С чего начинается успех оратора 2 страница

произвели бы фурор в Москве. Угощения на стол ставил не хозяин корпункта, а его слуга — пожилой человек, молча вы­полнявший свои обязанности. В 5 часов дня он вдруг покло­нился, показал на часы и простился с нами. Только после этого Коровиков объяснил, что гостям прислуживал первый секретарь райкома правящей в стране партии. Оказалось, что все партийные функционеры Ганы выполняли свои обязан­ности на общественных началах: у них не было ни зарплаты, ни привилегий. Поэтому они и были вынуждены зарабаты­вать на жизнь, трудясь на производстве или в качестве при­слуги. Впрочем, эти атрибуты демократии не спасли Кваме Нкруму: через несколько лет он был низложен и закончил свои дни вдали от родины. Пока же он восседал во главе сто­ла и следил за строгим соблюдением ритуала. Только после последней запланированной смены блюд он встал, поблаго­дарил присутствующих и скрылся за ближайшей дверью.

Прием, оказанный гостям в Гане, был действительно, скорее, демократичным. На приеме подобного же рода Мен-гисту Хайле Мариам, глава Эфиопии, находился в удалении от приглашенных, как божество на каком-то пьедестале, и вооруженные охранники подводили к нему каждого гостя п отдельности, следя за малейшим его движением.

Итак, курицу на официальных приемах руками не едят, закуски шампанским не запивают, хлеб вилками не берут (его дают каждому гостю в мизерном количестве на тарелочке), локти держат ближе к телу, салфетки (естественно, не бумаж­ные) расстилают на своих коленях, при подаче супа в чашке с двумя ручками пользуются ложками, с одной ручкой — его просто пьют. Кстати, маленький совет: покончив с очередным блюдом, не кладите вилку на тарелку острыми концами вниз, это значит, что гость жаждет «добавки». Курить за столом можно только в случае, если последовало соответствующее приглашение со стороны хозяина стола. Что касается перевод­чика, то он может закурить при условии, что лицо, которое он сопровождает, тоже курит. В противном случае курение отри­цательно скажется на ващей занятости, при наличии выбора приглашать будут некурящих переводчиков.

А если выйти за пределы еды, то переводчику важно во время официальных встреч быть в костюме и при галстуке, находиться вблизи представителя своей страны, с которым он работает, и внимательно слушать текст, подлежащий пе­реводу или же краткому пересказу, в зависимости от обстоя­тельств. Впрочем, уметь слушать и слышать — это не только вопрос этикета, это важнейшее умение переводчика. Но об этом в следующей главе.

18. КАК ГОТОВИТЬ СЕБЯ

К ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ АУДИРОВАНИЮ

Существует такое иностранное слово «аудирование», которое иногда употребляют вместо слова «слушание». На­сколько это правомерно? И будем ли мы от этого иначе слу­шать чириканье воробьев, героическую музыку Листа или речь на языке суахили? Всё дело в том, что аудирование со­стоится только в том случае, если вы поймете, о чем чирика­ет воробей, что хотел сказать своей музыкой Лист и в чем смысл речи на языке суахили. А это значит, что «аудирова­ние» не является синонимом слова «слушание», что аудиро­вание — это не просто слушание, а слушание с пониманием, и пониманием именно речи. Самый «ученый» музыкант не скажет: «У меня сегодня состоится аудирование симфонии Бетховена». А вот в обучении иностранным языкам, как и в психологической теории деятельности, термин «аудирова­ние» завоевал прочные позиции, и любой учитель скажет: «Труднее всего в школе научить ребят аудированию ино­странной речи», Этот термин стал профессиональным и у пе­реводчиков, которые утверждают, что аудирование при пе­реводе фильмов зависит от качества звука. Итак, умение слу­шать и понимать речь — это и наша проблема. И для

успешного аудирования необходимы, по крайней мере, че­тыре условия. Вот они:

— нужно знать язык речи, которую вы слушаете;

— нужно уметь понимать устную речь иностранного языка;

— нужно иметь достаточный информационный запас к
лексическим единицам, с которыми приходится работать;

— нужно уметь управлять своим вниманием для того,
чтобы уловить самые незначительные смысловые оттенки,
которые проявляются в речи говорящего.

Что касается первого условия, то для изучения иностран­ного языка следует скорее найти хорошие учебники и не тра­тить время на изучение нашей книги.

Второе условие непосредственно связано с деятельностью переводчика и на нем следует остановиться подробнее. Ког­да учишь иностранный язык и уже научился читать, писать и даже говорить в пределах усвоенной тематики, то можешь столкнуться (и довольно часто) с неприятным явлением: на­чинаешь смотреть иностранный фильм и из речи его героев с трудом выхватываешь отдельные слова. Все остальное не понятно. Увы, чтение, письмо и в какой-то степени говоре­ние в порядке, а аудирование не состоялось!

Обратимся к науке. Психологи определяют несколько уровней понимания текста. Самым низким уровнем явля­ется фрагментарный, при котором реципиент (слушающий) улавливает лишь отдельные слова, словосочетания (фраг­менты). Несколько более высоким уровнем считается уро­вень общего понимания текста. В этом случае понятно то, о чем идет речь: о поездке в Крым, об урожае на Алтае, о по­беде наших спортсменов на первенстве Европы и т. п. Вы прекрасно понимаете, что такой уровень перевода представ­ляется низким. Третий уровень называют детальным, это такой уровень, когда уже понимаются отдельные факты (де­тали) текста, как, например, цвет платья, в котором появи­лась кинозвезда, звание офицера, спасшего людей при по­жаре, количество людей, собравшихся на митинг, и др. И, наконец, четвертый, критический уровень понимания тек­ста, когда речь идет уже не только о тексте, но и о под-

SS

тексте, т. е. не только о том, что сказано, но и о том, с ка­кой целью сказано.

Если нашему школьнику говорят «тише едешь, дальше будешь», то в зависимости от обстоятельств он понимает, что ему советуют или не торопиться, или обдумать еще раз свое намерение, или делать что-то более аккуратно, или лучше вдуматься в ситуацию и т. д., и т. п. Для человека, который только учит русский язык и не знает еще этой пословицы, ее смысл не выйдет за пределы понятия о езде на каком-нибудь виде транспорта. Естественно, что если малоквалифициро­ванный переводчик довольствуется иногда уровнем деталь­ного понимания, то переводчик высокой квалификации дол­жен понимать текст на самом высоком уровне, на уровне кри­тического понимания.

Вот почему если в устной иностранной речи героев кино­фильма вы понимаете только отдельные слова, то это значит, что принимать на слух повседневную иноязычную речь вы еще не умеете.

Почему же оказались малоуспешными те несколько лет, которые вы потратили на изучение иностранного языка? Причины надо искать в функционировании одного из сле­дующих речевых механизмов: речевой слух, проговарива-ние, вероятностное прогнозирование. Начнем с речевого слуха.

Слух каждого человека приспособлен к особенностям того языка, который доминирует в окружающей его среде. Но его же слух, особенно если это молодой человек, можно приспо­собить к звукам, мелодиям и даже тональности другого язы­ка. Особенно легко адаптируются к звучанию иноязычной речи люди с хорошо развитым музыкальным слухом. То есть те, кто умеет отличить ноту «до» от ноты «соль», «Турецкий марш» Моцарта от фуги Баха, арию Виолетты из оперы «Тра­виата» Дж. Верди от романса Алябьева «Соловей». Труднее приспосабливаются к звукам нового языка учащиеся с пло­хим музыкальным слухом. Но все равно, они тоже могут пе­рестроить свой речевой слух. А это произойдет только в резуль­тате повседневного слушания иноязычной речи.

Вот что вы могли бы планировать себе для перестройки речевого слуха:

— неоднократное прослушивание имеющихся записей
выступлений, отрывков из кинофильмов, театральных поста­
новок на иностранном языке, причем слушать такие записи
нужно до тех пор, пока не станет понятным каждое слово;

— систематическое прослушивание передач по радио на
иностранном языке в течение 25-30 мин.;

— посещение при первой возможности кинотеатров,
демонстрирующих кинофильмы на иностранном языке.

Речевому слуху позволит адаптироваться к иностранно­му языку проговаривание. Дело в том, что, когда мы начина­ем активно слушать важный для нас материал, происходит непроизвольное повторение, если не всей речи, то по край­ней мере наиболее важных для слушающих слов. Прогова­ривать иностранную речь достаточно быстро в процессе ауди­рования мы еще не умеем. Поэтому очень полезно следую­щее упражнение: поймайте по радио или телевидению чье-нибудь выступление на родном языке и повторяйте все слова, которые произносит говорящий. Когда вы это приспо­собитесь делать, начните отставать от говорящего на 2—3, а потом на 5 слов. Только тут можно почувствовать, что это делать трудно. Не смущайтесь, продолжайте упражняться и постепенно переходите на иностранную речь. Синхронное повторение речи отрабатывает не только проговаривание, но и оперативную память человека, так как для того, чтобы по­вторить слово с разрывом в 4-5 единиц, необходимо особое усилие психических механизмов.

Речевому слуху может помочь и вероятностное прогнозирование — так называют в синхронном переводе уме­ние предусматривать то, что хочет сказать оратор. Для рече­вого слуха важно прогнозирование прежде всего слов, кото­рые должны последовать за уже сказанным. Нетрудно дога­даться об окончании следующих речений: за битого двух..., поспешишь, людей..., с кем поведешься... и т. п. В контексте угадывается значительно больше последующих лексических единиц, но для этого язык надо знать не в словах, а в словосо-

четаниях. Недаром некоторые методисты настаивают на том, чтобы усвоение языка происходило не через слова, а через сло­восочетания. Важно уяснить себе, как будет на иностранном языке не только слово «автобус», но и слова, его обслуживаю­щие: «садиться в автобус», «выходить из автобуса», «ждать автобус», «переполненный автобус», «старый автобус» и т. п. Такое «комплексное» изучение лексики действительно сослу­жит хорошую службу, во всяком случае оно способно освобо­дить вас от тех «ляпов», по которым аборигены сразу узнают иностранцев: «взять Метро», «я спасаюсь» (в смысле «я ухо­жу») и др.

Что касается информационного запаса (третье условие), то вы уже представляете себе, о чем идет речь: о тех знаниях, с которыми мы ассоциируем то или иное слово. Если передадут по радио, что государственный секретарь США прибывает в Москву, то кое-кто из слушателей весьма смутно поймет, кто и зачем прибывает в Москву. Совсем другой эффект произведет это сообщение на тех, кто знает, что эта должность вторая в иерархии власти в США, что она примерно эквивалентна на­шему министру ино странных дел. Тогда все становится на свои места: ожидаются важные переговоры на межгосударственном уровне, в которых, по-видимому, примет участие и президент. Если для многих из вас слова «траулер» и «тральщик» пример­но равнозначны и относятся к морскому флоту, то их появле­ние в речи не создаст в вашем сознании информационного трам­плина для перехода к рыболовной (траулер) или военной (траль­щик) тематике. В этом случае не состоится и смысловое прогнозирование. Тем самым более ясно вырисовывается роль лингвострановедческой и прочих компетенций в деятельности переводчика.

Остается еще поговорить об умении управлять своим вни­манием, которое должно превратить слушание в рабочее аудирование, от которого зависит успех вашей работы и ваша репутация. Учиться управлять своим вниманием начинайте с самого простого, не старайтесь в разговорах с друзьями глу­шить их своим голосом и слушать только самого себя. Осно­ва успеха работы устного переводчика заключается в умении

слушать других. Поэтому после разговора крикливых, друг друга перебивающих лидеров в группе ваших приятелей постарайтесь вспомнить, что и кто из них сказал. Такой ана­лиз шумного обмена сиюминутными идеями проводите воз­можно чаще. Укрощая свое желание всех перекричать, вы обогатите себя высказываниями других.

Но это только начало. Уже говорилось об очень полез­ном упражнении в синхронном повторении чьей-либо речи с отставанием на 4-5 слов. Именно в таком упражнении вы тренируете свое внимание, заставляя себя держать в голове уже произнесенные слова и слушая только вновь появляю­щиеся.

Ваше внимание поможет обострить и чтение про себя иностранного текста с громким произнесением чисел или ка­кого-либо выученного стихотворения с обязательным по­следующим пересказом смысла прочитанного глазами текста.

И наконец, самое простое упражнение, которое может по­мочь контролировать достигнутый уровень управления сво­им вниманием. Оно заключается в следующем. Предлагает­ся прочесть текст. Сначала это может быть текст на родном языке, потом — на иностранном. Вот один из литературных отрывков для этого упражнения.

«Я бродил в полном одиночестве по лесу, — тихий, уже тронутый желтыми и золотыми бликами осени, лес клал мне под ноги сосновые шишки и папоротник. Выйдя к берегу озе­ра, я стал сгребать ногой пестрые камешки и осколки буты­лок со следами водочных этикеток, снял галстук и расстегнул ворот. Из-за озера дул живительный ветер, из темнеющего леса тянуло свежестью и хвойным запахом».

Задание заключается в том, чтобы, прочитав вниматель­но этот отрывок из рассказа, тут же ответить на следующие вопросы:

— Что клал лес под ноги путнику?

— Что делал путник после выхода к озеру?

— Осколки каких бутылок валялись на берегу?

— Какой ветер дул из-за озера?

— Почему вы решили, что путнику было жарко?

Если вы сумели точно ответить на все вопросы, то ваше умение управлять вниманием не вызывает сомнения. Если нет, то обратите внимание на детали, которые выпали из поля зрения в процессе чтения. Наименее существенной деталью в тексте с точки зрения заданных вопросов является прила­гательное «живительный», наиболее существенными — ука­зания на признаки теплой погоды.

Управлению вниманием помогут и каверзные пси­хологические задачки, которые последнее время предлагают читателю многочисленные газеты и журналы. Это и сравне­ние двух рисунков с поиском недостающих или несовпадаю­щих деталей, это и нахождение порядковых чисел в таблице, и спрятанных на рисунке действующих лиц, и многое другое, что появляется в рубриках «На досуге».

Выделению главного, наиболее существенного в поступающей к вам информации в речи, которую вам надле­жит переводить, предназначена и переводческая скоропись, с которой пришло время познакомиться поближе.

19. В ПОИСКАХ

ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ СКОРОПИСИ

1960 году мне крупно повезло. В институт, в котором я преподавал, был назначен новый ректор — Ф.Д. Рыженко, блес­тящий организатор, умный, жесткий руководитель, впервые в послевоенные годы сделавший попытку ввести для студентов свободное посещение занятий. Начал он с переподготовки кад­ров, подбирая на кафедры наиболее перспективных препода­вателей для ведущих дисциплин. Понимая необходимость под­готовки переводчиков-международников, он предложил мне поехать в научную командировку в Женеву, где находилась в то время лучшая школа переводчиков, функционирующая на

100

правах факультета Женевского университета. Несмотря на имеющийся у меня уже десятилетний опыт работы в качестве преподавателя перевода, а скорее именно поэтому, я с удоволь­ствием принял предложение отправиться в Aima Mater лучших переводчиков-международников.

Происходило это в годы хрущевской оттепели, когда приот­крылся, наконец, занавес, отделявший нашу страну от Запад­ной Европы с ее старой цивилизацией и непреходящими цен­ностями. Общее ощущение раскованности, плюс немалый опыт поездок за рубеж и общения с крупными политическими дея­телями, которые не раз смеялись над разными идиотскими за­претами, внушая мне возможность и самостоятельных прогу­лок по улицам Стокгольма или Парижа, и посещения киноте­атров в Брюсселе или Вене, и обмена адресами с коллегами или новыми знакомыми в Берлине или Риме, побудили меня воспользоваться услугами авиакомпании Сабена и лететь в Швейцарию по маршруту Москва — Брюссель — Цюрих. В то время билеты на самолеты всех авиакомпаний мира продава­лись за рубли, поэтому в самом начале мая, без каких-либо труд­ностей, я оказался в полупустом «боинге», летевшем по марш­руту Москва — Брюссель. (Наши самолеты летали сверхзагру-женными, поскольку советским пассажирам «рекомендовалось» пользоваться только услугами Аэрофлота.) В Брюсселе меня встречали мои бывшие студенты, а ныне ра­ботники посольства — Уранов и Устинов, которые сделали мое пребывание в этом уютном городе очень приятным.

В этом отношении преподаватели перевода оказываются за границей в привилегированном положении: куда бы я ни приезжал, в посольствах или миссиях были мои бывшие уче­ники. Все они оказывались внимательными и добрыми людь­ми, старавшимися сделать пребывание своего учителя в да­лекой от Родины стране приятным и полезным. Независимо от своего положения, они, узнав о моем прибытии, находили меня и окружали своей заботой. Особенно поразил меня наш посол в Венесуэле.

Прилетели мы в 1979 году в Каракас поздно. Мы — это известный поэт М.А. Дудин, депутат Верховного Совета СССР,

101

журналист газеты «Правда» и бригада синхронных пе­реводчиков, востребованная в эту страну для работы на Кон­ференции в поддержку освободительного движения в Ника­рагуа. М.А. Дудина, как депутата, встречал посол Казимиров Владимир Николаевич, и мы, переводчики, отойдя в сторону, медленно пошли к багажному отделению за своими чемода­нами. Продвигаясь по огромным помещениям аэропорта в Каракасе и разговаривая о предстоящей работе, я вдруг услы­шал свое имя и отчество, которые повторились несколько раз позади меня. К моему удивлению эти слова исходили от само­го посла. Только теперь я узнал своего бывшего студента 50-х годов, которого имел честь учить и не только учить, но и пору­гивать, если почему-либо он не удовлетворял «строгим» тре­бованиям молодого преподавателя. Он оказался на редкость милым и внимательным человеком. Проводив нас в гостини­цу, посол оставил мне свой телефон и просил звонить ему в первую свободную минуту. Дважды я посетил его дома, один раз вместе с поэтом Дудиным и журналистом «Правды» на спе­циально устроенном ужине, во время которого вкусные мест­ные блюда сопровождались интересными и тоже местными байками. Другой раз я у него был один, и мы долго вспомина­ли уютный Институт международных отношений в «Желтом доме на берегу Москвы-реки».

Узнал меня в 1978 году в Мадриде и наш посол в Испа­нии Ю. Дубинин, один из первых моих выпускников-син­хронистов, который сумел выкроить для меня несколько ми­нут, несмотря на присутствие таких полных своего собствен­ного достоинства персон, как поэт Е. Евтушенко и известный в медицинском мире ученый Н.Н. Блохин.

Только один из моих учеников, фамилии которого, естест­венно, я назвать не могу, старался уклониться от встречи со мной в Женеве. И он был, конечно, прав. Вот что с ним при­ключилось в один из светлых дней мая.

Будучи агентом нашей разведки, он купил в Женеве небольшую фотостудию и занялся мелким бизнесом, выпол­няя при этом задания из Москвы. Великолепно говорящий на французском языке, умный, красивый молодой человек стал

102

быстро преуспевать и как фотограф, а главное как разведчик, поставляющий в Москву необходимую информацию. В этот солнечный майский день он вышел из своей фотографии на тихую улочку, как бы отстраненную от мирских забот преуспе­вающего города мелких буржуа и эмигрантов, для того, что­бы подышать благословенным воздухом Швейцарии в отсут­ствие требовательных клиентов. Улица, на которой находи­лась фотография, постепенно поднималась к подножию гор, окружавших Женевское озеро. Преуспевающий фотограф за­курил и погрузился в свои беспокойные мысли. В это время на пустынной улочке показался прохожий, который, не торо­пясь, поднимался, внимательно рассматривая витрины не­больших лавочек. Походка этого человека фотографу показа­лась знакомой. Привычная настороженность разведчика за­ставила его присмотреться к идущему в его сторону человеку. Каково же было удивление молодого бизнесмена, когда в при­ближавшемся господине он узнал своего бывшего препода­вателя, с которым в свое время любил умно спорить по нере­шенным вопросам теории перевода. Он быстро затушил си­гарету и вошел в свою фотографию. Закрыть ее на ключ было поздно, так как такое действие могло вызвать подозрение не только прохожего, но и какого-нибудь постороннего наблю­дателя, что было для него совершенно неприемлемо. Прохо­жий, а это, как вы поняли, был я, подошел к витрине фото­графии. На плече у него висел фотоаппарат, что говорило о возможности получения в данном случае нежелательного для хозяина фотографии заказа на проявление пленки или печа­тание карточек. Это были сложные минуты в жизни моего бывшего студента. Заход в мастерскую гражданина СССР сам по себе способен был вызвать подозрения у служб безо­пасности Швейцарии, заход же приезжего офицера из Советского Союза мог привести к провалу успешной деятель­ности нашего разведчика. «Страшный» прохожий, постояв у витрины, и как всякий истинный гражданин своей стра­ны, пожалевший истратить несколько швейцарских фран­ков на проявление пленки и печатание снимков, пошел даль­ше по благопристойным улицам Швейцарии.

103

Все это я узнал позже, когда через пару лет алчный пол­ковник Пеньковский предал свою Родину, а вместе с ней и наших разведчиков в ряде стран. Моему бывшему ученику пришлось прервать свой швейцарский бизнес и возвратить­ся домой, где, впрочем, он добился очевидных успехов на поприще ученого.

Но вернемся к моей командировке. Самолет швейцарской компании Сюисс-эр, вылетев из Брюсселя, приземлился в Цюрихе, откуда в ту же ночь работники нашего посольства доставили меня в Берн, столицу Швейцарии. В этом неболь­шом уютном городке мне довелось провести всего пару дней. Почему-то наиболее яркие впечатления от Берна, если не счи­тать 20 швейцарских франков, оставленных за ночлег в гос­тинице, у меня связаны с парой медведей в центре города (живой символ города) и парламентом, работающим с четырь­мя языками: немецким, французским, итальянским и отча­сти ретороманским, — и все это на 6 миллионов человек, про­живающих в этой уютной стране.

В Женеву я ехал на машине одного из работников посольства, что дало мне возможность еще раз насладиться пейзажами Швейцарии и живописно расположенными го­родками на берегу Женевского озера. Так я оказался в ми­ровом центре перевода 50-х — 60-х годов, поскольку в нем находилось первое и в то время лучшее учебное заведение, специализирующееся на подготовке переводчиков, и луч­шие переводческие силы, сосредоточенные в Европейском отделении ООН, преемнике знаменитой Лиги Наций, штаб-квартира которой размещалась в великолепном дворце, спе­циально построенном с этой целью в 1936 году и распола­гавшем десятью прекрасно оборудованными залами син­хронного перевода.

Именно здесь меня ждало постижение профессиональной тайны великих асов последовательного перевода — перевод­ческой скорописи.

104

20. ЖЕНЕВСКАЯ ШКОЛА ПЕРЕВОДЧИКОВ И ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ СКОРОПИСЬ

еневский университет, в котором мне предстояло познакомиться с тайнами подготовки переводчиков высше­го класса, насчитывал в 1960 году десять факультетов, включая архитектурную школу, педагогический институт им. Ж.Ж. Руссо и школу переводчиков. Причем, если на всех десяти факультетах числилось несколько более 3000 студен­тов, то в одной школе переводчиков обучалось в то время при­мерно 700 человек; правда, диплом парламентского перевод­чика (высшая ступень квалификации) получали ежегодно не более 7-8 человек. Эти цифры говорят, во-первых, о значе­нии школы переводчиков для Женевского университета, а во-вторых, о высоких требованиях, предъявляемых к выпуск­никам. Сейчас, имея сорокалетний опыт преподавания в вузе, я могу добавить, что такое небольшое количество ды-пускников высшей квалификации объясняется и той неограниченной свободой, которой не всегда правильно пользуется учащаяся мрлодежь. В университетах западных стран имеется много студентов из богатых семей, способных платить огромные деньги за учебу и не ходить на занятия, в том числе и «вечных» студентов, достигших сорокалетнего возраста. В университетах есть и малоспособные юноши и девушки, не умеющие самостоятельно приобретать необхо­димые знания и навыки и не получающие того обильного языкового тренинга на языковых факультетах, который характерен для наших учебных заведений.

В Женевский университет я попал в дни празднования 400-летия со дня его создания и сразу же был приглашен на торжественный вечер ректором университета г-ном Штел-линг-Мишо.

105

Зал университета переполнен. Студенты сидят с лента­ми через плечо и с шапочками на голове, цвета которых различаются в зависимости от корпораций, к которым они принадлежат. Профессура во главе с ректором облачена в черные халаты с цветными воротничками, белые манишки и черные шапочки, напоминающие прихлопнутые береты. Начинается торжество речью ректора и оркестровым испол­нением Концертины композитора Перголезе. Ректор в своей речи сетует на трудности материального характера и на пло­хую подготовку студентов-иностранцев, прибывших, глав­ным образом, из новых государств Африки. Его речь кратка и торжественна. Представитель женевских властей вручает ректору чек на 3 млн. франков, собранных по подписке в свя-зи-с 400-летием университета. Затем следует награждение ученых почетными дипломами в знак присуждения степени доктора Honoris Causa, получающих, кроме того, традици­онные черные шапочки. Среди новых докторов и наша Лина Штерн, член Академии наук СССР, которой нет среди при­сутствующих, так как она числится у партократов среди дис­сидентов. Объявляются также именные стипендии студен­там, после чего все поют студенческий гимн Gaudeamus. За­кончился праздник приемом «а ля фуршет» для профессуры и почетных гостей, в число которых попал и я. Мне это было кстати, так как я смог в этот день прилично поужинать.

Так началось мое пребывание в Женевском университе­те. Начало было праздничным. Но меня еще более порадова­ло to, что я увидел и услышал в последующие дни. В школе переводчиков студенты постигали тайны скорописи, т. е. та­ких записей, которые дают возможность запомнить и воспро­извести речь оратора целиком, независимо от того, говорит ли он 3 или 30 минут. В нашей стране о переводческой скоро­писи в то время вряд ли знали что-либо существенное.

Итак, что такое переводческая скоропись или записи в последовательном переводе? Это наиболее эффективное вспомогательное средство памяти переводчика. Оно эффек­тивно, поскольку стимулирует запоминание, активизируя мыслительные процессы в момент записи. Оно эффективно

106

и потому, что сохраняет опорные пункты для памяти в мо­мент воспроизведения текста оригинала.

Обычно задают вопрос, а для чего переводческая скоро­пись, если уже придумана стенография? Ответ йа этот воп­рос хорошо формулирует Анри ван Хооф в своей книге «Тео­рия и практика устного перевода»: «Дословная запись по­влекла бы за собой, естественно, дословное воспроизведение, т. е. отказ от основных принципов перевода. Вот почему мы не приемлем стенографию. Будучи системой записи, основан­ной на слове, она помешала бы переводчику сосредоточить­ся на основных мыслях, развиваемых в речи, и, следователь­но, дать удовлетворительный перевод»¹.

Добавим к этому для неискушенного читателя, что стено­графическая запись каждого слова прячет мысль, которая вы­ражается не последовательностью слов вообще, а последова­тельностью значений «избранных», ключевых для смысла слов. А найти такие ключевые слова в стенографической за­писи — это кропотливая работа, требующая анализа записан­ного, на который в последовательном переводе нет времени.

Не подходят для переводческой скорописи ни конспект, который иногда ведут прилежные студенты, ни протокол — произведение бюрократов. Конспект или протокол фиксиру­ют основное содержание сказанного, а переводчик не имеет права расставаться с не приглянувшимися ему фразами. Он обязан зафиксировать всю информацию, предназначенную для передачи, и создать себе экономные опорные пункты па­мяти. Это требование и породило свои собственные системы записи у ведущих парламентских переводчиков 20-х — 30-х годов. Более того, многие асы последовательного перевода утверждали, что записи — дело индивидуальное, и каждый переводчик должен сам придумывать себе те или иные пра­вила, знаки и символы скорописи. Так продолжалось до 1959 года, когда вышла небольшая книжка Жан-Франсуа Роза­на, в которой он постарался суммировать все то, что лучшие переводчики Европы изобретали для облегчения своей учас-

Н. Van Hoof. Theorie et pratique de l'interpretation. Munich, 1962. P. 71.

107

ти в процессе последовательного перевода. А было к этому времени изобретено следующее:

— записывать следует не слова, а мысли;

— записывать слова, если это окажется неизбежным,
придется сокращенно;

— в записях нужно показывать связь между записанны­
ми словами или символами;

— отрицание удобнее всего показывать перечеркивани­
ем записанного;

— для качественной характеристики записанных опор­
ных пунктов использовать различные виды подчеркивания;

— записи располагать вертикально;

— вертикальное расположение записей совмещать с их
ступенчатостью.

Эти приемы и поспешил зафиксировать Ж.-Ф. Розан.

К символам, которые встречаются в записях, автор пер­вой книги о переводческой скорописи относится весьма сдер­жанно и советует ими не злоупотреблять. Своим ученикам он предлагает запомнить всего десять символов.