Страницы будущей книги. Когнитивная наука и Современная психология

Автор: Б. М. ВЕЛИЧКОВСКИЙ

Б. М. Величковский, Доктор психологических наук, профессор, директор Института психологии труда, организационной и социальной психологии Дрезденского университета, Германия

ВЕРТИКАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ И ПАРАДИГМЫ РАЗВИТИЯ

Время, в котором мы живем, иногда называют эпохой постмодернизма. Модернизм использовал научно-технические достижения XX века, прежде всего связанные с применением микропроцессоров технологии коммуникации, для беспрецедентной глобализации мира, символом которой является синхронное дыхание бирж Нью-Йорка, Шанхая, Франкфурта и Москвы. В области научных исследований он равным образом гомогенизировал биофизическую картину макро- и микромира, распространив аналитический нейрокогнитивный подход на психологические процессы, вплоть до высших форм сознания. Эти несомненные достижения однако не привели к систематическим позитивным сдвигам в планетарной экологии, жизни общества и самосознании личности. Постмодерн можно рассматривать как глобальную культурную реакцию на поздний капитализм, современный аналог романтического отрицания эпохи буржуазного просвещения. Так или иначе, в когнитивной науке действительно заметно усиливается поиск интегративных факторов и оснований для нового синтеза. В списке таких оснований когнитивное развитие в его различных проявлениях занимает ведущее место.

Уже И. М. Сеченов писал, что "научная психология не может быть ничем иным, как рядом учений о происхождении психических деятельностей" (Сеченов, 1953). Классические исследования онтогенеза (Бюлер, Выготский, Пиаже и Вернер) вначале не оказали заметного влияния на когнитивную психологию, опиравшуюся на компьютерную метафору. С появлением в 1980-х годах модулярных представлений и коннекционизма ситуация изменилась. Каждый из этих подходов попытался найти поддержку в теориях развития. Представители модулярного подхода обратились при этом к нативизму и эволюционному, т.е. выходящему за рамки жизни одного поколения адаптационизму. В так называемой "эволюционной психологии" был выдвинут тезис о том, что принцип модулярной организации распространяется не только на низкоуровневые, перцептивные, но и на высшие механизмы познания, например, связанные с социальным интеллектом. Сторонники нейросетевого моделирования, напротив, сосредоточились на доказательстве универсальной изменчивости. В частности, сензитивный период в становлении речи, традиционно считавшийся свидетельством ее врожденности, был объяснен насыщением параметров первоначально необученной нейронной сети.

Нейрокогнитивная парадигма создала условия для значительно более конкретного и непредвзятого исследования происходящих в ходе развития изменений. Одновременно выросло новое поколение когнитивных психологов, способных экспериментально и концептуально направить эти исследования на решение крупных научных задач. Онтогенез изучается сегодня во всем его временном диапазоне - от младенчества (в действительности, даже пренатального этапа жизни) до глубокой старости. Поскольку это часто происходит в проекции на изменения структур, по отношению к которым примерно прослеживается также история их филогенеза, то эти работы позволяют строить предположения и об эволюции когнитивных процессов.

Хотя результаты тесно связаны с используемыми методами, общая их картина оказывается довольно когерентной и соответствующей общим представлениям о вертикальной организации познавательных процессов (Velichkovsky, 1990). В самом деле, эта картина, во-первых, содержит указания на несколько перекрывающихся фаз нейрофизиологического развития. Во-вторых и более специально, она отдаленно напоминает эстафетный бег с препятствиями, где членам единой команды приходится поочередно демонстрировать на некоторых отрезках общей дистан-

Книга Б. М. Величковского содержит систематическое изложение ведущего направления современной психологии, возникшего в начале 60-х гг. прошлого века на стыке информационного подхода, необихевиоризма, гештальтпсихологии и структурной лингвистики. В ней подробно рассмотрены исследования и теоретические модели восприятия, внимания, памяти, речи и мышления, а также междисциплинарные исследования в рамках когнитивной науки. Публикация книги планируется издательством "Смысл". Вниманию читателей предлагается один из подразделов последней главы.

стр. 79

ции максимальное напряжение сил. Драматизм этой аналогии придает то обстоятельство, что на критических для себя отрезках дистанции члены команды иногда впервые учатся бегать! Дело в том, что число и плотность синапсов в отдельных областях мозга ребенка возрастает в определенной временной последовательности, значительно превышая эти показатели у взрослых (de Haan & Johnson, 2003). На пике таких нейроморфологических изменений (или, возможно, чуть опережая их) в познании/поведении ребенка обычно появляется новый класс функциональных достижений. Близкие результаты дают также исследования миелинации аксонов и картирование активности мозга на базе анализа метаболизма глюкозы (ПЭТ и фМРТ).

Так, в первые недели жизни младенца "перепроизводство" синапсов и основную метаболическую нагрузку демонстрируют низкоуровневые структуры среднего мозга и основания мозжечка, а также таламус. К концу первого месяца локус активности сдвигается в направлении базальных ганглиев, коры мозжечка и сенсорных областей коры больших полушарий. В 3-4 месяца в работу вовлекаются теменные и височные зоны, что обеспечивает возможность систематического узнавания, а затем и сенсомоторного взаимодействия с объектами. Подобная, направленная на предмет обработка ведет в возрасте от 4 до 12 месяцев к тому, что активация задних ("гностических") отделов коры достигает максимальных значений, составляя примерно 150% от взрослого уровня. Характерно, что развитие филогенетически новых, префронтальных областей при этом явно запаздывает. Они вовлекаются в работу постепенно, не ранее, чем в 6 - 8 месяцев. Их максимальная прижизненная активность (как и суммарная активность мозга в целом) наблюдается в возрасте 4 - 5 лет, когда появляется комплекс достижений, связанных с индивидуальной теорией психики¹.

Надо сказать, что "дозревание" связей префронтальных областей с другими структурами мозга продолжается вплоть до 20 - 30 лет, а, возможно, и дольше. На фоне начинающихся после 40 - 50 лет выраженных инволюционных изменений в обширных отделах коры, включающих прежде всего дорзолатеральные области префронтальной коры, поражает относительная сохранность ее вентральных и медиобазальных (орбитофронтальных) областей (MacPherson, Phillips & Delia Sala, 2002). Этот факт, видимо, можно рассматривать в функциональном контексте: старение часто связано с появлением того, что в обыденной речи мы называем мудростью, т.е. прежде всего с улучшением эмоционального самоконтроля и социального интеллекта. Медиобазальные и орбитофронтальные отделы связаны как раз с эмоциональным и социальным развитием. Пока, правда, совершенно неизвестны данные об увеличении числа синапсов в орбитофронтальной (вентромедианной) коре в пожилом возрасте. Возможно, что это единственная фаза индивидуального психологического развития, не имеющая явных биогенетических гарантий.

Конечно, этот каскад нейрометаболических изменений чрезвычайно похож на последовательный запуск общих структурно-функциональных механизмов, описанных нами как уровни когнитивной организации (Величковский, 1986; Velichkovsky, 1990). В терминах уровней все сказанное выше можно, хотя и весьма предварительно, перефразировать следующим образом. Новорожденный появляется на свет как существо, у которого бурно развивается уровень В. Одновременно в плане восприятия он начинает демонстрировать достижения уровня C, сначала в варианте контактной, а затем и дистантной локализации объектов. Принимая эстафету развития уже в первые недели жизни, этот уровень подготавливает переход к следующему этапу. Ближе к середине первого года жизни ведущим оказывается уровень D, обеспечивающий все более широкие возможности идентификации предметов. К началу первого года жизни складываются условия для нового повышения уровня. Влияние "высших символических координации" ярко выступает в постоянном поиске и усмотрении сходства классов объектов, а потом и в удвоении мира с помощью системы речевых значений (уровень E). Примерно в 18 месяцев возникают первые проявления символической игры (pretended play), в которой предметам начинают приписываться значения, не совпадающие с их перцептивным обликом и известной из опыта функцией. В этих изменениях можно видеть признаки манипулирования онтологическими параметрами знания. Такое манипулирование составляет суть координации уровня F. В степени, достаточной для решения задач на индивидуальную теорию психики, этот уровень вступает в строй в возрасте 4 - 5 лет, причем и в более зрелом

Близкие переходы описывают многие авторы, работающие с помощью сугубо психологических методов. Пиаже отмечает, что к середине первого года жизни так называемые первичные циркулярные реакции младенца, направленные на собственное тело, сменяются на предметные, вторичные циркулярные реакции - ребенок хватает предмет и тут же бросает его, потом берет вновь и т.д. По мнению Пернера и Динеша (Perner & Dienes, 2003), не позднее, чем к середине второго года жизни у ребенка формируются репрезентации второго порядка и ipso facto рефлексивное сознание. Это проявляется в невербальном поведении, прежде всего в координации собственного внимания к предметам с вниманием другого человека, а затем и в речи -появлением первых конструкций с "хочу".

стр. 80

возрасте метакогнитивныи контроль практически никогда не бывает полным и постоянным².

Два вопроса, важные для сравнения концепций познавательного развития, состоят в выявлении природы представлений о предмете и о другом человеке. В обоих случаях исследования выявляют ранние формы, которые затем, подобно рефлексам новорожденного, трансформируются или исчезают. Так, фокальному предметному восприятию уровня D предшествует раннее "протопонятие объектности" (objecthood). Исследования постоянства представления об объекте показали, что, судя по показателям угашения и восстановления ориентировочной реакции, младенцы в возрасте 2 - 3 месяцев "знают", что 1) объекты продолжают существовать за непрозрачным экраном, что 2) в одном и том же месте пространства одновременно не могут находиться два объекта, что 3) некоторый объект может повлиять на движение другого только при непосредственном контакте с ним - восприятие причинности, описанное у взрослых Мишоттом. Пространственно-временная непрерывность предметов явно учитывается младенцем еще до вступление в строй механизмов уровня D, а также до начала систематического сенсомоторного взаимодействия с ними. Эти результаты представляют собой серьезный аргумент против различных версий эмпирицизма, включая и генетическую эпистемологию Пиаже.

Подтверждая раннее предположение Н. Н. Ланге о соответствии фило-, онто- и микрогенеза, нечто подобное наблюдается и в актуальном развитии восприятия, когда быстрая пространственная локализация - указание некоторой "зарезервированной" за предметом в данный момент области трехмерного окружения - выполняет функцию как бы "слота" для рабочего описания предмета. Такое указание позиции объекта было когда-то названо Канеманом и Трисман (Kahneman & Treisman, 1984) объектной директорией - object file, но в современной литературе чаще используется предложенный первоначально Зеноном Пылишиным термин индексация, лучше отражающий процедурный характер происходящего. Система индексации позволяет отслеживать движения объектов ("протопредметов") в пространстве и подготовится к обследованию индивидуальных признаков за счет их интеграции в единое целое. Важно подчеркнуть, что подобное указание местоположения не является само по себе репрезентацией или концептом. Оно вполне может осуществляться средствами уровня C (заднетеменная кора, дорзальный поток), причем одновременно по отношению к двум-трем объектам - точнее, от одного до, максимум, четырех (Cavanagh, 2004; Leslie etai, 1998).

Не менее фундаментален вопрос об интерсубъектности познания. Мы уже видели, что наряду с высшими, метакогнитивными механизмами "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю..." существуют примитивные виды взаимной настройки имитационного типа. Они могут опираться на врожденные механизмы, часть из которых известна как система "зеркальных нейронов" (Rizzolatti, 2004).³ Характерно наличие нескольких этапов в онтогенезе восприятия лица. Похоже, что лицоподобные стимулы особенно эффективны для привлечения внимания младенца уже в первые часы, дни и недели жизни (Carey & Mark-man, 1999). При этом, однако, такие стимулы должны двигаться, пересекая периферию поля зрения. Кроме того, отдельные случаи узнавания (более продолжительного рассматривания) основаны на специфических внешних очертаниях, а не на внутренней геометрии лица. На втором месяце жизни эта ранняя форма восприятия исчезает, заменяясь реакцией на стабильный лицоподобный стимул в центре поле зрения, что отражает постепенный переход к фокальному восприятию формы. Ближе к середине первого года возникает узнавание знакомого лица, но, по-видимому, это узнавание допускает "множественное существование" - если перед младенцем одновременно появляется несколько мам, он может обращаться то к одной, то к другой из них (Бауэр, 1981). Позднее узнавание начинает предполагать единственность существования близких. Ребенок также выделяет "чужих" в особую категорию, в которую попадают прежде всего малознакомые взрослые люди.

Современные исследования позволяют значительно уточнить классические описания "доминанты на другого человека", оставленные А. А. Ухтомским. Интересные результаты получены при использовании антропоморфных виртуальных агентов, или аватаров. Меняя их пол, внешний облик, походку, особенности коммуникативного взаимодействия, можно установить характер тех комплексных изменений, которые вызываются появлением другого. В нашей лаборатории (Helmert et al., 2005, Schilbach et al., 2005)

² Н. А. Бернштейн, к работам которого восходит наша уровневая модель, описывал ранний онтогенез несколько иначе. Так, по его мнению, весь второй год жизни, вместе с появлением и развитием речи - это год доминирования уровня D. Объяснение этому можно видеть в том, что Бернштейна интересовали моторные достижения, а они регистрируются в раннем онтогенезе со значительной задержкой по отношению к достижениям в познавательной сфере. Кроме того, он фактически ничего не знал об уровнях выше уровня предметных действий, полагая, что "анатомическое дозревание мозга" заканчивается уже к концу второго года жизни (Бернштейн, 1947/1991).

³ Учитывая глубокие филогенетические корни механизмов взаимной координации поведения, мы предпочитаем, где возможно, говорить просто об "интерсубъектности", не ссылаясь прямо ни на культуру, ни на социальные формы организации общества. В этом же контексте в последнее время иногда начинает использоваться термин "мутуализм" (от англ. и фр. mutual - совместный, взаимный).

стр. 81

было показано, что важную роль при этом у взрослых имеют три параметра: личностная вовлеченность (обращается ли аватар прямо к Вам или же к кому-то другому, находящемуся рядом с Вами), естественность мимики и, наконец, пол аватаров (мужчины в целом аккуратнее отслеживают движения аватаров женского пола).

Наиболее выраженные различия были связаны с фактором личной вовлеченности. Контакт "глаза в глаза" (как на рис. 1, А) приводит по данным фМРТ к всплеску активности в медианных отделах префронтальной коры (с легким сдвигом вправо), что однозначно говорит о доминировании уровня метакогнитивных координации F ("Что это значит для меня"?). Кроме того, возрастает продолжительность зрительных фиксаций и при условии естественности мимики аватара активируется лицевая мускулатура самого наблюдателя. Если аватар обращается к кому-то, находящемуся в окружении наблюдателя (рис. 1, Б), то и движения глаз и особенности активации мозга свидетельствуют о доминировании дорзального потока - заднетеменных структур, или уровня пространственного поля С ("Где находится кто-то"?). Таким образом, очень похожие по психофизическим параметрам социальные стимулы обрабатываются совершенно различными эволюционными механизмами.

Центральная проблема психологии вообще состоит в выяснении соотношения созревания и "влияний извне" в формировании психики ребенка. Исследования последних лет подчеркнули роль биогенетических механизмов, одновременно выявив ее возможные ограничения. Нервная система человека включает свыше 100 миллиардов нейронов и около 100 триллионов синапсов. К ним следует добавить сложные нейрогуморальные взаимодействия. Для контроля развертывания этого хозяйства в геноме человека имеется лишь около 40 тысяч генов. К тому же геном человека обнаруживает высокое сходство (менее 2% различий) по отношению к ближайшему родственнику - шимпанзе вида бонобо (Pan Paniscus). Отсутствие компактной локализации этих различий позволяет говорить об отсутствии специфически человеческих генов⁴. Следовательно, есть большое количество возможностей для внегенетического (эпигенетического) развития. Влияние среды

⁴ Отсутствие "человеческих генов" не исключает возможности возникновения их человеческих версий. В последнее время интенсивно обсуждаются функции гена FOXP2 в хромосоме 7 человека (т.е. "по соседству" с механизмами, выпадение которых приводит к синдрому Уильямса). Этот ген полуофициально называют "геном речи" и даже "геном языка". Его мутация в одном из 2500 звеньев ДНК привела в трех поколениях одной семьи к нарушениям произношения и понимания речи, вероятной причиной которых, правда, стали трудности контроля тонких движений мышц лица, ротовой полости и гортани, с эпицентром физиологических изменений в базальных ганглиях. Интересно, что у некоторых певчих птиц этот же ген участвует в процессах обучения пению (Haesler et ah, 2004).

стр. 82

особенно сильно сказывается на следующей за фазами всплеска синаптогенеза стадии устранения перепроизводства синапсов (Huttenlocher, 2002). Параметры среды явно выполняют и другие функции, связанные с самим запуском фаз созревания. Например, имеются данные о более раннем появлении индивидуальной теории психики у детей, растущих в семьях, в которых есть и другие дети.

В силу его очевидного прикладного значения весь этот комплекс вопросов чрезвычайно осложнен политическими соображениями и экономическими интересами. Если неравенство благосостояния и положения людей в обществе имеет, главным образом, биогенетические корни, то многомиллиардные программы, которые направляются в развитых государствах мира на сглаживание социального профиля общества, не имеют особого смысла, а затрачиваемые средства должны быть использованы каким-то другим, более рациональным образом. В этом можно видеть одну из причин весьма противоречивой, временами откровенно скандальной истории психологических исследований влияния генетических факторов на разных фазах и стадиях развития интеллекта. С сугубо научной точки зрения, проблема состоит в том, что свыше 99% индивидуальных последовательностей ДНК идентичны у разных лиц, в результате чего возможные генетические основания различий интеллекта приходится искать среди относительно немногих генов, демонстрирующих вариативность базовых пар аминокислот (полиморфизм, или аллели).

Опираясь на известные подходы к решению этой проблемы, среди которых до сих пор особое место занимают инициированные Фрэнсисом Гальтоном в 19-м веке близнецовые исследования, можно сделать вывод, что влияние генетики различно для разных компонентов и подсистем интеллекта. Так, если общее влияние наследственности на IQ можно оценить как лежащее где-то в диапазоне от 30 до 60% (Mackintosh, 1998), то, например, в отношении дивергентного мышления (основной составляющей креативности - общей способности к творчеству) этот показатель оказывается значительно ниже, порядка 20%. Более высокие коэффиценты корреляции при этом демонстрируют шкалы вербальной креативности. Они же лучше коррелирует с общим интеллектом, в то время как невербальная креативность лучше коррелируют с такой личностной чертой, как тревожность (Gray, 1987). Парадоксальной особенностью эмпирических данных оказалась выраженная тенденция увеличения влияния генетической составляющей с возрастом: согласно некоторым исследованиям (Plomin & Spinath, 2002), она меняется от 20% в детстве до 60% в пожилом возрасте. Еще одним неожиданным результатом оказалось взаимодействие влияния генетических факторов с особенностями социокультурного окружения. Такое влияние усиливалось с повышением уровня благосостояния и социального статуса обследуемых семей.

Приведенные данные не имеют пока однозначного объяснения. Можно предположить, что при наличии достаточных ресурсов (они появляются с опытом и положительно связаны со статусом и обеспеченностью) люди начинают выстраивать свое окружение в соответствии с индивидуальными задатками. Влияние окружения совпадает (ковариирует) тогда с направлением действия генетических факторов, что приводит к завышенным оценкам действенности последних. Это заставляет обернуть картину и рассмотреть в качестве "фигуры" окружение ребенка. Оказывается роль окружения начинает проявляться уже во внутриутробном периоде развития⁵. Интересный, хотя и не очень научно оформленный аргумент в пользу влияния среды приводят авторы нового британского руководства. В таблице показана корреляция заведомо биологических (за исключением собственно IQ) и заведомо социокультурных признаков у детей и родителей, показывающая, что количественно их влияние вполне сопоставимо.

Между биогенетическими и культурными факторами имеются гораздо более тесные связи, чем это обычно предполагалось. В самом деле, действие эволюционных механизмов разворачивается на уровне популяций. Точно также человеческая культура возникает лишь в группе - на основе первичной интерсубъективности, открывающей возможность для координации активности сначала примитивных, а затем все более совершенных форм обучения. Карл Поппер считает мир культуры продолжением линии экстрацеребральной биологической адаптации, подобной постройке гнезд у птиц или плотин у бобров⁶. Но

"Наследуемость" социокультурных и биологических признаков (по Barrett, Dunbar & Lycett, 2002)

Культурная трансляция	Биологическая наследственность
Черта	Корреляция у детей и родителей	Черта	Корреляция у детей и родителей
Религия	0.71	Пропорции тела	0.51
Политика	0.61	IQ	0.49
Увлечения	0.44	Размер ладони	0.45
Привычки	0.24	Длина руки	0.42
Спорт	0.22	Диаметр бедер	0.42

⁵ Так, примерно в трети всех случаев монозиготные близнецы развиваются на одной и той же плаценте, а в двух третях - на разных. Несмотря на идентичность генотипа, а также полную сопоставимость постнатальных условий жизни, коэффициенты корреляции IQ в первой группе близнецов стабильно оказываются выше, чем во второй (Phelps, Davis & Schartz, 1997).

стр. 83

методы и способы решения задач у животных, даже если они и фиксируются в материальной форме, никогда не воспроизводятся средствами символьного кодирования, для которого необходимо возникновение языка. Культурный онтогенез отличается от филогенеза тем, что младенец с самого начала попадает под метакогнитивный контроль окружающих его людей. Используя архитектурную метафору, можно сказать, что здание когнитивного развития в онтогенезе одновременно строится и с фундамента, и с крыши. Это, по-видимому, и объясняет ускоренную динамику формирования когнитивных по сравнению с сенсомоторными способностями.

Развивая идею сходства биогенетических и культурных механизмов, английский зоолог Ричард Докинз (Dowkins, 1976) предложил, по аналогии с понятием "ген" (англ. gene), использовать для обозначения минимальных единиц социально репродуцируемого культурного опыта понятие "мим" {тете - от англ. memory, память). Примерами таких единиц могут быть фрагмент популярного мотива, элемент одежды, модное словечко, в том числе тот или иной научный термин. Психологическим механизмом распространения мимов считается бессознательная имитация. Распространение получил также производный термин "миметика" - теория мимов (по аналогии и одновременно контрасту к генетике). Строго говоря, никакой научной теории мимов пока не существует, но, по крайней мере, в этой области ведется интенсивная дискуссия. Основные оппоненты Докинза, среди которых особенно выделяется французский социокультуролог Дан Спербер (Sperber, 1996), зачастую занимают еще более радикальные натуралистические позиции, используя для описания распространения и отбора гипотетических атомарных элементов социокультурных представлений эпидемиологические сравнения. При этом сам отбор трактуется скорее в терминах теории Ламарка, чем Дарвина.

Этот подход к культурным влияниям пока еще чрезвычайно неспецифичен. Он не позволяет в равной мере интегрировать общие и поэтому относительно инвариантные схемы социального действия (по Проппу) или же схемы творческого воображения, ведущие к продуктивным изменениям существующего знания (по Канту, Бартлетту и их последователям в современной лингвистике). Кроме того, существуют весьма различные контексты усвоения знаний. Некоторые из них допускают в самом первом приближении эпидемиологические аналогии, когда социальные представления могут быть уподоблены "вирусу, поселяющемуся в мозгу и заражающему сознание".

Но то, что оправдано в случае вездесущего популярного мотива, едва ли может быть правильно по отношению к другим примерам культурной трансляции. Типичная ошибка социокультурных концепций, пародирующая реальные процессы развития, состоит в рассмотрении человека в качестве пассивного реципиента культурного опыта. Как мы видели на примере академического обучения, на самом деле речь идет скорее об активном конструировании знания и о процессах концептуальных изменений.

Еще одна ошибка состоит в некритической романтизации культуры. Развитие в условиях определенной культуры всегда представляет собой ограничение потенциальных возможностей. Проблемы возникают и в тех случаях, когда разные культурные традиции приходят в соприкосновение. Так, на Ближнем Востоке (и без того невротизированном) дети демонстрируют нормальный IQ до начала обучения в школе, но потом начинают заметно отставать от европейских сверстников. Одна из причин состоит в том, что им приходится ситуативно менять направление чтения, в частности, в отношении записей "арабскими цифрами". Японские и китайские дети испытывают повышенную нагрузку, связанную с необходимостью овладения как традиционной письменностью, так и элементами европейской. Китайские иероглифы читаются снизу вверх и справа налево, но если в тексте встречается числовая запись или алгебраическая формула, то их приходится читать слева направо. На Тайване в настоящее время предписываются различные направления чтения для научно-технических текстов и для произведений классической национальной литературы. В Европейском Союзе напряжения возникают сегодня из-за коллизии множества культурных и языковых особенностей, например, из-за того, что в презентации научных результатов и в деловой переписке доминирует английский язык.

Изучение развития в вариантах онто- и, насколько возможно, филогенеза является важной составной частью методологического плюрализма. Единственным в своем роде примером реализации подобной программы служат работы А. Р. Лурии. При его ведущем участии на стыке общей и детской психологии, медицины, анатомии и нейрофизиологии была создана новая прикладная дисциплина - нейропсихология. В этой системе координат оказалось возможным обсуждение множества вопросов когнитивных исследований. Существенно и обратное влияние нейропсихологии на пограничные дисциплины, в результате которого мы и говорим сегодня о возникновении особой, нейрокогнитивной парадигмы исследований. Другая глобальная плоскость сравнения - этнопсихология, культурология, сравнительная лингвистика. Независимо от

Напомним, что Поппер противопоставляет мир культуры традиционным картезианским мирам физических процессов и психических состояний (см. Поппер, 2002).

стр. 84

того, имел ли место в действительности этот эпизод, у Лурии (1974) были все основания посылать Выготскому телеграмму об отсутствии у сельских жителей Средней Азии некоторых оптико-геометрических иллюзий ("У узбеков нет иллюзий!"). Этот, казалось бы, второстепенный факт ставил под сомнение всю гештальттеоретическую программу физикалистской редукции психики⁷.

Этнопсихологические данные могут быть дополнены нейропсихологическим анализом, как, например, при изучении локализации мозговых механизмов, лежащих в основе чтения двух вариантов японского письменного языка - иероглифического Канжи и фонетического слогового Кана. Таким образом, повышение надежности выводов возможно не только с помощью ужесточения контроля условий эксперимента (о возникающих здесь проблемах писал уже Кант), но и с помощью их перекрестной проверки, по типу метода триангуляции в геодезии, в многоугольнике частных дисциплин когнитивной науки.

Заканчивая этот подраздел, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что систематическое сравнение данных об онтогенезе с результатами, полученными в общей психологии, просто незаменимо при объяснении последних. Мы позволим себе пространное автоцитирование. "В чем же тогда состоит смысл проделанного когнитивной психологией труда? Очевидно, ей удалось дать более полный, чем до сих пор, анализ микроструктуры... уже освоенных индивидом познавательных действий. Объяснение этих результатов может быть достигнуто на пути их широкого сопоставления с данными о развитии психических процессов в фило- и онтогенезе, функциональной организации нейрофизиологических процессов, особенностях общественно выработанных способов действования и т.д. Можно утверждать, что подобная системная стратегия исследований открывает перед современной когнитивной психологией возможности гораздо более широких обобщений, чем призрачная надежда найти новую "мировую формулу" или универсальную блок-схему" (Величковский, 1982, 287).

⁷ Курт Коффка, участвовавший в среднеазиатской экспедиции Лурии 1932 года, никогда не соглашался с этим выводом, считая иллюзии проявлением общих законов образования гештальтов, а луриевские результаты - артефактом плохой постановки эксперимента. Данные межкультурных исследований иллюзий до сих пор очень противоречивы (Eysenck, 2004). Новый импульс этой дискуссии должны дать факты, свидетельствующие об исчезновении иллюзий в контексте опосредованной дорзальным потоком сенсомоторной активности (Creem & Proffitt, 1999). Возможно, дорзальная система скорее (но, конечно, не всегда) доминирует у лиц, не имеющих формального образования. Такое образование связано с развитием навыков чтения, т.е., несомненно, с тренировкой вентральной системы. Таким образом, формальное образование могло бы вести к стабилизации и усилению иллюзорного восприятия.

стр. 85