Игорь Сорин в воспоминаниях близких друзей 2 страница

Игорь стоит на краю бетонного волнореза и опускает в воду кирпич, привязанный к веревочке.

- Ты что делаешь? - спрашиваю.

- Ловлю рыбку.

Увидев недоумение на моем лице, объясняет:

- Рыбка устанет, приляжет отдохнуть, а я ее вытащу. Новость о подобном способе разносится по пляжу.

Игорь становится популярен. Ненадолго отлучившись, он приносит к нашему лежаку конфеты, фрукты, печенье. Добытчик. К проблеме переодевания относится серьезно: стоит в общей очереди в пляжную раздевалку, не догадываясь, что его не успевшая загореть попка, торчит из-под раздевалки. Он впитывает солнце, а солнце лучится из него. И вспоминая об этом, не хочется придерживаться дневниковой хронологии. А из дневника я извлекаю забытое...

Я веду Игоря 13 детский сад.

- Папа, ты меня любишь?

- Конечно.

- Ты молодец, папа!

Его улыбка - универсальное быстродействующее оружие. В ситуации, в которой ему грозит наказание, он начинает солнечно улыбаться, обезоруживающе.

От самого первого слова «ёги-гоги» до осмысленной речи прошло немного времени. Словарный запас и чувство юмора стихийно выросли. Мы идем с Игорем на прогулку. Настроение чудесное. И вдруг Игорь комментирует мой небогатырский рост. Улыбчиво и хитро спрашивает:

- Папочка, когда ты идешь, тебе земля кажется близко-близко?

Я начинаю хохотать, ибо так смешно и тактично мог спросить только он. Игорь доволен: истину изрек и не обидел.

Воспитательница детского сада, не скрывая улыбки, сообщает нам о комментариях Игоря в ее адрес. У нее рядом с металлическим зубом прореха от выпавшего. Игорь по этому поводу:

- У вас один зуб выпрыгнул, а во второй кто-то забил гвоздь.

По поводу родинки с тремя волосками:

- У вас сверчок с усами под носом.

Все песни и заканчиваются солдатской тематикой, будь то чебурашка, волк, колобок. И все достойное оценивается с армейской точки зрения. Маму в приливе нежности назвал: мамочка - красавица - принцесса... И когда исчерпал все подходящие слова, душевно добавил: «Солдатка!»

Воспитательница часто грозилась наказать Игоря:

- Если ты будешь баловаться, я заберу твои ботинки, и ты целый день просидишь в группе.

- Я буду хорошо себя вести.

Убирая его постель после сна, они находят ботинки под подушкой.

- Игорь, ты зачем их туда спрятал?

- Я был не уверен, что буду вести себя хорошо.

Наказывать его было невозможно. Он располагал к себе, влюблял в себя и забалтывал так, что взрослые забывали о наказании. Артистизмом владел с самого раннего детства. Заставить его что-нибудь учить наизусть было невозможно. Он знал всего два стихотворения. Это Хармса «Иван Топорышкин» и о Ленине: "Это кто там на портрете в paмкe зелени густой, был он лучше всех на

свете и великий и простой», - причем рассказывал с умилением, широко жестикулируя руками.

Обычно по воскресеньям мы старались его куда-то вывести. Это были либо детский музыкальный театр Сац, либо цирк, либо выставки. А по понедельникам воспитательница собирала группу, и Игорь обо всем в лицах все рассказывал. Воспитательница пророчила ему большое будущее. «Он у вас так развит - просто гений, схватывает все на лету, в школе ему будет скучно. Мы даже тогда не предполагали какой кошмар ждет нас впереди.

 

ГЛАВА IV.

ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ

 

Школа

Из воспоминаний Владимира Семеновича:

Первый класс. Первый звонок Букет гладиолусов в руках, школьный мундирчик, чёлочка на бок. Начало новой эры в нашей жизни.

1 сентября 1975 г. Игорь звонит мне на работу. Смотрю на часы - время школьных занятий. Спрашиваю:

- Откуда звонишь?

- Из учительской, папа.

- А что там никого нет?

- Да нет, есть, один директор.

Учеба, требования усидчивости, терпения, времени - всего этого Игорю и не хватало. За восемь лет учёбы в школе он ни разу не записал домашнего задания, но зато у него была девочка, которая всегда прилежно это делала за него. Она у нас и была справочным бюро. «Гранит наук», который надо было грызть, Игорь умело обходил. Учёба не приносила радости ни ему, ни нам, ни тем более среде народного образования.

По шкале успеваемости он был предпоследним.

Школа Игорю просто была неинтересна, и это приносило нам немало огорчений, попросту выводило из себя. Но за пределами школы он был, что называется, птицей в полёте. Выдумщик, игрок, спортсмен, занимался дзюдо и плаванием. Любил ненавязчивое просвещение: телевизор, театр, музеи и музыку. Мы с ним просмотрели и прослушали все спектакли в детском музыкальном театре Caц.

Светлым пятном в школьной жизни Игоря было участие в съёмках фильма В. Говорухина «Приключения Тома Сойера». Попал он туда можно сказать случайно. Я выписывал для него газету «Пионерская правда», которую сам, правда и читал. Однажды, увидев объявление о наборе мальчиков на кинопробы на роль главного героя фильма, я выслал фотографию Игоря. Неожиданно мы были приглашены на отборочный тур. Игорёк, со своей хитрой рожицей, с улыбкой до ушей, легко прошел тестирование и фотопробы. Завершающим этапом тура было актёрское мастерство. С будущей Бэти - Машей Мироновой - Игорь блестяще сыграл сценку из школьной жизни Tома и был окончательно утверждён на главную роль. Радости нашей не было границ. Через пару дней мы прилетели на Одесскую Киностудию, чтобы познакомится со всеми актёрами и приступить к съёмкам. Но не всё бывает как в сказках. Здесь нас ждал сюрприз. Мы – наивные люди, далёкие от нашего искусства, тогда ещё не знали, что оно на деньгах и связях, талант как-то здесь не причём. Нам бы усвоить этот урок навсегда, но, увы!

А что же произошло на студии? А вот что! Оказывается в то время, когда шел отбор в Москве, в Одессе уже было всё решено. На студию к В. Говорухину пришел Н. Михалков и привёл Федю Стукова, который у него отснялся в роли девочки в фильме «Родня». Он то и был взят на роль Тома Сойера, наверное, в знак дружбы. Игорь страшно переживал такую несправедливость. Это был первый удар по его самолюбию, и чтобы доказать всем, что он может больше, чем Федька, Игорь спрыгнул со второго этажа одного из зданий студии. Помощник режиссера была в шоке. Успокаивая Игорька, она поклялась ему, что специально для него придумала роль, и он обязательно попадёт в титры. Она убедила его и в том, что участие в фильме, даже в маленькой роли, занятие чрезвычайно интересное и может многому научить будущего актёра. На что Игорь, скрепя сердце, согласился.

Но когда мы вернулись в Москву, он попросил никому не рассказывать о том, что снимается в фильме. А в школе уже все знали, и Игорь получил кличку «Сойер». По своей роли Игорёк должен был носить длинные волосы, что в то строгое время было не допустимо. Но на этот случай ему была дана охранная грамота, подписанная директором фильма. За эти волосы его дёргали все кому не лень.

 

Съёмки фильма прибавили много хлопот и внесли в нашу жизнь живую струю. Мы стали жить на чемоданах, так как не знали, когда ждать вызова на съёмки, на сколько дней и куда лететь, ехать, идти. Были даже такие курьёзы. Вечером из Одессы звонок: «Завтра утром у вас съёмка, билет заказан, мы вас ждём». Провожаю своих артистов за порог, а вечером неожиданно они вдруг являются с пучком редьки с одесского привоза. Спрашиваю: «Что случилось?». – «Да, ничего, решили эту сцену не снимать. Через несколько дней опять вызовут!».

Съёмки длились больше года, и сюрпризов у нас было очень много. То, нас вызывали на неделю, а снимались месяц или два, то наоборот. Мы ездили с Игорем по очереди, то я, то папа. Конечно, были проблемы и с работой, и со школой, но как-то все понимали ситуацию, и нам всё прощалось. За это весёлое время мы побывали в Сухуми, и на Днепре, и конечно, в Одессе. Дети из команды Тома Сойера сдружились и жили одной семьей. Для них это была настоящая работа. Haравне с взрослыми ребятня находилась на съёмочной площадке по 8-10 часов в костюмах и в гриме. Игорёк получал зарплату актера, и она была больше моей. Он очень этим гордился. С именитыми актёрами Игорь держался на равных. Особенно сдружился с Роланом Быковым и часто крутился возле него. По ходу фильма Игорьку приходилось не только играть свою маленькую роль, но и быть дублёром Феди Стукова, это он за него придумывал и исполнял всякие трюки. И часто его снимали со спины вместо Федьки. С Машей Мироновой у Игоря зародилась очень трогательная дружба, а может это была первая детская любовь. Он часто играл с Машей и находился на съёмочной площадке даже тогда, когда не был задействован в кадре. А если надо было рассмешить Машу, Игоря ставили перед камерой, и тогда он строил ей такие рожицы, что остановить её от смеха было невозможно. Порой наши дети отрывались по полной программе, и найти их, а затем привести в рабочее состояние ни каких сил не было. Помню, как-то актёрам задержали зарплату, растратились они подчистую, и все сидели на голодном пайке. Выручили дети. Они стали втихую от нас совершать налёты на колхозные сады и огороды. Приносили нам полные сумки помидоров, баклажан, огурцов, кабачков. И мы всё это тушили в большом котле и таким образом подкармливали труппу.

После окончания съёмок фильма «Том Сойер» Игорь был приглашён на озвучивание детского фильма «Приключения Петрова и Васечкина». В актёрской среде он всегда чувствовал себя, как рыба в воде. Это был его мир фантазий, приключений и сказок, свободного общения со взрослыми. Там была его основная жизнь.

Ну, а школа? Школа - это совсем другое, там существовали рамки, а Игорь стремился всегда выйти за них. Школа была у него на втором плане. Родительские собрания мы покидали с горечью и стыдом. Он почему-то всегда спорил с преподавателями, вечно искал правду и боролся за справедливость, отстаивая своих друзей. А их было огромное количество и настолько разных по характеру, манерам, словарному запасу, что голова шла кругом. Но я как-то нашла чудесный педагогический прием. Для всех его друзей у нас были открыты двери. Мы знали их семьи, интересы. Они все пребывали у нас, хорошие и плохие. Эту традицию мы храним до сих пор. Все, кто знал Игоря по школе, по техническому училищу, по Гнессинке, по творческому актерскому коллективу, приходят к нам, и всех мы встречаем не только, как друзей Игоря, но и как наших личных давних знакомых. Они приходят к нам, и сейчас с ними нам теплее. Мы не забыты, и он не забыт, и нам все кажется, что Игорь как всегда запоздал и вот-вот появится на пороге. И в этой книге eгo друзья имеют свое слово.

 

Из воспоминаний Гоши Бранца, друга детства, нашего соседа, ныне живущего в США:

Игорь... Судьбой было назначено так, что мы жили в одном доме, на одном этаже, в одном холле и наши квартиры были напротив: его - 55, моя - 54. Жили мы там с самого рождения, поэтому всегда были вместе: вместе гуляли, вместе играли, вместе ходили в детский сад. В детском саду он совал мне за шиворот ольховые серёжки, которых я боялся, принимая за гусениц. А Игорь просто хотел избавить меня от этого страха, а когда я начинал плакать, то всегда утешал меня, объяснял, что это совсем и не гусеницы, а только ольховые серёжки.

В школу мы тоже пошли вместе. Попали в один класс - 1 «В" - и проучились вместе пять лет (за исключением полутора лет, которые я провёл с родителями в Монголии). Мы обычно ходили вместе в школу и из школы. Я заходил за ним перед школой, так как он всегда опаздывал. В 3-М классе мы договорились, что если мы пришли домой порознь, то чтобы не трезвонить друг другу в двери (телефоны мы использовали редко), мы будем свистеть в коридоре, чтобы другой, если он дома, мог зайти в гости. Как-то раз Игорю пришла в голову идея, что вместо свиста мы можем петь известную тогда песню:

"Пора-пора-порадуемся...» из «Трех мушкетеров». Я любил эту песню и, не чувствуя подвоха, согласился. На следующий день, зная, что Игорь дома, я вышел в коридор и запел. Пел я довольно долго, но Игорь не открывал. Потом, позднее, он пришёл ко мне и рассказал, как он и его мама покатывались со смеxy, слушая, как я фальшивлю.

Такого рода шутки водились за Игорем, и я был первой его мишенью, так как больше всех с ним общался. На протяжении нескольких лет, он называл меня «Японцем», считая, что глаза у меня узкие, как у японца... На его шутки я часто обижался и, если он был у меня дома, всеми силами пытался его выгнать. Но сделать это было нелегко, потому что мне самому хотелось смеяться над его шутками, и я с трудом сдерживал себя. Когда я хотел его выгнать, я брал его тапочки, которые он оставлял где попало и выбрасывал их в коридор. Игорь делал вид, что ему это безразлично, но, подобрав удобный момент, выбегал всё-таки подобрать их, вот тогда я быстро захлопывал дверь.

Обычно наши ссоры продолжались не больше часа.

Мы мирились и шли гулять вместе или играли в коридоре: брали брызгалки, одевались в плащи, сапоги и обливали друг друга. А иногда брали пинг-понговые ракетки с шариком; Игорь становился в дверях холла, я с противоположной стороны, и нам надо было ударить по шарику так, чтобы он ударился в стену или в дверь.

Бабушка Игоря, которая жила в соседней квартире, не была уверена в большой пользе нашей дружбы. Она считала, что мы мешаем друг другу учиться (мы лично считали по другому, так как Игорь регулярно списывал у меня задания по математике, платя за это карманными календариками, которые мы оба собирали. Поскольку кормить Игоря обедом было её обязанностью, то когда она приходила, Игорь прятал меня в стенной шкаф в коридоре. Я сидел там, затаив дыхание, зажав рот от смеха, так как Игорь начинал шутить, провоцируя меня. Когда он слышал, как я прыскаю в шкафу, он шутил ещё сильнее, с использованием шумовых эффектов, чтобы бабушка не могла меня услышать. Это было так смешно, что я еле дожидался, когда она уйдёт, чтобы уже, наконец, вывалиться из шкафа и вдоволь отсмеяться.

Я был не так наделён чувством юмора, как Игорь, но тоже пытался не отстать от него. Как-то раз, когда на обед у меня были креветки, я повыковыривал у них глаза, намaзал хлеб маслом, положил эти глаза сверху, вышел в коридор и позвонил Игорю в дверь, старательно обкусывая бутерброд вокруг. Игорь, увидев «чёрную икру», разумеется, попросил у меня откусить, я щедро отдал ему всё, что осталось. Не разобравшись с первого укуса, Игорь заявил, что икра, вероятно, давно протухла, и когда я, не выдержав, начал смеяться, он сообразил, что здесь что-то не так.

Но чёрная икра у Игоря водилась много чаще, чем у меня. Иногда он угощал меня, иногда- нет. На моё счастье мама купила мне появившийся тогда в Москве порошковый напиток. Назывался он «Цедевита» и нравился нам обоим, но купить его Игорю не удалось. Поэтому мы менялись: я ему - стакан «Цедевиты», он мне бутерброд с икрой. «Цедевита» была без сахара, поэтому сахар добавлялся по вкусу. Однажды, поленившись лезть за ложкой, я вытащил её из солонки, стоявшей на столе. Ложка выглядела вполне чисто, и я решил, что Игорь ничего не заметит, если сахар я ему насыплю этой ложкой. Однако Игорь заметил, что «Цедевита» в этот раз почему-то солёная и я, не таясь, признался ему, но другой стакан не налил. Но Игорь не особенно и настаивал. Затем мы пошли к нему за бутербродом с икрой. Игорь намазывал хлеб, икрой пытаясь половину слизать, но вдруг икра соскользнула у него с ножа и плюхнулась на пол. Кот Игоря решил, что это угощение для него и набросился на икру. Игорь отогнал его, собрал икру с пола и, ничуть не смутившись, домазал мой бутерброд. В ответ на мои протесты он заявил, что солёная «Цедевита» как раз стоит икры с пола.

Игорь всегда был очень самостоятельным парнем. Он сам покупал хлеб, молоко, даже яйца. Я завидовал ему. Меня не отпускали дальше двора, а он уже ездил по всей Москве. Однажды он вконец удивил меня, сказав, что голоден и собирается при готовить яичницу. Я тогда понятия не имел, как это делается. Игорь же со знанием дела принялся кулинарить.

Он действительно сварганил настояшую яичницу (по крайней мере, на вид), но когда мы втроём (с нами была наша подружка Ольга Уман, жившая этажом выше), принялись за еду, то заметили, что яичница почему-то кислая. Не растерявшись, Игорь сообщил нам, что, похоже, он перепутал соль с лимонной кислотой и предложил, есть «что дают».

По окончании восьми классов наши дороги немного разошлись, но мы продолжали дружить и общаться, а в 1982 г. я уехал с родителями в США. Но мы никогда не теряли связь, часто перезванивались. И когда я приезжал в Россию, то всегда заходил к нему.

Каждый раз, когда я думаю о нем, мне становится нестерпимо больно, ведь ушёл не просто мой друг детства, а ушла часть меня самого, с ним ушло наше прошлое.

Я до сих пор, иногда сам того не замечая, говорю его словами, шучу его шутками. Наверное, так будет до конца... Мне всегда светло с ним.

 

Да, все друзья Игоря - это мои дети, мои сыновья. Они всегда мне звонят, я в курсе всех их дел. Гоша, тоже в своей Атланте рассказывает об Игоре своим новым друзьям, гордится дружбой с ним! И распространяет сборники стихов Игорька.

 

Из воспоминаний Василия Смирнова, друга детства, художника:

Игоря я знал ещё с детства, но близко мы с ним сошлись в школе, где-то классе в шестом. Фантазия наша била ключом. Мы с ним часто прогуливали уроки, забираясь бог знает куда. Основная наша деятельность заключалась в исследовании близлежащих окрестностей. В районе, где мы жили, было множество каких-то маленьких фабрик, комбинатов, но главный - это АЗЛК (автомобильныЙ завод). Нас почему-то магнитом тянуло за его заборы. Однажды нам удалось все-таки проникнуть туда. Зрелище перед нами открылось удивительное. У нас даже дух захватило. До самого горизонта простиралась свалка. Огромные трубы, которые бог знает, откуда выходили и неизвестно куда входили, загадочные пузырящиеся водоёмы, отстойники, фантастические горы не

понятно из чего. И многое-многое другое, которое не поддаётся описанию. Позже мы всё это увидели в фильме «Сталкер» Тарковского. Но тогда в детстве увиденное вызвало у нас дикий восторг. Для Игоря это было продолжение фильма «Приключения Тома Сойера», где он был уже в главной роли. Сколотив маленький плот, мы плыли по каким-то грязным и вонючим рекам, исследуя всё вокруг. Особенно нас привлекали огромные красные горы помидоров. Мы забирались напротив друг друга и начинали обстрел. Можно себе представить, какими мы приходили домой. Но к приходу родителей всё это стиралось, и, как всё нормальные дети, мы играли вокруг дома. А на следующий день повторялось всё сначала. За лето мы обследовали свою «планету» вдоль и поперёк. В этом нам никто не мешал. Мы никого не посвящали в свою тайну. Почему-то именно в тех диких местах нас посещало чувство «что мы не зря существуем».

Да, в школе Игорь был самой заметной фигурой, увидев его один раз, невозможно было спутать ни с кем. Он был всегда в центре внимания, душой любой компании, автором всех школьных затей плохих и хороших, ему часто приписывали даже то, что он не делал. Мы его любили, и он ни на кого из нас не мог оказать отрицательного влияния, так как, пребывал всегда в ореоле благодушия, Игорёк мог позволить себе многое: увести с урока целый класс, спорить с учителем, отстаивать и защищать чьи-то интересы, шутить на уроке так, что проводить его дальше было не возможно.

Мне помнится такой эпизод: как-то раз его поставили в угол, но стоять столбом он конечно не мог. Игорь потихоньку открыл учительский шкафчик, надел туфли на каблуках и стал копировать движения учительницы. Мы умирали от хохота, а когда она повернулась к нему, то от неожиданности испугалась: Игорь стал на голову выше её. Потом она хохотала вместе с нами. Этот трюк Игорь повторил, будучи актером, в съёмках комических сценок передачи «Сам себе режиссёр».

В учителях Игорь ценил, прежде всего, духовность, любовь и уважение к детям. Его обожаемой учительницей была Галина Михайловна - преподавательница математики. Она была его щитом и заступницей перед всеми педагогами, и он был благодарен ей за это и платил чем мог; мыл класс, попросил отца расписать ей кабинет, навещал ее, когда она болела.

У Игоря было множество увлечений. Он собирал фантики от пивных бутылок, солдатиков, индейцев, У него жили и плодились все животные, даже белые мыши уживались с кошками. Он изобретал какие-то бочки из спичечной серы, серебрянки и клея. Были и просто экспериментальные увлечения типа сбрасывания с балкона яиц на голову прохожих. Дом его был всегда проходным двором. Сам он тоже очень любил ходить в гости. Порой позвонит: «Ждите, буду через 1О минут». Но приходил через 2 часа, но всё равно мы всегда ждали его и были рады видеть, потому что с ним было всегда интересно.

Детство пролетело быстро, но взрослеть Игорь как-то не собирался. В восьмом классе нам надо было думать, а что же дальше. Тогда в 70-х вводилось профессиональное образование. Школы должны были поставлять определенный процент ребят в профессиональные училища и таким образом пополнять ряды рабочего класса. Игорёк попал именно в эти проценты. Учителя, наконец, отыгрались на нём. Но он особо и не переживал. Ненавистная школа закончилась, и его ждал новый этап жизни. Ура! К новым горизонтам. Уходя из школы, Игорь заявил всем: «Вы обо мне ещё услышите!». Так оно и случилось.

 

Техническое училище

Школа с ее родительскими собраниями закончилась. А что дальше? Особых наклонностей к чему-либо у сына мы не просматривали. Знали только одно, что через три года армия, и парню надо дать какое-нибудь ремесло. С руками не пропадет - думали мы. И вот я выбрала образцово-показательное радио-механическое училище. Диапазон работы огромный, техника ломается всегда, если у него будут хорошие руки - выживет. Игорю же было все равно куда поступать, и он без особой радости сдал туда свои документы. В училище у сына появились новые друзья, особенно я хорошо знала Диму Миголина и Сашу Пигалева. Когда Игорь был уже известным, Димка часто звонил к нам, все хотел встретиться с ним, но встреча так и не состоялась по причине вечной занятости Игорька. А вот Саша Пигалев был с Игорем до конца, он пошел по его стопам, окончил ГИТИС и стал актером.

 

Из воспоминаний Саши Пигалева, друга юности, актёра:

Я знал Сорина с 16 лет. Мы сошлись с ним на музыке.

Наше увлечение тяжёлым роком совпадало на 100%. Игорь тогда был сумасшедшим меломаном. Мы с ним носились по Москве, вынюхивая, что и где новенького можно достать. А если доставали, то быстро переписывали и менялись, а потом опять доставали, и этот процесс был бесконечным. Но зато у нас было всё, что тогда в 80-е входило в «чёрный список» западной музыки: Тhе Beatles, Кiss, Led Zeppelin, Deep Purple, Nazareth, и конечно же Элвис Пресли, его Игорь особенно любил. К тому времени он уже немного играл на гитаре, и часами подбирал какую-нибудь мелодию. По длинным коридорам училища мы ходили с ним, обнявшись, и пели новые песни Юрия Лозы и «Машины времени». У нас даже были клички «Маэстро Сорини» И «Пигалини». Они нам ужасно нравились. У Игоря уже тогда был хороший голос, и он вовсю подражал Элвису Пресли.

Учеба в училище чередовалась с практикой на заводе.

Обычно рано утром я с ним встречался в метро, на Электрозаводской, и мы бежали в свой цех, боясь опоздать, так как работали на конвейере, паяли платы. Конвейер - страшная штука он тебя превращает в робота. Ни тебе поговорить, ни покурить. В голове только одна мысль - не пропустить бы чего. А еще за твоей спиной ходит мастер и косо на тебя смотрит. Ну сущие «галеры». Игорек же - живая ртуть, такое положение для него смерти подобно. Однажды он решил скрасить наши суровые трудовые будни. Принес в цех свой магнитофон и кучу кассет, и вот в полной тишине врубил свой любимый рок. В цехе все оцепенели от неожиданности, а мастер стал бегать и кричать: «Что, где, кто?». Ну, конечно, сразу Маэстро Сорини и Пигалини. Ну и досталось же нам тoгдa.

Но нет худа без добра. Эта выходка навсегда оторвала нас от ненавистного конвейера. К нашей радости, мы были переведены в какое-то НИИ. Это уже было совсем другое дело. Нам выдали белые халаты, и мы плавно окунулись в элитную среду рабочего класса. Тут же для нас нашлась и подходящая работа. Мы приступили к сборке усилителя низкой частоты, т. е. к своей дипломной работе, которую должны были представить на экзаменах.

 

Для дела, для души и тела

А мы работаем в лаборатории,

А мы поделимся на категории.

Для дела, для души и тела

Мы все поделимся на категории.

 

А мы работаем в лаборатории,

Мы любим практику, а не теорию.

Для дела, для души и тела

Мы создаём тебя в лаборатории...

 

А мы работаем в лаборатории,

Но поведём тебя в консерваторию.

Для дела, для души и тела

Займемся плаванием и троеборием.

 

А мы работаем в лаборатории,

А мы работаем не для истории.

Для дела, для души и тела

Мы создаём тебя в лаборатории.

 

А мы работаем в лаборатории,

И всё идёт у нас по траектории.

Для дела, для души и тела

Мы отдохнём потом в профилактории.

И.Сорuн

 

Мне с Игорьком всегда было интересно. Он много читал, писал стихи, любил смотреть серьезные фильмы и был блестящим рассказчиком. У него тогда уже был философский склад ума, но больше всего мы любили его за блестящий юмор. Если он скажет - то скажет, смеху хватало на целый день.

Игорь был невысокого роста и очень из-за этого страдал. И вот как-то он влетает и сообщает мне совершенно «гениальную» идею. Где-то на заборе он прочел о том, что идет набор на курсы «роста», И что мы непременно должны хотя бы туда записаться, ну и естественно, в скором будущем их посещать. Я согласился из-за чувства солидарности. Когда мы пришли по указанному адресу, то увидели огромную очередь желающих подрасти. А так как мы никогда в жизни не стояли в очередях, то решили, что мы и без того ребята видные. На этом и была поставлена точка.

Но идея превратиться в настоящего, рекламного мужчину не оставляла Игоря, и он стал заниматься бодибилдингом в клубе «Атлет». Тогда, в 1987, этот вид спорта только входил у нас в моду, а Игоря всегда влекло что-то новое, необычное. Качался он с удовольствием, ел за троих и все свободное время проводил в клубе. Вскоре его мышечная масса стала расти как на дрожжах, и всего за каких-то полгода он превратился из хрупкого мальчика в крепкого, красивого парня, на которого уже заглядывались девчонки. И все закружилось.

У нас начались первые знакомства, свидания, обиды, интриги, измены и разочарования. Игорь был необыкновенно влюбчив. Он погружался в любовь с головой. Для него было все серьезно. Но, к сожалению, в любви ему не везло. Его часто обманывали, предавали, и он от этого страшно страдал. Нам тогда хотелось окружить себя ореолом эдаких ловеласов-соблазнителей. Мы хотели хорошо и модно одеваться, поэтому часто менялись одеждами. Помню был забавный случай: гуляем однажды в парке им. Горького, а это было время, когда в Москве орудовали «любера», борцы за чистоту советских идей. Они ходили в широких клетчатых брюках со значками В. И. Ленина и сельскими челками. Своим долгом чести они считали очистить Москву от молодежи, которая подражала Западу и выделялась из толпы, особенно это касалось волосатиков. Они отлавливали их и стригли клоками, либо просто брили на лысо. Однажды нас они и накрыли. Я перепугался, а Игорь сразу взял огонь на себя - «Ребята, мы же свои, соседи из Текстилей». И начал так «вышивать», что расстались мы с «люберами» друзьями. Ему никогда не нужны были тяжелые кулаки. Природа наделила его редким даром юмориста.

Наступило лето 1987 года, закончив 2-Й курс училища нас отправили на юг в трудовой лагерь на уборку арбузов и помидоров. Он то и определил нашу дальнейшую судьбу. Там мы с ребятами организовали самодеятельность и первый раз с Сориным вышли на сцену. Пели, валяли дурака, пародировали и сорвали свой первый успех. Местные девчонки стали бегать к нам вечерами на танцы, а местные парни этого допустить никак не могли, и тогда между нами начались петушиные бои. Игоря, как своего авторитета, мы посыпали вести переговоры и от него зависело быть миру или начинать бой. Сорин по природе своей был артистом, любил пробовать себя в разных жанрах. Однажды вырядился сельской девчонкой и пошел гулять по деревне, заходя в магазины и заводя знакомства. За ним тут же увязались парни и стали ухаживать, угощать конфетами и мороженым. Игорь так вошел в эту роль, что парни не отходили от него ни на шаг, но потом он ели ноги от них унес и только к ночи вернулся в лагерь. К сожалению, наше бурное лето закончилось быстро, и мы вернулись в Москву.

Начинался новый учебный год. Мы считали себя уже взрослыми, но увлечение музыкой у нас не исчезло. О наших с Сориным талантах ходили легенды. И вскоре нас пригласили принять участие в художественной самодеятельности всего училища. Но мы решили организовать свой инструментальный ансамбль и играть непременно любимый рок. К нам в училище пришел молодой парень, только что окончивший консерваторию, обожающий рок. Это был Саша АгейкиЙ. С ним-то мы и организовали ансамбль под названием «Размах крыльев». Репетиции наши проходили в душной маленькой каморке под лестницей. Мы хотели петь и играть то, что любили. Но для руководства училища в нашем репертуаре было и такое:

«Должны мы, как в детстве, поверить,

Что зло уступает добру,

Любые откроются двери,

Мы будем везде ко двору».