Каково юридическое значение ч. 4 ст. 35 Конституции РФ, декларирующей, что право наследования гарантируется? В частности, кому именно оно гарантируется?

В КС РФ обратился гражданин Петров с заявлением о признании неконституционными положений ст. 1130 (об отмене и изменении завещания), 1146 (о наследовании по праву представления) и 1161 (приращение наследственных долей) ГК как не соответствующих, с его точки зрения, ряду статей Конституции РФ, в том числе ч. 4 ее ст. 35, устанавливающей, что "право наследования гарантируется". Судя по контексту Определения, вынесенного КС РФ по итогам рассмотрения данного заявления (Определение от 19.06.2007 N 463-О-О), заявитель, входивший в круг наследников определенного лица после его смерти, неожиданно для себя выяснил, что не может быть призван к наследованию по причине наличия наследников по закону, призываемых к наследованию по праву представления*(890). Родившееся на этой почве чувство несправедливости и заставило его поднять вопрос о соответствии норм ГК, приведших к достижению такого эффекта, конституционному принципу гарантированности права наследования.

Можно предположить, что рассуждения заявителя строились следующим образом: Конституция РФ постановляет, что "право наследования гарантируется", но не указывает, кому оно гарантируется. Ответ на этот вопрос логично искать в ГК; с точки зрения заявителя, он нашел такой ответ в нормах о круге наследников по закону и по завещанию.

Трудно сказать, почему заявитель решил, что нормы о наследовании по праву представления чем-то "хуже" норм об иных основаниях наследования (равно как и нормы об отмене или изменении завещания должны иметь "меньшую" силу, чем нормы о его составлении); вероятно лишь потому, что они препятствовали ему в его наследственных притязаниях (разрушали его позицию). Тем не менее, даже на такое заявление КС РФ пришлось отвечать по существу.

В названном Определении КС РФ указал, что "само по себе конституционное право наследования не порождает обязанность наследодателя завещать свое имущество тем или иным лицам. Соответствующие правоотношения регламентируются ГК, исходящим из принципа свободы завещания, являющегося выражением личной воли завещателя, который вправе определить судьбу наследственного имущества с учетом отношений между ним и иными лицами. Содержащаяся в ст. 35 (ч. 4) Конституции РФ норма не может рассматриваться как гарантирующая какому-либо конкретному лицу право получить по завещанию имущество умершего. - Вопреки утверждению заявителя, оспариваемые им нормы направлены на защиту интересов как завещателя, так и его наследников, и не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права и свободы заявителя, перечисленные в жалобе". По сравнению с некоторыми другими "шедеврами" КС РФ это рассуждение можно считать настоящим торжеством юридической мысли.

Во-первых, достоин всяческой похвалы сделанный в Определении акцент на том, что в ч. 4 ст. 35 Конституции РФ ведется речь о так называемом конституционном праве наследования, т.е. не о субъективном гражданском праве, обеспеченном чьей-то обязанностью (например, завещателя), но лишь о признаваемой Конституцией РФ за всеми физическими лицами способности быть участниками наследственных правоотношений, т.е. об элементе гражданской правоспособности. Об этом же упоминает и ст. 18 ГК, когда говорит, что граждане могут "...наследовать и завещать имущество". Только и всего. Вопросов о том, какими по своему содержанию должны быть наследственные правоотношения и кто должен быть их участником (субъектом), Конституция РФ попросту не касается, но оставляет их на разрешение специальному законодательству, в нашем случае - ГК. Так что не устраивающие заявителя нормы ГК не только не противоречат Конституции РФ, но и, напротив, всецело ей соответствуют, развивая до степени необходимой определенности конституционное положение о наследственной правоспособности.

Во-вторых, Судом совершенно справедливо обращено внимание на принцип свободы завещания как акта, определяющего судьбу наследственного имущества (наследственной массы). Поскольку наследственной массы ранее открытия наследства (смерти наследодателя) попросту не может появиться, то до этого момента завещание оказывается беспредметным, т.е. не имеет никакой силы, а значит, во всякое время и без объяснения мотивов может быть изменено или даже отменено его составителем. То, что заявителю было известно о наличии составленного в его пользу завещания, - исключительная особенность конкретного случая, с которой законодательство не связывает никаких правовых последствий; так, в частности, ГК не обусловливает возможность отмены или изменения завещания неизвестностью его содержания лицам, в пользу которых оно сделано.

Наконец, в-третьих, справедливо обращено внимание заявителя на то, что способность к участию в наследственных правоотношениях должна пониматься не только как способность быть наследником, но также и как способность быть наследодателем, включающую в себя, в частности, способность определить юридическую судьбу наследственной массы путем составления завещания. Приоритет норм о наследовании по закону над содержанием завещания лишил бы последнее всякого смысла. Кроме того, Конституция РФ не исключает того, что способность к приобретению конкретной наследственной массы (способность быть призванными к наследованию) может быть признана одновременно за несколькими лицами - наследниками (во множественном числе). Очевидно, что правовое положение таких лиц по отношению друг к другу может быть только равным. Если уж и искать в данной ситуации какие-то нарушения Конституции, то делать это надо отнюдь не в нормах ГК, а в претензиях самого заявителя на некий исключительный статус среди других наследников.