Я отлавливаю беглую рабыню; я покупаю билет до Шенди 3 страница

– А вдруг бы я поставил плохое клеймо?

– Клеймо вышло отличное, – заметил Улафи.

– Вот видишь! Значит, я все-таки кузнец.

– Неправда, – покачал он головой. – Я окончательно убедился, что ты – воин. Я же вижу, как ты ходишь, как следишь за собой, как смотришь и слушаешь.

Я взглянул на море. Все три луны уже взошли. Мирно поблескивали волны.

– Для тебя было важно покинуть Порт-Кар вовремя? – спросил Улафи.

– Возможно, – уклончиво ответил я.

– Зачем тебе надо в Шенди?

– Разве там нельзя хорошо заработать?

– В Шенди, – сказал Улафи, – можно заработать целое состояние. А можно и свою смерть.

– Неужели там так опасно? – спросил я.

– Да, – ответил Улафи. – Даже для тех, кто живет в убарате Билы Хурумы.

– Разве Шенди не свободный порт торговцев и купцов?

– Мы очень надеемся, что так будет и дальше.

– Ты правильно догадался. Я из касты воинов. Улафи улыбнулся:

– Может быть, в Шенди найдутся люди, которым я могу сослужить хорошую службу.

– Сталь всегда была в цене, – произнес он и повернулся, словно собираясь уходить.

– Капитан, – позвал я.

– Да?

– Меня интересует эта дикарка. – Я показал на клетку с блондинкой. Рядом с клеткой лежал отрез парусины. На случай непогоды рабынь прикрывали от холода и дождя. Точно такой же отрез лежал возле клетки Саси. – Я слышал, что работорговец Варт получил за нее серебряный тарск. По-моему, это непомерно высокая цена. Она необучена, холодна, не умеет толком говорить на горианском, всего несколько дней в ошейнике… Я бы дал за нее не больше двух, от силы трех медных тарсков.

– Я смогу выручить за нее два серебряных, – ответил Улафи.

– Неужели в Шенди в цене белая кожа и светлые волосы?

– Не забывай, что Шенди – порт черных работорговцев. Белые рабыни там вообще ничего не стоят.

– Как же ты собираешься получить за нее два серебряных тарска?

– Я везу ее на заказ.

– Теперь понятно.

Мне действительно стало кое-что ясно. Агенты кюров сработали, как всегда, умно. Они знали, что блондинку будут везти с Косы в Шенди. Учитывая, как опасны подобные поездки из-за пиратов, они предусмотрели, чтобы девушку выкупили на рынке Порт-Кара, случись ей попасть в плен. Не сомневаюсь, что подобные соглашения были сделаны с купцами на Тиросе, Людиусе и, возможно, в Скагнаре.

– Зачем ты учишь ее невольничьему искусству? – спросил я.

– Она рабыня, – пожал плечами Улафи.

– Верно, – улыбнулся я. – А кто твой заказчик?

– Стоит ли мой ответ медного тарска? – спросил Улафи

– Стоит.

– Учафу, рабовладелец из Шенди.

– Это опытный рабовладелец? – спросил я, передавая капитану медный тарск.

– Нет. У него никогда не бывает больше трех сотен рабов.

– Тебе не показалось странным, что Учафу предложил тебе два серебряных тарска за такую рабыню?

– Показалось. С другой стороны, он работает как перекупщик.

– Для кого?

– Не знаю.

– За эту информацию я не пожалею серебряного тарска.

– Ага! – воскликнул Улафи. – Я чувствовал, что у тебя в Шенди дела, о которых ты не говоришь.

– Серебряный тарск, – повторил я.

– Мне ужасно жаль, – произнес Улафи, – но я не знаю.

Я посмотрел на девушку. Она лежала на полу в своей клетке, отвернувшись от нас в другую сторону.

– Хорошенькая, правда? – спросил Улафи.

– Да, – согласился я.

Некоторое время мы молча наблюдали за рабыней. Она рассеянно водила пальчиком по прутьям клетки, словно погрузившись в раздумье.

– Да, рабыня хорошенькая, – произнес Улафи. Девушка осторожно высунула язычок и прикоснулась им к пруту решетки.

– Видишь, в ней просыпается настоящая невольница, – сказал Улафи.

– Вижу.

– Учится любить свой ошейник.

– Да.

– Нет, правда, неужели ты не заметил, какие в ней произошли перемены с начала путешествия?

– Конечно заметил, – сказал я. – Движения стали плавней и раскованнее. Она похорошела.

– Мне самому интересно, кто ее заказал, – произнес Улафи. С этими словами капитан отошел от бортика и направился в свою каюту. Я почувствовал, как сзади ко мне тут же подошла Саси.

– Позволь обратиться, господин. Я кивнул.

– Потренируй меня.

– Можешь залезть ко мне под одеяло.

– Хорошо, господин! – с готовностью откликнулась рабыня и тут же побежала к моему спальному мешку.

Блондинка стиснула кулачки. Я усмехнулся и пошел к себе. Саси лежала под одеялом в одном ошейнике. При моем появлении она застонала и вытянула губы.

– Молодец, – похвалил я. – Вижу, ты меняешься в лучшую сторону.

– Только не переставай меня тренировать, господин, – прошептала она.

– А может, стоит тебя хорошенько выпороть? – спросил я.

– Не надо, – улыбнулась она. – Я и так готова вывернуться ради тебя наизнанку.

– Похоже, ты созрела для настоящего оргазма, – усмехнулся я.

Она смотрела на меня широко открытыми, непонимающими глазами.

Спустя несколько ан она обезумела. Пальцы ее впились в мои плечи, глаза закатились.

– Не может быть! – хрипела она. – Такого просто не может быть!

– Мне остановиться? – спросил я.

– Нет! Нет! – закричала она

– Пожалуй, остановлюсь.

– Твоя рабыня умоляет тебя не делать этого. О! О! Сейчас… Наступает!

– Кем ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Рабыней! Я рабыня! Я готова сделать ради тебя все, что угодно!

– В качестве кого?

– Твоей рабыни!

Она запрокинула голову и зашлась в судорогах наслаждения.

Я поцеловал ее. Для начала неплохо. Тело девушки на глазах наливалось жизненной силой. Пожалуй, из нее действительно получится хорошая рабыня.

– Пожалуйста, не оставляй меня, – прошептала она, прижимаясь ко мне. В глазах ее стояли слезы. – Я тебя умоляю, господин!

– Ладно, – сказал я и еще немного поласкал ее.

– Знаешь, когда я была свободной, иногда ночами я задумывалась над тем, что такое сексуальность рабыни, но мне даже в голову не могло прийти, что это так восхитительно. Я чувствую себя одновременно всемогущей и беспомощной.

– Это был всего лишь начальный невольничий оргазм, – сказал я.

– Начальный? – переспросила она.

– Да.

– Ты шутишь с бедной рабыней.

– Не шучу.

– Что же тогда меня ждет? – прошептала она.

– Рабство.

– Как это хорошо, господин…

Саси запрокинула голову и посмотрела в усыпанное звездами небо. На нем ярко светили луны. Она погладила свой ошейник. В лунном свете тело ее было совершенно белым.

– Как может женщина, пережившая такие ощущения, думать о том, чтобы стать свободной?

– Далеко не у всех есть такая возможность, – заметил я.

Она рассмеялась. Последнее было правдой. Горианские мужчины очень редко освобождают своих рабынь. Я, например, не припомню ни одного случая. Да и какой в этом смысл? Они все равно уже не смогут быть свободными. Eсть собственность, сокровище, принадлежность. Ни один нормальный человек не станет разбазаривать свое добро. Может, если бы рабыни не были такими хорошими, их бы освобождали чаще. Они слишком прекрасны, чтобы их терять. С другой стороны, если рабыня не прекрасна, ее просто убивают. Стоит ли менять восторг и радость, которую приносит боготворящая тебя рабыня, на неудобства и свары, неизбежно связанные со свободными женщинами? Нет, рабынь не освобождают. Они лишь могут поменять свой ошейник. Так удобно мужчинам.

– Я собственность, – прошептала Саси, поглаживая свой ошейник. – Твоя собственность.

– Правильно.

– Я не хочу быть свободной.

– Можешь этого не бояться. Свобода тебе не грозит.

Она прижалась ко мне.

Бывает, что женщина, освобожденная из рабства в силу каких-либо причин, становится нервной и беспокойной. В конце концов она превращается в жуткую стерву, всеми силами стремится испортить жизнь другим людям. Нередко она пытается взять власть над окружающими мужчинами, словно стараясь отомстить им за то, что они не сумели в свое время удержать ее в рабстве, как требовала того ее природа. Нередко такие женщины начинают провоцировать мужчин, доводить их до белого каления, стремясь пробудить в них спонтанную реакцию зверя. Они не могут забыть ощущений своего рабства и всегда подсознательно стремятся к этому состоянию. Таких женщин можно встретить в безлюдных и опасных местах, на пустынных мостах и заброшенных перекрестках дорог, за пределами крепостных стен городов. Они ждут, когда на них снова наденут ошейник и они смогут беспрепятственно поклоняться мужчинам.

– Мной много раз обладали, когда я была самкой урта, – призналась Саси. – Бывало, мне приходилось отдаваться за ведро помоев слугам из паговых таверн. Бывало, меня насиловали бродяги. Я часто ублажала Тургуса. Но с тобой я пережила нечто особенное.

– Из трех перечисленных тобой видов связи наиболее приятными и близкими к тому, что ты испытала, были моменты, когда ты отдавалась слугам за остатки пищи.

От удивления у нее округлились глаза.

– Верно. Как ты узнал?

– Потому, что в этом случае ты наиболее зависела от мужчины. Без него ты бы умерла с голоду. Ты переживала, а вдруг он откажется бросить тебе кусок? Вдруг ты покажешься ему недостаточно привлекательной?

– Да, – призналась она. – Именно так все и было.

– Не сомневаюсь, что тебя иногда просили станцевать перед ними голой, – сказал я.

– Бывало.

– Что ты испытывала, когда они с тобой спали?

– Я очень быстро достигала оргазма, – сказала Саси.

– Правильно, – кивнул я. – Но ты все равно оставалась свободной. Ты не зависела от них полностью. Ты могла уйти в другую таверну, нищенствовать или вылавливать еду из каналов. Ты не была их рабыней.

– А ты дашь мне завтра поесть? – спросила она вдруг.

– Не знаю, – ответил я. – Еще не решил. Утром будет видно.

– Хорошо, господин. А знаешь, – добавила она после паузы, – наиболее близкое к сегодняшнему ощущение я испытала, когда ты изнасиловал меня на канале Рим, после того как расправился с Тургусом. Впервые в жизни меня насиловал не бродяга, а могучий, свободный мужчина.

– Помню, – усмехнулся я. – Кстати, я отметил, что для свободной женщины ты неплохо отреагировала.

– Ты поступил со мной как с рабыней.

– Разглядел твой потенциал, – улыбнулся я.

– Поэтому я так и отреагировала.

– Но ты же не станешь сравнивать это с тем, что ты переживаешь сейчас?

– Что ты! – испуганно воскликнула она.

– Потому что ты уже не свободная, – пояснил я. – Тогда ты не принадлежала мужчинам безраздельно.

– Сейчас я им принадлежу.

– Верно, – сказал я. – Сейчас ты – рабыня.

– Огромная разница, – произнесла она.

– Правильно.

– Значит, это был всего лишь начальный оргазм?

– Да. Точно так же, как, будучи свободной женщиной, ты не могла испытать того, что испытала сейчас, так и сейчас ты не способна испытать экстаза, доступного женщинам, долго проносившим ошейник.

– Я понимаю, господин.

– Тебе еще предстоит долгий путь, маленькая Саси, – сказал я.

– Да, господин, – прошептала она.

– Думаю, через год или два из тебя получится неплохая рабыня. Но для этого надо много работать.

– Скажи, господин, может ли женщина постичь всю глубину своего рабства?

– Нет, – покачал головой я. – До самых глубин не может дойти никто.

– Я очень хочу стать хорошей рабыней, – прошептала она.

– Мужчины постараются, чтобы ты не оступилась на этом пути, – заметил я.

– Господин, – произнесла Саси вкрадчиво.

– Да?

– А можно я проколю себе уши?

– Ты хочешь окончательно себя унизить?

В большинстве городов Гора прокалывание ушей считается наибольшим унижением, которым можно подвергнуть рабыню. Гораздо спокойнее относятся к продеванию кольца в нос. С другой стороны, у тучуков, людей фургонов, кольца в носу носят даже свободные женщины. Тут все дело в культуре и традициях.

– Да, господин, – ответила она.

– Зачем?

– Чтобы всегда оставаться рабыней.

– Понятно, – усмехнулся я. Женщина с проколотыми ушами лишается малейшего шанса обрести свободу.

– Пожалуйста, господин! – взмолилась она.

– Сделаем это в Шенди, – разрешил я.

Обычно уши прокалывают кожевенники. В Шенди их много. Они обрабатывают шкуры кайлуаков, которых в огромном количестве доставляют с континента. Изделия из кожи кайлуака являются главным предметом экспорта Шенди. Кайлуак – четвероногое жвачное животное с широкой крупной головой. Стада кайлуака можно встретить к северу и к югу от джунглей, иногда они забираются и в леса. У кайлуаков короткое туловище и рыжеватая окраска. На бедрах часто встречаются коричневые пятна. У самцов по три рога, торчащие изо лба наподобие трезубца. Самцы достигают в холке десяти ладоней, самки – восьми. Самцы весят в среднем от четырехсот до пятисот горианских стоунов, в переводе на земную систему – от тысячи шестисот до двух тысяч фунтов, а самки весят от трехсот до четырехсот горианских стоунов, или от тысячи двухсот до тысячи четырехсот фунтов.

– Спасибо, господин, – прошептала Саси. Некоторое время мы лежали молча, слушая плеск волн за бортом.

– Ты будешь запирать меня сегодня на ночь, господин? – спросила рабыня.

– Нет, – ответил я. – Сегодня ты будешь спать со мной.

– Спасибо тебе, господин.

– В ногах.

– Конечно, господин!

Пробили склянки. Свежий ветер наполнял паруса. Несмотря на темноту, «Пальма Шенди» неслась к югу. Улафи явно торопился.

– Мне так нравится быть женщиной, – прошептала рабыня, прижимаясь ко мне. – Я так счастлива!

– Ты – рабыня, – напомнил я.

Она нежно меня поцеловала. Я подмял ее под себя. На этот раз она достигла оргазма мгновенно. Затем посмотрела на меня почти испуганно, а я убрал прядь волос с ее влажного лба.

– Иногда я боюсь рабыни в себе.

– Ты боишься женщины.

– Это одно и то же, господин. Одно и то же.

– Я знаю, – усмехнулся я.

– Да, господин, – прошептала она и поцеловала меня.

– В ноги, – сказал я.

– Слушаюсь, господин! – ответила Саси и перебралась в ноги.

– Можешь свернуться клубком, – разрешил я и швырнул ей запасное одеяло. Когда мужчина накрывает рабыню одеялом или плащом, она не имеет права самостоятельно из-под него вылезти. Она лишается также права раскрывать рот. Рабыня затихла.

Закинув руки за голову, я задумчиво смотрел в звездное небо. В моих ногах лежала девушка. Вскоре по ее дыханию я понял, что она уснула. Впервые с момента порабощения она спала не в клетке.

Из нее получилась великолепная рабыня. Я был очень доволен своим приобретением.

Спустя некоторое время я прошелся по палубе. Улафи не спал. Он стоял у штурвала рядом с двумя рулевыми. На всем судне, насколько мне было известно, не спал еще один человек – впередсмотрящий. Его место было в небольшой люльке, закрепленной на самом верху главной мачты.

Я подошел к клетке, в которой спала белокурая варварка. Она была ключом ко всей тайне. С ее помощью я выйду на Шабу и доберусь до четвертого кольца, одного из двух оставшихся колец, способных менять отражение света, – секрет, утраченный много лет назад вместе с гибелью Прасдака, изобретателя с Утеса Карраша. Пятое кольцо, если верить Самосу, находится на одном из стальных миров. Им не стали рисковать ни на Земле, ни на Горе. Пользуясь своей невидимостью, владелец кольца мог прийти и уйти незамеченным. Если бы нам удалось еще раз достать четвертое кольцо, которое принес на Гор агент кюров, мы, скорее всего, смогли бы сделать в Сардаре его копию. Пользуясь этими кольцами – если, конечно, Царствующие Жрецы разрешат ими пользоваться, – мы сумели бы заблокировать работу кюров на Горе. Мы смогли бы проникнуть на их секретные базы. Обладая подобным кольцом, один человек способен уничтожить всю армию противника.

Я был очень доволен, что четвертое кольцо оказалось на Горе. Получив его от умирающего воина кюров, я сумел выжить и предотвратить несколько лет назад взрыв и уничтожение всей планеты. Тогда в Тахари решалась судьба не только Гора, но и Земли. Уничтожив Царствующих Жрецов и Гор, кюры расчищали дорогу к Земле. Но, как мы и предвидели, те, кто хотел уничтожить один мир, чтобы завоевать другой, вступили в конфликт со стальными мирами. Военный генерал кюров по прозвищу Безухий не принадлежал к этой группировке. И вот теперь, как становится ясно, кюры планируют новую атаку. Они почувствовали слабость Царствующих Жрецов. Теперь им не надо уничтожать мир, который, как спелый плод, готов сам упасть им в руки.

Я посмотрел на белокурую варварку. К моему удивлению, она не спала. Обычно девушки хорошо спят в период тренировок. Они испытывают предельные нагрузки и сильно устают. Как бы то ни было, блондинка не спала. Она стояла на коленях, обнаженная, сжимая в руках прутья решетки. Лунный свет переливался по ее телу. Она смотрела на меня. Я улыбнулся. Ясно, почему ей не спится.

Если бы она принадлежала мне, я бы тут же вытащил ее из клетки и бросил на палубу.

Она посмотрела в ту сторону, где спала под моим одеялом Саси, и тихо спросила на английском:

– Я слышала, как она кричала. Что ты с ней делал?

Около часа назад Саси действительно пережила свой первый невольничий оргазм и едва не охрипла от собственного крика.

– Что ты с ней делал? – повторила блондинка. Разумеется, она догадывалась, чем мы могли заниматься. Подобные вещи знает каждая женщина.

– Что? – спросил я по-гориански и присел возле ее клетки.

Она отпрянула от прутьев.

– Прости меня, – испуганно произнесла блондинка по-английски. – Я задумалась. Если честно, я вообще говорила сама с собой. Я не хотела тебя потревожить, господин.

– Что? – спросил я по-гориански.

– Ничего, господин, – ответила она тоже по-гориански. – Извини меня.

Все-таки ее горианский был еще очень беден.

Блондинка выразительно посмотрела в сторону спящей под моим одеялом Саси, потом на меня. При этом она выгнула спинку и выпятила грудки. Они у нее были очень хорошенькие. Мне показалось, что движение девушки было непроизвольным. Так реагирует рабыня на присутствие свободного мужчины.

Я посмотрел на ее уши. Они не были проколоты. Я ни разу не слышал, чтобы у агентов кюров были проколоты уши. Разумеется, это не случайно. На Горе проколотые уши означают, что женщина – рабыня среди рабынь. Если бы девчонка досталась мне, я бы обязательно проколол ей уши. На Горе это гарантия того, что женщина никогда не станет свободной.

Она слегка раздвинула колени. Страстность у нее в крови, хотя в глубине души она еще томится по прежней свободе.

Разумеется, некоторых девушек доставляют на Гор с Земли с уже проколотыми ушами. Они долго не могут понять, почему с ними с первого же дня обращаются с исключительной жестокостью и строгостью, а хозяева удовлетворяют с ними самые невероятные сексуальные фантазии. Между тем все просто: у них проколоты уши. Говорят, что традиция прокалывать уши появилась на Горе в Турий. После падения Турий обычай распространился на север. Сейчас рабыни с проколотыми ушами встречаются довольно часто. Рабовладельцы быстро смекнули, что за них можно получить больше денег.

Я посмотрел в глаза белокурой дикарки. Она снова взглянула на Саси, потом перевела взгляд на меня. Нижняя губка девушки задрожала. Затем она быстро опустила голову.

Я понял, что ей бы хотелось оказаться на месте Саси. Разумеется, трудно в этом признаться. Даже самой себе.

Улафи не отдал рабыню команде. Он вез ее под заказ. Условия контракта предусматривали, что девчонку доставят нетронутой.

Она подняла голову, и наши взгляды встретились. Я увидел, как дрогнула правая рука дикарки. Ей хотелось протянуть ее и прикоснуться ко мне сквозь прутья решетки. Она тут же отдернула руку и снова опустила голову.

Мне показалось, что человеку, которому она достанется, очень повезет. У девчонки был необычайно высокий потенциал. Я бы с удовольствием надел на нее свой ошейник.

Она снова подняла голову.

Я посмотрел ей в глаза. Необычайно высокий потенциал.

Неожиданно девушка опустила голову и произнесла по-английски:

– Ты меня возбуждаешь, животное. Ты слишком красив. – Она говорила едва слышно, словно сама с собой. – Ты мне нравишься, и я тебя ненавижу. Ты делаешь меня слабой. Ненавижу тебя. Ненавижу.

– Что ты говоришь? – спросил я по-гориански, делая вид, будто не понимаю, о чем идет речь.

– Не возьму в толк, что со мной происходит, – ответила она. – У меня забрали одежду. Посадили в клетку. Поставили клеймо. Выпороли кнутом. Тренируют как рабыню. Но ты мне все равно нравишься. Я не понимаю, что со мной происходит. Мне хочется целовать твои ноги. Хочется тебе служить, быть твоей рабыней. Я ненавижу себя за это! И тебя ненавижу! И их всех тоже! – Она зарыдала. – Наверное, я все-таки рабыня, – прошептала она сквозь слезы. Потом отчаянно замотала головой и несколько раз произнесла слово «нет». – Я не рабыня!

– Что ты говоришь? – еще раз спросил я по-гориански.

– Ничего, господин. Не обращай внимания. Прости меня.

– Наду! – приказал я.

Она тут же приняла позу рабыни для удовольствий.

– Хорошо, – произнес я. Мне действительно понравилось ее плавное, грациозное движение.

– Спасибо, господин, – прошептала она.

– Пора спать, – сказал я.

– Да, господин, – ответила блондинка и свернулась клубочком на железной плите, служившей полом в клетке.

Я посмотрел на нее. Она подняла ноги. Пальчики были оттянуты. Животик слегка втянут. Никто ее этому не учил. Я посмотрел ей в глаза. Она была прирожденной рабыней.

Потом я взял лежащий возле клетки кусок брезента, развернул его и прикрыл им клетку. Чтобы брезент не сдуло, я привязал его по углам к прутьям. Мне не хотелось, чтобы дикарка мерзла.

 

ШЕНДИ

 

– Ты чувствуешь запах? – обратился ко мне Улафи.

– Да, – ответил я. – Кажется, это аромат корицы и гвоздики.

– И многих других специй, – подтвердил капитан.

Ярко светило солнце, дул хороший попутный ветер. Паруса были натянуты, волны Тассы тихонько били в обшивку корпуса.

Наступило четвертое утро после моего разговора с Улафи относительно сделки в Шенди.

– Далеко ли до Шенди? – спросил я.

– Пятьдесят пасангов, – ответил Улафи.

Суши до сих пор не было видно.

Рабыни стояли на палубе, опираясь на колени и руки. Они были скованы блестящей цепью около пяти футов длиной, прикрепленной к стальным рабочим ошейникам, надетым поверх обычных ошейников. Девушки тоже почувствовали запах берега и подняли головы. Каждая из них в правой руке сжимала палубный скраб: мягкий белый закругленный камень, используемый для полировки палубных досок. Перед этим они сначала выскребли, вымыли и насухо протерли палубу при помощи тряпок, привязанных к локтям и коленям. После полировки они опять вымоют палубу и еще разок протрут ее тряпками. Матросы бы сделали все это обыкновенной шваброй. Рабыням подобные вольности не позволялись.

Доски сверкали белизной. Улафи хорошо содержал корабль. За спиной у девушек стоял Шока с плетью. Он только и ждал, чтобы хорошенько огреть лентяек по спине, но они трудились в поте лица.

– Смотри, чайки из Шенди, – сказал Улафи, указывая на птиц, которые кружили вокруг главной мачты, – ночью они гнездятся на суше.

– Я рад, – сказал я. Путешествие было долгим. Мне не терпелось сойти на берег.

Я посмотрел на девушек. Саси глянула на меня и улыбнулась. Белокурая варварка тоже подняла голову, принюхиваясь к запаху специй. Она поняла, что мы приближаемся к берегу. Девушка посмотрела на птиц.

Улафи перехватил ее испуганный взгляд и показал наверх.

– Подходим к Шенди.

– Да, господин, – ответила она и опустила голову. Рабыня не знала, что ожидает ее на этой земле.

Шока нетерпеливо взмахнул хлыстом, и девушки поспешно вернулись к работе. Я стоял возле левого бортика и с наслаждением вдыхал запахи земли.

– Полборта влево! – скомандовал Улафи рулевому.

«Пальма Шенди» медленно меняла курс, огромные реи со страшным скрипом развернулись почти параллельно палубе. Попутный ветер погнал судно на юго-восток. Коричневатые пятна на воде стали попадаться все чаще. Суша до сих пор не показалась, но я знал, что мы почти у цели. До берега оставалось тридцать или сорок парсангов, в воде уже явно различались следы наносов почвы, принесенной сюда водами Камбы и Ниоки. Мутные полосы на многие пасанги уходили в глубь Тассы. Камба, как я уже говорил, впадает непосредственно в Тассу, а Ниока – в залив порта Шенди.

Между прочим, «Камба» – не горианское слово. В переводе с внутреннего диалекта оно означает «веревка», в то время как «Ниока» означает «змея». «Ушинди» – это «победа». Таким образом, озеро Ушинди означает на языке аборигенов «озеро Победы» или «Победное озеро». Оно было названо так в честь победы, одержанной на его берегах около двухсот лет назад. Имени победителя уже никто не помнит. Озеро Нгао, или «щит», было открыто Шабой и получило свое название благодаря длинной овальной форме. Именно так выглядят местные щиты. «Уа» в литературном переводе означает «Цветочная река». На Горе говорят на многих языках, сам по себе горианский язык является lingua franca, смесью различных диалектов. Им пользуются повсеместно, за исключением отдаленных районов, например экватора. В Шенди, во всяком случае, говорят на горианском. Слово «Шенди», насколько я знаю, не имеет определенного перевода. Полагают, что это искаженное произношение слова «Ушинди», которым издавна называли всю прилегающую к Шенди территорию. Возможно, слово «Шенди» должно все-таки переводиться как «победа». По-гориански «победа» заучит как «найкус», что очень похоже на слово «найк» (победа) в классическом греческом языке. Шаба обычно называл свои открытия словами из материковых диалектов. Сам он свободно владел несколькими диалектами, родным же для него был язык острова Ананго. При дворе Билы Хурумы, патрона и покровителя Шабы, говорили на одном из материковых диалектов.

– Вижу паруса! – крикнул впередсмотрящий. – Два, слева по борту!

Улафи тут же взобрался на кормовую надстройку. Я поднялся на несколько футов по узловатому канату, висящему на главной мачте.

Парусов, однако, я не увидел. Улафи не лег на другой галс и не поменял курс.

Стиснув ногами канат, я для устойчивости ухватился рукой за мачту. Команда не торопилась открывать пушечные иллюминаторы и вытаскивать из воды весла. Никто не заносил на палубу ведра с водой и песком. Старший помощник Гуди не приказывал обнажить клинки и поднять пики.

Больше всего меня волновало, что нельзя опустить мачты. Корабль с высокими мачтами и поднятыми парусами представлял собой великолепную мишень для противника. На носу стояла легкая катапульта, но возле нее не наблюдалось никакого движения. Непонятно, были ли у Улафи зажигательные стрелы. Казанов с горящей смолой, в которую следует обмакивать наконечники стрел, я тоже пока не видел. До сих пор не развели огня под котлом с маслом. Кипящее масло заливают внутрь глиняных шаров, которыми стреляют из катапульты.

Наконец впереди по курсу показались паруса. Я насчитал одиннадцать одномачтовых судов. Похоже, все в порядке. Если даже я смог разглядеть их паруса, то их впередсмотрящие наверняка уже давно увидели «Пальму Шенди». Тем не менее корабли не убирали паруса и не снимали мачты. Судя по всему, это был торговый караван. Улафи и его команда вели себя спокойно. Должно быть, они знали, что это за корабли. Очевидно, впередсмотрящие уже давно определили их принадлежность. Я тоже успокоился. В конце концов, мы находились в территориальных водах Шенди.

– Поприветствуйте караван! – скомандовал Улафи с кормовой надстройки. На мачтах заполоскались разноцветные флаги.

Я спустился на палубу ближе к правому борту. С двух сторон мимо нас проходили низкие одномачтовые узкие суда, пять – с одной стороны и шесть – с другой. Ритмично поднимались и опускались весла.

– Ты, похоже, совсем не волнуешься, – обратился я к стоящему рядом со мной Шоке, второму офицеру на корабле Улафи.

– Мы из Шенди, – пожал он плечами.

Внезапно меня охватило странное чувство. Мне показалось, что вокруг плавают акулы. Они совсем рядом, но почему-то не обращают на меня никакого внимания. Я поделился с моряком своими мыслями.

– Бывает, – пожал плечами Шока.

– Здесь никогда не нападают на корабли из Шенди? – спросил я.

– Не знаю, – проворчал Шока. – Те, на кого нападают, не возвращаются из похода. Так что прямых доказательств ни у кого нет.

– Твой ответ меня не успокоил.

– Мы находимся в территориальных водах Шенди, – повторил Шока. – Если бы наш корабль захотели атаковать, то вряд ли бы выбрали это место.

– Уже лучше, – произнес я.

Мимо нас проплывали низкие корабли. Ближних гребцов не было видно из-за бортика, но, когда корабль качнулся на волнах, мне удалось разглядеть дальних гребцов. Они наверняка были свободными людьми. Никто не поставит рабов на весла боевого корабля. Высокий бортик защищал гребцов от высоких волн и метательных орудий. Шока разрешил девушкам встать, подойти к бортику и посмотреть на флотилию.

– Ты уверен, что это мудрое решение? – спросил я. – Зачем всем знать, что мы везем двух прелестных рабынь?

– Пустяки, – отмахнулся Шока, – пусть посмотрят, какие бывают корабли.

– Но их тоже увидят, – возразил я.

– Да пусть смотрят, – отмахнулся Шока, – через пару месяцев трюмы этих кораблей будут забиты сотнями таких женщин.