполнения обязательной поставки (а для колхозов — и натуроплаты МТС) отдавалось в полное распоряжение производителей. В то же время подчеркивалось, что «никакое уклонение от обязательств по сдаче зерна в срок не должно быть допущено ни под каким видом». В случае нарушения этих обязательств применялись различного рода санкцш вплоть до взыскания поставок с колхозов «в бесспорном порядке» и привлечения единоличников к уголовной ответственности. Однако эти законы предоставляли известные гарантии земледельцам после выполнения «первой заповеди». Особое значение для крестьян в этой связи имел пункт 17 закона от 19 января 1933 г., гласивший: «Безусловно воспрещается местным органам власти и заготовительным органам допускать встречные планы или налагать на колхозы и единоличные хозяйства обязательства по сдаче зерна, превышающие нормы, установленные настоящим законом. Все излишки хлеба, после выполнения обязательств сдачи государству зерна, остаются в полном распоряжении самих колхозов, колхозников и единоличников».
Согласно закону от 19 января 1934 г., закупки зерна у колхозов, колхозников и единоличников должны были производиться на основе полной добровольности по ценам на 20—25% выше заготовительных; хозяйства, продавшие хлеб по закупочным ценам, получали право приобретать дефицитные промтовары на сумму, в 3 раза превышавшую стоимость проданного хлеба. Система «отоваривания» должна была стать основным стимулом закупок.
Однако на практике эти законы подверглись серьезной деформации. В 1933—1934 гг. в стране продолжалось снижение (даже по сравнению с 1932 г.) урожайности и валовых сборов зерна. Хлебопоставки шли с большим трудом, их рост происходил исключительно на основе повышения доли отчисления собранного урожая. Выяснилось, что только за счет обязательных поставок и натуроплаты МТС план выполнить не удастся. Колхозники неохотно соглашались продавать зерно, поскольку закупочные цены были не намного выше заготовительных, а система «отоваривания», как правило, не гарантировала владельцам квитанций о сдаче хлеба по закупкам приобретение дефицитных товаров. Таким образом, крестьянину гораздо выгоднее было продать хлеб на базаре или оставить его на нужды семьи, на корм скоту.
В этих условиях 31 августа 1934 г. Сталин вместе с Молотовым подписывает директиву руководителям республик, краев и областей об изменении порядка проведения закупок, согласно которой колхозы, выполнившие планы хлебопоставок и натуроплаты, должны были до распределения доходов по трудодням создать фонды для выполнения плана закупок. Таким образом, закупки, вопреки законам от 19 января 1933 г. и 19 января 1934 г., превращались в обязательные планы сдачи дополнительной продукции, которые местные руководители, несмотря на протесты многих колхозников, обязаны были реализовать.
Усилиями политотделов и территориальных партийных органов противодействие колхозников было преодолено. В 1933—1934 гг. хлебозаготовки были выполнены не только по стране в целом, но и — впервые в истории советской деревни — каждой областью, краем, республикой в рекордные для тех лет сроки (в 1933 г. — к середине декабря, в 1934 г. — к 1 ноября). Важную роль в реализации заготовительных планов сыграли хлебозакупки: их объем увеличился с 4,1 млн. ц в 1933 г. до 33,6 млн. ц в 1934 г., или более чем в 8 раз. По данным на 1935 г., удельный вес закупок в государственных заготовках колхозов составил 17% (в 1934 г. — не менее 15%).
Ноябрьский 1934 г. Пленум ЦК ВКП(б) принял решение об отмене с января 1935 г. карточной системы по хлебу и некоторым другим продуктам. Однако «заадминистрировав» хлебозакупки, государство должно было найти для крестьянина иной стимул расширения производства. Таким стимулом стало увеличение размеров приусадебных участков колхозников — третий этап на пути поиска государством компромисса с крестьянством.
Ноябрьский 1934 г. Пленум ЦК ВКП(б) пришел к выводу о необходимости созыва II съезда колхозников-ударников для обсуждения и принятия нового Колхозного устава, в котором предполагалось учесть изменения, происшедшие в деревне за годы коллективизации. Делегаты — колхозники-ударники передовых колхозов, приехавшие на собравшийся в феврале 1935 г. съезд, — внесли немало поправок и дополнений в проект нового Примерного устава сельскохозяйственной артели, разработанный комиссией во главе с заведующим Сельхозотделом ЦК ВКП(б) Я.А. Яковлевым. Они были направлены на то, чтобы закрепить в уставе право колхозника на личное подсобное хозяйство (ЛПХ), четко и справедливо определить его размеры (площадь участка, количество скота, наличие построек и т.п.). И это было сделано. В зависимости от региона колхознику разрешено было иметь от 0,25 до 0,5 га, а в отдельных районах — до 1 га приусадебной земли и от одной до 2—3 коров, неограниченное количество птицы, кроликов и т.д.; в районах кочевого животноводства — до 20 коров, 100—150 овец, до 10 лошадей, до 8 верблюдов и т.д. Новый Примерный устав закрепил «остаточный принцип» распределения колхозной продукции по трудодням — после выполнения колхозом обязательных поставок, засыпки семенных, фуражных и страховых фондов, создания фонда государственных закупок и т.д. И тем не менее колхозники получили известную юридическую гарантию от государства (устав, принятый II съездом колхозников, был 17 февраля 1935 г. утвержден СНК СССР и ЦК ВКП(б) на ведение личного подсобного хозяйства, размеры которого четко определялись и закреплялись в уставе. Разрешалась и продажа колхозниками своей продукции на рынке. Были несколько расширены их права в управлении колхозами, при решении вопроса об исключении из колхоза и т.д.
В валовом производстве животноводческой продукции и овощей ЛПХ колхозников стали играть все большую роль. К концу 1934 г. почти 2/3 колхозных семей страны имели в личном подсобном хозяйстве коров, а в Белоруссии, Западной и Московской областях — 3/4. В ЛПХ колхозниками было произведено 20,6% валовой продукции животноводства страны. В 1937 г. в общем объеме валовой продукции колхозного сектора удельный вес приусадебных хозяйств составлял: по картофелю и овощам — 52,1%, по плодовым культурам — 56,6%, по молоку — 71,4%, по мясу — 70,9%, по производству кож — 70,4%, т.е. к концу второй пятилетки ЛПХ значительно опережали общественное хозяйство колхозов в производстве животноводческой продукции и давали более половины картофеля, овощей и плодов, что шло в основном на личное потребление, но частично и продавалось на рынке (примерно четверть животноводческой продукции, до половины картофеля и овощей). За годы второй пятилетки обороты рыночной колхозной торговли увеличились с 7,5 млрд. руб. до 17,8 млрд., или в 2,4 раза. К 1938 г. по сравнению с 1933 г. рыночные цены снизились на 63,9%, в том числе по хлебной группе — на 82,8%, по картофелю — на 79,9%, по овощам — на 39,2%, по мясу — на 29,4%, по молоку — на 43,1%. Они либо соответствовали ценам государственно-кооперативной торговли, либо были ниже.
Искомый компромисс с крестьянством был на какое-то время найден.
«Архипелаг ГУЛАГ». Трагичнейшая страница экономической истории 30-х гг. — формирование и функционирование масштабной системы откровенно принудительного труда, применявшегося в первую очередь на вредных, «непрестижных» производствах, в отдаленных районах страны.
17 января 1930 г. на страницах «Правды» публикуется статья наркома юстиции Н.В. Крыленко, в которой, в частности, говорилось: «На основании резолюции СНК РСФСР 29 мая 1929 г. сейчас не практикуется уже лишение свободы на сроки меньше года. Предложено в максимальной степени развить систему принудительных работ. Проведен ряд мероприятий по использованию труда лиц, осужденных на срок выше 3 лет, на общественно-необходимых работах в специальных лагерях в отдаленных местностях».
Что же это за «мероприятия»? В 1930 г. «по инициативе т. Сталина и при его настойчивом проведении этого вопроса, — отмечал один из ответственных работников ОГПУ, начальник Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря С.Г. Фирин, — строительство Беломорско-Балтийского канала было поставлено на реальную почву: был создал Белморстрой. Строительство канала было поручено чекистам во главе с т. Ягодой», в нем участвовало свыше 100 тыс. заключенных. «Значительное... количество работ приходилось проделывать вручную вследствие очень слабой механизации труда». Строительство канала обошлось в 4 раза дешевле по сравнению с первоначальными расчетами. «...Не только на Белморстрое работают наши лагери, — с гордостью продолжал Семен Фирин, — например Ухт, этот край вечной мерзлоты... на Соловецких островах... Большую культурную работу проделывают наши карагандинские лагери в Казахстане, среднеазиатские лагери, лагери на Колыме, на Дальнем Востоке». Силами ОГПУ — НКВД был сооружен знаменитый канал Москва—Волга, другие объекты. Лесозаготовки, каналы, стройки, в основном вручную, с «экономией больше, чем в 4 раза!». Страна все гуще покрывается сетью лагерей, поселков — спецпереселенцев» (высланных «кулаков» и членов их семей).
Каковы были масштабы применения принудительного труда в 30-е гг.? На 1 мая 1930 г. в ведении НКВД РСФСР находилось 279 исправительно-трудовых учреждений с 171 251 заключенным, в лагерях ОГПУ — около 100 тыс. В 1930 г. было организовано Управление лагерями ОГПУ, с 1931 г. ставшее главным («ГУЛАГ»). В конце 1930 г. НКВД РСФСР, раньше или позже наркоматы союзных республик прекратили свое существование. На 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний (ИТК), 50 колоний несовершеннолетних; всего — 1 668 200 заключенных.
По материалам НКВД, введенным в научный оборот В.Н. Земсковым, удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления составлял: 1934 г. — 26,5%; 1935 г. — 16,3%; 1936 г. — 12,6%; 1937 г. — 12,8%; 1938 г. — 18,6%; 1939 г.— 34,5%; 1940 г.— 33,1%; 1941 г.— 28,7%.
Ежегодно в среднем в исправительно-трудовых колониях находилось 10,1% осужденных по политическим мотивам (от общего числа заключенных в колониях).
Кроме того, в январе 1932 г. в спецпоселках находилось 1,4 млн. высланных «кулаков» и членов их семей. Меньшая их часть занималась сельским хозяйством, большая трудилась в лесной и добывающей промышленности. До 1934 г. крестьяне, отправленные в «кулацкую ссылку», назывались спецпереселенцами, в 1934—1944 гг. — трудпоселенцами, с марта 1944 г. — спецпереселенцами (с 1949 г. — спецпоселенцами) контингента «бывшие кулаки». Трудовые поселения НКВД были созданы в соответствии с постановлениями СНК СССР от 16 августа 1931 г. (№ 174с), 20 апреля 1933 г. (№ 775/146с) и 21 августа 1933 г. (№ 1796/393с). На ГУЛАГ была возложена ответственность за надзор, устройство, хозяйственно-бытовое обслуживание и трудоиспользованне выселенных кулаков.
К весне 1935 г. 445 тыс. спецпереселенцев (включая членов семей) трудились в 1271 неуставной сельскохозяйственной артели (отличие от обычной, в частности, состояло в том, что правление возглавлял комендант); 640 тыс. — в промышленности. За 1930—1937 гг. спецпереселенцами раскорчевано 183 416 га и расчищено от кустарника и мелкого леса 58 800 га. В Нарыме и Карельской АССР осушено болот на площади 2988 га; в засушливых районах Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Киргизии орошено 12 857 га земель. Было также поднято и освоено 243 161 га целинных земель. Силами спецпереселенцев были проложены грунтовые дороги в бездорожных районах. К 1 января 1938 г. их общая протяженность составила 7294 км. С 1932 г. началось снятие ограничений и предоставление гражданских прав спецпереселенцам, затрагивавшее узкий круг лиц. В сентябре 1938 г. неуставные артели переведены на общий устав сельскохозяйственной артели. К началу 1941 г. в местах поселений находился 930 221 человек.
В 1935 г. сектор принудительного труда насчитывал приблизительно 2 млн. 85 тыс. человек: 1 миллион 85 тыс. в спецпоселках, 1 миллион в ГУЛАГе; на 1 января 1941 г. — около 1 миллиона 930 тыс. в ГУЛАГе, 930 221 человек, проживавших в местах поселений, трудились в условиях, близких к обычным в стране.
Экономические результаты форсированного развития. Каковы результаты форсированного развития 30-х гг.? За первую, вторую и три с половиной года третьей пятилетки было построено и введено в действие 9 тыс. государственных промышленных предприятий: в первую — 1500, во вторую — 4500, в третью — 3000.
Темпы роста тяжелой промышленности в предвоенные пятилетки (1928—1940) были в 2—3 раза выше, чем за 13 лет развития России перед первой мировой войной (1900— 1913). До революции ежегодное производство чугуна и стали выросло менее чем в 2 раза (с 2,6 млн. до 4,2 и 4,3 млн.), производство угля — более чем в 2 раза (с 12 млн. т до 29 млн. т), производство нефти даже уменьшилось (10,4 млн. т и 9,2 млн. т). За 12 лет советской индустриализации годичное производство чугуна и стали увеличилось в 4—5 раз (с 3 и 4 млн. т до 15 и 18 млн. т), угля почти в 5 раз (с 35 до 166 млн. т), нефти — почти в 3 раза (с 12 до 31 млн. т).
Согласно данным Л.А. Гордона и Э.В. Клопова, по абсолютным объемам промышленного производства СССР в конце 30-х гг. вышел на второе место в мире после США (в 1913 г. — пятое место). Сократилось отставание от развитых стран по производству промышленной продукции на душу населения: если в 20-е гг. разрыв был в 5—10 раз, то в конце 30-х гг. — в 1,5—4 раза. Причем, рост тяжелой промышленности осуществлялся невиданными доселе в истории темпами. Так, за б лет — с 1929 по 1935 г. — СССР сумел поднять выплавку чугуна с 4,3 до 12.5 млн. т. Америке понадобилось для этого 18 лет: с 1881 по 1899 г., довоенной Германии— 19 лет: с 1888 по 1907 г.
Таблица 3
Объем промышленного производства в СССР по отношению к развитым западным странам (в %)
| Промышленная продукция | К США | К Англии | К Франции | К Германии | |||||||||||||
| 1928 | 1940 | 1928 | 1940 | 1928 | 1940 | 1928 | 1940 | ||||||||||
| Электроэнергия | 4 | 26 | 31 | 121 | 34 | 245 | 29 | 132 | |||||||||
| Добыча основных видов топлива (в пересчете на условное топливо) | 7 | 27 | 23 | 105 | 89 | 437 | 35 | 133 | |||||||||
| Чугун | 9 | 35 | 49 | 179 | 33 | 405 | 24 | 95 | |||||||||
| Сталь | 8 | 29 | 49 | 139 | 45 | 415 | 29 | 108* | |||||||||
| Цемент | 6 | 25 | 42 | 77 | 44 | 127* | 32 | 75 | |||||||||
*Данные за 1937 г.
Если на протяжении 20-х гг. нарастало промышленное отставание СССР от ведущих западных держав, то в 30-е гг. наблюдается прямо противоположный процесс (см. табл. 3).
И важнейший результат: было преодолено качественное, стадиальное отставание советской промышленности. В 30-е гг. СССР стал одной из трех-четырех стран, способных производить любой вид промышленной продукции, доступной в данное время человечеству. Беспощадный экзамен устроила советской промышленности Великая Отечественная война. И она его выдержала. Если в первую мировую войну России противостояли от 1 /3 до 1 /2 войск центральных держав, но она не смогла добиться решительного успеха, то во вторую мировую войну против СССР было брошено 2/3—3/4 вооруженных сил Германии и ее сателлитов, однако фашизм был разбит.
Ускоренный рост тяжелой промышленности был достигнут прежде всего за счет аграрного сектора экономики, сопровождался разрушением производительных сил деревни. В период сплошной коллективизации 1929—1932 гг. поголовье крупного рогатого скота сократилось на треть — на 20 млн. голов, лошадей — на треть (на 11 млн. голов), свиней — в 2 раза, овец и коз — в 2,5 раза. Но, как справедливо отмечали Л.А. Гордон и Э.Ф. Клопов, «в сталинской стратегии форсированной индустриализации все отрасли народного хозяйства и все сферы общественной жизни подчинялись нуждам промышленного роста... в соответствии с принятым курсом на создание индустриальной экономики вовсе не нужен общий рост сельскохозяйственного производства. Абсолютно необходимо лишь такое переконструирование и такое повышение эффективности труда, при котором можно было бы, во-первых, уменьшить число занятых в сельском хозяйстве пропорционально расширению спроса на рабочую силу в промышленности, во-вторых, поддерживать при меньшем числе занятых производство продовольствия на уровне, не допускающем длительного голода, в-третьих, обеспечивать снабжение промышленности незаменяемым техническим сырьем».
Реализацию этих задач и обеспечила коллективизация. В середине 30-х гг. положение в аграрном секторе стабилизировалось. В 1935 г. отменили карточную систему. В течение 30-х гг. из сельского хозяйства высвободилось 15—20 млн. человек, что позволило увеличить численность рабочего класса с 9 до 24 млн. человек. Выросла производительность труда в сельском хозяйстве. Если накануне коллективизации на 150—155 млн. человек населения ежегодно производилось 72—73 млн. т зерна, более 5 млн. т мяса, свыше 30 млн. т молока, то в конце 30-х — начале 40-х гг. на 170— 200 млн. населения производилось 75—80 млн. т зерна, 4—5 млн. т мяса и 30 млн. т молока. Но в конце нэпа эту продукцию производили 50—55 млн. крестьян-единоличников, в предвоенные же годы 30—35 млн. колхозников и рабочих совхозов, т.е. на треть работников меньше.
Главные издержки форсированного развития лежали не в экономической, а в социальной сфере.
§ 3. Бремя «большого скачка»
Материальное положение горожан. Форсированный экономический рост при дефиците ресурсов привел в 30-е гг. к стагнации, даже временному падению уровня жизни и в городе и в деревне (см. работы Е.А. Осокиной).
К началу 1929 г. во всех городах СССР вводится карточная система. До декабря 1930 г. единой классификации населения, принятого на централизованное снабжение, не было. Нормы снабжения вводились разновременно и отличались друг от друга. Начавшись с хлеба, нормированное распределение было затем распространено и на другие продукты (сахар, мясо, масло, чай, картофель и пр.), а к середине 1931 г. — и на промышленные товары. Место торговли заняло отоваривание по «заборным документам» и ордерам через закрытые распределители, закрытые рабочие кооперативы, отделы рабочего снабжения. «Заборных документов» не получали лица, лишенные избирательных прав.
Однако в условиях продовольственного кризиса нормы снабжения не выполнялись. Государство старалось в первую очередь гарантировать снабжение индустриальных центров: появились постановления о снабжении Москвы, Ленинграда, Донбасса. Было установлено 4 группы снабжения: рабочие — пайщики потребительской кооперации (I), рабочие, не являющиеся пайщиками (II), прочие трудящиеся — пайщики (служащие, члены семей рабочих и служащих, кустари, лица свободных профессий) (III), прочие трудящиеся — не пайщики (IV). Средние душевые нормы снабжения определялись на основе бюджетных данных о потреблении за предыдущий год. Для рабочих нормы потребления на 1929/30 г. были установлены несколько выше их фактического потребления в 1928/29 г.; для остальных трудящихся — ниже (см. табл. 4).
Таблица 4
