Хвосттрубой или приключения молодого кота 12 страница

Котенок какое-то мгновение с растерянным видом смотрел на него, потом снова уставился в землю.

«Ушки на макушке Плясуньи Небесной! – проклинал себя Фритти. – Когда же я перестану давать обещания, которые вряд ли смогу сдержать?! Вот и еще одно, – подумал он. – Но мне нужно было сказать Шусти. У него такой вид, будто он в любой миг собирается улечься и отплыть в Дальние Поля… По крайней мере хоть выжал из него словцо-другое».

Теперь Хвосттрубой заметил, что звук в туннеле изменился. Почудилось – он различает внизу, сквозь почти бесшумную свою поступь, густой прибой голосов… кошачьих голосов, но очень далеко.

Раскусяк, ближайший страж, повернулся и прошипел:

– Мы скоро будем у себя. Да и вы у себя – хоть во всяком разе и ненадолго.

Наконец подземная тропа снова расширилась и свернула вниз. Пульсирование стало постоянным и почти знакомым, а голоса, которые Фритти уловил раньше, – громче и громче. И вот, когда уже казалось, что они скоро подойдут к их источнику, Растерзяк остановил процессию.

– Так, – сказал он, бросив тяжелый взгляд на Фритти и его товарищей, – сейчас мы войдем в Закот через ближайшие Малые Ворота. Если вы только шевельнетесь, чтоб удрать, я вас в клочки раздеру, и с удовольствием. А если все-таки решитесь попытать удачи, – тут он сощурился на Грозу Тараканов, который неловко отвел глаза, – то даже будь вы достаточно быстры и ловки, чтоб увильнуть от меня – в чем я сомневаюсь, – вам еще захочется умереть у меня в когтях, уж я вам обещаю. Когтестражи – не самые страшные из тех, кто обитает в Холме Закота.

Растерзяк повернулся к подчиненным:

– И вы двое. Запомните, никого не вмешивать – особенно Клыкостражей. Пленники остаются при нас, пока я не скажу чего другого, понятно? Дошло? Усекли?

Все последовали вниз за Растерзяком и вскоре миновали изгиб туннеля, обнаружив, что находятся в широком проходе перед воротами. В конце туннеля, вырисовываясь в неверном зелено-голубом свете, стояли два огромных Когтестража, безмолвные и ужасающие, даже крупнее, чем охранники Фритти. По каждую сторону входа, который они охраняли, на невысоких кучах взрыхленной земли лежали черепа. Череп чудовищного Рычателя с мрачными, как сама скорбь, глазницами. И череп громадного рогатого животного. Все четверо этих часовых безжалостно взглянули на Фритти и его спутников, когда они проходили между ними.

Проходя под сводом туннельной пасти в глубины Закота, Фритти испытал странное чувство. Словно в каком-то кошачьем кошмаре, стал ощущать жжение во лбу. Впрочем, как бы то ни было, ни его друзья, ни Когтестражи ничего в нем не приметили.

За порогом им предстало видение, которому суждено было навсегда остаться в памяти у Фритти.

Перед ними раскинулась бескрайняя пещера с кровлей не менее высокой, чем вершины Коренного Леса. Она была освещена голубым свечением земли, уже знакомым им по туннелям, а в придачу – слабым голубым мерцанием камней, свисавших с каменного потолка. Призрачный свет окутывал все в пещере таинственными кладбищенскими тенями.

Ниже, на полу пещеры, подобно термитам на гниющем дереве, взад и вперед сновали бесчисленные кошки. Большинство было обычных размеров, хотя на мордах у них читались такое отчаяние и боль, что казалось – они существа чуть ли не другой породы. Среди них расхаживали тяжеловесные, громадные Когтестражи, управляя роящимися насекомоподобными ордами, ползавшими туда-сюда.

«Это похоже на страшный сон в Перводомье», – подумал Фритти.

Струи горячего воздуха доносили смрад ужаса, крови и незарытой мррязи, – зловоние потрясало его, наполняя ему ноздри. Растерзяк, рыча, погнал их, как стадо, прямо по торчащим камням и теплой влажной падали. Они пробирались среди кошачьих шеренг, проскальзывая среди своих соплеменников, – те даже не поднимали на них глаз: тяжело брели к какой-то неминуемой цели, к которой вели их вездесущие Когтестражи.

Когда проходили мимо одной из групп, Фритти заметил невзрачного кота, казавшегося больным: глаза навыкате, ребра выпячены. Кот кашлял и шатался, а вскоре и вовсе повалился на камни. Не успел Фритти подойти и помочь ему, как мимо протолкался Когтестраж и согнулся над больным. Зверюга поднял его за шею, яростно встряхнул. Хвосттрубой расслышал хруст ломающихся костей. Когтестраж, раздраженно мотнув головой, отшвырнул сломанное тело в сторону, и кошачья шеренга снова двинулась. Хвосттрубой поглядел ей вслед, а потом – на изувеченное тело, которое осталось лежать в грязи, никем не замеченное, не убранное, не оплаканное. В нем вспыхнула ненависть – потом она превратилась в приглушенное пламя и угнездилась глубоко внутри.

Процессия Растерзяка добралась до дальней стороны громадной пещеры и уже приближалась к зияющей утробе другого туннеля, когда тонкий, сверлящий голос окликнул:

– Расстерзяк!

Оклик, казалось, прозвучал в одной из бесчисленных пещер каменной стены, что была перед ними. Начальник остановил группу, а в темном зеве пещеры появился какой-то смутный силуэт.

– Чего это тебе от меня понадобилось? – сердито буркнул Растерзяк. В речи его появились необычные интонации.

– Кровососс хоччет тебя видеть, Расстерзяк, – свистяще и насмешливо отозвался окликнувший. Когда тень в гроте заговорила, Фритти различил мерцание ее зубов, но не заметил поблескивания глаз.

– Шутишь! – проворчал начальник. – Какое мне до него дело?

Во тьме грота снова обнажились зубы.

– Кровососс хоччет знать, кто такие твои аресстанты. Не положжено большше ззахватывать новых пленников. Дошшло или нет?

– Это наши с Толстяком дела. Ну просто нет такого места, куда бы вы, змеюги, не всунули своих безволосых рыл! Если Кровосос хочет от меня дележки, я попозже буду в Нижних Катакомбах. – Растерзяк отвернулся и пошел.

– Ты встретишшьсся с ним там, – сказал тонкий голос, и из затененной пещеры донесся отзвук смертельного веселья.

Разорвяк прошипел Растерзяку:

– Чего же все-таки Клыкостражи так круто хотят от этих?

Начальник с рычанием повернулся к нему:

– Заткни пасть, ты!

Разорвяк не задал больше вопросов, и некоторое расстояние они прошли молча. Наконец Растерзяк остановил группу на распутье. Начальник грубо отпихнул Грозу Тараканов и Шустрика в сторону и повернулся к Раскусяку.

– Ты и эта занудливая мррязь, – рявкнул он, указывая на Разорвяка, – берете этих двоих вниз, в Средние Катакомбы. Они больше никуда не идут, пока я не прикажу. Я – и никто кроме меня! – Раскусяк кивнул. – Ладно. Я собираюсь отвести вот этого умника на особую аудиенцию. По-моему, вы-знаете-кто им заинтересуется. А теперь двинули!

С этими словами он втолкнул Фритти в туннель, а другие Когтестражи погнали его спутников к боковому ходу.

Хвосттрубой обернулся, когда его толкнули, и крикнул через плечо:

– Я вернусь за тобой, Шусти, не беспокойся! Береги его, Гроза Тараканов!

Растерзяк отвесил ему такую обжигающую пощечину, что на глазах у него выступила влага.

– Дурень! – проскрежетала страшная тварь.

Извилистый путь уводил все дальше в землю. Туннель, по которому они шли, был усыпан камнями, осколками костей и влажными предметами – Фритти содрогался, наступая на них. Он карябался о грязные стены, норовя не прикасаться к ужасающему начальнику Когтестражей.

Теперь ход круто шел вниз. Слабое свечение стен прерывали вспышки иссиня-багряного света, который, по-видимому, долетал с далекого дна туннеля. Шагая по скату, Фритти заметил, что переменился и воздух – стал намного холоднее. Шагов через двадцать, не больше, холод сделался резче, а земля под ногами тверже, может быть замерзшая. Вместе с Растерзяком, шедшим по пятам, он пригнулся, чтобы пройти под низким сводом. Вновь подняв голову, обнаружил, что они в огромном помещении – Тронной Зале Закота. Они прибыли в Пещеру-Пропасть, в сердце Холма.

Потолок пещеры темнел в отдалении – в высоком куполе. Вокруг центральной расселины были углубления поменьше, которые извергали темно-синий свет; закоченелые лучи его сияли сквозь туман, клубившийся на полу. Стены вверху были, как соты, испещрены гротами и отверстиями туннелей, и из них повсюду вытекали темные силуэты, то суетясь вокруг широкого парапета расселины, то становясь на зубчатые камни, чтобы исчезнуть в верхних дырах.

Фритти различил в ледяном воздухе дымку от своего дыхания. Такой холод глубоко-глубоко под землей был более чем неестествен, – но чего только не может быть в этом кошмарном месте?

Двинувшись вперед по настойчивому требованию Растерзяка, он взглянул на расселину и на огромную тень, которая поднималась из нее, возвышаясь над подземной залой. Подошел поближе – и любопытство превратилось в ужас.

Из темного, окутанного туманом центра пропасти вырастала извивающаяся масса, тяжко дышащая груда небольших тел, которая вздымалась над краем расселины, точно вулкан, бьющий из глубокого ущелья. Дергающаяся гора была кучей животных – мучащихся, умирающих, уже мертвых. Коты и крылянки, Пискли и кролики- бояки, Рычатели и Рикчикчики – уйма корчащихся тел исторгала несметные, призрачно-слабые звуки. Многие из существ были искалечены или впали в беспамятство; внизу большинство даже и не двигалось. Зловоние ударило в нос Фритти, он задержал дыхание. Тяжело опустился на холодную землю – туман вокруг него заколебался, на миг скрыв ужасное зрелище. Растерзяк наклонился и ткнул его широкой плоской лапой:

– Подойди же, клоп-недоумок. Сейчас предстанешь перед Его Светлостью.

Тычками и волоком он придвинул Фритти, который ощущал слабость в коленях и в желудке, к краю расселины. Ему хотелось закрыть глаза. Но вместо этого – его словно и отталкивало, и зачаровывало – он уставился на колеблющуюся гору, на тысячи пустых глаз и бессмысленно разинутых ртов, выдыхающих клубочки пара.

Вместе с ним шагнул вперед и Когтестраж.

– Ваша Светлость! Ваш скромный слуга кое-что вам доставил! – проскрипел голос Растерзяка, отдаваясь эхом от высоких стен.

– О, у тебя что-то есть… у тебя правда что-то есть?… – отозвался дряблый, противоестественный голос. – Брось это в кучу. Позже Мы это съедим.

Гигантский темный силуэт, который прежде не был виден за грудой тел, повернул голову и открыл громадные, белые, как яичная скорлупа, глаза. Слепые глаза.

Хвосттрубой в испуге мяукнул и отпрыгнул назад, к каменно-твердому телу Растерзяка. Съежившись меж его лапами, Фритти забыл в этот миг даже страх перед ненавистным атаманом – существо над пропастью точно сквозняком вымело у него из головы все прочие мысли.

Это был кот. В двадцать, в пятьдесят или в сто раз больше – сразу не скажешь, – чем Хвосттрубой. Раздутое тело было так огромно, что крошечные лапы не выдержали бы его. Обрюзгший и державный, он возлежал поверх горы содрогающейся плоти.

– Нет, Великий, это не для еды… покамест, – услышал Фритти отдаленный искательный голос Растерзяка. – Этот – из тех, которых вы изволили учуять. Помните, Великий?

Страшное создание стало вращать головой, лишенной шеи, пока пустые, мертвые глаза не устремились прямо на дрожащего Фритти. Ноздри расширились.

– А, да… – медленно выговорил голос, подобный звуку шлепающейся на камень грязи, – Теперь Мы вспомнили. У него были спутники? Где они? – Голос стал резче.

– У него их было двое, мурдрый лорд, – нервно ответил Растерзяк. – Котенок, лорд, маленький писклявый котенок, и свихнувшийся старый кот, мерзкий, как солнце и цветы. Но этот, вот этот, – тот, кого вы хотите. В нем что-то есть. Я… я в этом уверен.

– А-а-а, – протянул гигант и чуть-чуть перекатился на бок, словно что-то обдумывая. Он ткнулся круглой головой в кучу, на которой лежал, но не смог осилить собственной тяжести. Огромная бровь досадливо изогнулась, и вдруг три Когтестража, которые уныло несли караул на противоположном краю расселины, спрыгнули туда. Они мигом вырвали из кучи сопротивляющуюся фигурку кота и поднялись к чудовищу. Когда они взобрались к нему на брюхо, чудовище благодушно раскрыло пасть. В нее опустили дергающегося, воющего кота. Чудище принялось жевать – раздался хруст, и по слепой морде скользнуло довольное выражение.

Хвосттрубой беспомощно глядел на это. Чудовище сделало глоток и снова обратило на него внимание.

– А теперь, – прохлюпало оно, – поглядим, что за разновидность Племени угрожает Нашим замыслам.

Сотрясающий толчок. Хвосттрубой на миг ощутил, будто огромная пасть поднимает и встряхивает его. Потом – жгучая боль – и что-то просверлило его разум. Роясь и докапываясь, оно разрывало его мысли, сокрушая каждую в отдельности, пробиралось сквозь надежды, мечты и замыслы, дробило на ходу понятия. Невидимая сила прижимала Фритти к месту. Он извивался и завывал, покуда в него вторгался разум чудовища.

Когда все кончилось, он, ошеломленный и дрожащий, лежал на холодной земле возле пропасти. Колющая боль вздымалась и опадала где-то у него за лбом. Наконец заговорил Растерзяк. Голос его звучал раболепно:

– Так что же, Великий Властелин?

Фигура над пропастью зевнула, показав почерневшие зубы.

Краткая вспышка света обагрила седую, покрытую струпьями шкуру.

– Это насекомое – ничто. Есть кое-какие мысли, да, намеки, но нет силы их высказать. Оно ничего не сможет сделать. Так ты сказал, его спутники безвредны?

– Клянусь, лорд, только в этом был хоть какой-то знак чего-то другого.

– Ладно. – В голосе чудовища прозвучала полная скука. – Забери его. Убей или поставь рыть туннели – Нам все равно.

Атаман Когтестражей поднял Фритти на ноги и толкнул к выходу.

– Когтестраж! – окликнуло раздутое существо.

– Да, Всевластный?

– В следующий раз не советую по пустякам нарушать раздумья лорда Живоглота. – Блеснули молочного цвета глаза.

Спеша изо всех сил, Растерзяк выпихнул Фритти прочь из Пещеры-Пропасти.

Отупевшего и спотыкающегося Фритти погнали по запутанным коридорам Закота. Охранник шел за ним по пятам и помалкивал. Хотя Фритти и чувствовал, что дух его сломлен, рассудком он все-таки обратился к тому, что видел.

Живоглот! Лорд Живоглот из Первородных! Фритти повидал Грызли Живоглота, древнего врага Племени! Слышал, как тот говорит! Приступ дрожи сотряс его ослабевшее тело, когда он вспомнил об огромном существе, разлегшемся там, в пещере.

Надо… как-то сообщить Сквозьзабору и другим… Двор Харара должен знать об опасности… Это может сослужить хоть какую-то службу. Как смогут они, страшно избалованные, защититься от такой силы? Сотни лютых Когтестражей обитали только в главных пещерах – и не было способа дознаться, сколько их еще таилось в сотах туннелей и гротов.

«Но что, в конце концов, я могу? – горько подумал он. – Я приговорен к смерти». Его мысли вернулись к Растерзяку, чье жаркое дыхание чуть ли не шевелило ему хвост. Хвосттрубой смутно припомнил, что Растерзяк как-то оробел перед ужасающим Живоглотом. Конечно, теперь вождь Когтестражей не оставит Фритти в живых.

Фритти расслабился, задумался – и вдруг ощутил порыв сухого ветерка, который взлохматил мех у него на морде. Поднял глаза. Туннель здесь был темен, почти не освещен. Фритти еле различил впереди фигуры, двигавшиеся навстречу.

Растерзяк с пугающей быстротой выпустил крючковатые когти и пригвоздил Фритти к стене прохода. Мгновение-другое Фритти оставался без воздуха. Беспомощно хрипя, расслышал странное ржавое поскрипывание – так скрипят ветки старого дерева, – и туннель вдруг наполнился шепчущимися тенями.

Мимо прошло несколько темных фигур. Хвосттрубой едва разглядел хвосты и уши, но все прочее осталось призрачным и неясным. Воздух был полон удушливой пыли и отвратительного сладковатого запаха. Растерзяк подле него почтительно преклонил голову и отвел глаза. Вокруг затрепетало слабое шипение – как бы сухой, порошкообразный говор; странные фигуры прошли вверх по коридору. Растерзяк горящими глазами смотрел им вслед.

– Это Костестражи, – шепнуло темное чудище, – приближенные Хозяина.

Возле входа в поперечный туннель – для Фритти неотличимый от других бесчисленных дыр, которые они миновали – Растерзяк остановился.

– Не знаю, какой в тебе секрет, – прорычал он, насупив тяжелые брови, – но знаю: что-то там есть. Я не ошибусь, не приведу тебя снова к Толстяку, не разузнав прежде, что же это такое, но я разведаю. Хозяин делает порой промахи, и, по-моему, ты – один из них. – Начальник сердито заворчал. – Каков бы ни был твой секретец, я его из тебя выжму. Пока что твоя жалкая шкура останется в целости. Ступай сюда!

Растерзяк вытянул уродливую лапу, указывая на ближайшую к Фритти дыру.

Собрав все свое мужество, – видимо, он еще немножко поживет! – Хвосттрубой спросил:

– Где мои друзья?

– В животах у Клыкостражей, если я тотчас не вернусь. Не суйся! С тебя хватит забот о спасении твоей собственной поганой шкуры! Ну, пшшел!…

Начальник-яростно толкнул Фритти – он оступился в яму позади себя. Поскользнулся на покатом гравии и обнаружил, что катится вниз, в глубокую тьму. Скатившись до упора, он услышал позади скрипучий голос Растерзяка:

– Я довольно скоро вернусь проведать тебя, не бойся. – Кашляющее хихиканье рассыпалось внизу, в проходе.

Несколько мгновений Фритти привыкал к почти полному отсутствию света. Он был в каменном помещении; различал темные фигуры других котов, теснившихся в дальних его углах. Каменные стены пещеры запотели от сырости: воздух был горяч и влажен.

Вокруг него лежали соплеменники с угасшими глазами, на последней стадии истощения. Большинство, поглощенные своими муками, даже и не взглянули на вновь прибывшего. Когда Хвосттрубой пробирался вдоль стен, ища другого выхода или местечка, где прилечь, некоторые коты слабо ворчали на него, будто он вторгался в их владения, – но то было только внешнее сопротивление. Мысль о Племени, втиснутом в это крохотное помещение, вынужденном жить задыхаясь от жары, чуть не на головах друг у друга, еще раз воспламенила гневом дух Фритти.

Когда Хвосттрубой переступал через распростертые тела, его вдруг остановили звуки знакомого голоса. Он пристально вгляделся в морды и фигуры, но никого не узнал. Не сумел и вызвать в памяти имя. Хотел было уже пересечь пещеру, но тут взгляд его упал на кота, лежавшего у его ног.

Этот кот был морщинист, тощ, как хорек. Его опущенные затуманенные глаза беспомощно поднялись на Фритти. Это и было то бормочущее видение, чей голос остановил его, и теперь Фритти от удивления глубоко втянул в себя воздух – его озарило: это был молодой Верхопрыг, один из делегатов от клана Стены Сборищ ко Двору Харара. Он, по-видимому, был на грани смерти!

– Верхопрыг! – сказал Фритти. – Это я, Хвосттрубой! Помнишь меня?

Какое-то мгновение Верхопрыг непонимающе глядел на него, потом взгляд его медленно сосредоточился.

– Хвосттрубой? – пробормотал он. – Хвосттрубой из… дому? – Фритти ободряюще закивал. – Ох! – Верхопрыг, ослабев, закрыл глаза и на миг умолк. Когда он их открыл, в них мелькнула искра сознания.

– Не понимаю, – сказал он. – Но… тебе больше повезло бы, если бы ты умер.

Глаза Верхопрыга снова закрылись, больше он ничего не сказал.

Созерцая мельтешение снега, Мимолетка прижималась к земле под укрытием нависшей скалы. Голова у нее кружилась от холодного воздуха. Ей отчаянно хотелось выйти – побежать, да так и бежать, пока не убежит из этого страшного леса, подальше от ужасного сотрясающегося холма, источника всех бед.

Когда той ночью на них напали, о чем их туманно предупредило появление помешанного лохматого кота, она помчалась вместе с друзьями – что было сил помчалась. Перепуганная и взбешенная, как никогда, за все свои охотничьи вылазки, вместе взятые. В какой-то миг она, в безумном желании спастись, на бегу чуть не сбила с ног маленького Шустрика. Стыд все еще мучил ее – больше, чем раны.

Когда они бежали, ее что-то схватило, чуть не опрокинув, придавило чем-то огромным, но она, извиваясь и царапаясь, ухитрилась освободиться. Удрав глубоко в чащу, на некоторое время залегла там, слушая звуки бегства и погони, продолжавшейся чуть не до утра. Далеко не при первых лучах Раскидывающегося Света принудила себя выползти и поискать убежища от холода.

Она была ранена существом, которое схватило ее: задняя нога очень болела, она не могла опереться на нее и долго хромала по замерзшей земле, прежде чем нашла защиту от ветра. В укрытии она целых двое суток и пролежала – больная, в лихорадочном жару, слишком слабая, чтобы охотиться.

Ее спутники пропали, вероятно взятые в плен или убитые, и сейчас все, чего ей хотелось, – уйти подальше: укрыться в южных лесах и никогда больше не думать об этом жутком месте. Но сразу она никуда не могла идти. Инстинкты приказали ей остаться. Надо было вылечиться.

Мысль о Фритти и Шустрике на миг встряхнула ее, она подняла голову и понюхала воздух. Тут же ее мордочка искривилась от жгучей боли, и она снова уткнулась подбородком в холодную землю, обернув хвостом нос и глаза.

Глубоко под землей, в лабиринтах Закота, Фритти Хвосттрубой изучал некоторые секреты Холма. Верхопрыг, его знакомец времен котячества, был слишком слаб, чтобы долго говорить, но с помощью юного кота по имени Лапохват сумел объяснить Фритти некоторые загадочные вещи.

– Понимаешь, Когтестражи в большинстве своем только драчуны. Они довольно свирепы, Харару ведомо, – скорчив гримасу, сказал Лапохват. – Но они не принимают никаких решений. Я не думаю, чтобы даже их начальники многое могли решать.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Хвосттрубой.

– Они даже не охотятся, пока им кто-то не прикажет. Клянусь усами! Ни один из них даже не перекусит мррязью?в этом страшном муравейнике, пока кто-то не разрешит.

– И ты говоришь, есть другие? Другие существа? – Фритти подумал о призрачных Костестражах и нервно отряхнулся.

– Кровосос и его Клыкостражи, – дрогнувшим голосом шепнул Верхопрыг. И закашлялся.

– Они скверные, спору нет, – согласился Лапохват. – Они даже безобразнее и еще неправильнее – если ты понимаешь, что я под этим разумею, – чем Когти. Кажется, они только прячутся за чужой спиной да следят, как себя ведут все остальные. Даже большинство Когтей, кажется, запугано ими.

Хвосттрубой был озадачен.

– Но все-таки откуда они взялись? Я никогда не видывал да и не слыхивал о таком Племени.

Верхопрыг тряхнул головой, а Лапохват ответил:

– И никто не видывал. И никто не слыхивал. Но ты-знаешь-кто… – Тут кот-юнец понизил голос и огляделся. – Ты-знаешь-кто… нет такого, чего он не может создать. Зрелые коты и Рычатели? Да здесь бывает и похуже… – Лапохват многозначительно вытянулся.

Расстроенный напоминанием о Живоглоте, чей громадный ужасающий образ его память еще и преувеличивала, Фритти встал и потянулся. Подошел к выходу камеры, выглянул в проход.

– А зачем они роют? – негромко спросил он.

Позади него приподнялся на передних лапах Верхопрыг – и покачнулся от слабости.

– Коты не собирались рыть, – сказал он с неожиданной силой. – Убили Остроуха. Убили Перескока-Через-Поток… – Верхопрыг печально покачал головой.

«Он выглядит древнее, чем старый Фуфырр, – подумал Фритти. – Как это случилось? Он только чуточку старше меня…» – Они всегда роют… или, вернее, мы роем, – сказал Лапохват. – Надо думать, на нынешний день у них хватает этих мерзких туннелей.

– Тогда зачем же? – настойчиво спросил Фритти.

– Не знаю, – откликнулся Лапохват, – но если они не перестанут рыть, как сейчас, все эти туннели соединятся. В ямы провалится весь мир.

– Убили Перескока, – скорбно пробормотал Верхопрыг. – Убивают меня …

 

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

 

Там вздохи, плач и исступленный крик

В беззвездной тьме звучали так ужасно,

Что поначалу я в слезах поник…

Смесь всех наречий, говор многогласный,

Слова, в которых боль, и гнев, и страх…

Данте Алигьери

 

 

Фритти долгое время провел без сна; потом в тюремную пещеру вошли Когтестражи и приказали узникам выходить на работу. Жалобно ноя и фыркая, они один за другим полезли вверх по наклонному спуску. Фритти удивился, увидев, как многие соплеменники разом отодвигаются, позволяя одному осилить трудный подъем, но Лапохват объяснил, что того, кто не выберется, не покормят. Тех, кто больше не мог одолеть подъем, оставляли в маленькой камере до самой смерти. Верхопрыг выкарабкался по покатому ходу с помощью Фритти и Лапохвата. Наверху все они торопливо перекусили насекомыми и личинками, а потом поджидавшие Когти сбили их в неровную шеренгу и повели сквозь цепь туннелей, которая казалась бесконечной.

Их пригнали к Страховиду, тяжеловесному Когтю. Страховид тройками и четверками отправил узников вниз, в путаницу коротких туннелей, исходивших из центральной подземной залы. Хвосттрубой оказался в одной связке с двумя пожилыми котами, такими старыми и запачканными, что у них не было сил для разговора.

Когда они добрались до указанного им туннеля Фритти спросил, не обращаясь ни к кому в частности:

– Что же мы все-таки будем делать?

Страховид резко обернулся, шлепнув Фритти тяжкой лапой. Фритти рухнул на землю, и шишковатая морда Страховида, иссеченная побелевшими следами многих битв, угрожающе нависла над ним.

– Не потерплю, чтобы какой-нибудь солнечный червяк задавал мне вопросы! Ясно? – заорал он. От его тела повеяло смрадом.

– Да! – дрогнул Хвосттрубой. – Я просто не знал!

– Рыть – вот что ты будешь делать, рыть и рыть, солнце тебя спали! И окончишь, когда я скажу. Слышишь? – Фритти жалобно закивал. – Ладно, – продолжал Страховид. – Потому как с этих пор я буду за тобой присматривать и, если замечу, что отлыниваешь, язык тебе выдеру! А теперь – рыть!

Фритти поспешил к своим туннельным напарникам, которые съежились, ощущая обращенное на них внимание. Спускаясь с Фритти в туннель, они бросали на него укоризненные взгляды.

Весь день прошел в сыром, насыщенном паром мучении. Хвосттрубой и два его напарника расчищали конец небольшого туннеля, используя лапы и когти, которые Муркла вовсе не предназначала для такого рода деятельности – скрести твердую, подобную глине почву. Это была однообразная работа в наклонку. В столь тесном месте Хвосттрубой никак не мог подыскать подходящего положения, чтобы вытянуться для рытья, и еще до середины дня почувствовал боль во всем теле.

В середине дня у них была краткая передышка. Фритти безуспешно пытался счистить налипшую землю с воспаленных ног и кровоточащих, истерзанных ступней.

После отдыха, который пролетел как мгновение, им было приказано вернуться в туннель.

Через некоторое время Фритти обнаружил, что ему хочется лишь одного – лечь и уснуть: если уж они решили его убить, какая разница? Но когда он почти убедил себя, появилась рычащая башка Страховида и загородила проход, сверкая глазами и кривя пасть. Фритти пришлось удвоить усилия, быстро и мучительно копая даже и после того, как эта башка снова скрылась.

Два старика управлялись с ним рядом безостановочно, но неторопливо; к концу рытья Хвосттрубой стал им подражать. Наконец Страховид приказал им вылезать из туннелей. Группа с измученными лапами и ноющими костями потащилась назад в тюремную яму в сопровождении торопящегося Когтестража.

Полускатившись по наклонному спуску, Хвосттрубой почти сразу же погрузился в глубокий, ошеломляющий сон.

Еще глубже, в Катакомбах, где земля и камень на сотни прыжков отделяли их от солнца, Шустрику и Грозе Тараканов приходилось не лучше, чем Фритти.

Когда Фритти насильно увели, Разорвяк и Раскусяк пинками и угрозами загнали двух оставшихся спутников в пещеру несколькими ярусами ниже. Там им было велено оставаться, пока Растерзяк не вернется и не порешит, что с ними делать. В отличие от Фритти в той пещере, куда его в конце концов привели, Шусти и старый кот оказались единственными обитателями своей тюрьмы, но треснувшие и расщепленные кости устилавшие темный пол, подсказывали – они в ней не первые.

После целых, пожалуй, Часов одиночества тишину пещеры нарушил мягкий гнусавый звук. Убежденный, что это Когтестраж, вернувшийся, чтобы их убить, Шуст плотно прижался к дальней стене, готовый сопротивляться окончательному исчезновению.

В отверстии тюремной пещеры появилась странная бледная фигура. Шустрик, которому мигом полегчало – это явно не Когтестраж, – был тут же возвращен на место тревожным холодком: странное ощущение, как у того, кто сунет нос в гнездо суетливых белых термитов. Гроза Тараканов, беспокойно спавший в другом конце крохотного грота, встрепенулся и вздрогнул, когда фигура вступила в пещеру. Шусти напрягся, чтобы лучше разглядеть незваного посетителя.

Что было не так с его мехом?

У этого создания его просто не было. Котообразное, оно было бесшерстно, как новорожденный котенок. Сначала, очумев, Шустрик было подумал, что это, должно быть, какое-то чудовищное дитя – глаза существа были плотно закрыты, как глазенки детей Племени, когда они вылезают из материнской утробы. Существо повернулось к Шустрику, расширив огромные ноздри. Высоким, шепчущим голосом оно заговорило:

– А-а-а… Маленький гость… как славно, ччто ты навестил насс.

Речь его шипела, как голос скользи. Когда оно подступило ближе. Шуст разглядел, что у него вовсе не было глаз – только складки кожи ниже бровей. Он отодвинулся подальше, выгнув спинку.

– Ч-чего в-вы от нас х-хотите? – дрожащим голосом выговорил котенок.

– О… Оно знает Яззык Предков?… – Существо издало зловещее хихиканье, превратившееся в зевок, который показал полную пасть длинных тонких зубов, похожих на сосновые иглы цвета слоновой кости. – Что жж, маленькая назземная Пискля, – ухмыльнулось оно, – если хоччешь ззнать, я пришшел, ччтобы забрать тебя к мастеру Кровососсу, который горяччо жжелает встретиться с оччаровательным юным котом вроде тебя.