Слушать, понимать, сочувствовать 4 страница

Т. и К. обвинялись в том, что в здании станции «236 разъезд» нанесли тяжкий вред здоровью З., повлекший причинение смерти потерпевшего. Со стены этого здания при осмотре места происшествия были получены смывы вещества бурого цвета, которые, однако, в ходе следствия экспертным исследованиям не подвергались. Обвиняемые категорически отрицали свою вину и приводили доводы о том, что потерпевший был избит иными, называемыми ими лицами, вне территории станции (где труп потерпевшего и был обнаружен на следующий день).

Ходатайства защитников обвиняемых о необходимости экспертного исследования данных смывов с целью установления, имеется ли в них кровь и могла ли она произойти от потерпевшего З., следователем были отклонены со следующей формулировкой: «В случае проведения судебно-биологической экспертизы категорических выводов о принадлежности крови З. получено не будет, в связи с чем ее проведение нецелесообразно и таким образом отсутствует какая-либо доказательственная значимость данного следственного действия» (формулировка приводится в редакции следователя – авт.).

Проведенная в суде по ходатайству защитников судебно-медицинская экспертиза смывов установила, что содержащаяся в них кровь не могла произойти от потерпевшего З. В отношении подсудимых был постановлен оправдательный приговор.

Во-вторых, защитники обвиняемых далеко не во всех случаях из тактических соображений в своих ходатайствах при ознакомлении с материалами дела «легализуют» имеющиеся у них доводы в пользу своей позиции, оставляя их до судебного рассмотрения дела. При этом они учитывают, что действующее уголовно-процессуальное законодательство, напомним еще раз, не содержит института возвращения судом уголовных дел для дополнительного расследования. Вновь обратимся к следственной и судебной практике.

Согласно постановлению о предъявлении обвинения, М. совершил убийство потерпевшего в 1 час. 30 мин. Изучая материалы уголовного дела, защитник М. из акта судебно-медицинской экспертизы трупа выяснил, что потерпевший был доставлен в больницу, где и скончался в 0 часов 25 мин.; в тоже время, у обвиняемого было неопровержимое алиби до 1 часа.

Не акцентируя внимания следователя на этом обстоятельстве (которое последний не заметил), защитник, готовясь к судебному заседанию, запросил из больницы отдельную справку, подтвердившую время поступления потерпевшего в больницу.

После изучения судом этих документов в отношении М. был постановлен оправдательный приговор.

Обращаясь к приведенной выше рекомендации А. Ф. Кони о необходимости тщательно знакомиться с вещественными доказательствами (этот, совет актуален и в настоящее время), мы считаем, что государственного обвинителя обязан, в первую очередь, проверить, насколько адекватно отражены доказательственно-значимые особенности этих объектов в протоколах их осмотров (напомним, что объекты, признаются вещественными доказательствами по результатам их осмотра следователем – ч. 2 ст. 81 УПК), а для этого, разумеется, государственный обвинитель должен лично их осмотреть.

Такой проверке со стороны государственного обвинителя, как представляется, в первую очередь, подлежат расшифровки, стенограммы и протоколы осмотров аудио– и видеозаписей, полученные в ходе проведенных оперативных мероприятий (в надлежащем порядке включенных в материалы уголовного дела), а также приложения к протоколу соответствующего следственного действия. К сожалению, не всегда они полностью воспроизводят содержания этих записей, в том числе и существенных для обвинения и (или) защиты обстоятельствах, в них запечатленных. И внезапное для государственного обвинителя выявление таких обстоятельств в суде чревато весьма серьезными осложнениями для обоснования поддерживаемого им обвинения. Проиллюстрируем сказанное двумя примерами из практики.

Из протокола осмотра аудиозаписи беседы взяткополучателя К. и взяткодателя Ц., произведенной при производстве оперативных мероприятий, усматривалось, что последний предложил К. взятку в размере 5 тысяч долларов США за помощь в заключение делового контракта на значительную сумму. К. согласился ее принять, и, спустя несколько минут, при получения части ее, был задержан сотрудниками БЭП.

В протоколе осмотра была воспроизведена достаточно длительная беседа этих лиц, касающаяся заключения контракта. При этом последняя часть разговора, согласно протоколу осмотра, выглядела следующим образом:

«Ц. – Ну, что? Всего пять штук баксов? Половина сейчас, половина после подписания бумаг?

К. – Да, пойдет».

Однако, в суде после прослушивания по ходатайству защитника К. данной звукозаписи (адвокат с ней ознакомился при окончании предварительного расследования по делу, но из тактических соображений, о которых мы упоминали выше, в тот момент ходатайств по ней не заявил), было установлено, что приведенная часть беседы между К. и Ц. «вклинилась» в разговор тогда, когда после длительного, как отмечено, обсуждения ими деловых условий заключения контракта наедине, в кабинет К. зашел его сослуживец, с которым он, прервав разговор с Ц., стал обсуждать другие служебные проблемы, и ответ его «Да, пойдет» по смыслу относится не к приведенным словам Ц., а к вопросу, заданному сослуживцем.

Судом по делу было в этой связи назначена фоноскопическая экспертиза, установившая наличие в магнитной ленте признаков монтажа.

Уголовное дело по обвинению К. судом было возвращено для дополнительного расследования (производство по делу осуществлялось в режиме УПК РСФСР), где и было прекращено по реабилитирующим обвиняемого основаниям.

Следующий пример:

После того, как обвиняемый в убийстве Р. в суде отказался от своих «признательных» показаний, данных на предварительном следствии, суд, просматривая приложенную к делу видеозапись этого допроса Р., убедился, что Р. воспроизводил их для видеозаписи, зачитывая текстуально протокол своего допроса. Данное обстоятельство повлекло соответствующую и понятную оценку судом доказательственной значимости этой видеозаписи.

Не меньшую значимость имеет и осмотр государственным обвинителем на этой стадии подготовки к суду документов, являющихся по делу либо вещественными доказательствами, либо выступающими доказательствами в виде иных документов (ст. 84 УПК). Вновь используем для иллюстрации пример из практики.

К. обвинялся в ряде должностных преступлений, в том числе в том, что совершил присвоение денежных средств, полученных по расходным ордерам себе в подотчет. На предварительном следствии эти документы К. не предъявлялись. Ходатайство защитника о дополнительном допросе К. по данным документам, заявленное в числе других при ознакомлении с материалами дела, следователем было проигнорировано.

При осмотре по ходатайству защиты этих первичных документов бухгалтерского учета в суде, было выявлено, что во многих из расходных ордеров не имеется подписи К. в получении по ним денег, в других подпись в том К., по его заявлению, подделана неизвестным для него лицом.

После этого государственный обвинитель был вынужден отказаться от поддержания обвинения против К. по указанным эпизодам.

И последнее: если в результате изучения уголовного дела назначенный по нему государственный обвинитель придет к выводу о невозможности для себя поддержания обвинения в суде в полном объеме или в существенной его части, он в письменном виде должен доложить об этом прокурору. Последний, как представляется, либо дает согласие на такую позицию государственного обвинителя, либо, при несогласии с ней, назначает в качестве государственного обвинителя по данному делу другого сотрудника возглавляемой им прокуратуры.

Таким образом, углубленное изучение материалов уголовного дела сотрудником прокуратуры, назначенным по нему государственным обвинителем, в первую очередь, необходимо для формирования у него внутреннего убеждения в виновности подсудимого. Совершенно В.М. Савицкий, который в этом отношении писал: «Внутреннее убеждение в виновности (подсудимого – авт.) абсолютно необходимо прокурору, приступающему к осуществлению своей функции в суде первой инстанции»[56].

Тут же заметим, что сказанное, отнюдь, далеко не означает, что в процессе и по результатам судебного рассмотрения уголовного дела внутреннее убеждение государственного обвинителя в виновности подсудимого не может измениться, что и обусловит его полной или частичный отказ от сформулированного в обвинительном заключении обвинительного тезиса в отношении подсудимого.

Но выходить в судебный процесс без глубокого внутреннего убеждения в виновности подсудимого для государственного обвинителя, по крайней мере, безнравственно.

Не меньшее значение имеет и то, что только на основе изучения материалов уголовного дела возможно составление плана предстоящего поддержания в суде государственного обвинения. К сожалению, работники прокуратуры уделяют этому вопросу крайне недостаточное внимание. Так, как показало изучение этой проблемы В. Г. Ульяновым, лишь 17, 5 % обвинителей составляют подробный план обвинения и лишь 7% опрошенных им обвинителей готовит заранее вопросы подсудимым, свидетелям и экспертам. И потому не случайно, что около 20% опрошенных им судей оценило качество подготовки государственных обвинителей к судебному процессу как низкое[57]. В этой связи данная проблема требует более углубленного освещения.

Итак, определив в результате изучения материалов дела, состав и содержание доказательств, которыми сторона обвинения располагает к началу судебного разбирательства для поддержания обвинения и опровержения доводов защиты, государственный обвинитель должен составить подробный план их представления суду.

При этом ему следует учитывать несколько новелл УПК, связанных с порядком исследования доказательств в суде первой инстанции.

Прежде всего, то, что в соответствии с ст. 274 УПК первой суду представляет доказательства сторона обвинения, и она же определяет очередность исследования этих доказательств (напомним, что по УПК РСФСР установление порядка судебного следствия и последовательности исследования доказательств являлось прерогативой суда)[58].

Во-вторых, то, что ст. 275 УПК закрепила следующее положение: «При согласии подсудимого дать показания первыми его допрашивает защитник и участники судебного разбирательства со стороны защиты, а затем государственный обвинитель и участники судебного разбирательства со стороны обвинения».

Тут же заметим, что последнее указание закона нам представляется, не вполне корректным хотя бы по таким двум причинам: во- первых, именно сторона обвинения представила суду данное лицо в качестве подсудимого и настаивает на его осуждении и наказании; Во-вторых, мы не видим логического обоснования тому, почему не государственный обвинитель, а защитник должен допрашивать подсудимого и в тех случаях, когда его показания, данные на предварительном следствии, предполагает использовать государственный обвинитель для обоснования тезиса обвинения? Но, как известно, закон есть закон, и государственный обвинитель, составляя план, должен учитывать названное его требование.

Дать какие-либо единые развернутые рекомендации о составлении государственным обвинителем плана исследования доказательств в суде, нам представляется принципиально невозможным: это предопределяется многочисленными и сугубо индивидуальными обстоятельствами конкретного уголовного дела. И все же считаем целесообразным сформулировать несколько представляющихся нам рациональными общих подходов к составлению такого плана.

Следует учитывать и использовать научные положения и рекомендации по планированию расследования и технологии составления отдельных видов планов расследования (по уголовному делу, по эпизоду, по проведению отдельных следственных действий), достаточно обстоятельно разработанных следственной тактикой[59].

При всей убедительности и обоснованности, на первый взгляд, версии следствия, изложенной в утвержденном прокурором обвинительном заключении, и к поддержанию которой в суде готовится государственный обвинитель, необходимо учитывать давно известную из следственной тактики аксиому, что истиной, в конечном счете, может явиться менее вероятная версия, в частности сформулированная стороной защиты (она, повторим к этому моменту обычно уже усматривается из содержания показаний обвиняемого и ходатайств защитника, заявленных им по результатам ознакомления с материалами уголовного дела). Это необходимо тем более и потому, что весьма часто доказательства обвинения претерпевают в суде значительные изменения, а также появляются иные, главным образом, представляемые стороной защиты (данные проблемы будут более подробно рассмотрены в следующем параграфе нашей работы).

Представление суду доказательств, как представляется, следует планировать по принципу «от меньшего к большему»- от имеющих меньшее значение для обоснования обвинения к наиболее веских в этом отношении. При планировании таковой последовательности государственному обвинителю, на наш взгляд, целесообразно использовать тактические рекомендации о предъявлении доказательств при допросах (ибо они являются основными судебными действиями следственного характера), глубоко разработанных Н.И. Порубовым, А.Б. Соловьевым, Е. Е. Центровым и рядом других криминалистов[60].

Учитывая приведенное выше положение УПК о том, что во всех ситуациях подсудимого первой допрашивает сторона защиты, нужно тщательно продумывать место допроса подсудимого в структуре представления суду доказательств государственным обвинителем (свое мнение по этой проблеме мы выскажем также в следующем параграфе нашей работы).

При планировании поддержания государственного обвинения по групповым и многоэпизодным уголовным делам представление доказательств суду целесообразно концентрировать либо применительно к исследованию отдельных эпизодов вмененной подсудимым преступной деятельности, либо к участию в ней отдельных подсудимых.

При этом, на наш взгляд, по таким делам порядок допроса подсудимых следует определять с учетом того, что, чаще всего, первыми из них уместно допрашивать тех подсудимых, которые, согласно материалам предварительного расследования, Во-первых, более склонны, чем другие, давать правдивые показания о своих соучастниках; Во-вторых, в отношении которых государственное обвинение располагает наиболее вескими изобличающими их показаниями, заключениями судебных экспертиз, вещественными и другими доказательствами.

Здесь следует остановиться на проблеме планирования государственным обвинителем последовательности предъявления суду иных однородных доказательств, в частности наиболее распространенных из них – показаний свидетелей со стороны обвинения.

Как известно, прокурор при утверждении обвинительного заключения имеет право дополнить или сократить список лиц, подлежащих вызову в суд со стороны обвинения (но не защиты – п.3 ч. 2 ст. 221 УПК). Готовясь к судебному разбирательству, государственный обвинитель должен не только изучить вопрос, все ли допрошенные следователем и подтверждающие обвинение свидетели указаны в данном списке (в противном случае — запланировать их вызов в судебное заседание), но и последовательность их допроса в суде. Основным принципом при планировании решения этой задачи является весомость показаний данных лиц для изобличения подсудимого[61].

При этом возникает еще одна весьма значимая социально-этическая проблема, которую применительно к расследованию преступлений на материалах конкретного уголовного дела совершенно верно и своевременно затронули С.К. Питерцев и А.А. Степанов: о необходимости допроса всех малолетних потерпевших и свидетелей, известных по делу, как на следствии, так и в суде. Иллюстрируют они ее следующим примером следственной и судебной практики.

Ф. обвинялся в совершении на протяжении двух лет развратных действий в отношении сорока двух малолетних девочек. В отношении шести из них развратные действия совершались неоднократно, остальных – по одному- двум раз. Обвиняемый свою вину признал, но не мог назвать число потерпевших, а их внешность обрисовывал очень скудно.

«Возникла, — пишут авторы, — неожиданная коллизия: интересы всестороннего доказывания криминала Ф. пришли в острое противоречие с интересами нормального нравственного воспитания большого числа малолетних девочек. Нужно ли было допрашивать более тридцати из них о конкретных развратных действиях Ф., которого они видели один – два раза год – полтора тому назад? Оправданной ли оказалась бы актуализация в их сознании почти забытых (и слава богу!!!) деталей развратных действий Ф.?».

В этом случае по делу в качестве потерпевших было допрошено только шесть девочек, показаниями которых в совокупности исчерпывающе обрисовывались и характер развратных действий Ф., и, что не менее важно, весь круг других потерпевших. Остальные тридцать шесть девочек не допрашивались вообще, но были заочно признаны потерпевшими (их права на следствии и суде защищали их мамы в ранге представителей потерпевших). По данному поводу было вынесено уникальное в следственной практике «Постановление о не проведении допросов малолетних потерпевших», факт которого в обвинительном приговоре Ф. специально и высоко оценен судом[62].

Мы полностью поддерживаем данный подход. Потому полагаем, что, если в суд, согласно списку обвинительного заключения вызывается большое количество малолетних потерпевших и свидетелей, государственный обвинитель, планируя свою предстоящее участие в судебном разбирательстве, должен очень тщательно продумать необходимость и социально-этическую целесообразность допроса всех их в суде, и подготовить мотивированное ходатайство об исключении вызова этих лиц в судебное заседание.

Завершается планирование поддержания обвинения в суде составлением государственным обвинителем письменного плана этой деятельности, который, по нашему мнению, графически может быть представлен следующим образом.

План поддержания государственного обвинения по уголовному делу (по эпизоду уголовного дела)

Обст-ва, подлежащие доказыванию (все элементы ст. 73 УПК)	Чем доказано на пред. следствии, сущность док-ва, расположение в деле	Позиция защиты, ее обоснование	Пробелы и противоречия в доказывании, пути восполнения и нейтрализации последствий недостатков	Последовательность представления доказательств суду	Тактические особенности исследования доказательства	Модификация доказательства в суде, ее значимость для поддержания обвинения	Средства реагирования на модификацию доказательства
1. Событие преступления
2. Виновность лица в совершении преступления
3. Обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого
4. Характер и размер вреда
5. Обстоятельства исключающие преступность и наказуемость деяния
6. Обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание
7. Обстоятельства, которые могут повлечь освобождение от ответственности и наказания
8. Обстоятельства, способствовавшие преступлению

Сам же подготовительный этап к поддержанию государственного обвинения, как нам представляется, завершается принятием государственным обвинителем мер, обеспечивающих своевременную явку в суд потерпевшего, гражданского истца, их представителей, также свидетелей со стороны обвинения.

К сожалению, эта проблемы в настоящее время стоят весьма остро; хроническая неявка свидетелей в судебные заседания является основной причиной длительных сроков рассмотрения судом уголовных дел. Более того, установленные УПК особенности исследования в суде показаний, данных на предварительном следствии, о которых мы будем подробно говорить ниже, переводят эту задачу из ряда чисто технико–технологических в имеющую существенное тактическое значение.

Основным доводом государственного обвинителя в кассационном представлении об отмене оправдательного приговора в отношении Т. и К., обвинявшихся в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК РФ, являлось то, что в суде не были допрошены двое свидетелей, показания которых на предварительном следствии изобличали подсудимых в совершении преступления.

Отклоняя это представление, судебная коллегия по уголовным делам областного суда указала, что судебное рассмотрение данного дела продолжалось более семи месяцев, в течение которых суд принимал все возможные для него меры по доставке этих свидетелей в суд, а также, что по смыслу уголовно-процессуального закона, именно государственному обвинителю надлежит принимать меры по обеспечению явки в суд свидетелей, представляющих сторону обвинения [63].

§ 6. Общие положения тактики участия
государственного обвинителя в судебном производстве по уголовному делу

При всем единстве предмета деятельности государственного обвинителя и следователя в судопроизводстве – уголовном преследовании – тактика этих лиц имеет существенные различия. Исходя из нашего понимания криминалистической тактики в целом[64], предмет тактики поддержания государственного обвинения в суде можно определить следующим образом: тактика поддержания государственного обвинения в суде есть система научных положений и основанных на них соответствующих средств рационального представления государственным обвинителям в суде доказательств и их исследования, позволяющая чутко реагировать на возможные изменения судебных ситуаций, для обоснования выдвинутого против подсудимого обвинительного тезиса и опровержения в отношении его доводов стороны защиты.

Наиболее принципиальные различия этой тактики от тактики следственной, на наш взгляд, предопределяются следующими факторами:

Во-первых, государственный обвинитель действует, как говорил А.Ф. Кони, не в тиши «присутствия», а в обстановке публичного столкновения и обмена убежденных взглядов и действует «неведомым дотоле оружием – живым словом»[65].

Во-вторых, государственный обвинитель в судебном разбирательстве уголовных дел разрабатывает всего лишь две уже предложенные ему версии: сформулированную следователем в обвинительном заключении, утвержденном прокурором, и контр–версию стороны защиты, направленную на опровержение (полное или частичное) обвинительного тезиса. Следователь же к своей окончательной версии приходит, как правило, в результате весьма трудоемкой и длительной работы по «перебору» и проверке всех возможных версий, формулируемых им на протяжении всего предварительного расследования дела.

Версия, сформулированная при возбуждении против подсудимого государственного обвинения и его объеме, определяет предмет судебного разбирательства уголовного дела, за пределы которой в соответствии с действующим уголовно-процессуальным законодательством ни государственный обвинитель, ни суд выйти не вправе.

В-третьих, результаты проверки следователем этих двух версий с большей или меньшей степенью полноты и обоснованности отражены в материалах уголовного дела, поступившего в суд для рассмотрения по существу. Это обусловливает специфику тактической деятельности государственного обвинителя, перенос основного ее акцента с поисковой части по собиранию доказательств (что наиболее характерно для тактической деятельности следователя) на часть исследовательскую по проверке доказательств. Она осуществляется им в суде в условиях противодействия со стороны лиц, личные и профессиональные интересы которых направлены на опровержение или смягчение поддерживаемой государственным обвинителем процессуальной позиции по делу.

В тоже время, отсутствие в уголовно-процессуальном законе института возвращения судом уголовного дела для производства дополнительного предварительного расследования (вновь повторим) не только обязывает суд выносить во всех случаях свое решение по существу дела. Оно в контексте рассматриваемой темы, в первую очередь, предопределяет необходимость активной позиции государственного обвинителя в суде, в том числе направленной на восполнение пробелов и недостатков проведенного расследования, ибо, как говорится, «отступать некуда». Не секрет (о чем уже более подробно уже говорилось выше), что ранее институт доследования использовался именно в этом качестве – как возможность в ходе его восполнить недостатки ранее проведенного следствия.

В–четвертых, хотя допустимость и эффективность используемых государственным обвинителем тактических приемов осуществления отдельных судебных действий следственного характера, основана на тех же критериях, что и допустимость и эффективность тактических приемов следователя, они интерпретируется с учетом специфики судебного рассмотрения уголовных дел, в частности его публичности, динамичности, а также известности для подсудимого тех доказательств, которыми располагает сторона обвинения к началу судебного производства по уголовному делу, и т.д. Последнее обстоятельство, в частности, в значительной степени снижает возможность использования государственным обвинителем тактических средств, основанных на использовании широко известного в следственной тактике «эффекта внезапности»[66].

Тактика государственного обвинения, как и любая иная тактика, в высшей степени ситуативна. Она зависит не столько от того, как выглядела доказательственная база обвинения на момент окончания расследования, но чаще всего от слабо ранее предсказуемой ее модификации в процессе судебного разбирательства уголовного дела.

К началу судебного разбирательства уголовного дела, для государственного обвинителя, на наш взгляд, возможны следующие тактические ситуации:

а) обвиняемый полностью признает себя виновным в совершении преступления и в деле имеется достаточная совокупность иных изобличающих его доказательств;

б) обвиняемый полностью признает себя виновным в совершении преступления, однако достаточность иных изобличающих его доказательств проблематична;

в) обвиняемый виновным себя не признает, но в деле имеется достаточная совокупность изобличающих его доказательств;

г) обвиняемый виновным себя не признает, и достаточность изобличающей его доказательственной базы проблематична;

д) обвиняемый признает себя виновным частично: не отрицая главный факт (совершения вмененного ему деяния), не усматривает наличия в своих действиях либо всех необходимых элементов предъявленного ему состава преступления, либо доказанными отдельные обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу (ст. 73 УПК), а потому не согласен с квалификацией следователем и прокурором (при возбуждении последним государственного обвинения) его действий;

е) на протяжении всего расследования обвиняемый отказывался от дачи показаний в порядке ст. 51 Конституции РФ и потому и его позиция по делу неизвестна;

ж) по одним эпизодам обвинения складывается одна из перечисленных выше ситуаций, по другим – иная из них.

Здесь, думается, необходимо, предвидя вопрос, сделать такую оговорку: в тактическом отношении криминалистическая ситуация в большинстве случаев действительно обусловливается именно отношением ее субъекта к искомой криминалистом информации, от степени оказываемого данным субъектом противодействия исследователю преступления[67].

Очевидно, что именно от того, какой из вышеназванных представляется государственному обвинителю к моменту его «выхода в суд» ситуация, им оценивается тактическая сложность предстоящего поддержания государственного обвинения.

Однако при этом государственный обвинитель, как сказано, должен предвидеть и возможную трансформацию этой ситуации в процессе судебного разбирательства уголовного дела (далее таковую будем именовать судебной ситуацией). Чаще всего, и это убедительно показывает практика, судебная ситуация изменяется в негативную для государственного обвинителя сторону.

Так, при проблематичности доказательственной базы обвинения подсудимый, признававший себя виновным на предварительном следствии (ситуация «б» по нашей классификации), вполне вероятно может отказаться от своих «признательных» показаний; ситуации «г», «е» для государственного обвинителя могут быть усугублены предоставлением стороной защиты новых доказательств, ставящих под большее сомнение доказанность вины обвиняемого и обоснованность предъявленного ему обвинения. Заметим, что особо подвержены резким изменениям ситуации, предвосхищаемые государственным обвинителем, если основу их составляет, так называемая, идеальная доказательственная база обвинения – показания соучастников преступления, потерпевших от него и свидетелей.

Отдельные, и не только практики, но и ученые объясняют это разными причинами, в том числе и связанными с допуском защитников на самые ранние стадии расследования. Несомненно, и это обстоятельство нельзя не учитывать. Но говорить, что «данные «метаморфозы» лишь в редких случаях могут объясняться объективными слабостями доказательственной базы по делу или грубыми процессуальными нарушениями, компрометирующими важнейшие доказательства, поскольку «слабые» дела в суд обычно не направляются (!!), а допускаемые процессуальные нарушения исправляются при осуществлении прокурорского надзора за расследованием» (!!!)[68], как то утверждают С.К. Питерцев и А.А. Степанов, по крайней мере, очевидно, несерьезно.