Тук-тук - сердца стук.
Кто там стучится, враг или друг?
Тик-так, что-то не так,
Свежая ветка ломается вдруг.
Кап-кап, что же ты так?
Это бывает, это пустяк.
Тук-тук - сердца стук,
Это любовь, мой маленький друг.
Кап-кап, зонтики шляп...
Вам одиноко? Это пустяк.
Тук-тук – сердца стук,
Выпустил стрелы серебряный лук.
Тик-так, что-то не так,
Это бывает, это пустяк.
Тук-тук - сердца стук,
Это любовь, мой маленький друг.
Тик-так, что-то не так,
В небо уносятся зонтики шляп.
Тук-тук - сердца стук,
Ты понимаешь, с чего это вдруг?
Кап-кап, что же ты так?
Это бывает, это пустяк.
Тук-тук - сердца стук,
Это любовь, мой маленький друг.
Моя любовь
К мужчине путь лежит через желудок,
А к женщине лежит через майдан.
Где был? С кем пил? Куда ты и откуда?
В прихожей, как обычно, чемодан.
Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
Какого черта фикус полила:
Погиб тайник и вся моя надежда,
И вера, и любовь, и все дела.
Твоя любовь - тупой кухонный ножик,
Моя любовь - глухой водопровод.
И наша страсть от пункта А, быть может,
До пункта Б когда-то доведет.
Вся жизнь твоя похожа на будильник,
Моя - на придорожную траву,
И в трех шагах летает приведенье,
Любовью нашей я его зову.
Поезд убегал и, пуская дым,
Я себе шептал: "Станция Надым".
Уренгой, изгой, я почти погиб,
Но бумажный лист мне к щеке прилип.
И сорвался я соколом к тебе,
Ты у пункта А, я у пункта Б.
По прямой лечу, даже не сверну,
Разве что в четверг в баню загляну.
Припев: Пенье птиц в садах, запах папирос,
Я принес тебе два букета роз.
Ты смеялась вся, мусор вынося,
А я плакал весь, утирая нос.
Солнечный посев
Вот и зима, а за нею весна тает.
Видишь, над городом птичья летит стая.
Красная вишня у дома цветет садом,
Сядем с тобой напротив окна рядом.
Хочешь уйти? Я тебя не держу взглядом.
Было вчера, а сегодня прошло - надо.
Можешь забыть то, что я говорил - небыль
Открой широко глаза и достанешь ресницами неба.
Солнце рвется в окно, а мы, как мороженое, таем,
А я смотрю на тебя и смеюсь, за тобой наблюдая.
В небе летит высоко-высоко птичья стая.
Солнце в окне, а мы, как мороженое, таем.
Чукча в Бразилии
В солнечной Бразилии, где-то в декабре,
Отдыхают чукчи, сидя на горе,
Пьют коктели лунные, лежа на боку,
И под солнцем плавятся в собственном соку
Припев: Дай мне, трубочка, затяжку,
Я слеплю тебе коняшку белых облаков.
Дай мне, дай мне Север Крайний
И сияние снегов.
В солнечной Бразилии, лежа на пляжу,
Не замерзнет чукча, ясно и ежу,
Не утонет в озере, в океане – да,
Только не купается чукча никогда.
В солнечной Бразилии, в розе островов,
Убивают чукчи южных комаров,
И чихает инеем добрая душа,
Грея в холодильнике белых медвежат.
В солнечной Бразилии было хорошо,
Но на Крайнем Севере чукча рай нашел.
Он вдыхает трубкой розовый рассвет,
Северным сиянием ослепляет снег.
Я так порадовалась за его состояние. Это был прежний Игорь, каким я его видела три года назад, ещё до «Иванушек», в Гнесинке. Он был полностью НАШИМ ИГОРЕМ. Нам было так хорошо, что я думала: «Так не бывает». Я даже боялась, как бы чего не случилось.
Перед отъездом из Одессы я захотела прочитать ему свои стихи - плод моих мучений и бессонных ночей. Я так хотела, чтобы он «зацепил» их:
И перед морем, заплакав от счастья,
Упав на колени, зароюсь в песок...
И он, не задумываясь, просто, влёгкую, продолжил ещё несколько строф. Я подумала: «Господи, Гоша, ты чудо! Я мучилась, а ты сразу выдал». Да, воистину, если человек талантлив от Бога, он талантлив во всем. Если бы мне сказали тогда, что через две недели я его не увижу, я бы плюнула тому в лицо, насколько тогда в Одессе он был переполнен жизненной энергией и своими творческими планами.
Последние дни
Игорёк вернулся из Одессы вместе с Сашей. Их отношения вспыхнули с новой силой. Он восторгался ею. Она стала хозяйкой. Квартира сияла после ремонта. Они покупали бытовую технику. В доме появилась куча журналов по интерьеру, планировалась белая мебель и ещё всякая интересная всячина. Игорь поселился дома. Он был весь каким-то обновлённым, счастливым и даже прибавил в весе. Свой имидж он также сменил: из широких брюк и маек неожиданно влез в классику. Строгие брюки, узкие рубашки, появились пиджаки и галстуки. Весь этот солидный гардероб был куплен в Италии. Он никого не забыл, и все были одарены подарками и сувенирами. Опять у нас стало шумно и весело. Мы собирались вечерами за чаем и проводили целые литературные вечера. То отец читал свои стихи, то Игорь. Он много рассказывал о своём путешествии: «Мама, представляешь, я был на Олимпе, но боги там уже не живут». Его квартира была заставлена музыкальными инструментами, которые он покупал во всех странах, в которых побывал. Пожалуй, эти последние недели августа были самыми счастливыми для нашей семьи. В это же время Игорь стал плотно общаться с музыкантами из группы «ДСМ», и Михаил Маслов предложил ему попробовать записать с ними несколько песен.
Из воспоминаний Михаила Мерзликина, лидера группы ДСМ:
Наше знакомство с Игорем было коротким, но очень ярким, как вспышка. Мы узнали друг друга сразу. Помню, мы вернулись тогда из Казантика, а Игорь из круиза по Средиземному морю. Он позвонил и просто сказал:
- Привет! Это Игорь Сорин. Я слышал вашу музыку на пяти морях. Это здорово! Может, запишем что- нибудь вместе?
- Никаких проблем, приезжай!
Но первыми приехали мы к нему в мастерскую за инструментами. Она просто поразила нас своей необыкновенной атмосферой и какой-то бесконечностью. Как будто другой мир открылся перед нами простым поворотом ключа. Мы вошли туда осторожно, как в музей, наполненный удивительным светом, покоем и чистотой. Для нас это был иной мир, иное состояние души. Мы взяли всё, что могло поместиться в его белый «жук». Это был всевозможные экзотические барабаны, ситар, свирели, варган и прочие «прибамбасы», название которых невозможно было запомнить с первого раза. Игорёк виртуозно играл на всём этом, нас это немного удивило. А ещё он мастерски владел техникой тувинского пения. Тогда мы ещё не знали ни как следует Игоря, ни его планов и даже не догадывались, что намечается грандиозный зрелищный проект к 2000 году, первый в нашей стране.
Игорь был на подъёме, нам казалось, что счастливее нет человека на свете. Чтобы лучше познакомиться, понять друг друга, он переселился к нам в студию. Время перестало существовать для нас, оно просто растворилось, стирая грани утра, вечера, ночи, вчера, сегодня, завтра. Музыка звучала постоянно. Игорь пел, читал стихи, играл на разных инструментах. у нас сначала не было никакой идеи, никто не знал, что это будет и как будет звучать, но все чувствовали и знали, что будет так, как никто ещё не делал. Он всё в нас перевернул, мы стали
жить как бы в ином измерении.
Сначала Игорь начитал нам стихи на магнитофон, мы не знали, что выбрать, с чего начать. Наконец, выбрали «Русалку». Микрофон не выключался, не было ни старта, ни стопа, все забыли про запись, Игорь напевал нам разные варианты. Мы подбирали тут жена ходу. Работали всю ночь. Наконец-то нашли удобный темп, и под эту «болванку» Игорь спел. Всего один раз мы прописали вокальный трек. Игорь устал и предложил прерваться, перекурить, вышел на кухню и... больше не вернулся.
Русалка
Плыви за мной!
Я земноводный, но не земной,
Зеленоглазый, но не цветной.
Мне одиноко, - плыви за мной.
Русалка, плыви за мной
На берег пустынный мой,
На солнце и облака,
На звезды или снега.
Русалка, плыви за мной
На голос печальный мой,
Я знаю цену твоей любви,
Плыви, русалка, за мной плыви.
А кислород уходит вверх,
А глубина уводит вниз.
Русалка, плыви за мной,
Я - одинокий принц.
Последняя встреча с сыном у меня была 31 августа.
Игорь приехал домой за какими-то вещами и инструментами. Он спешил и пробыл дома совсем не долго: «Мама, Я поживу у ребят, мы должны понять друг друга, притереться. Я, наконец, начал работу, ты скоро услышишь мою новую песню».
Я так порадовалась за него. Моё материнское сердце ничего мне не подсказало. Я не увидела в его глазах пустоты. Он был в нормальном рабочем состоянии. Игорь давно выплыл из той пустоты и безысходности, в которой находился несколько месяцев назад. Он вновь обретал себя, он набирал силу, и я перестала за него волноваться.
В тот роковой день, первого сентября, у меня были какие-то дела в городе и опять никакого предчувствия беды. Около четырёх часов дня я вернулась домой, а меня уже разыскивали по всей Москве. Саша была в больнице с утра и звонила мне через каждые полчаса. От неё я узнала о случившемся. Когда я примчалась в больницу на другой конец Москвы, уже шёл консилиум. До моего сознания ещё ничего не доходило, у меня спрашивали разрешение на операцию, сыпали медицинскими терминами. Я слышала только одно: либо он умрёт на операционном столе, либо выживет, но останется калекой полной парализацией. Я ответила: «Он мне нужен любой, лишь бы жил». И вышла. Я должна была его видеть, и он должен был меня увидеть спокойной, уверенной в лучшем, что с ним будет всё в порядке, и всё обойдётся, как всегда. Я должна была дать ему свои силы, свою надежду. А вышло совсем иначе.
Я вошла в палату, меня подвели к его кровати, и я увидела спокойное, чуть улыбающееся лицо, на котором не было ни страдания, ни страха, ни боли. Это спокойствие меня поразило,' я остановилась, как вкопанная. Мы молча, не отрываясь, смотрели друг на друга, будто не он, а я была на его месте. Вдруг так же спокойно он произнес: «Мама, поцелуй меня». Я поняла, что он прощается со мной, как перед дальней дорогой. «А где Саша? Позови». Я выбежала из палаты и за мной тут же вошла Саша. Я им не мешала. В этой жизни у них оставалось всего несколько минут.
Вскоре Игоря вывезли из палаты готовить к операции. У него была тяжелейшая травма: у основания черепа раздроблен позвоночник. Сложнейшую, уникальную операцию, длившуюся шесть часов подряд, делал знаменитый московский нейрохирург профессор Оганезов со своею бригадой. Он сделал почти невозможное: заменил раздробленные позвонки на металлические пластины.
Всю ночь мы провели в больнице: я, Саша, её родители, Миша Маслов, Тимур ЛанскоЙ. Не умолкал телефон в справочной, звонили знакомые и незнакомые из Москвы и других городов страны, предлагая нам свою помощь и поддержку. Это были не только его поклонницы, НО И медики, целители, экстрасенсы. Я знала, что Игорь пользовался огромной любовью, но чтобы такой, даже не предполагала.
Мы с Сашей сидели в машине Миши Маслова и слушали мою домашнюю кассету, где Игорь читал свои стихи, плакали и вспоминали, вспоминали, вспоминали...
Мама
Лист осенний упал
На колени твои.
Крепкий кофе...
Не спишь до зари.
И не верят глаза
Седине в волосах,
Одиноко окошко горит.
Я без тебя не могу,
Дорогой к дому бегу,
Тебя я вижу в окне,
Скорей прижмись ко мне.
Силуэтом во сне
Ты приходишь ко мне,
Календарь опадает листвой,
Но по небу звездой
Ты ведешь за собой,
Освещая дорогу домой.
День пройдет или ночь,
Сын уйдет или дочь,
Кто им может помочь, я не знаю.
Одинокой звездой
Их веди за собой,
Им дорогу в ночи освещая.
Отраженье в окне
Той, что рядом во тьме,
Шепчут губы и руки ласкают.
Но не знает она,
Обнимая меня,
Как любимая мать обнимает.
А на рассвете мы все поехали в церковь молиться за его жизнь. Операция закончилась ранним утром. Игорь жил. Мы все надеялись на его молодость, оптимизм, на его любовь к жизни. Я знала, что Игорёк останется калекой, прикованным к кровати. В лучшем случае, к инвалидному креслу. «Но, боже мой, случаются же иногда чудеса. Он мужественный, сильный, он обязательно встанет, мы его выходим, нас ведь много. Мы всегда будем рядом с ним»,- так думала я, да и, наверное, не только я одна.
После операции Игоря отвезли в реанимацию. Нас туда не пустили. Он должен был прийти в себя, ему нельзя волноваться. Он всё равно будет спать, отходить от наркоза.
Наступил третий день после трагедии. В этот день я уже была не одна. Владимир Семёнович, услышавший о случившемся по радио, приехал из пионерского лагеря. Утром мы были в больнице, но то, что мы увидели, нас потрясло. Из реанимации, самого святого, закрытого места в любой больнице, выходила группа корреспондентов и телеоператоров со своими камерами. Они снимали сенсацию. Володя обложил их матом, но этим нелюдям до нас не было никакого дела, они делали свою работу. Нас опять не пустили к сыну, сказали, что волновать его нельзя. А этим продажным тварям всё было можно. Уж я то знала, как Игорь их ненавидел. Мне стало жутко. Я представила, как эти чудовища суют свои камеры ему в лицо и как ему, беспомощному, было тяжело это пережить. Вечером того же дня в новостях мы увидели лицо Игоря крупным планом, во весь экран, в пластиковом «воротнике» И услышали бесстрастный комментарий: «Парализован. Петь не будет».
Игорек часто-часто моргал своими пушистыми ресницами, а по его щекам текли слёзы, но не от боли, а от своего бессилия плюнуть им в камеру, или поднять руку и сделать свой знаменитый жест, который отбрасывал от него ретивых корреспондентов и беснующихся фанаток. Все это было жутко видеть.
Но было и другое. Была колоссальная поддержка.
Нам казалось, что с нами вся страна. Звонки, звонки, звонки... Люди предлагали кровь, деньги, нетрадиционные методы лечения, услуги сиделок, инвалидные коляски... Они готовы были сделать всё возможное и невозможное, лишь бы Игорь был жив. Видимо, теперь то, что он нёс людям, свою любовь, свой талант, свою энергию - сторицей возвращалось к нему и к нам, и я бесконечно благодарна тем, кто был с нами в те тяжелые дни и кто до сих пор с нами.
День четвертый. Я в больнице, в реанимации, я его вижу, он спит. Я не бужу его. Лицо чистое, спокойное, нет следов ушибов и травм, ни одного кровоподтёка, ни одного синяка, дышит самостоятельно, работа почек восстановлена, пальцы рук шевелятся. Врач говорит: «Ему сегодня лучше, попробуем покормить. Если всё будет хорошо - перевезём в специализированную клинику, в отдельную палату и вы будете с ним рядом. Идите и приготовьте лёгкий бульон. Приходите к вечеру».
Я плачу от счастья. Хоть чуть-чуть, но ему лучше. Мы все выходим. Я стараюсь всё время с ним разговаривать. Это происходит непроизвольно. Он должен обязательно меня слышать. «Родной мой, держись, только держись. Помнишь Польшу, когда ты сломал два ребра, ты же не бросил сиену, а, превозмогая боль, танцевал и пел. Ты же умница, ты все сможешь, мы все с тобой, ты нам нужен. Ты еще столько стихов нам подаришь, мы обязательно их издадим. У тебя будут свои сборники, они разойдутся по всей стране. Ты не бойся, мы найдем, чем заняться. Только живи, только живи». Так я держала ниточку связи с ним.
Позвонила Саша, я обрадовала ее. Мы сегодня вместе будем кормить Игоря. Договорились встретится часов в шесть у больницы. И только я прилегла отдохнуть, как раздался роковой звонок главврача: «Светлана Александровна, дорогая, поверьте, мы сделали все возможное, но у него не выдержало сердце, приезжайте скорей». У меня все внутри сжалось, потом стал бить сильный озноб. Я не могла пошевелиться. Дома никого, я звоню соседке: «Оля, вызови машину, проводи меня».
Когда мы приехали в больницу, там была уже Саша. Я приказала себе быть спокойной и передать это спокойствие и мужество ей. Она ведь ещё ребёнок и не видела горя, её надо поддержать. Мы вдвоём молча простились с нашим Игорьком, молча вдвоём сели в одно кресло и тихо, без слёз, молча, обняв и согревая друг друга, просидели, пока не оформили бумаги. Всё было кончено, время остановилось.
Хоронили Игорька восьмого сентября, в понедельник, в прекрасный осенний день. Москва отдыхала после бурного празднования Дня Города. Продюсерский центр Игоря Матвиенко принял на себя все хлопоты по похоронам. Боясь эксцессов и толп безумных фанаток, «Центр» решил не оглашать день и место похорон. В небольшом ритуальном зале в центре Москвы, на улице Россолимо, собрались близкие, друзья по сцене, гнесинцы, попзвезды. Игоря отпели по христианскому обычаю, на то было дано разрешение самой патриархией. В ритуальном зале звучала фортепьянная музыка, именно та, что любил Игорёк, её подбирала сама Саша. Шоком для всех стал голос Игоря, читающего свои стиxи. Мы включили ту домашнюю кассету, на которую Игорёк наговорил девятнадцать своих стихотворений. В полной тишине лился спокойный, проникающий в душу его голос. Он читал «Разговор с душой»:
-Кто ты?
-Где ты?
- Что ты?
- Не знаю, но я всё такой же,
как и триста шестьдесят тысяч лет назад, без имени и без оболочки.
- Кто ты?
Где ты?
Что ты?
- Не помню,
и моя глубина относительно дна бездонна, бездонна она.
- Кто ты?
Где ты?
Что ты?
- Не знаю,
Я - полный отчёт твоего интеллекта,
где внутренний мир отражается
внешней иллюзией жизни, придуманной кем-то.
- Кто ты?
Где ты?
Что ты?
- Я - пленный, такой же, как ты,
великий слепой,
глядящий глазами вселенной.
Нет-нет, это не наша планета,
Это просто иллюзия света,
прелюдия ветра, уснувшего где-то,
сквозь кольца прозрачного света
бросает на землю созвездия снега,
созвездия жизни,
созвездия хлеба...
У всех было такое чувство, что всё про исходящее неправда, такого не может быть, что это просто какое-то театрализованное действие, что сейчас это всё закончится, и Игорь встанет, улыбнётся, и всем будет легко и весело. Но чудо не произошло, и все чувствовали себя виновными в том, что не подставили плечо, виновными в своём равнодушии, виноватыми за то время, которое может раздавить человека с тонкой душой. Это было величественное, молчаливое прощание. Даже своей смертью Игорь учил людей быть лучше, чем они есть.
ГЛАВА VII.
ПРИГЛАШЕНИЕ К ЖИЗНИ
Вот уже три года, как я без сына, который был для меня всем. Но до сих пор я задаю себе вопросы. Так что же могло случиться в то роковое утро? Кто был с ним рядом? Может он выполнил чью-то волю?
А может, в то прекрасное осеннее утро он вышел на балкон, увидел восходящее солнце, захотел помедитировать в его лучах и полететь, как птица, а в этот момент его кто-нибудь окликнул, и он потерял равновесие, и случилось то, что случилось?
А может это был поступок отчаявшегося человека, которому сказали, что все, что он сейчас делает, плохо и никому не нужно? И его поэтическая душа могла в знак протеста совершить непредсказуемое. А может быть это черные игры шоу-бизнеса, который убирает лидеров, за которыми идет публика? Не стало же Цоя, Талькова... Кто следующий?
А может быть это наркотики, которые могут изменить психику и поведение человека? Ведь всем известно, что в шоу-бизнесе они используются для разных целей. Просто эти два монстра, шоу-бизнес и наркобизнес созданы друг ДJIЯ друга и идут рядом
А может быть, начитавшись фантастики о параллельных мирах, о потусторонней безоблачной жизни, Игорь решил на минуточку заглянуть туда, а потом вернуться с новыми силами?.
Догадки, предположения, сколько их... Это тайна, и Игорь унес ее с собой.
Странное чувство, что мы живем как бы с ним и без него не покидает меня. Он настолько почти реально рядом, что порой кажется, вот войдет сейчас и скажет: «Привет, как вы тут!». Наверное это чувство останется со мною навсегда.
Альбом фотографий
Не листайте альбом фотографий судьбе вопреки,
Вдруг воздвигнется крест на пустой, безымянной странице,
Будет ворон гортанно на ближней березе гнездиться,
Будут реки времен биться в высохшем русле реки.
Еще нет на земле ТВОИХ первых нетвердых шагов,
Первый снег впереди, вместо речи - младенческий лепет,
Скоро ласточка тихо гнездо над окошком прилепит,
И пригрезится морю скольженье твоих облаков.
Мы приходим к тебе в постранично расклеенный дом
И листаем его по ночам друг от друга украдкой,
Изнуряясь тоской от бесхитростной нашей повадки,
Мы тайком друг от друга листаем заветный альбом.
Начинается вдруг с упоительной жаждой игра,
Расступается время березовой рощей в былое,
Вот сейчас он, как в детстве блестящий секретик зароет.
И пронзительно крикнет, аж мир покачнется: «Пора!»
Вот по первому снегу в шубейке пускается вплавь,
Вот упрямую душу томит подростковая спешка,
Чтоб в юность тайком в два прыжка совершить перебежку
И рыдать от любви, свою первую рану зажав.
Отложите альбомы погибших своих сыновей,
Впрочем, тихо листайте, но только в обратном порядке,
Время бросит вам фантик с хрустящей ЕГО шоколадки,
И качнутся качели, и тень пробежит по траве.
Еще хлынет листва по течению вечной реки,
Не спешите листать, над грядущею осенью сжальтесь...
Придержите шаги, - он рисует мелком на асфальте,
Помолитесь судьбе, чтоб не кончились быстро мелки.
В. Райберг, 1998 г.
Да он все время с нами, в нашем сердце, хотя физически мы не видим его и не можем обнять. Как это не парадоксально, наша жизнь не стала пустой. Она вдруг наполнилась множеством судеб молодых людей, которые теперь оказались рядом. Я не помню ни одного дня, чтобы к нам не приходили поклонники его таланта, причем разного возраста, и бог знает откуда, чтобы не звонил телефон, и не шли письма. Было такое чувство, как-будто вместо одного любящего сердца мы об-
рели тысячи.
Часто в письмах эти мальчики и девочки называли меня своей второй мамой и делились радостями и горестями. А ведь после ухода Игоря, я думала, что меня никто никогда не назовет этим теплым словом «мама». И только от одной этой мысли мне становилось жутко, а сейчас для них я вдруг стала родной и близкой.
Все время задаю себе вопрос, какой же силой обладал мой сын, что сумел тронуть сердца многих и многих людей. Почему до сих пор до слез, до боли он нужен им, почему они хотят о нем знать все, читать его стихи, хранить его фотографии, как за своим любимым учителем в тетрадках записывать его мысли и высказывания, собирать интервью? Чем мой маленький взъерошенный воробушек наполняет и поддерживает их? И ответы на все эти вопросы я находила в письмах его поклонниц. Вот они.
Игорь научил меня видеть не глазами, а душой, слышать не ушами, а сердцем, он научил меня любить все то, что окружает меня.
Наташа 15 лет, Москва
У меня в жизни появился лучик света, самый чистый, который помогает жить и дает мне энергию к жизни
Лена 16 лет, Москва
Мне 36 лет, у меня есть муж и двое детей. Игорь дорог мне и моей семье. Благодаря ему наши дети стали мягче, добрее. Он подарил нам красоту.
Семья Захаровых
Игорь человек большого крыла, которое пронеслось над всеми нами. Он дал нам глоток чистого воздуха.
Юля 16 лет, г. Петропавловск-Камчатский
Я благодарна судьбе за то, что однажды Игорь ворвался в мою жизнь, без него не было бы меня такой, какая я сейчас. Я была бы хуже.
Оксана 16 лет, Иркутск
Игорь открыл мне глаза на этот мир, он дал мне понять, что любовь и счастье гораздо лучше, чем деньги и слава.
Люба 15 лет, Свердловск
Он научил меня интересно жить, я стала любить поэзию, книги и музыку.
Лена 14 лет, Хабаровск
Игорь помог понять мне, что в этом сером мире есть еще что-то светлое, доброе и романтическое. Своими стихами он открыл для меня другой мир, мир добра, любви и чистоты.
Ольга 14 лет, г. Витебск
Они пишут рефераты и школьные сочинения о нем, как о своем современнике, на которого хотят быть похожими. Они идут поступать в театральные вузы, читая его стихи на экзаменах. Они узнают о его любимых писателях. А ведь он читал причисленных клику бессмертных: Пушкина, Платонова, Набокова, Чехова, Пастернака, Сафокла, Сократа. Я знаю, что эти книги уже стоят на их полках. Все они хотят стать лучше, чем были, и это правда.
Игорь как бы объединил всех тех, кто считал себя одиноким и непохожим на серых обывателей. Объединил людей с тонкой душой романтиков, мечтателей, может быть людей нового поколения, новых высоких нравственных отношений. Вот почему они помнят о нем, вот почему создают клубы его имени. Вот почему во многих городах прошли вечера его памяти, которые провел Владимир Семенович. Это были вечера открытия Игоря. После них завязывалась теплая дружба, и к нам приходили все новые и новые письма. Да мы не остались в одиночестве, мы ощущаем эту колоссальную энергию и поддержку. Вот что сказали его друзья на 40-й день, когда собрались все творческой мастерской Игоря.
Миша Долоко:
Игорь Сорин один из тех людей, которые достойно занимают место на нашей эстраде. Он имел голос, что сейчас редкость, он имел свою точку зрения, свою индивидуальность. Он мог потрясающе влиять на публику. Что греха таить, на нашей эстраде поют деньги. Мне жаль, что ушел человек, который мог поднять нашу эстраду на новый качественный уровень. Она в наше время потеряла ориентир на хороший вкус, на личность актера. Сейчас на эстраде звучит откровенная пошлость, и это страшно.
У меня есть свой театр. Я должен воспитывать молодых актеров, у меня не на чем их воспитывать. Я могу посоветовать им сходить на хороший спектакль, на художественные выставки, но я не могу посоветовать им пойти на концерт нашей эстрады, там нет хорошего вкуса. Поэтому мне жаль, что ушел Игорь, который может быть первый стал бороться во всеуслышание за хороший вкус, за качество шоу-бизнеса. Он мог бы выйти на совершенно другой уровень. Это был бы настоящий про-
рыв на нашей эстраде.
Василий Смирнов:
Игорь Сорин был удивительным человеком. Он в зрелом возрасте сохранил в себе детскую непосредственность. Как художник, я могу характеризовать его деятельность на эстраде, как романтизм. Он полностью отдавался идеалам, которые у него были. Это наверное последний романтик уходящего века. Он делился со мной своими сокровенными планами, и если бы он смог их осуществить, это был бы большой прорыв на нашей эстраде, тем более что романтизм на ней отсутствует, а в щоу-бизнесе он просто изжил себя. В России сейчас идет потеря, разорение и отторжение всего духовного. Обидно, что Игорь не успел осуществить задуманного. Это было бы как раз то, что ждут сейчас от России: поступательного шага в другую культуру. И то, что делал Игорь еще три года назад, только сейчас начинает пробивать себе дорогу. Как истинный поэт, он видел намного дальше, чем мы. Своим творчеством он обращался к душе человека.
Группа Иванушки так же не забывает Игорька. Ребята приходят на вечера его памяти. Да и сам Игорь, уже ушедший, не дает им живым забыть о себе. До сих пор на концертах звучат фонограммы с голосом Игоря, и они прекрасно «поют» под них. Да, как это не странно, Игорек до сих пор работает в группе, он стал их «звуковой тенью». И, наверное, пока будут существовать Иванушки, Игорь будет петь вместе с ними.
Прекрасную песню написал Игорь Матвиенко в память об Игоре:
Ты ушел, но остались твои цветы,
Ты ушел, но остались твои мечты,
Ты ушел, но остались твои стихи,
Значит рядом ты.
А твои цветы на моем окне
Расцветут весной,
А твои мечты превратятся в птиц,
Что летят домой.
На твои стихи будут люди петь песни о любви,
Значит рядом ты.
Ты ушел, но остались твои дожди,
Белых клавиш цветы, черных рек мосты.
Ты ушел, но остались твои стихи
Это плачешь ты.
За окном сентябрь тихо шелестит золотой листвой,
За окном весна нам с тобой споет песни про любовь,
Где -то далеко звездочка зажглась огоньком в ночи,
Звездочка зажглась, звездочка горит, значит рядом ты.
Птицы летят высоко,
Я тебя никогда не забуду.
Птицы летят далеко,
Я тебя никогда не забуду.
Птицы парят в облаках,
Я тебя никогда не забуду.
Продюсерский центр вернул нам около двадцати стихов Игоря. Мы находили его стихи на ресторанных салфетках, в записных книжках, иногда они были записаны древним способом - пиктограммой, т. е. рисунком. Сейчас все эти стихи опубликованы и вошли в сборники «Вечное детство» и «Я читаю по звездам».
Эти маленькие книжечки разошлись по всей России и стали талисманом для многих его поклонниц.
А на стихи «Солнечный посев», «Разговор с душой», «Звездопад» уже написаны замечательные песни.
У поэтов век короткий, не долет, полет, пролет
Побываешь в переплете, встанешь в книжный переплет
Сорин
Владимир Семенович:
Пока Игорь «интернейшнл» на сцене, эпистолярное наследие и настенная живопись нашего подъзда были посвящены ему и Саше. Мы со Светланой Александровной вызывали у поклонниц поверхностный интерес. Да, мы были, нас знали, нас подстерегали, чтобы выудить подробности жизни Игоря. На нас показывали пальцем, через нас искали контакта с Игорем, причём проявляли крутой нрав и напористость. Особенно такие, как Арина Сорокина.
Помаленьку поклонницы просачивались в мою детскую изостудию, делали это как бы невзначай, мимоходом. Мы были отражённой славой, ибо сам источник света горел ярким огнём и блистал на сцене, а в те дни, когда был дома, его задачей было незаметно выскользнуть из подъезда.
Когда произошла трагедия - всё резко изменилось: мы стали центром внимания, но лучше бы не было той причины, которая повергла в шок и нас, и тех, кто любил Игоря.
Письма, исполненные отчаянья, звонки со всей России, попытки общаться с нами, выразить соболезнования, утешить и утешиться обрушивались на нас. Мы превратились в почтовое отделение, в узел, связавший всю Россию и зарубежье.
Но тогда же одна из поклонниц, не особенно ретивых, снисходительно заметила: «А Вы знаете, что девочки идут не к Вам, а к Игорю?». Меня передёрнуло, но я сдержался. Естественно, мы знали, что идут к Игорю, опосредственно, идут к тем, ближе которых ему не было. Я ответил, что прекрасно понимаю это. И написал, как мне показалось, в отместку стихотворение «Благодарение».
Благодарение
Спасибо ВАМ, идущим не ко мне,
Из близкого, далёкого, из «прежде»,
За ростом не угнавшейся одежды,
Из замерших на зеркалах камей,
Из бликов, семенящих по волнам,
Из позабытой штопаной перчатки,
Где тешатся пушистые зайчата,
Впервые пробежавши по снегам.
Спасибо ВАМ!...
А между нами ОН
Сквозь нас глядит на вытесанный камень,
Нас трогает беззвучными руками
И ворожит, и обживает сон.
Спасибо ВАМ, идущим не ко мне,
Со мной, - мы общей памятью едины,
Растопленные из единой льдины,
Спасибо ВАМ, пришедшим не ко мне.
Мы из ЕГО стихов возьмём разбег,
А гномики озябшими перстами
Свечу на подоконнике поставят
Для не нашедших в полночи ночлег.
18 апреля-З1 мая 1999 г.
И произошло чудо: вместо отповеди, литературной мести за нетактичность, я выразил благодарность всем, кто делил с нами горе, кто отсылал нам свои письма, звонил нам, приходил на вечера памяти, и кто носил и держал при себе сборнички стихов Игоря, как талисман. Я выразил благодарность всем, кто будет с нами. А это, несомненно, случиться. Единственное, что огорчает нас, - это невозможность ответить на все письма, хотя на подавляющее большинство мы находим время хотя бы на пару строчек.
Но все письма мы храним, как золотоносный пласт. В нём стихи и проза, исповеди о личной жизни, взывание к Богу, призывы жить и обращение за советами.
Но больше всего стихов - поток. И, кстати, вернусь к Арине Сорокиной. Когда она, выражаясь современным молодёжным языком, «достала» меня своими попытками получить интервью, она вдруг сообщила: «А я пишу стихи». Я возликовал: сейчас я раздолбаю её стихи, и она отстанет от меня. Но в ее гроссбухе с рукописными стихами и цветными виньетками я обнаружил добротную Поэзию. А далее, её стихи попали в возродившийся тогда поэтический альманах «Истоки», воскресший из небытия благодаря усилиям редактора Галины Вячеславовны Рой. Надо сказать, что Игорь, пусть скромно, но спонсировал выпуск этого альманаха. Это не пустые слова или непроверенные слухи. Это писано чёрным по белому на первом листе этого издания. Тогда эти его две тысячи долларов спасли выпуск. А я оформлял выпуск, как художник.
Теперь о письмах. Одно из них, пришедшее через два месяца после похорон Игоря нас поразило. Дело в том, как известно, в день похорон был похищен портрет Игоря с могилы, обнаружилось это на следующее утро. Все были возмущены, но я сказал: «Значит, человек не мог иначе». И вот пришло письмо. Привожу его полностью.
Письмо незнакомки:
Владимир Семёнович, мне стыдно просить у Вас прощения, я знаю какую боль мы Вам причинили. Мне до сих пор не по себе, я думаю об этом поступке. Но мы все стали заложниками Игоря. Наша боль - ничто по сравнению с его несбывшимся, несозданным, неродившимся. Единственное, что останавливало тогда 7 октября вечером на Кузьминском кладбище, это боль, которую мы причинили вам, пришедшим на следующий день на могилу сына. Но наше горе, сломанные судьбы и сломанные души - такая малость в сравнении с его судьбой. А мы ничего не могли сделать для него живого. Он был несчастен и одинок.
Владимир Семенович! Это было невыносимо: отшиб кладбища, старые полузаброшенные могилы, каркающие гадящие вороны, мусор под деревом слева от могилы Игоря (могила Игоря! Неужели всё таки это явь?) и наш мальчик, его взгляд с портрета (синий фон - словно небо в которое он ушёл, в которое он стремился). Он так удивлённо смотрел на нас, не веря и не понимая, что это его последнее пристанище.
Вы уходили с кладбища днём, светило солнце, шли и шли близкие и любимые люди. И вашему мальчику не было страшно, он смотрел на всех, и прощался и просил прощения за то, что он смотрит теперь с фотографии, но ещё не было этого жуткого чувства его всегдашнего одиночества. А в кладбищенских сумерках он остался один. Все разошлись. И когда мы уходили с кладбища, мы спиной ощущали просящий взгляд его необыкновенных глаз. Было сильнейшее чувство совершаемого предательства! Он был одинок при жизни, его любили, но не помогли. Мы его вознесли и предали, выпихнули одного, воина-одиночку на арену - борись, создавай, а мы просто подождём! Наша бездеятельная любовь свела его в могилу. По христианскому обычаю портрет с кладбища уносят домой, на поминки, ставят перед ним свечу, поминальную чарку и маленький кусочек простого чёрного хлеба. Мы понимаем, что портрет был оставлен на кладбище для всех, т. к. Игорь теперь принадлежит не только вам, он - Душа многих людей. Но нельзя! Нельзя! Оставлять это ЛИЦО кладбищенской тьме (пусть это будет памятник с фигурой птицы, чайки или жаворонка). Он слишком явственно смотрит вокруг, и это не то, к чему он стремился. Вечером мимо могилы проходят уже случайные зеваки, какие - то кладбищенские личности с тряпочными сумками, и наш мальчик остался один с этим страшным миром наедине. Мы вернулись и унесли портрет. Единственное, что скребло душу, это мысли о Вас. Потом на могиле появился новый портрет, но теперь там дежурят девушки, и есть хотя бы надежда, что его никто не тронет, не обидит, не надругается, что же будет с наступлением холодов? Мы не могли 7 вечером прийти и сказать: «Простите, вы забыли портрет». Раз оставили, следовательно, сочли нужным. Но вы не были ТАМ в сумерках, когда на кладбище ни души, ОН ТАМ один! Нам стыдно перед Вами, а так бы давно отдали бы портрет, НО, теперь не знаем как это сделать. Ваш мальчик не должен был оказаться там, где он сейчас. И под слоем земли и песка он скрыт от людских глаз, и остаётся надежда: «А может его там и нет?». Но портрет кричал, что он там. Не надо портрета на могиле! Пусть его изображения будут рядом с людьми, в тёплых домах. А у этого первапортрета всегда стоят цветы, маленькие иконки, горят тонкие высокие свечи. Вашему мальчику спокойно, его никто не обидит. Только его чистый взгляд не даёт покоя моей совести, и я пишу это письмо. Вы дали миру чудо-ребёнка, и я не могу дальше причинять вам боль незнанием судьбы портрета. Простите и разрешите оставить портрету себя, или как вам его передать? Но как предстать перед вами?
Вам писал Несчастный человек.
Кто она, та поклонница, мы так и не узнали. А очень хочется побеседовать с ней, посидеть вместе за чашкой чая. Но вместо чаепития стихотворение, посвящённое ей.
Похищенный портрет
В цветах могильный холм,
Живого места нету,
Но только нет на нём
Вчерашнего портрета.
Но оттого поэт
Не станет безымянным...
А предо мной конверт
С мольбою покаянной.
Пишу ТЕБЕ ответ,
Лишь адреса не знаю,
Где мается чуть свет
Твоя душа живая.
Не кайся, перестань,
Не трать слезы горячей,
Прижми ЕГО к устам,
Коль не смогла иначе.
В твоей мольбе исток,
Твой образ непорочен,
Сквозь пальцы тёплых строк
То слёзы, то песочек.
Не возвращай портрет –
Он оттиск негатива,
Убереги свой свет,
Ведь им поэты живы.
Из потаённых ниш
К тебе вернётся лето,
Ведь ты сама хранишь
В душе источник света.
О сколько хватких рук
Облапливает глобус,
А ты чиста, как звук,
Росинке уподобясь.
Была покорена
Таинственною силой,
Лишь в том твоя вина,
Что имя утаила.
Но я у ног твоих,
И ты любви достойна,
Твой грех - не грех, а стих,
Расти его спокойно.
Не дьявол и не дьяк
Не опорочат имя...
Один тебе судья –
ЛЮБОВЬ ТВОЯ отныне.
Объём стихов, посвященных Игорю, таков, что можно составить антологию по географическому признаку, а не по именам авторов.
Анализ стихов нелепо проводить, ибо значимость их в сердечности, а не в умелости, но количество авторов достойно книги рекордов Гиннеса. Это явление, возникшее по велению сердца, а не по какому-то объявленному тематическому конкурсу. К нам приходили и приходят отдельные стихи, подборки, самодельные книжечки и изданные на профессиональном уровне. И все они нам дороги. Стихи были и остались моим естественным состоянием. И название одного из них «Приглашение к жизни» стало названием книги, которую вы держите в руках.
Приглашение к жизни
Что нам делать с душой? До какой глубины опускаться?
Как нам быть с сединой - усмирителем наших надежд?
Сквозь сезоны дождей, листопадов, цветущих акаций
Всё тревожнее сны, только воздух по-прежнему свеж.
Будем жить, чтобы жить, то с оглядкой, то напропалую,
Лето сгинет... Зима нас попотчует снежной крупой.
Чай пригубим, вино и ветра на пороге разуем,
Чтоб ступили они по-монашески тихой стопой.
Созреванье надежд, а на сером рядне межсезонья
Вдруг весна разломила арбузною трещиной лёд,
Всё острей тишина, всё нелепее поиск резона
И безумствует шмель, собирая с репейника мёд.
Друг без друга не жить, и не спиться, не то чтобы сбыться,
Наши судьбы зерном пересыпаны в горсть из горсти.
Над сосками невест светит косточка нежной ключицы,
Над которыми тихо младенческий лик пронести.
и поймём: всё для нас, а удача - все тайны не вызнать,
И стоят дерева, расступившись пред нами на миг.
Из весенней листвы тихо пьём ПРИГЛАШЕНИЕ К ЖИЗНИ,
И по- женски рассвет опускает ладони в родник.
Он вручает нам шанс невзначай пред собою открыться,
Чтобы вырвать себя из тоски, из долгов, из простуд,
И почуять, что звук истекает по капле живицы,
Врезан облик в гранит и мотив осенил бересту.
27 мая 1999 г. Ставрополь
СТИХИ ПОКЛОННИЦ ИГОРЯ
Мы с тобой
Мы с тобой любили осень,
И любить её вдвойне
Как наследие, без спросу,
Ты оставил мне.
Арина Сорокина, z. Москва
Птица
Слетела птица да с шестого этажа.
И вроде к небу поднялась её душа,
Но мелькают этажи,
мелькают этажи,
мелькают этажи,
Мелькают.
А с ними эта жизнь,
А с ним эта жизнь,
Перед глазами жизнь
Мелькает.
Он так хотел летать,
Всего лишь полетать,
Отправиться в полёт к звёздам,
А вовсе не упасть,
А вовсе не упасть,
Но что-нибудь менять поздно.
Не мог он, как и все
На лифте, - вниз и жить,
Он так хотел примкнуть к стае.
Мелькают этажи,
А с ними эта жизнь,
Перед глазами жизнь мелькает...
5-8 сентября 1998 ., Арина Сорокина
Игорю Сорину...
Ты шёл по Вселенной размеренным шагом,
Рвал малину в садах, заплетал перья птиц,
А где-то смех рассыпался на землю
серебряным градом,
На причале кораблик встречал белый принц.
Ты сказку вносил в жизни многих людей,
Ты верил в надежду, в любовь и в удачу,
Завораживал пением и странною
песней своей.
Я могу обещать, что вовек я любовь не утрачу.
31 марта 2000., Ирина Павленко, Пермь
Посвящение
Ты смотришь немного грустно,
Немного чудно и странно,
В глазах твоих густо-густо
Клубятся следы тумана.
И словно священным блеском
Так живо и близко - мило
На средневековой фреске
Твоё неземное имя!
Я сердцем тебя рисую
На небе, на звёздном шлейфе.
Отрывки веков впустую
Играют сонет на флейте.
Твой голос, твой нежный голос,
Прольётся в моё сознанье.
Душа о смерть раскололась,
Не выдержав испытанья.
Остались осколки веры,
Любви и надежды где-то,
Над облаком биосферы
Растаяли синим летом.
Анастасия Кобылина, Екатеринбург
МАЛО
Мне мало песен и ветров,
Которые ты даришь мне,
Мне мало моря и стихов,
И снов, что только о тебе.
Мне мало, что целует снег
Улыбку, плечи и глаза,
Что без тебя придёт рассвет
Сегодня, завтра и всегда...
Мне мало взглядов и луны,
Чужих объятий, облаков,
Мне мало солнечной весны
И тысяч розовых цветов.
Не нужен от тебя «привет»,
Который мне бросает дождь
Моей мечте спасенья нет...
Ты птицей за окном поёшь,
И мало мне морской воды,
Дельфинов, что плывут к тебе,
Лишь слёза раненой любви
Стекают тихо по щеке...
Мне мало света и огня,
Зеркальной глади, тишины,
Мне мало жизни без тебя,
Завядших роз и темноты,
Мне мало солнца вместо звёзд
И радуги после дождя,
Мне мало... И ответ мой прост:
Себя мне мало БЕЗ ТЕБЯ...
Ты не со мной, но ты - везде:
В ромашках хрупких, облаках,
В снежинках, в голубой воде,
В глазах, душе и на губах...
Анна, Гомель
***
Не уходи, останься с нами
Ведь надо ж чтоб ты был рождён,
А с голубыми небесами
Ещё увидимся потом.
С себя смываешь всё, что было
Хоть то, что было не забыть.
Ведь всё за нас уже решили
И раз мы люди - мы живём
И чтобы мы не сотворили
И что не сотворим потом.
***
я лишь шепчу, - прости нас всех
Прости за то, что просим, есть и пить
Прости за плачь, прости за смех
Прости за то, что продолжаем жить.
***
Глаза твои - твоя душа
И нет от глаз твоих спасенья
Смотреть в них нужно, не дыша
Придав всего себя забвенью.
В них кто-то видит глубину
Их тихий взмах ресниц пугает
А я в них вижу лишь тоску
Ту, что никто не замечает.
***
Как слабы мы, нам свыше не дано
Вернуть хотя бы малое мгновенье,
Не повернуть нам времени теченье
И не познать, что завтра суждено.
А облака всё так же далеки,
И Новый день всё так же наступает,
Ковром листвы Тропинки засыпает,
И Тишина хранит твои шаги...
Ты тихо говорил и улыбался _
Как лучик Солнечный рассеивал туман,
И неба беспредельный океан
В глазах твоих прекрасных отражался.
В озябшем небе просыпается рассвет
И город твой укрыт сырой листвою,
Он будто не заметил, что с тобою
Ушёл с осенних улиц солнца свет....
Валерия, Москва
В лесу
Песочный цвет твоих ботинок,
И близорукость синих Глаз,
Сплетением тонких паутинок
Казались сети твоих фраз.
Глядишь задумчиво в огонь
И угольки гоняешь палкой
Ни обожжённую ладонь,
Ни угольки тебе не жалко.
Насторожившись, еле дышишь,
Боясь спугнуть ораву птиц,
Какой - то шорох вдруг услышишь
И дрогнет тень твоих ресниц.
А уходя секретик спрячешь,
Слегка прикрыв его травой,
Лохматой Шишкой обозначишь,
И неспеша уйдёшь домой.
Лола, Иваново
Сон с названием жизнь
Струится синий, нежный свет
Озёр... - как шелковая Гладь...
Он ласкою ветров согрет
А я иду к нему опять
Иду, бегу, лечу к нему
Чтоб огонёк в душе воскресенье
Я не хочу смотреть во тьму,
Хочу лететь, под свод небес,
Где лёгкий шелест, тихий звон
Где звуки все в один слились...
Не обрывайся, сладкий сон,
Прекрасный сон с названьем жизнь.
Вика. Тверь
***
Пройдут немалые года,
А мы тебя не позабудем,
Ты в нашем сердце навсегда,
Тебя любить и помнить будем.
***
Такого в мире больше нет,
Он был один на сотни лет.
Настя и Света. Солнцево
Ты вечен
Тысячи-тысячи лиц.
Тебя окружают,
я лишь задам вопрос:
Часто ты их замечаешь?
Тысячи-тысячи лет
Тебя на земле не бывает,
Я этот знаю ответ -
Ты вечен и ты это знаешь.
Пёстрый искусственный мир
Создан чужими глазами,
Нужен тебе билет,
Если ты сам летаешь.
Что там за стук внутри
Гомон толпы заглушает?
Ах, я забыла, прости,
Сердцем его называют.
Просится, просится вверх,
Надолго покоя лишает,
Глупое, помнит о всех
И замирает на крае.
Что это? Снова любовь
Ток проводов замыкает?
Вслушайся в песни ветров
Они до морей долетают.
Тысячи - тысячи тонн
Влаги они обнимают,
Молча всмотрись в неё
Дельфина чудными глазами.
Где-то в глухой глубине
Прячется сонная тайна.
Ты заходи ко мне,
Я буду всегда тебе рада.
Солнце угаснет в траве,
Сны у реки растают
Свечку зажгу я тебе
Ты не забудешь, я знаю...
Наталья Дроневская
Имя твоё
Зверю - берлога,
Страннику - дорога,
Мёртвому - дроги,
Каждому своё.
Женщине - лукавить.
Царю - править,
Мне - славить
Имя твоё.
Автор неизвестен
Памяти Игоря Сорина
А тучи, как ЛЮДИ
••• ОНИ одиноки...
Посланец солнечного спектра,
Изящный гений шапито,
Дитя поэзии и ветра
Носил свободное пальто.
Когда летят листья живые
И ветер бьется над главой,
С балкона тучи золотые
Потрогать хочется рукой.
И ветру на краю порыва
Доверилась душа - пророк
И на волне воздушной гривы
Вернулась в солнечный поток.
Сентябрь 1998 2., Нина Дубовицкая
И ещё сотни стихов, которые мы храним. Надеемся, что творческий порыв, который зажёг Игорь, не иссякнет.
Спасибо вам за память.
О. Боже. как ты жив
О, Боже, как ты жив,
Как царствуешь и лечишь,
Сползают этажи
Рифмованную речью,
Стекают облака,
Ломаются зарницы,
И комкает рука
Перо нездешней птицы.
О, Боже, как ты прав,
Весь мир переиначив,
В хрустальных брызгах трав
Твоя «коняшка» скачет
Без хрусткого седла,
Не осязая ноши,
А лезвием крыла
Чертополох подкошен.
Оборваны дожди,
Как в стирку занавески,
А возглас:
-МАМА,ЖДИ!
Звучит нездешней вестью.
Везде ТВОИ следы,
Им нет конца и края,
Исток речной воды
Свечою догорает.
Куда-то поезда
Стальные рельсы гонят,
И мается звезда, -
Но где ж ТВОИ ладони?
Ей просто невтерпёж
В тепло да омовенье,
В челнок твоих ладош
Хотя бы на мгновенье,
А ТЫ неуловим
Душа не угнездится,
Лишь замерла, как мим,
В твоём блокноте птица.
Не смолкла твоя дудочка
Умолкла твоя дудочка,
Твоих не чуя рук,
Она волшебной удочкой
Вылавливала звук
Из радости и горести,
Из снов и тишины,
А в почерк твой убористый
Вносила зов весны.
Округлым рыбьим ротиком
Ловила лунный свет,
Вызванивала оттепель,
Когда надежды нет.
Пока не вышло солнышко,
В ладони подыши,
Серебряные брёвнышки
В светлицу для души
Сложи... А мать-и-мачеха
Потянется медком,
То запоёт калачиком,
То захрустит ледком.
Волшебная керамика
Души автопортрет,
Судьба её с комарика,
Коль рук волшебных нет.
Не вычерпать пригоршнями
Небес твоей души,
Лишь, словно луг нескошенный,
Слегка припорошить.
Не смолкнет твоя дудочка
Звучит благая весть,
Как яблочко на блюдечке
С души сбивает спесь,
И прожигает жаждою
Твой чуткий небосвод,
И, вериться, однажды к нам
Негаданно войдет.
Стежки
«Ты стал звездой!» -
Куда уж выше-то,
Средь нас не обретя покой...
А имечко стежками вышито
На пяльцах детскою рукой
Цветными мягонькими нитками,
Пунктирной строчкой по судьбе,
И на льняном сердечке выткана
Любовь и память о тебе.
А нынче...
Вновь воздух горьковато свеж,
Вновь вечер сладковато терпок...
Ты был в плену своих надежд,
Что промедления не терпят.
Ты был в плену своих удач,
Витков скольжений и прорывов,
И без седла «коняшка» вскачь
Тебя несла на край обрыва.
Был для кого-то полубог,
Для нас лишь повод для тревоги,
Вручала мама узелок
С овсяной кашкой на дорогу.
А нынче нужен тёплый плед...
Не навсегда, но август сгинул,
А осень проложила след
Листвою лапчатой к могиле.
Оград прутковых штрих остёр,
А вперемешку со слезами
Стихи, как странный приговор,
В дыханье ветра осязаю.
Надежда тешит невзначай,
В дождинки обратились звуки...
Мы будем пить целебный чай
И согревать дыханьем руки.
А как иначе карандаш
Зажать в руке для пары строчек?
Ведь этот день сегодня наш,
Он что-то светлое пророчит.
и присыпает листопад
Могилок крохотные корты.
Осенний истончив наряд,
Деревья врезались в офорты.
Их остановленные па
Увязнут в тихом снегопаде,
твой остров будет проступать
Сквозь снег узорчатой оградой.
Совмещения
Вспорхнул расшитый гладью мотылёк,
У огненных цветов ТВОИ замашки:
Сквозь проймочку несношенной рубашки
Протиснулся «бархотки» стебелёк.
Крутых ворон неутомимый страж –
Фидель - по подоконнику протопал,
Коту всегда подсказывает опыт,
Где своровать, а где подхалимаж.
Чего-то ждет без отдыха и сна
Игрушек пучеглазых пирамида,
И арлекин склонился от обиды
Его никто с гвоздя не может снять.
Воскресли все, кто волен воскресать,
И карандаш на стопочке бумаги...
Но только нынче некому писать:
«Твой завтрак под салфеточкой, бродяга!».
Тебе
Покуда жива моя масть,
Не вытравлен пыл вдохновенья,
твой облик, стихи и движенья,
И голос не смеют пропасть.
Ты нес свою участь в горсти,
Вплетённую в рифмы и голос,
Что вызрел пшенично, как колос
И сладок, и жгуч, и остист.
Вдвоём, в распашонке льняной,
Ползём в твоё первое лето,
Мерцает источником света
Всё то, что считалось стеной.
Дамоклов вращается меч,
На конский подвешенный волос,
Твой чистый, серебряный голос
Назначен твой лик уберечь.
Сквозь путь обретенья азов,
Сквозь горькую участь прощанья,
Сквозь тело, что нас укрощает,
К нам входит таинственный зов.
И птицей незримой кружит,
И зову её не иссякнуть,
Ведь есть продолженье спектакля
С анонсом негаснущим ЖИТЬ!
В. Райберг
Игорек был настоящей «звездой» не кричащей о себе, как это делают другие. Он работал с полной отдачей, никогда не халтурил, он умел прощать и все богатство своей огромной души, весь свой талант певца, актера, поэта отдал людям. Приходя к нему на могилу, они до сих пор чувствуют его тепло, а, уходя, становятся чуточку чище и добрее. Это те люди, которые принесли память о нем в новое тысячелетие. Мне хочется закончить эту книгу словами Игоря.
Я желаю Вам, главное, чтобы Вы знали, куда Вы идете, для чего Вы, зачем Вы. Будьте добрее друг к другу, будьте добрее. Доброта спасет мир. Я хочу пожелать вам счастья, любви, много красок. Я хочу пожелать Вам радугу, чистого воздуха, ясного неба и звезд. Боритесь с одиночеством, следите за собой, любите себя и тогда другие полюбят Вас, и Вы будете счастливы. Находите новых друзей, новые увлечения. Старайтесь каждый свой день превратить в маленький праздник. Не бойтесь ничего и верьте в свои силы.
Любите все, что может взять за руку и повести в сказочный мир, о котором предстоит еще так много узнать.
Любите жизнь.
Твой сон –
розовый слон и серебряный звон
Твой дом –
радуги склон и зеленый газон,
Твой мир –
фруктовый пломбир и газетный кумир.
Заплети венок стройных нот на ковре
на самой заре.
Я всегда вас любил и всегда буду любить – такова жизнь артиста
