Глава третья Из записок графа Пенальбы

Я очнулся от скрипа и болтанки. Качался фонарь, качался потолок, страшно хотелось пить. Однако было такое чувство, что лучше не двигаться. Нужно еще немного полежать, а уже потом вставать. Хорошо лежать не шевелясь, но пить все равно хочется. Все тело ноет, болит голова, и хочется пить. Уже отчетливо представляешь, как наберешь ее в рот, как погоняешь за щеками, чтобы смочить совершенно сухое нёбо, а потом двумя-тремя глотками проглотишь эту холодную животворящую жидкость. Но воду еще нужно добыть, поэтому лучше повременить, собраться с мыслями, подумать, это тоже придает сил. Все! Больше медлить нельзя. Пора, поднимаюсь.

– Слава богу, молодой господин, все позади. Старый Николас выручил вас, и теперь, как просил ваш батюшка, мы плывем в Новый Свет.

Этот голос был словно с небес, и я, наверное бы, улыбнулся и снова заснул сном раненого праведника, если бы не вода. Только после того, как я напился, судорожно глотая и проливая драгоценную влагу на себя, мой камердинер рассказал о том, что произошло. По его словам, я не только уничтожил большую часть команды «Летящего» вместе с его ужасным капитаном Жаком Фонтанжем и офицерами, но и разогнал дозор городских стражников, пришедших мне на помощь. По словам Николаса, прибежавшего на страшный шум, только ему удалось остановить меня от полного истребления всего Дюнкерка.

– Хвала Деве Марии, вы не перебили весь город, – шутил мой камердинер. – И слава богу, что мы быстро убрались из этого негостеприимного места, провались оно пропадом.

Возможно, эти слова Николаса стали пророческим, поскольку в 1658 году город захватили войска Людовика XIV и он стал французским. Но тогда мы еще не знали об этом и плыли оттуда на попутном судне в Испанию. Мои раны, которых оказалось множество, но ни одна из них не была серьезной, постепенно заживали. Николас, притащивший меня на судно в беспамятстве, потребовал немедленного отплытия, за что пришлось заплатить круглую сумму. Слава богу, деньги у нас имелись.

Хотя я и был подданным кастильского короля, но впервые вступил на Иберийский полуостров. На их языке я говорил свободно, поскольку на нем говорил мой отец, но местное наречие жителей Бильбао повергло меня в недоумение – такое оно было своеобразное, впрочем, как и многое в этой стране. Например, мы с удивлением узнали, что в гостиницах не кормят, поскольку там нет никаких продуктов. Чтобы поесть, нужно идти в ресторан или самому купить все необходимое на рынке, чтобы потом это было приготовлено в гостинице. Мы отправились в ресторан, благо их было предостаточно. За едой мы решили: хватит морских путешествий, лучше добраться до Кадиса, пусть даже придется пересечь всю Испанию с юга на север в седле, чем снова болтаться на волнах. Тем более мне хотелось поподробнее узнать родину моих предков. Найдя неплохой постоялый двор, где не было матросни и не околачивалась всякая рвань, мы сняли светлую комнату с видом на море.

– И все же Испания прекрасна, – сказал я Николасу, распахивая окно и вдыхая свежий морской воздух.

– Подождите восхищаться, молодой господин, – пробурчал слуга, распаковывая вещи. – Все эти мерзкие смуглые рожи в порту не вызывают у меня доверия. Я более спокойно бы чувствовал себя на борту корсаров из Дюнкерка, чем на улицах этого Бюльбо.

– Бильбао, мой друг, Бильбао. Как звучит!

– Не разделяю я вашего восторга, молодой господин. По мне, так это Бильбао – словно собачий лай. Такой же, как и весь язык этих басков. Кастильский-то я хорошо знаю, недаром много лет воевал плечом к плечу с вашим батюшкой. Но клянусь чем угодно – этот язык не испанский. И если бы не флаги на фортах и кораблях, я подумал бы, что мы с вами попали в другую страну.

– Прекрати, Николас. Это просто местное наречие. А страна, где мы находимся, – Басконь. Несмотря на то что тут живет древний народ, говорящий на своем диалекте, это все равно Испания, и нам вскоре предстоит ее пересечь. Как думаешь, много ли это займет времени?

– А что мне думать. Вы решили, вы и думайте. Я хоть сейчас готов за вами и на палубу, и в седло. Только прикажите.

– Чудак. Я спрашиваю твое мнение.

– Зачем его спрашивать, когда вы все равно поступаете наоборот. Разве вы прислушались к моим советам остаться во Фландрии, поступить в какой-нибудь хороший полк. Да ваш отец знаком с самим генерал-губернатором Нидерландов. Вы могли сделать отличную военную карьеру. А вы… Затеяли дуэль с сыном этого проклятого маркиза. Вот и пришлось нам менять нашу дорогую обустроенную родину на какой-то Новый Свет. А куда теперь деваться…

– Не понимаешь ты, Николас, моих молодых устремлений. Я много слышал о Вест-Индии, отец мне много рассказывал о ней в своих письмах. Теперь я хочу все увидеть своими глазами.

– Чего там смотреть. Дикая страна, населенная людоедами. И если бы у нас во Фландрии вы меньше дрались на дуэлях…

– Хватит, Николас. Решено – едем верхом, и точка. Устал я от морской качки. Нам еще океан пересекать, так что успеем наболтаться. Кстати, нам нужны хорошие лошади. Так что раздобудь их побыстрее. Я бы уже завтра отправился в дорогу.

На этом наш разговор закончился, Николас пошел готовить все для сухопутного путешествия, а я решил осмотреть город. Странно, но на улицах, в магазинчиках и лавках я постоянно слышал французскую речь. Как потом объяснил мне отец, все оттого, что испанцы – нация воинов, а французы – нация лавочников. Испанцы презирают ремесло, называя его «ничтожным занятием», поэтому французы и обслуживают их. Отец рассказывал, что в Мадриде нет ни одного разносчика воды или портного, который не был бы иностранцем. «Мы – покорители мира, а участь остальных народов – обслуживать нас», – говорил отец. Не знаю, право, гордиться этим или нет, но, по-моему, выходило так, что все золото Индий уплывало сквозь пальцы испанцев. Уж хорошо это или плохо, не берусь судить. Только знаю, что в стране, где я родился и вырос, то есть в Южных Нидерландах, дело обстоит совсем по-другому. Может, из-за того, что головы испанцев просто затуманены манией благородства и они предпочитают нищету занятию ремеслом? Но, как бы там ни было, я не спорил с отцом.

Итак, я праздно шатался по Бильбао, зашел в величественный кафедральный собор, побродил по улицам, попробовал местного вина… Нужно заметить, что испанцы и тут отличаются от всех остальных народов, поскольку держат вино в бурдюке из свиной или овечьей кожи, так что даже самые лучшие сорта после столь варварского хранения приобретают невыносимый привкус этой самой шкуры и даже шерсти животного, превращаясь в отвратительное пойло. Смачно выплюнув эту гадость прямо на мостовую, я с трудом избавился от противного привкуса, съев фиги, виноград и апельсины. В общем, я праздно шатался, пока случайно не налетел на одного дворянина. Вернее сказать, он сам толкнул меня, появившись из-за угла дома.

– Смотрите, куда идете, сеньор, – буркнул он мне, даже не извинившись, и поспешил дальше, придерживая шпагу. Кровь мигом ударила мне в голову, в глазах на мгновение потемнело.

– Эй, милостивый государь! – крикнул я ему вдогонку, но незнакомец даже не обернулся. Тогда я побежал за ним и схватил за плечо. – Стойте, сеньор.

– Пустите юноша, я спешу.

– Нет. Вы никуда не пойдете, пока не извинитесь.

– Это за что же?

– За то, что только что пихнули меня и наступили на больную ногу.

– Служба короля, – сказал он коротко, показав мне какую-то короткую палку в своей руке. – А теперь отпустите и не мешайте или будете иметь большие неприятности. У меня срочное дело.

После этих слов он, чтобы отвязаться, толкнул меня в грудь и быстро двинулся дальше.

– Нет, сеньор, вам больше некуда спешить, поскольку ваша смерть идет за вами, – выкрикнул я ему и выхватил шпагу. – Защищайтесь, или я проткну вас.

Незнакомец круто повернулся на каблуках и с любопытством посмотрел на меня.

– Как вас зовут, молодой сеньор? Рыба-прилипала?

– Невежды вроде вас во Фландрии звали меня Быстрый Клинок за то, что я успевал сделать в них уже несколько дырок, пока они готовились к своему первому неуклюжему выпаду. Сейчас вы это сами увидите. Вынимайте шпагу!

– Стало быть, приезжий? Я так и думал. Ну что ж, молодым умирать легко. Как вас зовут?

– Кавалер де Монтмор, а вас?

– Дон Луис де Каведа. Это вам о чем-нибудь говорит?

Мне показалось знакомым это имя, но он в это время обнажил клинок, так что думать было некогда. К этому времени я уже начал охладевать, мой же противник – наоборот, распалялся. Он явно куда-то спешил и был очень раздосадован тем, что я встал у него на пути. Именно поэтому он должен был покончить со мной как можно быстрее. У меня также было очень мало времени, поскольку вокруг нас начала собираться толпа и появление городской стражи не было бы неожиданностью. Мой противник, возможно, действительно выполнял какое-то важное поручение, так что для меня это приключение вполне могло обернуться тюрьмой. Поэтому лучшим выходом было бы закончить поединок как можно скорее. Я быстро перебрал в уме все свои коронные удары и остановился на паре из них.

Решил не нападать первым, отдав инициативу ему и готовя западню. Так и вышло. После неуклюжего обманного движения, не думая, что перед ним опасный противник в лице 18-летнего юноши, он кинулся вперед, сделав слишком глубокий выпад, метя мне в грудь. Я только этого и ждал. Прогнувшись, я увернулся от смертоносной стали, которая прошла совсем близко от моего колена, в то же время, сделав ответный выпад, я проткнул противнику ногу чуть выше колена. Это очень болезненный укол, поскольку он приходится в напрягшиеся мышцы. Каведа вскрикнул, выронил шпагу, схватился за ногу и упал. Убивать его я не собирался, и этого было вполне достаточно, чтобы проучить сеньора-торопыгу. Теперь у меня было время разглядеть этого субъекта. На вид ему было лет тридцать, одет во все черное, бородка, усы – ничего необычного. Но где же я слышал его имя?

– Думаю, что теперь у вас будет время поразмыслить над тем, что не стоит толкаться, когда куда-то спешишь, – сказал я, отсалютовав ему своим клинком, повернулся на каблуках и пошел как можно быстрее, чтобы избежать стражи, которая наверняка уже была извещена и спешила к месту поединка.

– Ты еще пожалеешь, молокосос, что встал у меня на пути! – услышал я за своей спиной. Но оборачиваться мне было некогда.

Я был весьма доволен собой, что так ловко и быстро проучил грубияна… Однако что он там говорил относительно службы короля? Вдруг он действительно спешил по делу, а я помешал ему выполнить свой долг? Может, это было королевское поручение, может, он ловил шпиона, а может… Все равно, нельзя вести себя грубо с дворянином. Как бы там ни было, это послужит ему хорошим уроком. И все-таки я ловко его наколол. Сам виноват, что делает такой неуклюжий выпад. Неужели он думал, что я совсем не умею держать шпагу? Вот и был наказан, мерзавец.

С этими мыслями я подошел к гостинице и поднялся в свою комнату. Николаса еще не было, поэтому я бросился на кровать и стал размышлять о конечной точке своего путешествия – Новом Свете. Затем вытащил письма отца и стал перечитывать их. Отец писал, что остров Эспаньола, куда его назначили командующим всеми военными силами, имеет плодородные почвы и лежит в тропическом климате, поэтому там можно собирать урожай два раза в год. Что это место редкой красоты и что, если бы не комары, которых там называют москитами, и местные разбойники, имя которых буканьеры, Эспаньола могла бы стать настоящим раем на земле. Там легко разбогатеть, выращивая на плантациях сахарный тростник или табак, не говоря уже о редких породах деревьев, которые столь ценятся в Европе…

Перечитывание посланий отца неожиданно было прервано появлением Николаса.

– Я все разузнал и принес кучу ужасных новостей, господин, – сказал он. – Во-первых, тут не принято путешествовать на лошадях, и даже самые знатные сеньоры предпочитают обыкновенных мулов. Почтовые кони используются лишь для перевозки писем и королевских гонцов. Так что если мы хотим попасть в Мадрид, нам придется нанять три мула с погонщиком. Поездка только до Мадрида займет не менее десяти дней. Кроме того, на пути в Севилью нам придется преодолеть горы Сьера-Морена, кишащие разбойниками. И самое неудобное: нам придется всю провизию везти с собой, поскольку в постоялых дворах, как и в здешнем паршивом приморском городке, королевским указом не разрешается трактирщикам кормить путешественников своими продуктами. Видите ли, чтобы избежать слишком высоких цен. Это не говоря об ужасных условиях проживания в придорожных дворах, где, как мне рассказали, отсутствуют приличные постели, зато в изобилии грязные тюфяки и матрацы, кишащие блохами и клопами. И самое главное – сейчас в городе разыскивают некого французского шпиона, который ранил в ногу начальника местной полиции и скрылся. Все приметы совпадают с вашими: светлые волосы, голубые глаза, прямой нос, а также соответствующий рост, одежда… Надеюсь, вы не дрались сегодня ни с кем?

– Мой милый Николас. Зачем такие волнения. Скажи лучше, ты нанял хотя бы мулов?

– Конечно, – ответил встревоженный слуга. – Только и вы, пожалуйста, успокойте меня. Надеюсь, это не ваша удалая шпага продырявила сегодня начальника местной полиции?

– К твоему сожалению, Николас, я должен признаться – моя.

– Я так и знал! Я сразу узнал ваш почерк, увернуться от первого же выпада и поразить в ногу неприятеля…

– Но разве не ты учил меня этому?

– Учил, учил, на свою голову.

– Я оказался хорошим учеником! Не хочешь убивать, сделай так, чтобы противник не смог двигаться.

– Да, но это начальник полиции этого проклятого Бюльбо…

– Бильбао, мой друг, Бильбао.

– Какая разница. Сейчас уже все ищут вас, и я не знаю, смогут ли они найти в этой стране другого приезжего со светлыми волосами и голубыми глазами. Скорее всего, нет, и нас непременно схватят и повесят как французских шпионов.

– Если так, то давай быстрее продолжим свое путешествие и поскорее пересечем эту неприветливую Испанию.

– О боже, о чем вы думаете? Мы же всем в гостинице рассказали, куда направляемся. За нами точно пошлют погоню и обязательно схватят, не завтра, так через день или два. Не думаете же вы, что полиция не поверит рассказам хозяина гостиницы. Нет, тут нужно действовать по-другому.

– Тогда давай пойдем в порт и наймем…

– Нет, господин, и этого делать нельзя. В порту наверняка уже все предупреждены…

– Откуда ты можешь это знать?

– Я же не раз ходил вместе с вашим отцом в тыл врага и испытал на своей шкуре, как разыскивают шпионов. Нет, тут нужно действовать по-другому. Давайте отправимся на запад вдоль побережья до Сантандера, а уж оттуда уплывем либо в Вест-Индию, либо в Севилью. В море-то нас искать не будут.

– Это похоже на трусость, Николас.

– Что значить трусость, когда вы проткнули ногу начальнику полиции, который был при исполнении! К тому же отнеситесь к этому как к военной хитрости. Прошу, господин, послушайтесь старого слугу хоть раз.

Ну что мне было делать? Я, конечно же, согласился с доводами Николаса, и мы, расплатившись за постой, влезли на мулов, сказав, что торопимся в Мадрид, а сами, сделав крюк, двинулись караваном на Сантандер. Четыре мула: местный погонщик-проводник, мы с Николасом и наши вещи.

Столь медленно я никогда не ездил. Путешествие растянулось на три дня. Дорога лежала между Катрабрийскими горами и северным побережьем Бискайского залива. Жара, пыль, невыносимые песни нашего погонщика, убогие постоялые дворы, скудная пища… Все это приводило меня в бешенство, соответственно стало складываться весьма не лицеприятное представление об Испании, родине моего отца и моих предков по мужской линии. По сравнению с процветающей Фландрией это была настоящая выжженная пустыня. Хотя потом отец и говорил мне, что я еще не был в Арагоне, где кроме камней нет ничего. Словом, если бы не маленькое приключение по дороге, благодаря которому я немного встряхнулся, все было бы ужасно. Я говорю о нападении разбойников. Это было где-то под Сантандером. Мы и раньше встречали толпы нищих, которых в этой стране больше, чем в других, но эта ватага была еще и со шпагами. Одетые в лохмотья, они гордо заявили, что являются благородными астурийскими идальго, ходившими на богомолье в Сантьяго-де-Кампостеллу, и что им нужны наши деньги и наши мулы, чтобы вернуться домой. К тому времени я был уже настолько разозлен ужасными условиями нашей поездки, что восхвалил Господа, пославшего мне утешение в дороге. В то время как наш погонщик начал причитать и молиться, а Николас инстинктивно постарался поближе подъехать к мулу с нашими пожитками, где лежали и пистолеты, я спрыгнул с этого ужасного животного под названием мул.

– С радостью отдам вам все, включая жизнь, – сказал я, вынимая шпагу и становясь в позицию. – Лучше умереть от клинка благородного идальго, нежели далее терпеть тяготы путешествия по вашей стране.

Мои слова привели в замешательство семерых людей в обносках, непонимающе смотревших на меня и даже не вынувших шпаг из ножен. Я же не стал ждать и, словно передо мной были те самые блохи, которые всю ночь терзали мое тело в постоялом дворе, атаковал растерявшегося противника. Пары грозных выпадов было достаточно, чтобы эти нищие идальго, лишь для вида оказавшие сопротивление, пустились наутек. В остальном же это была самая ужасная дорога в моей жизни. Только на третий день мы прибыли в Сантандер, где сразу же поехали в порт и договорились о переходе в Севилью. По просьбе Николаса гостиницу мы снимать не стали и переночевали на судне, которое утром отходило. Может быть, поэтому сумели избежать неминуемой погони, а может, ее просто не было, но теперь это уже не имеет значения. Во всяком случае, блох мы тоже избежали.

Не хочу описывать плавание вдоль побережья Испании, а потом Португалии, только замечу, что закаты в Галисии впечатляющи. Солнце садится прямо в океан, чему сопутствуют невероятные световые эффекты.

– Римляне, которые приходили в эту страну, были поражены необыкновенной красоты закатами в Галисии, – рассказывал нам разговорчивый шкипер. – Говорят, что они первыми увидели тех великанов, с которыми потом сражались все герои наших рыцарских романов.

– Кто, например? – неосторожно задал я вопрос.

– Как, молодой сеньор не знает? Да хотя бы наш прославленный Дубас…

Я решил не расспрашивать, кто это, чтобы не показывать свою неосведомленность, хотя на всякий случай запомнил имя, чтобы впоследствии наверстать упущенное.

Мы плыли, плыли и плыли, дав большой крюк, чтобы не встретиться с португальскими корсарами. Солнце, небо, закат – все было прежним, если не считать разговоров.

– Эти португальцы словно кость в горле у нашего короля, – говорил шкипер. – Раньше мы считались почти одной страной, хотя эти канальи всегда держались особняком. Это и понятно, ведь они были отдельным государством, пока наш король Филипп не женился на их принцессе Марии и не присоединил их к себе в феврале 1580 года. Но никому тогда не казалось это слишком страшным, поскольку почти вся Испания состоит из разных стран и провинций с местным законодательством и кортесами. Зато в то время мы стали по-настоящему велики, но эти португальцы все равно продолжали считать себя отдельной страной. Они хотели сохранить монополию в торговле со своими колониями. И в то же время хотели, чтобы испанский флот защищал их интересы больше, чем свои. Надо же, какая глупость.

– А что король? – спросил я.

– Что король… Каталония, которая входила в королевство Арагон, хорошо помнила свои старые законы и не хотела принимать кастильские. Вот и вышло, что первыми удар всему единению Испании нанесли земли именно арагонской короны.

– Что это за земли?

– Послушайте, молодой сеньор, я не собираюсь вам читать курс саламанского университета, если вы не в своем… то почерпните нехватающие данные из книг и не отвлекайте честных людей от рассказа о войне между Испанией и Португалией… При чем тут арагонские земли? Да при всем! Если бы не они, Португалия никогда бы не смогла отделиться от Испании…

– Почему? – наконец сказал мой Николас, после того как я стал усиленно толкать его локтем.

– Как почему? Похоже, вам, фламандцам, и дела нет до того, что тут творится…

– Так же, как вам, испанцам, нет дела до того, что творится в Нидерландах, – отпарировал мой слуга. – Нет чтобы разобраться, вы с плеча… А потом силенок-то не хватило?

– Ты что же это, плавник старый, против политики нашего короля?

– При чем тут твои глупые речи и политика нашего мудрого монарха. Да ты ее специально так искажаешь, чтобы бунт вызвать. Лучше рассказывай, да не отвлекайся.

– Да это ты меня, скрипучий такелаж, с толку сбиваешь. Слушай лучше, коли сам не знаешь. Так вот, я и говорю, что как раз в то время, как кортесы арагонской короны, особливо каталонские, решили отказать королю Филиппу во введении новых налогов, португальцы тоже осмелели. Ведь в 1568 году умер дон Карлос, сын их королевы Марии и нашего короля Филиппа II. Значит, по их законам престол оставался без наследника. А если учесть, что…

– Короче давай. Не все такие умные, как ты, – сказал мой камердинер.

– Согласен, но разве стать чуточку осведомленнее – плохо? Так что, если не знаете, извольте выслушать все до конца. Опускаю все нюансы и приступаю к главному. Вы, должно быть, знаете, что наш добрый король Филипп IV решил снова стать гегемоном в Европе и восстановить империю Карла V от моря до моря. Сначала все шло как по маслу, но потом война на несколько фронтов потребовала политических жертв. Вначале мы признали независимость Нидерландов по Мюнхенскому договору, потом решили разбить Францию. Казалось бы, удача вновь с нами, поскольку мы отвоевали Каталонию в 1652 году, потом Дюнкерк, потом Рокруа. Но в это же время вспыхнуло восстание в Андалусии, в Севилье и Кордове, все из-за недостатка серебра из Нового Света.

– Куда же оно делось? Говорят, за океаном есть гора из чистого серебра.

– Есть-то она есть, да как его доставить, серебро-то, когда на море хозяйничают целые флоты французских, голландских и английских корсаров. Словом, воевали мы сначала с Голландией, потом с немецкими протестантами, потом с Францией, и руки у нашего доброго короля до Португалии никак не доходили. Но, думаю, скоро дойдут.

– Как Португалия отсоединилась, так и не рассказал…

– Да это все ваш слуга, осьминог старый, меня с толку сбивал. Это было в декабре 1640 года, когда герцог Браганса, имевший династические притязания, воспользовался ослабевшим положением короны и объявил независимость Португалии от Испании. Его короновали под именем Иоанна IV.

Подобные разговоры о политике, истории и экономике велись постоянно до прибытия в Севилью, которая в ту пору была воротами в Новый Свет. Там мы оказались ближе к полудню. Николас сразу заявил, что мне во избежание эксцессов лучше не сходить на берег, и даже взял с меня обещание, что я этого делать не буду.

– Послушайтесь меня хоть раз, молодой господин. Вам лучше остаться на корабле. Везде, где бы вы ни появлялись, ваш слишком шустрый клинок делает дырки в людях, и одному богу известно, почему у нас пока не было неприятностей. Как только я найду нужный корабль, я сразу приду за вами. Не стоит шастать по городу в поиске новых приключений. Их хватит и в Новом Свете. Вот сдам вас на руки вашему батюшке, пусть он и отвечает. За вашим клинком и так тянется кровавый след по всей Европе.

Словом, Николас мог говорить убедительно. Сам он отправился на рынок закупить еду в дорогу. А я, потомившись на палубе и выслушав несколько вопросов о том, почему не хочу прогуляться, решил, что не будет ничего плохого, если я пройду по сходням и постою около них на твердой земле. Так я и сделал. Однако вскоре мне наскучило стояние, словно на привязи у своего корабля, и я решил поразмять ноги, прохаживаясь взад и вперед. Тут на наш корабль подвезли и стали грузить разные тюки, очевидно товары, я отошел, чтобы не мешать. Солнце припекало, пришлось встать под навес, что был совсем рядом.

Порт Севильи жил своей гулкой жизнью. Подходили, уходили корабли, сновали лодки, сгружали, перегружали товары, о чем-то горячо спорили купцы, сновали приказчики, переписывая тюки и ящики. В это время солнце вошло в зенит и стало припекать еще сильнее. Хотя стояли майские дни и во Фландрии лето еще не вступило в свои права, здесь было настоящее пекло, хотя ветерок с реки немного освежал. Я подумал было вернуться на борт нашего судна, которое называлось «Консепсьон», чтобы там спрятаться от жары, как вдруг увидел esportillero, мальчишку-разносчика, громко зазывающего всех страждущих утолить жажду лимонадом. Я пошел в его сторону, когда увидел, как один кабальеро схватил другого за плащ.

– Стойте, сеньор!

– В чем дело, любезный?

– Кажется, вы не слишком вежливы.

– Отнюдь.

– Уж не задираетесь ли вы?

– Если вам угодно.

– Угодно, здесь и сейчас.

И парочка сразу же перешла от слов к действию. Такого я у себя на родине не видел. Конечно, у нас много дрались, и бывало на улицах, но чтобы поединок начинался на пустом месте… то есть, я хочу сказать, без всякого повода… Между тем двое кабальеро выхватили шпаги и, несмотря на жару, стали орудовать ими с таким энтузиазмом, что меня, которого уже совсем разморило на солнце, даже бросило в пот. Между тем противники сцепились не на шутку. Я же, как и положено приезжему, стоял открыв рот, наблюдая за бесплатным представлением, пока один из них не получил укол в грудь. Он покачнулся, но устоял и, зажав рукой рану, продолжил. Через минуту получил еще один укол, потерял равновесие и, сделав несколько неуклюжих шагов, столкнулся со мной и повис у меня на руках.

– Спасибо за честный поединок, – сказал победитель, отсалютовав шпагой, а затем уже обращаясь ко мне: – Надеюсь, юноша, вы позаботитесь о благородном идальго, с кем я имел удовольствие сразиться, и передадите ему благодарность за то, что он развеял мои грустные мысли. Думаю, он останется жив, а если нет, то упокой бог его душу.

С этими словами он вытер клинок белым платком, вложил шпагу в ножны, повернулся на красных каблуках и гордо пошел прочь. Я же остался стоять в обнимку с его противником. Когда я взглянул на раненого, он уже закатывал глаза, потом у него изо рта потекла кровь и он отдал богу душу. Его смерть совсем не входила в мои планы, поэтому мне оставалось только опустить тело на землю и снять перед ним шляпу. В этой позе раскаявшегося грешника меня и застал патруль портовых альгвасилов.

– Сеньор, соблаговолите стоять на месте, назвать свое имя и объяснить нам, что тут произошло, – крикнул издалека мне сержант.

После того как я рассказал о том, что видел, командир дозора предложил мне пройти с ним в караулку для составления протокола и выяснения всех обстоятельств убийства.

– Но при чем тут я? Разве никто больше не наблюдал этот поединок? Допросите их.

– Многие видели, сеньор де Монтмор, что некий кавалер напал на мертвого сеньора, но никто толком не может его описать. Зато у вас весь камзол в крови, что служит определенным доказательством.

– Не хотите ли вы сказать, что это я убил этого сеньора…

– Кто знает, кто знает…

В этот момент откуда-то донесся страшный крик, и, пробившись сквозь окружившую нас толпу, влетел мой камердинер Николас. Он сбил с ног сержанта, выхватил из-за пояса пару пистолетов и закричал страшным голосом:

– Расступись, канальи, не то пристрелю!

Окружавшие меня альгвасилы отпрыгнули в стороны словно кузнечики, а Николас, схватив меня за руку, потянул за собой.

– Я так и знал, что вы снова влипнете в историю, молодой господин. Стоит мне только отлучиться, как вы сразу начинаете проверять на практике свое умение фехтовать. Ну скажите, зачем убили этого сеньора? Скорее всего вам не понравился его яркий плюмаж. Я тоже не одобряю подобные кричащие цвета, однако не считаю это поводом для поединка. Бежим скорее, мессир.

За нами слышался топот башмаков и крики стражников, пока мы не скрылись за какой-то оградой и не оказались в чужом дворе.

– Тут мы пока в безопасности, мессир, – сказал Николас. – Я все успел разузнать. В Испании любой преступник может укрыться в церкви, попросив убежища. Мы с вами сейчас находимся…

Запыхавшиеся, мы стали переводить дух и осматриваться. То, что мы увидели, совсем не напоминало церковные владения, хотя таковыми и являлось. Огороженный цепями двор примыкал к главному кафедральному собору. Похоже, на него действительно распространялась только церковная власть, поскольку представители правосудия не стали больше нас преследовать и убрались восвояси.

Тут было довольно шумно, стояло несколько таверн, где играли в карты, дрались, богохульствовали, да и местных девиц легкого поведения было хоть отбавляй. Ругань, крик, смех не смолкали ни на мгновение. Царило какое-то сумасшедшее веселье, поскольку кругом шла игра. Под остервенелую божбу кидались кости, метались карты, лилось вино, звенели деньги. Словом, его величество азарт царил тут в полную силу.

– Я вижу, вы новенькие, – раздался скрипучий голос. – Добро пожаловать в Corral de los olmos.

Это был мерзкого вида вонючий беззубый оборванец, у которого, однако, на поясе висела ржавая рапира. Он нагло осматривал нас с ног до головы, противно улыбаясь. При виде его моя рука инстинктивно потянулась к эфесу шпаги. Неужели опять придется драться? Николас прав – я просто притягиваю к себе подобные приключения. И вот опять…

– Это напрасно, сеньор. Ваша изумительная шпага вам не понадобится. Я с совершенно мирными намерениями. Разрешите представиться – благородный идальго из Галисии дон Франсиско Луис де Арсуа-Гонсалес дель Примоточе, известный в этих местах как Зубоскал, из древних христиан, чей род за много веков не запятнал своей крови родством с иудеями или маврами.

При этих словах он, словно петух, важно выставил одну ногу вперед, снял дырявую грязную шляпу с драным пером и помахал ею перед собой, подметая пыльную мостовую. Затем, нахлобучив ее, улыбнулся, выставив напоказ то, что раньше, возможно, и называлось зубами, но сейчас больше походило на обломки темных галисийских скал, которые явно не дружили между собой, поскольку стояли особняком.

– Я тут вроде главного мажордома. Если у вас есть деньги, могу помочь и рассказать, как лучше их потратить, как организовать вашу жизнь или хотя бы найти прачку, которая отстирает вашу одежду от крови. Вы надолго к нам?

Николас перестал сжимать рукоятку кинжала, который висел у него на поясе, а я в ответ попытался показать Зубоскалу, как должны на самом деле выглядеть зубы, потом снял шляпу и назвал свое имя. Вскоре мы очутились в одной из маленьких таверн, находящихся во дворе Лос-Ольмос. Это был самый настоящий сарай, где стоял неимоверный шум, а запах гари смешивался с запахом пота, вина и чеснока. Зубоскал уверенными шагами завсегдатая провел нас сквозь толпу к столу у окна, которое было распахнуто, и, заказав вина, стал выслушивать нашу историю по версии Николаса. Вино было так себе, но оно оказывало расслабляющее действие, поэтому все наши приключения были целиком поведаны мажордому двора Ольмос.

– Я думал, сеньоры, у вас большие проблемы, раз дон Педро весь залит чужой кровью, но, оказывается, их у вас и нет совсем. История на Аренале – я имею в виду то место, где пристают корабли, – не стоит и скорлупы от ореха. Альгвасилы все уже, наверное, выяснили и не станут преследовать вас по этому поводу. Ведь, как вы говорите, было много свидетелей, которые видели поединок этих двух кабальеро. Но вот ранение при исполнении начальника альгвасилов в Бильбао… Обычно такие вещи не прощаются. Скорее всего, на вас уже подали в розыск по всей стране. Вы же не скрывали, что намерены отправиться в Западную Индию, а это можно сделать только из Севильи. Скорее всего, ваши описания и приметы уже известны всем альгвасилам города. Это у них быстро делается. Почта работает хорошо. К тому же вы уже засветились. Думаю, стоит вам появиться в порту, как вас схватят.

– Но что же делать? Я уже договорился с капитаном и с помощью носильщиков отнес вещи на корабль… – почесав затылок, сказал Николас, с надеждой посмотрев на Зубоскала.

– Я помогу таким приятным сеньорам, как вы. Провожу вас в порт и посажу на корабль. Не безвозмездно, конечно. Нужно только дождаться темноты. Значит, ваше судно называется «Feliz Navidad». Я узнаю, где оно стоит и как лучше всего к нему подобраться. Дам знать капитану. А уж там вы сами разберетесь. На судне всегда прячут контрабанду, когда флот пойдет в Западную Индию – и вас спрячут. А флот, между прочим, отходит завтра. Так что альгвасилы искать вас будут, это уж точно.

Ожидание ночи в этом вертепе длилось для нас довольно долго, пока мы вынужденно находились среди отбросов общества. Мы выпили много прохладительных напитков, которые так любят испанцы, включая апельсиновые и клубничные, продаваемые повсюду esportilleros – разносчиками штучного товара, или buhoneros – бродячими торговцами. Там, в Севилье, я впервые осознал, что, если есть деньги, можно хорошо устроиться даже в таких притонах, как этот, или, как их называют испанцы, garitos. Это были низы общества. Во Фландрии нет особого сословия, называемого в Испании «пикарос». Это карточные игроки-профессионалы tahures, которым большие специалисты fullero продавали крапленые колоды, capeadores – мрачные личности, срывавшие плащи с добропорядочных граждан в темных переулках. Были и откровенные бандиты с большой дороги salteadores, и наемные убийцы matones, и разного рода авантюристы valentones, также вместо лишних слов пускающие в ход клинок. Всем им помогали скрашивать время многочисленные женщины легкого поведения от ramera и cantonera, предлагавших себя на улице, до, например, dama de achaque, выдающих себя за добропорядочных буржуа.

Стало смеркаться, как вдруг неожиданно на улице заиграла музыка и все сидевшие в кабачке поспешили к дверям. Нужно заметить, что танец для испанцев – национальная страсть. Обучаясь в колледже для благородных подростков в Брюсселе, я научился аристократическим испанским танцам, которые были модными в ту пору в салонах: паване, бранле и аллеманде. Но их размеренные и плавные движения совсем не были похожи на то неистовство под гитару, тамбурины и кастаньеты, что я увидел. Танцевала юная девушка с распущенными длинными вьющимися волосами. Постепенно ее экспрессивные движения потеряли всякую скромность и сдержанность. Во время прыжков оголялась грудь, ноги и даже те места, что должны всегда оставаться прикрытыми. Ее взгляды могли зажечь любого мужчину, а манера поворачивать голову, затем встряхивать копной волос приводила в неистовство собравшуюся толпу, особенно когда она шла широким шагом по кругу, тряся оголенными плечами.

– Что это за танец? – спросил я Зубоскала.

– Чакона, – ответил он, весело притоптывая в такт и щелкая пальцами.

– А кто эта девушка?

– Альдонса, – прокричал завсегдатай двора Лос-Ольмос благородный дон Франсиско Луис де Арсуа-Гонсалес дель Примоточе.

Внезапно музыка замолкла, публика закричала, захлопала в ладоши и стала кидать танцовщице монеты. Я был настолько поражен увиденным, что так и остался стоять с открытым ртом.

– Ну а вам, сеньор, не понравилось?

Эти слова вывели меня из оцепенения. Черноволосая невысокая девушка во всей своей красе стояла передо мной и, наклонив голову, лукаво протягивала мне свой тамбурин, наполненный мелочью. В ее карих глазах горели искорки чертенка, а открытая грудь все еще вздымалась.

– Вот, возьми, – сказал Николас.

Я продолжал стоять. Она засмеялась и пошла дальше.

– Мне пришла одна интересная мысль, как проникнуть на корабль, – вдруг сказал Зубоскал. – Вам, сеньор, нужно переодеться в женщину, и тогда все проблемы будут решены. Никто из альгвасилов и не заподозрит, что вы мужчина.

Делать было ничего, и я согласился. Через некоторое время появилось платье, и вот уже я в сопровождении Зубоскала и Николаса, надевшего мою шпагу и несущего узел с моей одеждой, шел по улице Головы короля Педро, потом по улице Ломпады. Уже совсем стемнело, когда мы через Аббатский и Сапожный переулки, где все дома были с плоскими крышами, вышли к маленькой площади под чудным названием Барабан, а от нее по пустынной Речной улице пришли к Ареналу. Несмотря на поздний час, там было многолюдно и шумно. Горели костры и воткнутые в землю факелы, между которых сновали грузчики, занося последний товар на корабль, который должен был утром покинуть Севилью и отправиться через океан к берегам Нового Света.

Зубоскал оказался прав, и альгвасилы, стоявшие у сходней корабля, не обратили на меня никакого внимания. Николас расплатился с нашим проводником, который напоследок пожелал прекрасной сеньоре (то есть мне) приятного плавания, и мы беспрепятственно поднялись на борт корабля, шедшего в Западную Индию с товарами для наших колоний.