Первые впечатления марш-броска 6 страница

– Ты смотри, на хозяина хвост не подымай, – сказал Кузьмич, пристегивая его к общей цепи – А то кто его знает, с какой он сегодня ноги встал. Велит в яму с медведем кинуть – придется исполнять скрепя сердце...

Мазур оглядывался. Пушка уже стояла у главного крыльца обширного терема – и возле нее выжидательно переминался мужик с дымящимся фитилем. Теперь Мазур хорошо рассмотрел, где размещались колокола: на специальной звоннице, высокой башенке, под шатровой крышей на четырех резных балясинах. Колоколов – целых пять, два больших и три помельче.

Слушай-ка, старче божий, – сказал Мазур. – Насколько я помню, это вроде бы не в раскольничьей традиции – колокола на церковь вешать...

– А они и не на церкви. Вон, звонница особая.

– Да я не то имел в виду... Колокольным звоном встречать – это вроде бы не по вере, а?

– Ты не лезь в то, чего не понимаешь, – сказал Кузьмич, и лицо у него на миг определенно омрачилось. – Вера тут ни при чем – хозяина встречаем...

– А он-то не старовер, а?

– Он – хозяин. Тебе достаточно. Мне, положим, тоже...

Один за другим выходили остальные – и попадали на цепь, конечно. Вокруг, сбившись в несколько кучек, маялись принаряженные обитатели заимки, они старательно держались подальше от пленников, не переступая пределы невидимого круга, но, судя по лицам, что-то не ощущали себя вольными орлами. Заранее можно сказать, что здешний хозяин свою челядь держит в кулаке без всякой старинной сибирской патриархальности...

– Что они, старче, у тебя такие скучные? – не выдержал Мазур. – Сколько помню, всегда говорилось, что староверы есть люди независимые и несгибаемые...

– Молчи ты! – цыкнул на него Кузьмич, остервенев лицом.

Мазур замолчал. Подобострастная суетня вокруг и боязливые лица удручали его сами по себе. Все-таки места здешние испокон веков были вольными. Еще при Николае Первом, когда только что приехавший из России и никогда не бывавший прежде в Сибири новый губернатор попробовал было объясняться со здешними мужиками так, как привык за Хребтом, финал получился для него крайне унизительным: казачий конвой был шантарскими таежными жителями мгновенно обезоружен, побит и связан, а у самого губернатора долго вертели под носом ядреными кулаками и, как умели, объясняли ему простыми словами, что тут ему не Россия. Как ни удивительно, особых репрессий не последовало...

– Едут! – отчаянно заорал кто-то поблизости. – Машет!

Мазур задрал голову, уставясь куда и все, – на вершину могучей стометровой башни. Там отчаянно мотался над ограждением смотровой площадки ярко-алый лоскут.

– Становись! – заорал Кузьмич. – Близко уже!

Неразберихи и сутолоки не было – процедура, видимо, давно отработана, как парады на Красной площади. Все проворно выстроились в две шеренги вдоль воображаемой линии, направленной от ворот к «красному» крыльцу терема – мужчины по одну сторону, женщины по другую, чуть ли не с военной четкостью. Что касается пленников, им отвели местечко в мужской шеренге, на ее левом фланге, у самого терема.

У крыльца появился Кузьмич в компании доктора, добавившего к прежнему наряду еще и черный котелок. Меж ними маялась довольно красивая деваха в роскошном сарафане и вышитой рубахе, с русой косой из-под белого расшитого платка. Мельком оглядев ее, Мазур машинально отметил, что у Ольги коса не в пример роскошнее.

Выскочила толстая баба, торопливо подала девахе хлеб-соль – красивый каравай, увенчанный золотой, судя по цвету, солонкой, на блюде с рушником – пошептала что-то на ухо и вновь скрылась.

Все замерло. Ни малейшего звука на подворье, даже собаки притихли. Мазур покосился через плечо – караульных за спиной осталось всего двое, они стояли в деревянных позах, автоматы висели на шее.

– Трепещешь? – громко прошептала Ольга, приблизив голову.

– Ага, – таким же шепотом ответил Мазур. – Но до чего мне оглушительно пернуть охота, спасу нет...

Она тихо фыркнула. Острый на ухо Кузьмич стегнул их злым взглядом, весь подобрался, придавая себе степенную важность. В воздухе явственно попахивало чем-то химически-резким – то-то ни комаров, ни мошки совершенно незаметно...

Воздух резанул мощный разбойничий посвист – это с верхушки башни. Все застыли. Мазур увидел кучку всадников, выехавшую из тайги и двинувшуюся шагом к воротам – по той дороге, которой привезли сюда их с Ольгой. Один, два... пятеро.

Обитатели заимки превратились в живые статуи. Всадники двигались к воротам, безмятежно синело небо, сияло солнце, и Мазуру вдруг нестерпимо захотелось проснуться.

Всадники все ближе... Кузьмич махнул большим красным платком – и слева оглушительно громыхнула пушка, густой белый дым тяжело поплыл по двору. Тут же отозвались колокола и уже не умолкали, вызванивая неизвестную Мазуру мелодию. Замолчали они, когда всадники, двигавшиеся шагом, оказались примерно на половине шеренги.

Мазур смотрел во все глаза. Держась на полкорпуса впереди свиты, на вороном коне ехал человек лет сорока – в голубой шелковой рубахе с крученым алым пояском, жемчужно-серой поддевке, таких же шароварах в тонкую черную полоску, сером картузе и ослепительно сиявших сапогах. Высоколобый, с крупным носом, четко очерченным ртом, чисто выбритый, надменный, но, если можно так выразиться, в меру надменный – спокойный, властный X о з я и н... Способный, пожалуй, и в самом деле послать в яму к медведю одним шевелением брови. Мазур вынужден был признать, что столкнулся с сильной личностью. Вот только регалия эта – диссонансом...

Слева на груди у загадочного Хозяина тускло посверкивала огромная орденская звезда – судя по первому беглому впечатлению, не новодел, подлинная. В солнечных лучах радужно, остро сверкнуло множество мелких бриллиантов. Неплохо разбиравшийся в таких вещах Мазур опознал звезду Андрея Первозванного – м-да, Хозяин не страдал излишней скромностью даже в маскарадных играх...

Мужики и бабы низко кланялись по всем старинным правилам – касаясь правой рукой земли, выпрямляясь далеко не сразу. Пожалуй что в старые времена въезд барина в деревню мог выглядеть именно так...

Сразу за Хозяином на столь же красивом вороном ехал еще более экзотический субъект: горбоносый, с венчиком черных волос вокруг обширной лысины и роскошной ассирийской бородищей. На нем переливалась алая черкеска с начищенными газырями, а на наборном серебряном поясе висел массивный, серебряный же кинжал – весь в выпуклых узорах, синих, алых и зеленых самоцветах, сущее произведение искусства, гордость хорошего златокузнеца. Когда он проехал мимо, Мазур увидел, что справа у него висит вполне современная черная кобура.

Рядом двигалась личность уже знакомая – тот самый «товарищ по несчастью», оказавшийся «наседкой» белобрысый. На сей раз он красовался в такой же каппелевской форме, какую носил проштрафившийся «штабс-капитан», только белобрысый то ли имел больше заслуг, то ли запросы у него оказались выше: на нем сверкали золотом старинные полковничьи погоны с двумя просветами без звездочек. У бедра висела сабля в богатых ножнах, судя по весу, настоящая.

Двое, замыкавшие кавалькаду, особого интереса вовсе не представляли: очередные верзилы с роскошными усами, один черный, как ворон, цыганисто-казачьего облика, второй – типичная славянская харя. У обоих карабины через плечо, пыжатся невероятно...

Взгляд Хозяина мельком скользнул по пленникам, и они с Мазуром на миг встретились глазами, словно шилом кольнули друг друга, такое впечатление. Кузьмич уже сдернул картуз и низко поклонился. Выпрямился, но картуза не надел, зачастил с подобострастной развязностью балованного управителя:

– Рады приветствовать, батюшка-барин, во владениях ваших! Особыми достижениями, скудные, похвастаться не можем, но и без дела не сидели, вас дожидаючись! Соизвольте обозреть нынешний полон, авось, и не прогневаетесь...

– Осмотрел уже, – сказал Хозяин, ловко спрыгивая с седла. – Неплохо, друже...

Как ни удивительно, их разговор вовсе не казался скверной комедией – сейчас и здесь все выглядело естественно и вполне уместно... Хозяин со всей серьезностью принял от девахи каравай, отщипнул пышный кусочек, макнул в солонку и съел, можно выразиться, и с т о в о. Если это и была игра, все присутствующие относились к ней крайне благоговейно...

Вслед за Хозяином отломили по кусочку человек в черкеске и белобрысый «полковник» (хотя этот, если разобраться, ниоткуда не прибыл, заимки-то он не покидал...) Парни с карабинами к хлебу-соли допущены не были – они стояли, держа в поводу пятерых коней, старательно вытянувшись в струнку.

Хозяин, сопровождаемый «комитетом по встрече» (в лице Кузьмича и доктора, деваха проворно улетучилась куда-то вместе с сыгравшим свою историческую роль караваем), полковником и бородатым, прошелся вдоль недлинной шеренги пленников, что твой Наполеон. Мазуру его взгляд не понравился – очень уж хозяйский, неприкрыто барский – а то, как бородатый озирал Ольгу, не понравилось еще больше. Он моментально прикинул: вообще-то, даже в таком положении можно без особого труда накинуть Хозяину на шею цепь от кандалов, взять в надежный захват, заполучив таким образом отменного заложника – и уж тогда переболтать по душам...

Стоп. Очень уж рискованно...

– Молчи, Кузьмич, – Хозяин жестом остановил Кузьмича, посунувшегося было к нему. – Сам попробую угадать, кто тут геройский майор – это, скажу тебе честно, не столь уж и трудно. Не пузатый же, а у этого – морда типичнейшего холуя, так что выбор невелик... – он указал на Мазура. – Вот он, твой майор. Хороший, жилистый, глаза злые, зыркает вполне несгибаемо... Удачное приобретение. Хвалю, Кузьмич. Что с Мишаней?

– Помер Мишаня, батюшка барин, – скорбно отозвался Кузьмич. – Поутру. Доктор говорит, ребра у него с одного удара сломались, сердце проткнули...

Казалось, такая новость Хозяина крайне обрадовала – он посмотрел на Мазура благосклонно и даже поднял руку, собираясь похлопать по плечу, но передумал, чуть повернул голову:

– Ибрагим-Оглы!

– Что, Прошка? – моментально откликнулся тот, придвинувшись и положив руку на кинжал.

– Свести тебя с майором – кто кого?

– Совсем трудно сказать, Прошка... – протянул Ибрагим-Оглы. – Смотря как, с чем и где...

– Вот то-то, – кивнул Хозяин.

Странно, подумал Мазур. Очень уж фамильярно этот липовый кавказец (а он липовый, сомнений нет, довольно неумело имитирует акцент) обращается к всесильному в этих местах барину, но тот не гневается ничуть. А имя вроде бы знакомое, определенно крутятся ассоциации и иллюзии. Ибрагим-Оглы... Положительно, знакомое имечко. Но с чем оно связано? Почему-то оно как раз связано с П р о ш к о й. Прошка и Ибрагим-Оглы, Ибрагим-Оглы и Прошка...

Спокойный голос Хозяина сбил его с мысли:

– Пошли, Кузьмич, поболтаем с дороги. Я доволен, так что вели всем – водки. Э т и м – тоже. Только смотри, особенно не расщедривайся, возможно, уже завтра и придется начинать...

Он отвернулся и в сопровождении свиты направился к парадному крыльцу. Глядя ему вслед, Мазур даже издал от избытка чувств нечто вроде громкого хмыканья – на что никто не обратил внимания, все взоры прикованы к удалявшемуся шествию.

Ну конечно же! Можно было догадаться и быстрее – Мазуру-то, потомственному сибиряку – но впечатлений оказалось много, вот не сразу и допер...

Прошка. Ибрагим-Оглы. Пушка у парадного крыльца. Высоченная башня, смахивающая на Эйфелеву, – по идее, она должна быть сорокасаженной... сколько там в сажени? Ага, в общем-то, на первый взгляд, сходится...

Роман Шишкова. «Угрюм-река». На протяжении многих лет – любимое чтение нескольких поколений обитателей Шантарской губернии. Потому что именно в ней действие романа и происходило: шишковская Угрюм-река – это Нижняя Тунгуска, протекающая километрах этак в трехстах от заимки. А если Мазур немного и ошибся, то не более чем на полсотни верст. Все сходится, слишком многое совпадает...

И осложняет дело, определенно осложняет, голову можно прозакладывать!

– Что встал? – подтолкнул его в плечо караульный. – Команды не слышал? Шагай в горницу!

– А где пристав Амбреев? – спросил у него Мазур.

Соседи по цепи, даже Ольга, покосились изумленно, однако канвоир ничуть не удивился, перекрестился на староверский лад и вздохнул:

– Не выдержал пристав изобилия спиртного, еще весной от скуки долакался до полного изумления и к мишке в яму свалился сдуру...

 

Глава шестая

Философия под черную икру

 

Похоже, приказания Хозяина исполнялись молниеносно – когда пленников водворили в камеру (так и не сняв кандалов), там на нарах уже стояли две бутылки «Белого орла», окруженные пятью пластиковыми стаканчиками и несколькими тарелками с кучками печенья, сосисок и черных кусков копченой оленины. Видимо, второпях навалили, что оказалось под рукой.

Посмотрев, как все остальные нерешительно жмутся, Мазур хмыкнул, залез на нары и недрогнувшей рукой набулькал себе стаканчик. Все по той же армейской привычке: если вдруг попал меж хлопотами и водкой, и у тебя есть выбор, предпочтение следует отдать водке, поскольку хлопоты в нашей жизни – вещь непреходящая, а водки могут больше и не дать...

Присоединившаяся к нему Ольга одолела полстаканчика и тихо спросила:

– Слушай, это как понимать? Что у них тут был за пристав, и откуда ты его знаешь?

– Классику надо читать, – ответил Мазур. – Ты что, «Угрюм-реку» не помнишь?

– Да так сразу и... Помню что-то такое. Насчет вашей сибирской экзотики. Там еще роковую красавицу из ружья убили...

– Нет, все же люблю я вас, столичных интеллектуалов... – сказал Мазур, налив себе еще. – Вот если бы я «Отелло» свел к боевику, «где негр жену задавил», что бы ты сказала о моем Ай-Кью и культурном багаже?

– Ну, ты сравнил...

– Да ладно, – великодушно сказал Мазур. – Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда... Главное, он, барин здешний, играет в «Угрюм-реку» с ба-альшим приближением к оригиналу. Ибрагим у него, пушка, башня сорокасаженная... Даже пристав.

– И что нам в таком случае может угрожать?

– А вот уж не знаю, – сказал Мазур. – Персональная тюрьма с кандальниками – это уже не по роману. Пошла чистейшей воды импровизация.

Он чуточку кривил душой. Кое-какие версии в голове уже крутились – но говорить о них не хотелось. Во-первых, Прохор Петрович Громов был невероятно лаком на женщин, а во-вторых, к концу романа он ударными темпами стал сходить с ума. Если вспомнить все отстранение и беспристрастно, то у человека с Андреевской звездой, и верно, в глазах что-то такое весьма нехорошее промелькивало, этакая темная водица, из-под которой просвечивает легкое безумие. Но говорить Ольге об этом не стоит – к чему усугублять и без того скверную ситуацию намеком на то, что они могут оказаться в плену не у кого иного, как могущественного шизофреника, чокнутого ворона здешних мест?

Он потянулся за скрутком оленины, оторвал зубами жесткий кусок и старательно прожевал. Чему только ни учит спецназ. Азам психиатрии и психологии в том числе. Так что не мог он ошибиться – положительно, плескалась в холодных глазах та самая темная водица...

Лязгнул замок, распахнулась дверь, и Кузьмич позвал:

– Господин Минаев, не изволите ли с супругою в гости проследовать? Душевно приглашают...

Мазур спрыгнул с нар, подобрав звенящие кандалы, помог сойти Ольге. Что-что, а общаться с хозяином он кинулся с превеликой охотой – к кому же еще могут приглашать?

Сзади шагал неизменный верзила с кобурой под полой черной поддевки. Челядь вновь попряталась – Мазур никого не увидел, прежняя тишина и безлюдье. Только пушка все еще стояла у парадного крыльца – но туда пленников не повели, Кузьмич свернул к горбатому бревенчатому мостику, аккуратному, как игрушечка. Теперь Мазур видел, что ручей, протекающий через таежное поместье, похож скорее на маленькую речку – шириной метра в три и глубиной не меньше метра. Пожалуй, прикинул он профессионально, боевой аквалангист пройдет по этой речушке, как по торной дороге... Вода была чистейшая, прозрачная, на дне виднелись окатанные камешки, стремительным черным росчерком метнулась крупная рыба.

Перешли мостик. Кузьмич уверенно шагал к заднему крыльцу – впрочем, оно парадному уступало немногим, вряд ли устроено для челяди.

– Кузьмич, – негромко окликнул Мазур. – А тебя я что-то по «Угрюм-реке» не помню...

– Зато по жизни знаешь, – бросил старик, не оборачиваясь. – Мне достаточно. Хозяину тоже. Нельзя же всю жизнь по книжке изладить... – он остановился у крыльца, хозяйским оком оглядел Мазура с Ольгой. – Ну, вроде все в порядке. Шагайте, да смотрите у меня, за словами следите. Для вас же лучше...

Внутри терем напоминал скорее декорацию из голливудского фильма – художник определенно слышал что-то о России, но в точные детали не вдавался, всецело отдавшись воображению, точнее, своему представлению о загадочных краях, где по улицам бродят медведи, а бородатые казаки собирают клюкву в самовары. Сводчатые потолки, старательно выполненные из полированных кедровых плашек, масса огромных, начищенных старинных самоваров, расставленных на уступчатых стеллажах, на стенах висят дуги, ярко расписанные, с гроздьями колокольчиков, хомуты, даже ухваты, и тут же – темные иконы, украшенные рушниками, скорее уж украинскими, нежели сибирскими. Обнаружилось и вздыбленное чучело медведя с громадным подносом в лапах.

– Ну и балаган... – не вытерпел Мазур.

– Сам знаю, – досадливо сказал Кузьмич. – А гостям нравится, что ты с ними поделаешь... Сюда сворачивай.

Он поправил картуз, одернул на себе поддевку и бочком скользнул в дверь. Почти сразу же появился, мотнул головой, приглашая входить, и скороговоркой прошептал:

– Меня там не будет, так что не дури, а то пес порвет моментально, хорошо натаскан. Сядь за стол – и торчи, как статуя. Прыгнешь со стула без разрешения – тут тебе и конец...

Мазур вошел, громыхая и позвякивая.

Ну, уж эта-то обширная светлая комната с окнами во всю стену ничуть не напоминала аляповатые коридоры в псевдорусском стиле. Обычный паркет елочкой, кремовые обои в синий цветочек, посреди комнаты – большой стол старинного фасона, кресла с высокими спинками. В углу – высокая пальма в деревянной кадке. Приятная комната, самая обыкновенная – пожалуй, такая вполне могла оказаться в таежном дворце Прохора Громова...

Хозяин сидел за столом, он был в той же одежде, только без картуза, разместился в торце, должно быть, на почетном месте. Мазур зачем-то быстренько сосчитал стулья – ровно дюжина. Но накрыто всего на четверых – причем два нетронутых прибора стоят в безукоризненном порядке по другую сторону стола, через три стула от хозяина. Ага, предусмотрительно оставил достаточно широкое пустое пространство меж собой и «гостями»...

Сбоку подскочила собака – здоровущая чепрачная овчарка, прямо-таки по пояс Мазуру, хотя он был не из коротышек. Пес – это оказался кобель – не рычал и не скалил зубы, просто молча сопровождал идущих, двигаясь бесшумно и упруго, словно на пружинках. Повинуясь жесту хозяина, Мазур подошел к тому месту, где стояли чистые тарелки, окруженные серебряными вилками и ножами, отодвинул стул перед Ольгой, сел сам. Пес окинул его нехорошим взглядом янтарных хищных глаз, сел меж Мазуром и хозяином и следил за движениями гостя со спокойной готовностью. Выдрессирован прекрасно, отметил Мазур, шансов, пожалуй что, и нет – в случае чего моментально вцепится, а на шум охрана влетит... Ну и ладно, осмотримся пока...

Мазур с хозяином молча разглядывали друг друга. Выяснилось, что хозяин уже начал лысеть, но лысина лишь обнажила огромный лоб, не затронув затылок. Взгляд цепкий, умный, пронзительный, но на донышке плещется темная водица...

По правую руку от новоявленного Громова помещалась личность странная и комическая. Блондин с длинными густыми бакенбардами, в костюме дореволюционного фасона и сбитом на затылок черном котелке, ткань не из дешевых – но брюки и пиджак заляпаны разноцветными пятнами, позволяющими точно определить, чем блондин завтракал сегодня, ужинал вчера и обедал позавчера. Жилет залит подсохшим кетчупом и пахнет пивом, из нагрудного кармана торчит черная трубка (судя по всему, ее засунули в карман непогашенной, пиджак осыпан пеплом и в паре мест прожжен).

Такие вещи русский человек определяет с лету, даже не пройдя спецподготовки. Мазуру моментально стало ясно, что загадочный блондин начал гульбу, пожалуй что, недельку назад и с тех пор не просыхал, как тряпка, которой вытирают стойку в пивбаре. Он сидел, выложив руки на стол, – один локоть в тарелке с заливной рыбой, второй философски попирает в лепешку раздавленное пирожное – смотрел на Мазура насквозь остекленевшим взглядом и не рушился на пол только оттого, что его поддерживала высокая спинка и подлокотники. Громко икнул в напряженной тишине и вновь застыл живой иллюстрацией к лекции о вреде алкоголя.

– А это, случайно, не мистер Кук? – непринужденно спросил Мазур у хозяина.

– Неподдельный, смею заверить, – проговорил хозяин негромким приятным баритоном – Никакой не Кук, правда, зато – американец и инженер. Выполнил все, что требовалось, – и решил я, друзья мои, поставить эксперимент. Вульгарно говоря, споить. Прекрасно прошло, знаете ли... – он не без гордости покосился на слепого и глухого к происходящему «мистера Кука», восседавшего соляным столбом. – Теперь могу вам с законным удовлетворением представить: урожденный гражданин США, по тамошней конституции имеющий право стать президентом, и в то же время типичнейший сибирский алкаш, такой, что любо-дорого. Даже белая горячка стала совершенно славянской – чертики, медведи, шишки кедровые языками дразнят... Привык я к нему, болвану. Отпустить на историческую родину рука не поворачивается – у них же там гражданские свободы и права личности, сумасшедшие на воле ходят, никто тебя не повяжет, пока на крышу не залезешь и не начнешь из автомата по прохожим палить... При тамошней вседозволенности он через месяц тапочки откинет при полном равнодушии окружающих, с моста в Гудзонов залив сиганет, только пузыри пойдут... Жалко. У нас ему благостно – когда начнет из-под кровати чертиков горстями выгребать, доктор его живенько приводит в христианский вид за пару деньков, даст отлежаться немного, в баньке как следует попарит, и можно начинать заново...

Все это было произнесено с легкой улыбкой, непринужденно и обаятельно, хозяин словно бы не замечал на гостях тяжелых кандалов, побрякивающих при каждом движении. Мазуру даже стало казаться, будто витающее над заимкой безумие обрело аромат и ореол, невесомой дымкой окутывающий горницу... Он зажмурился на миг, встряхнул головой.

– Что же вы, господа, сидите? – спохватился хозяин. – Прошу, накладывайте, что на вас смотрит, поухаживайте за дамой, майор, налейте ей шампанского... А сами как, водочки?

Мазур невольно потянулся к блюдам, ибо стол поражал изобилием – икра черная и красная грудами высилась в серебряных мисках, разнообразнейшая рыба во всех видах тешила взор коренного сибиряка – осетрина, нельма, омуль, хариус, таймень, ленок – красиво зажаренные мясо и птица, варенье клюквенное, варенье брусничное, грибы всех таежных пород, мелкие огурчики, помидоры, вазочки с медом...

– Накладывайте даме, – радушно потчевал хозяин. – Купленное здесь, господа мои, только спиртное, да и то вон в тех графинах – домашние наливочки. Прочее же либо произрастало еще сегодня утром на грядках, либо на прошлой неделе по тайге бегало и порхало...

Навалив Ольге на тарелку груду яств – давно известно, что обильная еда снимает нервное напряжение, – Мазур налил себе в серебряную, вызолоченную изнутри чарочку водки, наколол на серебряную массивную вилку крепенький соленый рыжик и вопросительно воззрился на хозяина, решив нисколечко не уступать ему в непринужденности – клин клином вышибают...

– Выпьем за приятную встречу, – хозяин поднял свою чарочку, опрокинул в рот, чуть поморщившись по русскому обычаю, лениво прожевал огурчик. – А что это у нас мистер сидит?

Он подтолкнул «Кука» локтем в бок и громко спросил:

– Мистер Кук, ты меня уважаешь?

Американец мгновенно очнулся, осоловелыми глазами уставился на стол перед собой и с неожиданным проворством сцапал предупредительно наполненную хозяином стопочку. Держа ее на весу и ухитрившись не пролить ни капельки, браво гаркнул:

– Прошка, епит тфоя мать, уважаю?

Выплеснул водку в рот, с царственной непринужденностью подцепил пятерней заливного, но до рта не донес – замер на миг, пуча глаза, посидел так и медленно-медленно обрушился лицом на стол, повозился, устраиваясь, и мгновенно заснул. Пес метнул на него быстрый взгляд и, должно быть, успокоенный привычным зрелищем, вновь перенес все внимание на Мазура.

– Пусть себе дремлет, блаженный, – с прямо-таки отеческой заботой сказал хозяин. – Ну-с, пора и представиться? Как вас зовут, я уже знаю, а я – Прохор Петрович Громов, владелец здешних мест. Впрочем, что-то мне подсказывает, что вы обо мне хоть краем уха, да слыхали – коли уж знаете моего мистера Кука...

Он произнес все это со с т р а ш н о й серьезностью, так веско, что Мазур понял звериным чутьем: за этим столом многое можно себе позволить, распускать язык, как угодно – но угодишь, пожалуй, к медведю в яму за малейшие сомнения в личности «Громова»... Определенно. И потому Мазур не дрогнул ни единым мускулом лица, чуть подтолкнув под столом ногой Ольгу, – но она тоже сидела с вежливо-каменным лицом, молодчина...

Хозяин испытующе смотрел на них. Массивная орденская звезда, бог ведает от кого перешедшая по наследству, заметно оттягивала полу поддевки, и над левой ключицей виднелась светло-коричневая кожаная полоса подмышечной кобуры. Мистер Кук вдруг завозился, не поднимая головы и не открывая глаз, громко забормотал что-то по-английски, кажется, извещал, что заседание совета менеджеров считает открытым – потом в голос заорал:

– Ептыть, водки! Козьлы, с-суки, пейдорасы...

Нашарил предупредительно подсунутый хозяином высокий стакан, полный до краев, вытянул, как воду, опять-таки не открывая глаз, вновь успокоился.

– Каков? – спросил хозяин, честное слово, с нежностью. – Вот так и делают человека из цивилизованного заморского жителя... Угощайтесь, господа, угощайтесь. Вас я, в отличие от Кука, вовсе не собираюсь напаивать до изумления, так что сами наливайте себе по мере потребности и закусочки не забывайте. Все свежее, без консервантов и канцерогенов... Вы, господин майор, не иначе как служили в десанте или иных крайне зубодробительных войсках? Слышал я про вашу Берлинскую бригаду... Ну, не стесняйтесь. Бедный Мишаня был ухайдокан вполне профессионально, да и из кандалов вы, по слухам, выскальзываете, что твой угорь... Все-таки десант?

– Десант, – кивнул Мазур после короткого раздумья.

– Замечательно. И курс выживания проходили, конечно?

– Был грех.

– Ну что вы так, не грех, а достоинство... И для вас, и для меня. Признаюсь честно – вас-то нам, милейший майор, и не хватало. Вы же видели ваших соседей по нарам – ну, дрянь людишки, я вам скажу, слякоть, слизь, горожане балованные...

– А позволено ли мне будет осведомиться...

– П р о х о р П е т р о в и ч, – мягко прервал его хозяин.

– А позволено ли мне будет осведомиться, Прохор Петрович, что стоит за столь неожиданным приглашением в гости? Ваши люди разводят столько таинственности и напускают такого тумана...

– Как им и велено было, вы уж их простите. Что же вы икорку вниманием обходите? По второй, быть может? За приятную встречу мы уже выпили, теперь самое время – за удачную забаву. – Он не отрывал взгляда от Мазура, пока тот не наполнил свою чарочку водкой, а Ольгин бокал – шампанским. – Ваше здоровье! Так вот, милейший майор, что касается приглашения в гости, тут я был не оригинален, простите великодушно. Вы же человек местный, слышали, быть может, как развлекались в царские времена наши миллионщики? Вздумается загулять, велит натянуть канат поперек дороги, вышлет молодцев – и нет прохода и проезда ни конному, ни пешему, невзирая на чины и звания... Вот и решил я возродить старую традицию. Только народишко плыл в сети на удивление убогий, узнав о вас, я прямо-таки душою воспрянул... – улыбка у него стала хитроватой. – Ну, не буду вас далее томить. Пригласил я вас, чтобы вы и ваша очаровательная супруга приняли вместе с нами участие в охоте. Вот вам и весь секрет, других не держим...

– А на кого будем охотиться? – спросил Мазур.

– Это мы, простите, будем, – с мягкой улыбкой поправил Прохор. – Я и мои гости. А вам выпадает несколько иная роль – потому что на охоте всегда бывает, если можно так выразиться, две стороны. Одна охотится, а на другую, соответственно, охотятся. Без этих двух сторон, согласитесь, охота бессмысленна, необходимы и охотник, и дичь...

– Это что, шутка? – спросила Ольга.

– Как по-вашему, все, что вы здесь видели, напоминает хоть немного шутку?

– Не особенно.

– Вот видите. Поверьте, все здесь делается всерьез. Даже мой эскулап и орел в золотых погонах нисколечко не играют. Им невероятно хочется жить именно так, и быть именно теми, кого они в данный момент собой представляют. Так что для них это – серьезнее некуда. А уж когда речь заходит об охоте, не ищите в ней ни малейшей несерьезности. Нет там и призрака игры...

– Очень мило, – сказал Мазур. – И как все это, простите, должно выглядеть?

– Вот это уже деловой разговор, – кивнул Прохор. – Выглядеть все будет предельно просто. Послезавтра, а может быть, уже и завтра вас забросят на вертолете в тайгу. Вертолет немедленно улетает, и вам дают час форы. А через час мы начинаем охоту. Разумеется, если вы будете себя вести, как и подобает приличной дичи, забава затянется не на час и не на сутки... Без минимума снаряжения я вас не оставлю, не беспокойтесь – дам ножи, немного еды, спички... Компаса, простите, дать не могу – вы когда-нибудь видели медведя или оленя с компасом? Я тут, пока летел, кое-что обдумал... Персонально вам, майор, я даже дам наган с патронами. В последнее время дичь нам попадалась трусливая и ленивая, так что не помешает, право, добавить пикантности, пощекотать нервы, чтобы для охотника это стало не просто безопасной забавой, а обрело определенный риск для жизни...