После того как всё необходимое было сделано, Северус глубоко вдохнул и закрыл глаза. Редко были такие моменты, когда он не желал ничего, кроме как иметь рядом с собой профессионального врача. Гермиона ни разу не упомянула в ежедневнике, что сдала экзамен. Только о том, что Джинни застала её однажды ночью за подготовкой. Северус вспомнил сцену, которую наблюдал в её голове. Тогда он лишь подумал о том, помнила ли Гермиона, что смерть Рональда была тяжела не только для неё, но и для его сестры.
Теперь же он знал, что она наверняка думала об этом. И всё же она не пошла к Джинни, чтобы извиниться. Эта маленькая слабость стала началом целой каскады подобных моментов. «Я не могу себе сейчас этого позволить». И «Может быть, это и есть то, что ожидают от горюющей вдовы», написала она. Эти слова врезались в его память. Не потому что они бесконечно поразили его, но потому что он сам когда-то написал нечто подобное — если не считать слов про вдову.
Через какое-то время Северус всё же очнулся от своих мыслей. Птица всё ещё лежала в его руке без движения. Он открыл вторую клетку и положил её внутрь. Он не мог себе позволить по ошибке использовать два раза одну и ту же птицу, поэтому их приходилось разделять. Северус редко так нервничал, как в этот момент, когда прекращал действие усыпляющего заклинания. Напряжённо он ждал, что теперь будет.
Птица несколько раз вздрогнула и открыла глаза. Она сразу же запаниковала, так как положение на спине было для неё непривычным и представляющим опасность. Она забила крыльями, издала пронзительный крик и вскочила на маленькие ножки. Затем птица сделала несколько неуверенных шажков, но вскоре обрела полное равновесие. Она перестала кричать и лишь жалобно пискнула.
Северус вздохнул с облегчением и решился открыть клетку, чтобы напоить птичку. Зельевар окунул в воду палец, так чтобы на кончике его осталась капля, и поднёс его к клюву птицы. Так как она ещё не совсем уверенно держалась на ногах, то лишь сделала несколько шажков назад. Северус вытянул руку из клетки и убрал со лба спадающие волосы.
Казалось, что его расчёты оправдались. Оставшись довольным этой техникой, Северус обратился к остальным четырём птицам и принялся за дело.
— — -
Много позже Северус воспользовался вынужденной паузой в работе, чтобы принести Адии что-нибудь поесть. Он как раз поместил кусочки дерева горного клёна в осветляющий раствор и был вынужден теперь ждать четверть часа, прежде чем продолжить.
На кухне он на скорую руку сделал несколько бутербродов, поставил к ним на поднос ещё стакан воды и отправился со всем этим в комнату Гермионы. Он вошёл без стука, но девушка его уже поджидала. При снятии заклинания, которым он защищал комнату, оно издало тихое шипение.
Адиа стояла у окна, повернувшись к нему спиной. Она никак не отреагировала, когда он поставил поднос на стол, а Северус запретил себе оставаться у неё дольше, чем это было необходимо. Так как она, видимо решила наказать его ледяным молчанием — то, о чём Северус мечтал с самого начала, он довольный вышел из комнаты и запер её.
— — -
В это утро Северус долго смотрел на себя в зеркало, ничего не видя перед собой. Казалось, он пытается рассмотреть то, что скрывается за тёмно-коричневыми зрачками его глаз.
После того, как он вчера очистил дерево горного клёна от остатков отбеливателя, он растёр его так, что получившуюся массу нельзя было даже назвать порошком. При помощи высушивающего заклинания из него ушли последние остатки жидкости, и белая пыль, как пепел, покрыла поверхность зелья, прежде чем он перемешал его. После этого смесь начала кипеть без воздействия огня.
Следующим шагом было добавление крови. К его облегчению, не понадобилось слишком много возиться с ней, прежде чем отдельные её составляющие гармонично соединились друг с другом. Даже если птицы и были из одного помёта и обладали одними и теми же наследственными признаками, часто было проблематичным соединять кровь отдельных особей.
Но добавление крови Адии (а значит и Гермионы) вызвало такую реакцию, что Северус еле успел остановить весь процесс. Кровь начала сворачиваться, плазма отделилась от других составляющих. Лишь после того, как Северус, не прекращая, помешивал зелье в течение нескольких минут, эта реакция ослабла, а зелье превратилось в тёмную, но всё-таки равномерную красную жидкость.
Северус стал по капле добавлять в зелье оставшуюся кровь, наблюдая, как зелье становиться всё светлее. Грязно-коричневый цвет, который оно приобрело сначала из-за порошка и дерева, почти совсем исчез, а когда Северус добавил экстракт одуванчика, зелье стало совсем прозрачным.
На сегодня оставался последний шаг, и именно из-за него Северус очень переживал. Слёзы Адии. Слёзы, которые должны были внести в зелье магический потенциал. Так он запланировал.
Недавно он понял, что слёзы единорога могли быть уравновешены лишь при помощи магии волшебника или волшебницы. Никакой животный или растительный компонент не был способен на это. И если выздоровление Гермионы требовало этого, он был готов на всё.
Наконец, Северус несколько раз моргнул и отошёл от зеркала. Принять такое решение — стоило ему немало размышлений. Перенос его магических сил на слёзы, означало полную их потерю. Он ещё ни разу не слышал о подобных случаях, но особо его такая возможность не удивляла. Решиться на такое стоило Северусу немалого. Он подумал, что может считать себя даже счастливчиком. Размахивать волшебной палочкой ещё никогда не доставляло ему особого удовольствия.
Северус, не торопясь, оделся, взял свою палочку и спустился в лабораторию. Адиа могла подождать и до вечера. Птичья клетка исчезла в одном из углов, после того, как её окрепшие обитатели были выпущены в сад. Хотя в этой реальности у них было не намного больше места, чем в клетке, но так Северусу не надо было больше использовать Silencio, и он мог вычистить клетку.
Вообще лаборатория находилась почти в идеальном порядке с того момента, как Гермиона в ней больше не орудовала. Северуса удивляло, сколько хаоса она всё время производила. Первое чему он должен был её научить позже — это порядок в собственной лаборатории. У неё ещё ни разу не было возможности научиться этому, за всеми неуверенными и непостоянными попытками работать.
Он достал оба флакона со слезами Адии и вылил их в неглубокую миску. Так как слёзы были прозрачными и бесцветными, они уже не смогут повлиять на цвет зелья. По крайней мере, он надеялся на это. Не очень-то приятно принимать грязную на вид жидкость, хотя действие его и было не иначе как грязным.
Его волшебная палочка, к которой он только начал привыкать, послужит проводником. Северус окунул её кончик в слёзы, которые примерно на один сантиметр наполняли плошку. То, что он задумал, нельзя было исполнить при помощи всего одного заклинания. Он должен был добровольно отказаться от живущей в нём магии и отторгнуть её. Дело было в собственной силе воли, и поэтому Северус был так уверен, что справиться.
Он долго стоял у стола. Тело его было напряженно и сконцентрировано, он не мог позволить себе думать о чём-то другом, кроме того, что задумал. Даже о записях в дневнике, которые будили в нём злобу к Адии, пожирателям и всему миру. Даже о том, что это был единственный шанс помочь Гермионе.
И всё же он подумал об этом. Это и дало ему решающий толчок и открыло ему глубинную магию, скрытую внутри. Она была как туман: желтоватой, пульсирующей и колыхающейся. Она излучала жар и силу, была возбуждающей и успокаивающей одновременно.
Северус несколько минут восхищённо наблюдал за ней. У него ни разу не было возможности увидеть магический потенциал человека, хотя ему не раз хотелось сотворить подобное с некоторыми из своих учеников. Он однако не предполагал, что это будет таким хаотичным, прекрасно бесформенным. В его представлениях магический потенциал был шаром. Нечто вроде маленького солнца.
Наконец, он заставил себя отвлечься от этих не совсем подходящих к этому моменту мыслей и направил свою волю на то, чтобы вытянуть магию из глубины на поверхность. Это было всё равно, что пытаться направить стаю насекомых в определённом направлении. Почти неисполнимо, но всё же не невозможно. Это была самая долгая и напряжённая борьба, которую Северус когда-либо вёл — борьба с самим собой.
Когда ему, наконец, удалось, казалось, что вся его личность с невероятной силой пытается последовать за магией. Лишь в последний момент ему удалось отделиться, и он увидел, как его волшебная палочка начала вибрировать, загорелась и рассыпалась в прах. Пот ручьями сбегал по его лицу, воздух в лаборатории был раскалён и заряжен электричеством. Северус покачнулся и чувствовал себя так, будто только что пробежал целый марафон. Перед глазами всё расплывалось и кружилось.
И всё же он позволил себе лишь небольшую передышку. Он не знал, насколько стабильным было такое соединение магии и слёз, если не использовать компонент сразу. Поэтому он поднял миску и по капле вылил её содержимое в зелье. Оно снова начало бурлить и кипеть, белый пар поднялся над котлом, и чем больше капель отправлялось в зелье, тем слабее чувствовал себя Северус. Как будто окончательное отделение от его тела происходило лишь теперь, когда магия обрела новую цель.
Когда последние капли упали в зелье, Северус слабо проговорил заклинание „Reverto origo!“ (хотя он не был уверен, подействует ли заклинание без магического потенциала) и, сев за стол, измождено уронил голову на руки. Ему не хотелось спать, совершенно не хотелось. Но реальность вокруг погрузилась в темноту, и он ничего не мог с этим поделать.
Он проспал до позднего вечера и проснулся от боли в затылке. Его мускулы были напряжены и болели, как после долгой тренировки. Что очень подходило к недавнему ощущению участия в марафоне.
Адиа несколько раз зло сверкнула на него глазами, когда он так поздно принёс ей еду, но его недовольное выражение лица остерегло её от всяческих комментариев, чему он был только рад. Он не знал, как сейчас отреагировал бы на это.
Что его удивляло, так это то, что она целый день не покидала комнату. Когда он перенёс свою магию на слёзы, то все его заклинания, защищающие комнату, перестали существовать. Или они исчезли незаметно, так что Адиа ничего не заметила, или же она между тем стала настолько послушной, что не решалась ослушаться его.
Как бы то ни было, теперь это было неважно. Он надеялся, что ему недолго ещё придётся возиться с Адией, так как сегодня он собирался заставить её принять зелье.
Как он и планировал, компонентов хватило ровно на две пробирки с зельем. Одну из них он оставил в лаборатории, (которую теперь приходилось запирать ключом, что бесконечно злило его) другая стояла на столе в его комнате. Пока он стоял под горячим душем, расслабляющим его мышцы, Северус раздумывал, как всё лучше устроить. И когда он выключил воду, то пришёл к выводу, что в отношении Адии лучше ничего не планировать заранее. Ему придётся действовать спонтанно.
— — -
Когда Северус вскоре после этого вошёл в комнату Гермионы, он излучал те уверенность и самообладание, к которым Адиа должна уже была привыкнуть. То, что он больше не мог применять магию, её совершенно не касалось.
