Адиа приподняла бровь.
— Что это, сэр? — Обращение к нему она специально насмешливо растягивала.
— Зелье, которое ты примешь.
— И почему я должна это делать, сэр? — Опять это растянутое обращение…
Северус незаметно для неё сжал руки в кулаки.
— Потому что я говорю тебе, что ты должна это сделать.
Она задумчиво нахмурилась.
— Я думаю, что обойдусь и без него. — Она самодовольно взглянула на него, прежде чем добавить, — сэр!
— Ну, я думаю, что это не обсуждается. — Ему очень хотелось встать. Он знал, что выглядит импозантнее, прохаживаясь по комнате. Но он не хотел вызывать в ней подозрение, что он теряет контроль над ситуацией.
Немного помолчав, Адиа кивнула.
— Прекрасно. И что мне будет за то, что я выпью?
— А что, по-твоему, может быть наградой? — Он приподнял бровь.
— Вы знаете, что зелье-самоубийца не подействует, если я не приму его добровольно. — Она скривила губы.
Северус сузил глаза. Он не думал, что она начнёт спекулировать этим. Последних дней должно было быть достаточно, чтобы сделать её страх перед ним невыносимым и избежать подобного. Возможно, он недооценил её, а именно этого не должно было быть.
Адиа, которая расценила его молчание, как победу, сделала самодовольное лицо и встала с кровати. Уверенными шагами она обошла вокруг стола. Она хотела взять в руки пробирку, но Северус так резко схватил её, что девушка немного отшатнулась. Но затем она улыбнулась.
— О, я не собираюсь швырять её об стену, сэр. — То, каким тоном она произнесла последнее слово, было сильнее любого оскорбления, с которыми она когда-либо обращалась к нему. И всё-таки он не выпускал из рук пробирку. — Я скажу вам кое-что, — произнесла она снисходительно, пододвинув себе второй стул и усевшись на нём, сложив ногу на ногу. — Я выпью ваше маленькое зельишко и освобожу место вашей королевне, если вы исполните одно моё требование.
Он отреагировал на её предложение лишь слегка приподнятой бровью.
— Одна ночь с вами и по рукам.
Глава 26. Решение
Северус долго, не отрываясь, смотрел на Адию. Не в первый раз уже он был рад, что в разговоре возникали такие паузы, в которые он мог незаметно поразмышлять над ответом. При этом его пристальный взгляд не давал собеседнику возможности продолжать разговор, и он мог продумать, как ему отреагировать. Но ещё никогда ему так не нужна была эта передышка, как сейчас.
Через несколько секунд он решился на совершенно неожиданную реакцию: Северус начал хохотать. Его смех был глубоким и хриплым, таким, будто он давно не смеялся. Так оно и было на самом деле. Он вообще не мог припомнить, когда смеялся в последний раз.
Но его смех попал в точку. На лице Адии появились сначала признаки неудовольствия, а затем всё возрастающая ярость. Она откинулась на стуле и скрестила руки на груди.
— Так что?
Северус преувеличенно громко откашлялся и повторил за ней, всё ещё не выпуская из рук пробирку.
— Что — так что?
— Каков ваш ответ, сэр?
Он больше не знал, продолжала ли она использовать это обращение к нему, потому что заметила, что злила его этим или же страх удерживал её от того, чтобы вернуться к своему прежнему поведению.
— Я не думаю, что это требование нуждается в ответе.
— Я так не считаю. Или вы соглашаетесь, или я не буду пить зелье. Я не знаю, насколько вам важно здоровье вашей бывшей ученицы, но она чувствует себя не очень хорошо. — При этом она равнодушно рассматривала собственные ногти.
Казалось, будто кто-то внутри Северуса нажал невидимую кнопку. Естественно, внешне он сохранял спокойствие, которое ему сейчас было так необходимо. Но упоминание Гермионы заставило всё внутри него сжаться и напомнило ему о том, почему он до этого с таким постоянством избегал впускать в свою жизнь женщину. Легковерно было полагать, что его воздержание закончиться только потому, что он был разоблачён. Глупая ошибка, действительно ужасно глупая. И не первая, которую он осознал за время этого разговора.
— Ты действительно ещё раз посмела использовать Гермиону для своих целей? — Он навис над столом.
— Ни капли. Я ничего ей не сделала. Я всего лишь сообщила тебе, как у неё обстоят дела. — В лице Адии не было ни насмешки, ни хитрости. Она говорила серьёзно, и Северус предположил, что это было частью её природы. Она вынуждена была серьёзно воспринимать состояния своей оболочки, так как если с Гермионой что-то случиться, ей будет не намного лучше.
