РАССЕИВАНИЕ (от фр. dessemination

РАССЕИВАНИЕ (от фр. dessemination) — 1) цент­ральное определение текстовой работы, а также харак­теристика исторических судеб смысла, активно исполь­зуемое в постмодернизме (особенно у Деррида); ана­грамматическое сближение слова "знак" (signe) и "се­мя" (semence). По мысли Деррида, "мы играем здесь на случайном внешнем сходстве, на родстве чистого симулякра между семой /смыслом — А.Г./ и семенем. Меж­ду ними нет никакой смысловой общности". 2) Назва­ние работы Деррида ("Dessemination", 1972). Введение в философский оборот данного слова фиксирует актив­ную экспансию стратегии деконструкции (см.) в сфере постижения процедур смыслопорождения: неклассиче­ское признание плюрализма смыслов замещается кон­цептом Р. По логике рассуждений Деррида, "дессеминация", играющая центральную роль в процедурах де­конструкции, интерпретируется в качестве Р. "сем", т.е. семантических признаков, зачатков смыслов как обла­дающих креативным потенциалом (" sema — semen ").С точки зрения Деррида, полисемия выступает прогрес­сом в сравнении с линейностью письма или моносе­мантического прочтения, озабоченного привязкой к смыслу-опекуну, к главному означающему текста или к его основному референту. Тем не менее полисемия как таковая складывается в имплицитном горизонте одно­значной подытоживаемости смысла, т.е. в горизонте диалектики. В свою очередь, "телеологическая и тота-

лизирующая диалектика должна позволить в какой-то определенный момент, как бы он ни был отдален, со­брать тотальность данного текста в истине его смысла, что превращает текст в выражение, в иллюстрацию и анулирует открытое и продуктивное смещение тексто­вой цепи". Р. же, по Деррида, "способно продуцировать не-конечное число семантических эффектов, не подда­ется сведению ни к некоему присутствующему одно­сложного происхождения, [...] ни к некоему эсхатологи­ческому присутствию". Ускользание от полисемии осу­ществляется посредством разрыва циркуляции, поме­щающих в начало (исток) уже осуществившийся смысл. Цель Р. — "от-метить такую нервюру, складку, такой угол, которые прервали бы тотализацию". Пись­мо становится в этот момент своей собственной от­меткой, а не саморепрезентированием. (Ср. у Делеза: движение смысла осуществляется "подобно тому, как семенная коробочка выпускает свои споры".) В грани­цах концепта смыслового Р. любой текстовой эпизод суть "черенок", прививаемый под кору другого тексто­вого побега, произрастающего из семени. Для практи­ки письма, фундированного принципом Р., важно сис­тематическое использование того, что дано как простая этимологическая единица "черенка", как фрагмент жи­вой ткани, подвергающийся трансплантации при хи­рургической операции (greffon), или как граф (grafie) — как своеобразная единица письма. Демонстрация принципа Р. на уровне конструирования конкретного текста была (с весьма солидным присутствием эпата­жа) реализована в книге Деррида "Похоронный звон" (1974). Издание была отстроено графематикой, извле­кающей в том числе и зрительные эффекты из варьиро­вания конфигураций шрифтов, из врезок текстов и сю­жетных эпизодов одного порядка в текстовые фрагмен­ты, не имеющие с ними ничего общего. Текст книги был размещен в две "колонны": белизна просвета меж­ду ними, согласно аннотации самого Деррида, имела принципиальное значение: поле текстовых записей конституирует галактику. В левой "колонне" разбира­лись фрагменты из "Философии религии" и "Эстетики" Гегеля, кантовские размышления о категорическом им­перативе, а также принципиально ситуативные цитаты из переписки Гегеля с сестрами и т.п. В правой "колон­не" располагался конгломерат мыслей Деррида по по­воду романа "Чудо" Ж.Жене, фрагменты высказываний о Ж.-П.Сартре и Батае и разнообразные этимологичес­кие изыски. Концепт "Р." очертил понимание Деррида вопроса о том, "что остается от абсолютного /выделе­но мною — А.Г./ значения, от истории, философии, по­литической экономии, психоанализа, семиотики, линг­вистики, поэтики?". В работе "Двойной сеанс" (1972)

(комментируя текст С.Малларме "Мимика") Деррида трактует мимодраму как новое воззрение на соотноше­ние письма и референта, бытия и литературы, истины и литературы, литературы как репрезентации. Суть мимодрамы — молчаливый разговор с самим собой. Мим, изображающий и Пьеро, и Коломбину, разыгрывает собственную мимодраму, не следуя ни либретто, ни сюжету какой бы то ни было книги; белый грим Пьеро суть зримое воплощение чистой страницы. Согласно Деррида, "мим должен только записать себя на белой странице, каковой он сам является; он должен записать себя жестом и физиогномической игрой". Р. под таким углом зрения оказывается смысловой множественнос­тью, достигаемой предшествующими операциями с оз­начающими, которые сами принадлежат к знаковым си­стемам с коннотативным строем и могут рассматри­ваться как коннотации в коннотациях. По мысли Дер­рида, для практики "работы текста" необходимо отбро­сить саму идею предисловия, поскольку признание по­следнего означает наличие единой темы произведения. Процедура Р. конституирует тем самым установку на "самовитое" письмо, упраздняющее целостность лите­ратурного произведения посредством изъятия формозадающей скобы (тематизма или основного тезиса). Письмо в таком контексте суть то, что подвергает де­конструкции традиционную иерархизированную ком­позицию письма и устной речи, письма как слепка сис­темы (идеалистической, спиритуалистической, фоно- и логоцентристской). Текстовая работа дезорганизует философскую противоположность "теория — практи­ка", элиминирует иерархию смыслов, текстовую работу немыслимо подвергнуть гегелевскому "снятию" (см. Differance). В сборнике очерков "Dessemination" (1972) Деррида писал о романе "Числа" Ф.Соллерса: "Нет ни­чего более чуждого этому конечно-бесконечному свя­зыванию чисел, чем какая бы то ни было эсхатология, утверждаемая литературой. Напротив, здесь мы при­сутствуем перед забиранием во всеобщие кавычки ли­тературы так называемого литературного текста: об­манное движение, посредством которого сама литера­тура вступает в игру и выходит на сцену". Конструиро­вание литературы осуществляется, таким образом, по­средством логики зеркализма: игрой зеркал и подобий, процедурами "квадратурирования" текста. "Если Вы возьмете фрагмент "Чисел" и скажете, что он выража­ет то-то или то-то, Вы потерпите провал, ибо глагол связка "быть", приписанная к значению, сообщает тек­сту сущностные определения, субстанциализирует его и делает неподвижным. Таким образом, нужно выби­рать между темой и текстом". По Деррида, "Числа" в качестве чисел не имеют никакого смысла, они "реши-

тельно не имеют никакого смысла, даже множествен­ного": "наши представления о тексте (с точки зрения его соотношения с реальностью) — это бесконечный выход за пределы его классического представления. Это проламывание в радикальную инаковость". Харак­теризуя связь концепта "Р." с универсальными ходами деконструкции, Деррида отмечал: "...без учета фигур рассеивания мы неизбежно придем к тому, чтобы сде­лать из "символического" и из трехчлена "воображае­мое — символическое — реальное" жесткую трансцен­дентальную или онтологическую структуру". Согласно оценке Деррида, наиболее общим заглавием для про­блемы Р. было бы: "кастрация и мимесис". Концепт ка­страции по существу неотделим в анализе Деррида от концепта Р. "...Этот последний /концепт Р. — А.Г./ дает место тому больше и меньше, которое бесконечно со­противляется — и равным образом не может ничего на­вязать — эффекту субъективности, субъективации, аппроприации (снятие, сублимация, идеализация, ре-интериоризация... означивание, семантизация, автономия, закон и т.д.), что Лакан... называет порядком символи­ческого ".Р. у Деррида — "возможность деконструировать... или... распороть весь символический порядок в его общей структуре и в его модификациях, в общих и определившихся формах социальности, "семьи" или культуры. Действенное насилие рассеивающего пись­ма". Как отмечал Деррида в сборнике философских ин­тервью "Позиции", "лапидарно: рассеивание — фигура того, что не сводится к отцу. Ни со стороны зарожде­ния, ни со стороны кастрации... Писать — рассеивание — не означает ли брать в расчет кастрацию... вновь вводя в игру ее статус означаемого или трансценден­тального означающего (ибо бывает и трансценденталь­ное означающее, например фаллос как коррелят перво­го означаемого, кастрация и желание матери), послед­нее прибежище всякой текстуальности, центральную истину или истину в последней инстанции, семантиче­ски полное и незаменимое определение этой зарожда­ющей (рассеивающей) пустоты, в которую пускается текст? Рассеивание утверждает (я не говорю — проду­цирует или конституирует) бесконечную заменимость, оно и не пресекает, и не контролирует эту игру". Р., со­гласно рассуждениям Деррида, есть "тот аспект игры кастрации, который не обозначается, не поддается конституированию ни в означаемое, ни в означающее, не выставляет себя в присутствование, равно как не пред­ставляет сам себя; не обнаруживает себя, равно как не прячет себя. Он, таким образом, не имеет в самом себе ни истины (адекватности или раскрытия), ни ее сокры­тия". Метафоричность образа "Р." обусловлена соот­ветствующими трактовками его природы: "Если мы не

можем дать резюме рассеивания, рассеивающего раз­несения /см. Differance — A.Г./, вего концептуальном содержании, то дело в силе и в форме посеянного им взрыва, взламывающего семантический горизонт" (Деррида).

A.A. Грицапов