Притязание как исходный правовой акт.

Природа притязания.

Проблема базового правового факта. Притязание как базовый правовой акт.

Мы говорим с вами о притязании как базовом правовом факте для определения правовой реальности.

Для понимания того, что может выступать в качестве базового факта нужно охарактеризовать сам базовый факт, его свойства.

1. Базовый правовой факт должен в самом себе содержать все условия своей определенности, все богатство своих определений, все возможные средства и условия объяснения правовой реальности, включения в нее.

Обычно в качестве базового правового факта в теорию внедряется какая-нибудь смысловая единица из другой предметно-смысловой области: право выводится из интереса (например, из частного интереса) или из потребности, из божественности или из взаимодействия и т. п. Из интереса, из потребности, конечно, вырастает фактическое право, но разве интерес, потребность являются правом? Они - лишь материальная основа для обнаружения и реализации собственно правового феномена.

 

2. Будучи первичным, очевидным фактом правовой реальности, принимаемым без доказательств, базовый акт отнюдь не является элементарным, т.е. простейшим по содержанию.

Если искомый базовый факт обладает способностью объяснять собой все, исчерпывать содержание вопроса о природе права, то базовым фактом должна быть самая богатая и сложная для понимания смысловая единица, ибо она концентрирует в себе всю правовую жизнь.

3. Наконец, базовый правовой факт не следует путать с эмпирическим фактом.

Базовый факт – это универсальный смысловой акт, пронизывающий феномен права как в его эмпиричности, так и в его идеальности.

Речь идет о том, что в качестве основы права мы ищем не мотивы действий и имеем дело не с конкретными поступками, становящимися фактом правовой реальности, а универсальный смысл права.

Если мы принимаем притязание за базовый факт, то оно должно соответствовать этим условиям.

Действительно ли право находится в самих притязаниях? Или оно возникает из взаимодействий притязаний?

На первый взгляд представляется несомненным, что феномен права возникает в столкновении притязаний, т. е. не само притязание есть феномен права, а то, что рождается в их взаимодействии.

Но если в притязаниях самих по себе не заложен феномен права, то откуда он возьмется в их взаимодействии?

Мы исходим из того, что право, для того чтобы проявиться в общественном взаимодействии, должно уже быть в притязании, поскольку те, кто вступает в эти отношения, являются правовыми существами. Личность является субъектом права, поскольку способна притязать.

В описании природы права, конечно, должны фигурировать фундаментальные характеристики бытия человека — потребности, интересы, потенция, взаимодействие, пространство, предметность и т. п. Но они функционируют лишь в определенной форме, сопряженной с правом и тождественной праву.

Мы говорим о правовой потребности, о правовой силе, о правовом действии. Иными словами, апеллируя к потребностям и интересам, мы не сдвигаемся с места, потому что по-прежнему остается неясным, что же обозначает прилагательное «правовое».

Чтобы разобраться в этом, надо различить притязание в эмпирическом и в теоретико-философском смысле. Т.е. для понимания притязания как базового правового факта необходимо отделить эмпирический факт от смыслового акта.

 

В эмпирическом смысле притязание является психологической характеристикой человека, т.е. определенным состоянием психики человека, его воли и сознания, связанного с реализацией им какой-то потребности.

С этой точки зрения, притязание представляет собой феномен, основными моментами которого выступают воля, интенциональность, напряженность, усилие.

 

Хотя абстрагироваться от психологического момента в притязании нельзя, притязание как смыслообразующая форма не ограничивает понимание права психологическими состояниями правовых субъектов.

Чтобы понять феномен притязания как базового правового акта, необходимо обратиться к его философскому смыслу.

При этом мы не только должны выявить характеристики непсихологического плана, но и учитывать, что в философском толковании указанные выше моменты выражающие притязание в эмпирическом смысле (воля, усилие и др.), имеют качественно иное содержание.

Например, усилие в философском смысле имеет лишь один предмет: самого человека, как правового существа, т.е. усилие трактуется как характеристика правового человека, а не состояние его воли в данный момент.

Не наличием какого-то интереса определяется тот, кого мы называем правовым существом, а наличием усилия. Оно нацелено исключительно на самого человека как на свой источник.

Напротив, в психологическом смысле усилие носит конкретный, ситуативный, предметный характер.

Действие, пробужденное таким усилием, всегда производно от конкретной потребности, от конкретного предмета (вы прилагаете усилие, напрягаете свою личную волю для реализации какой-то цели; без цели не усилия, как психологического момента, характеризующего состояние вашей воли). Цель - интерес, потребность – предмет усилия.

То же можно сказать и о мотивационной и других составляющей притязания.

Общие философские характеристики (свойства) притязания:

Сосредоточенность правового существа.

Сосредоточенность есть интеллектуально-духовная характеристика человека, предполагающая, что в каждом отдельном случае правовое существо представлено в своей целостности, а не требующими удовлетворения частичными потребностями. Это свойство проявляется в том, что от удовлетворенности конкретного интереса личности, притязание не снимается.

Притязание, как собственно правовой феномен, предполагает сосредоточенность субъекта на предмете притязания. Оно связано с ценностным смыслом того, на что направлено притязание, а внутренним импульсом и напряжением вли. Притязать – в правовом смысле – это значит не напрячь свою волю для реализации потребности, а осмыслить предмет воления личности как обладающий для субъекта устойчивой ценностью, которая не утрачивается при удовлетворении потребности.

Вы притязаете на право быть собственником земельного участка в принципе, а не по произволу власти в качестве привилегии.

Более того, удовлетворение вашего субъективного права на частную собственность не снимает самого притязания быть частным собственником земельного участка. Ваша потребность удовлетворена, но притязание не снято.

Только наличие такого притязания у членов общества может привести к появлению юридической конструкции права частной собственности на землю.

Притязание как свидетельство сверхнужды. Поскольку притязание есть феномен, выражающий природу правового существа и определяющий природу права, постольку оно должно отражать состояние правового существа как естественное для него, однако естественность притязания не означает направленности его на то без чего человек не может обойтись. Предметом притязания является не необходимый для жизни минимум, а сверхнужда, то, что превышает минимум потребностей.

Право на достойное существование как юридическая конструкция определяет гарантированный государством минимум потребностей (иметь крышу над головой, не умереть от голода и холода). Но само право родилось как реализация притязания человека на нечто большее, чем просто существовоание (минимум), а именно на достойное существование, гарантирующее условия развития.

Право на жизнь как юридическая конструкция так же апеллирует к минимуму гарантированных условий (защита против насильственного лишения жизни, в том числе и от смертной казни; наличие системы здравохранения). Но как право возможность жить закрепилась только когда была осознана не просто как возможность жить, а как нечто большее – как притязание на гарантированную государством безопасность жизни. Безопасность жизни – больше, чем просто жизнь.

То же можно сказать и о гуманности, и вообще о любом праве.

Именно реализация притязания как сверхнужды и становится основой для развития действительного права.

Диалектика нормы и правоотношения. (Малахов, Поляков)

Мы говорили с вами о том, что притязание становится правом только будучи признанным. Однако признание чьего-либо притязания означает одновременно и принятие на себя обязанности к определенному поведению, в котором и подтверждается признание нами предъявленного притязания. Признание или не признание чужого притязания – есть наше право. Признаем мы чужое притязание при этом только предполагая это притязание потенциально и своим притязанием.

Признавая чужое притязание, мы признаем его и как свое потенциальное право.

Однако сам факт признания означает для нас обязанность на действия, обеспечивающие признание.

Но и притязающей стороной, фактом притязания выражается не только требование признать ее право, но и принятие на себя потенциальной обязанности признать аналогичное притязание правом другой стороны. Без такого самообязывания притязание приобретает характер произвола, узурпации права. оно утрачивает характер правового притязания.

Таким образом, и притязание есть право и обязанность субъекта, но и признание – есть право и обязанность субъекта. Т.е. и притязание и признание выступают как правообязанности.

Применительно к анализу правоотношений право и обязанность рассматриваются как моменты состояния правового существа. Эти субъективные состояния в правоотношении объективируются, становясь правилом (нормой отношений).

Правомочие как субъективная сторона притязания (субъективное право) не создает правила (нормы), оно предполагает правило (общеобязательность), оно исходит из этой общеобязательности правила, которое делает притязание правовым (оправданным). Другими словами правомочие не существует без нормы, вне нормы. Другое дело, что норма не всегда имеет законодательно-текстуальную форму. Норма не вытекает из правоотношений, она включена в правоотношения. Составляет с ними неразрывное единство.

 

Пример: Допустим, судья при отсутствии каких-либо сложившихся обычаев и законов (т.е. предваряющей правоотношения нормы) принял разовое индивидуальное решение на основе здравого смысла: «вещи, полученные гр. А по договору с гр. Б, заключенном в марте сего года, являются собственностью гр. А.»

Когда ситуация повторяется не один раз, это разовое решение становится правилом и формулируется в виде нормы: «всякое лицо, получившее по договору имущество в порядке его отчуждения, становится собственником этого имущества».

Действительно ли здесь субъективное право предшествовало правовой норме? (т.е. действительно ли правоотношение предшествовало норме, или же имело мело их единство?).

Для этого надо ответить на вопрос: что означает принятие решения на основе здравого смысла? На что опирается здравый смысл, чтобы быть здравым, а не больным? Могло ли быть в данных обстоятельствах другое решение и было бы оно признано правовым. И на основании чего тогда оно было бы признано правовым?

Если здравый смысл подсказывал судье, что вещи, переданные по договору в порядке отчуждения становятся собственностью лица, в чью пользу проводилось отчуждение, то это означает, что такой способ приобретения собственности признан в данном обществе легитимным и порождающим права и обязанности сторон.

Иначе этот случай так и остался бы единичным. Ведь повторяемость таких ситуаций, которая и повлекла текстуальное оформление нормы в законе основана не на первом индивидуальном решении судьи, а на общепризнанности такого способа отношений (участники последующих отношений могли и не знать о существовании этого индивидуального судебного решения). Следовательно правовой характер такого договора между А и Б подтверждается не принятым судебным решением, а повторяемостью этой ситуации в условиях ее социального одобрения.

Потому судья и не мог вынести другого решения. Поэтому ни судья, ни законодатель не создают нормы, а дают ей лишь текстуальную форму закона или прецедента.

Но и до этого данное правило уже имело текстуальное оформление (устное повествование). Норма уже была внутри правоотношений.

Если же мы предположим, что решение судьи было совершенно произвольным, то и в этом случае, чтобы стать правовым, оно должно опираться на правило, по которому любое решение судьи, принимаемое по разрешению спорной ситуации порождает право.

Таким образом, норма существует не в юридическом тексте, но и не рождается из отношений, она связывает юридический текст и правовые отношения в единый процесс коммуникации, в котором реализуется общественно оправданное притязание субъекта.

Норма и отношения становятся правовым единством только через общественно оправданные (принятые в качестве ценности, признанные справедливыми) притязания субъекта права

Таким образом, отталкиваясь от притязания как очевидной данности права, как его сущностной основы, мы смогли связать в единство (вернее многоединство) различные аспекты права: норму, отношения, ценность (идеал).

Право предстает в качестве ценностно значимой для общества системы норм и отношений, структурным свойством которой является притязание как единство прав и обязанностей.

Норма и отношение – это элементы структуры права. Справедливость – это характеристика правовой системы в ее взаимодействии с обществом (которое для права является средой). Т.е. справедливость – это требование общества к правовой системе, а не ее собственное свойство. Структурным свойством правовых элементов (придающим этим элементам правовой смысл) является притязание правового субъекта, адресующего свои притязания второй стороне правоотношений.

 

Исходя из этого не имеет значения, с какого элемента мы начнем определение права (определим ли мы его как систему норм или систему отношений), главное, чтобы мы увидели в нем целостный комплекс, в котором реализуются ценностно осмысленные и общественно признанные притязания.

 

Общеобязательность правовых норм поддерживается в том числе и государственным принуждением, но это не является обязательным признаком права.

Итак, нормы становятся правовыми тогда, когда они получают коммуникативный смысл и значение: когда они объективно получают признание со стороны общества в качестве оснований для прав и обязанностей субъектов и реально их ими наделяют.

 

Поэтому существование законов, которые содержат правила или никем не выполнимые, или никем не выполняемые, говорит, что в этом случае правовой нормы не возникло и право в них отсутствует (дефект коммуникации).

Но и фактические отношения, связывающие двух субъектов, с их точки зрения правами и обязанностями, правовыми не являются, если они не нормативны, т.е. не вытекают из социально признанных правовых текстов (не обязательно текстов законов или судебных решений).

На практике такое понимание позволяет принимать правовое решение в затруднительных случаях, толковать норму, а не текст закона, не загромождать законодательство излишней регламентацией.

Однако поскольку текстуально правила (нормы), регулирующие правоотношения оформляются чаще всего через закон, то вопрос о соотношении права и закона приобретает особую значимость.

Право и закон.

Проблема повиновения закону. (Моисеев)

Наша жизнь во многом регулируется законами.

Одни люди принимают законы, другие обеспечивают их выполнение. И все обязаны подчиняться. Неисполнение влечет крупные неприятности.

Однако действительно ли существует обязанность подчиняться закону? На чем основана эта обязанность? Вообще, почему мы подчиняемся закону.

Возможно в силу привычки, возможно, потому, что считаем это разумным, или же мы считаем это нравственным?

Как морально серьезный человек должен относится к закону? При каких условиях должен ему подчиняться? Должен ли подчиняться вообще?

Действительно, почему я должен подчиняться правилам, придуманным не мной, а другими людьми, правилам, к соблюдению которых меня принуждают?

Ведь мы не одобряем того, кто, угрожая оружием, требует дать ему денег.

Почему же мы одобряем группу людей, которая угрожая нам смертью или тюрьмой требует дать им денег (уплатить налоги).

Как совместить это со свободой и автономией.

Обязан ли я повиноваться закону просто из страха за последствия неповиновения?

Есть ли у меня нравственная обязанность подчиниться, даже если я категорически не согласен с этим законом?

Правовые обязанности – это обязанности подчиняться закону просто в силу того, что это закон, вне зависимости от того, есть ли дополнительные моральные основания для повиновения.

Но давайте внимательно посмотрим, какие именно обязанности руководят нами в действительности: моральные или правовые и в каких случаях.

Убийство – моральные. У нас явно вызовет беспокойство человек, который скажет, что он не убивает просто потому, что закон запрещает это делать.

Переход на красный свет? -??! – н ейтрально, или правовые. Почему человек стоит перед красным сигналом светофора даже при полном отсутствии машин? Вряд ли это моральное требование.

Уплата налогов, в случае, когда ты считаешь, что данная система несправедлива не только для тебя, но и для всей страны? -?????

Все это не праздные вопросы. От ответа на них зависит часто судьба человека.