Свод военно-уголовного устава, статья 501

ПУНКТ 10. Пятнадцать рядовых при одном унтер-офицере приближаются к столбу, имея заряженные ружья, и, не подходя пятнадцати шагов, останавливаются, прикладываются и стреляют, целя в грудь, дабы смерть была нанесена преступнику мгновенно.

ПУНКТ 11. Сия команда подходит так, чтобы преступник не слыхал ее приближения... и стреляет не по команде, но по знаку унтер-офицера рукой...

«Литературное наследство». Москва, 1935, т. 22-24, с. 697.

ДОСТОЕВСКИЙ – 27лет спустя

Знаете ли вы, что такое смертный страх? Кто не был близко у смерти, тому трудно понять это. Смертный приговор привязанному у столба к расстрелянию, когда на привязанного уже надвинут мешок.

Полное собрание сочинений, 1981, т. 23, с. 18.

ФЕДОР ЛЬВОВ

– Момбелли, подымите ноги выше, – сказал Петрашевский, – а то с насморком придете в царство небесное.

Между тем на эшафоте все стояли очень прилично, у большей части была на лице неизъяснимая спокойная улыбка... Достоевский был несколько восторжен, вспоминал «Последний день осужденного на смерть» Виктора Гюго и, подойдя к Спешневу, сказал: – Мы будем вместе с Христом. – Горстью пепла, – отвечал тот с усмешкой.

«Литературное наследство». Москва, 1956, т. 63, с. 188.

ДОСТОЕВСКИЙ

Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники... непременно еще надеется что спасется, до самого последнего мгновения... А тут всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно – тутприговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете... Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: «Ступай, тебя прощают». Вот этакой человек, может быть, мог бы рассказать...

Из романа «Идиот». Полное собрание сочинений, 1973, т. 8, с. 20

ДМИТРИЙ АХШАРУМОВ

Момент этот был поистине ужасен. Видеть приготовление к расстрелянию, и при том людей близких... видеть уже наставленные на них, почти в упор, ружейные стволы и ожидать – вот прольется кровь и они упадут мертвые, было ужасно, отвратительно, страшно.

«Из моих воспоминаний (1849-1851)». Санкт-Петербург, 1905, с. 108.

Профессор ОРЕСТ МИЛЛЕР

[Достоевский] припоминал, что весь находился под влиянием мысли, что через каких-нибудь пять минут перейдет в другую, неизвестную жизнь...

«Материалы для жизнеописания Достоевского». Санкт-Петербург, 1883, с. 119.

Полковник ИВАН ВУИЧ

Скомандовано было взводам: «Заряжай ружье!» Но вслед за этою командою [генерал Сумароков] приказал барабанщику ударить отбой («Не стрелять!»).

Газета «Порядок», 18 февраля 1881 года.

ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ, объявленный в последнюю минуту

Его Величество... изволил обратить всемилостивейшее внимание на те обстоятельства, которые могут в некоторой степени служить смягчением наказания, и вследствие того высочайше повелел: прочитав подсудимым приговор суда, при сборе войск, и по совершении всех обрядов, объявить, что государь император дарует им жизнь.

«Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции», 1849, № 139.

«ДОСТОЕВСКИЙ В ИЗОБРАЖЕНИИ СВОЕЙ ДОЧЕРИ»

Император не хотел лишать жизни заговорщиков, но он хотел дать молодежи хороший урок... Арестантам объявили, что они должны умереть... и солдаты приготовились стрелять... В этот момент появился курьер и объявил, что царь заменил смертный приговор на принудительный труд. В мемуарах того времени рассказывается, что осторожности ради ружья солдат не были заряжены и что курьер, шедший якобы из дворца [чтобы объявить о помиловании], задолго до прибытия осужденных был на площади. Это все несомненно так, но несчастные молодые люди не знали этого и готовились к смерти... Конечно, царь только следовал нравам своего времени; наши деды питали пристрастие к ложносентиментальным [спектаклям]... Может быть, эпилепсия отца никогда не приняла бы столь тяжелую форму, не будь этой жуткой комедии.

Любовь Достоевская. Санкт-Петербург. 1992, с. 55.

Профессор ОРЕСТ МИЛЛЕР

Бывший тогда на площади г. Загуляев передавал, что [Достоевский] не был бледен, довольно быстро взошел на эшафот, скорее был тороплив, чем подавлен. Совершенно иначе подействовало все это на некоторых товарищей... еще в крепости стал мешаться в уме Григорьев. Привязывание к столбу и уже раздавшаяся команда довершили дело... казнь была остановлена. Но когда Григорьева отвязали от столба с двумя другими, он был бледен как смерть. Умственные способности окончательно ему изменили. Мне рассказывал г. Кашкин, что его внимание обратило на себя то, что со священником не было святых даров. Воспользовавшись тем, что [Кашкин] стоял у самого края эшафота... он решился, наклонившись, спросить у [генерала Галахова], шепотом по-французски: «Неужели, предлагая нам исповедоваться, нас оставят без причащения», на что генерал прошептал ему в ответ по-французски же: «Вы будете все помилованы». Таким образом, один из присутствовавших ранее других узнал, что казнь не будет совершена.

«Материалы для жизнеописания Достоевского». Санкт-Петербург, 1883, с. 119.

НИКОЛАЙ КАШКИН – 49 лет спустя

Прочитав недавно статью... в XXIII томе «Энциклопедического словаря», издания 1898 года, я во имя исторической правды желал бы внести в нее небольшую поправку. <...> я не шепотом, а громко обратился к стоявшему около помоста генералу Галахову с просьбой указать мне, к кому мы могли бы обратиться для разрешения исполнить перед смертью христианский долг, на что генерал так же громко ответил мне, что государь был так милостив, что даровал всем жизнь. – Даже и тем, – добавил он, указывая на привязанных к столбам. Все стоявшие близ меня услышали сказанное и шепнуть мне эти слова генерал Галахов не мог ввиду разделявшего нас расстояния.

«Петрашевцы в воспоминаниях современников». Москва, 1926, с. 196

ДОСТОЕВСКИЙ

Приговор смертной казни расстреляньем, прочтенный нам всем предварительно, прочтен был вовсе не в шутку; почти все приговоренные были уверены, что он будет исполнен.

Полное собрание сочинений, 1980, т. 21, с. 133.

Профессор ОРЕСТ МИЛЛЕР

Самого Петрашевского «за преступный замысел... [ссылали] в каторжную работу в рудниках без срока». Рукою [царя]... отмечено было: «Быть по сему». <...> Против Спешнева рукою [царя] помечено: «На 10 лет» – [вместо 12 лет]. <...> Дуров за участие в преступных замыслах... ссылался на каторгу на 8 лет. [Царь] сократил на четыре года с перечислением потом в рядовые. Вслед за Дуровым (в той же категории) поименован в приговоре Достоевский... он ссылался в каторгу тоже на 8 лет. Решение же [царя] относительно его было совершенно такое же, как и относительно Дурова: «на четыре года, а потом рядовым».

«Материалы для жизнеописания Достоевского». Санкт-Петербург, 1883, с. 114

ДМИТРИЙ АХШАРУМОВ

<...> на середину эшафота принесли кандалы и, бросив эту тяжелую массу железа на дощатый пол эшафота, взяли Петрашевского... надели на ноги его железные кольца и стали молотком заклепывать гвозди. Петрашевский сначала стоял спокойно, а потом выхватил тяжелый молоток у одного из них и, сев на пол, стал заколачивать сам на себе кандалы... Между тем подъехала к эшафоту кибитка... и Петрашевскому было предложено сесть в нее, но он, посмотрев на поданный экипаж, сказал: – Я еще не окончил все дела! – Какие у вас еще дела? — спросил его как бы с удивлением генерал, подъехавший к самому эшафоту. – Я хочу проститься с моими товарищами! – отвечал Петрашевский. – Это вы можете сделать, – последовал великодушный ответ... Петрашевский в первый раз ступил в кандалах; с непривычки ноги его едва передвигались... Он подходил по порядку, как мы стояли, к каждому из нас и каждого поцеловал... Подойдя ко мне, он, обнимая меня, сказал: – Прощайте, Ахшарумов, более уже мы не увидимся! <...> я ответил ему со слезами: – А может быть, и увидимся еще! – Только на эшафоте впервые полюбил я его!.. Слова его сбылись – мы не увиделись более.

«Из моих воспоминаний (1849-1851)». Санкт-Петербург, 1905, с. 110

НИКОЛАЙ КАШКИН

[Петрашевский был] посажен в сани и прямо с места отправлен с фельдъегерем в Сибирь. Рассказывали, что когда его везли, кто-то из толпы, стоявшей позади войск, снял с себя шубу и бросил ему в сани.

«Петрашевцы в воспоминаниях современников». Москва, 1926 с. 198.

ФЕДОР ЛЬВОВ

– Что прикажете сказать вашей матушке? – спросил у Петрашевского жандармский штаб-офицер.

– Скажите, что я поехал путешествовать в Сибирь на казенный счет.

«Литературное наследство». Москва, 1956, т. 63, III, с. 188.

АЛЕКСАНДР ПАЛЬМ

Как теперь вижу минуту нашего прощания в декабре 1849 года. [Достоевский] бодрый, почти веселый и какой-то светлый верующий, обнял меня и сказал: – До свиданья, Пальм, увидимся непременно... Четыре года каторги, потом солдатчина – все вздор, пустяки, пройдет: а будущее наше!

Из речи над гробом Достоевского, 32 года спустя. Газета «Новое время», 2 февраля 1881 года.

ДМИТРИЙ АХШАРУМОВ

Впечатление, произведенное на нас всем пережитым нами в эти часы совершения обряда смертной казни, и затем объявления [окончательного приговора], было столь же разнообразно, как и характеры наши... Ипполит Дебу, когда я подошел к нему, сказал: «Лучше бы уж расстреляли!..» <...> но ни у кого не было слезы на глазах, кроме одного... избавленного от всякого наказания, – я говорю о Пальме. Он стоял у самой лестницы, смотрел на всех нас, и слезы, обильные слезы текли из глаз его; приближавшимся же к нему, сходившим [с эшафота] товарищам, он говорил: – Да хранит вас Бог!..

«Из моих воспоминаний (1849-1851)». Санкт-Петербург, 1905, с. 112.

Барон АЛЕКСАНДР ВРАНГЕЛЬ

Вернувшись после тяжелого зрелища домой, я, напуганный [предупреждением] дяди, годами молчал, никому не говорил, что был на [площади] по случаю ожидавшейся казни... одно это могло повлиять на всю мою будущность... Такое это было время!

«Воспоминания о Достоевском в Сибири». Санкт-Петербург, 1912, с. 8.

ДОСТОЕВСКИЙ – 18лет спустя

Я сохраняю письмо, которое написал... брату в день прочтения приговора, – мне недавно вернул [это] письмо племянник.

А.Г.Достоевская. «Воспоминания». Москва-Ленинград, 1925, с. 31.

ДОСТОЕВСКИЙ – МИХАИЛУ ДОСТОЕВСКОМУ. 22 декабря 1849 года – в день объявления приговора

<...> Сегодня [утром] нас отвезли на Семеновский плац. Там всем нам прочли смертный приговор... в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моем, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый!.. <...> нам сегодня или завтра отправляться в поход. Я просил видеться с тобой. Но мне сказали, что это невозможно; могу только я тебе написать это письмо...

ДОСТОЕВСКИЙ – 18лет спустя

Не запомню другого такого счастливого дня. Я ходил по своему каземату в Алексеевском равелине и все пел, громко пел, так был рад дарованной мне жизни.

А.Г. Достоевская. «Воспоминания». Москва-Ленинград, 1925,