Аналитическая философия — в узком смысле доминирующее направление в англо-американ­ской философии 20 В., прежде всего, в послевоенный период.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ — в узком смысле доминирующее направление в англо-американ­ской философии 20 в., прежде всего, в послевоенный период. В широком плане — А.Ф. — это определенный стиль философского мышления, подразумевающий строгость и точность используемой терминологии наря­ду с осторожным отношением к широким философским обобщениям и спекулятивным рассуждениям. Респекта­бельность процессов аргументации в границах А.Ф. не менее важна, чем достигаемый с их помощью результат. Язык формирования философских идей выступает в А.Ф. не только как важное средство исследования, но и как самостоятельный объект изучения. Для достижения этих целей А.Ф. широко использует исследовательский потенциал формальной логики, эмпирическую эписте­мологию, данные сопряженных наук. В определенном смысле правомерна трактовка А.Ф. не столько как неко­ей "школы", сколько как особого интеллектуального "движения" в границах философской мысли 20 в. в ран­ге специфической метафилософской дисциплины. Тра­диционно А.Ф. ассоциировалась с неопозитивизмом, одним из этапов философии позитивизма. Термином "неопозитивизм" нередко обозначалось любое строгое и самоосознающее философское учение, уделявшее за­метное внимание логико-лингвистическим аспектам анализа рассматриваемых и реконструируемых явлений и процессов. Обозначение "позитивизм-неопозитивизм" допустимо лишь для отдельных разновидностей А.Ф. и лишь на некоторых этапах ее развития (см. Венский кружок). Многие ведущие представители А.Ф. были ак­центированно антипозитивистски ориентированы. Ги-

потеза истории науки о том, что А.Ф. (тождественная неопозитивизму) постепенно вытесняется из массива философской мысли Запада постпозитивизмом, в изве­стном смысле соответствует реалиям только такой дис­циплины, как философия науки. Общими установками, присущими всей А.Ф., правомерно полагать: лингвисти­ческий поворот, семантический акцент — особое вни­мание ею уделяется проблематике значения, постулиро­вание метода анализа в качестве фундирующего фило­софскую рефлексию с целью организации философии как "строгого знания", отрицание жесткого водораздела между собственно философскими проблемами и вопро­сами логики, лингвистики, методологии. К теоретичес­ким и концептуальным предпосылкам А.Ф. традиционно относят: сократические индуктивные схемы; платонов­скую диалектику; аристотелевские аналитики, эксплици­рующие формальные структуры мышления и рассужде­ния; семантические изыскания софистов и стоиков; логи­ко-семантические открытия Оккама и Иоанна Дунса Ско­та; идеи Ф. Бэкона об "идолах рынка", препятствующих движению к истине вследствие хаоса и беспорядка в ре­чевой коммуникации из-за различных смыслов употреб­ляемых людьми словосочетаний; концепцию образова­ния понятий Локка; понимание Юмом сферы перцепту­ального опыта как сложной комбинации представлений и идей на основе ассоциативного принципа единственной реальностью в контексте особенной значимости сигналь­ной функции слова; философию мышления Декарта; ги­потезу о процедурах концептуализации опыта и констру­ирования объектов научного познания Канта. А.Ф. оче­видно являет собой аккумулированную совокупность высших достижений классического философствования. К реальным и подлинно новаторским достижениям и на­работкам в рамках А.Ф., обусловившим ее подлинный философский облик и придавшим ей высокий професси­ональный статус, принято относить творчество ряда мыс­лителей англо-саксонских государств. Работы Фреге, а также "Principia Mathematica" Рассела и Уайтхеда проде­монстрировали эффективность аппарата математической логики для реконструкции оснований математики. В раз­витие этого подхода Фреге в статье "О смысле и значе­нии" ("Смысл и денотат") (1892) положил начало стрем­лениям использовать подходы математической логики для разрешения уже собственно философских вопросов. Фреге сформулировал базовые проблемы и ввел главные понятия А.Ф. Сравнивая познавательный потенциал "синтетических" (А=Б), согласно Канту, и аналитических (А=А) суждений, Фреге отметил, что новое знание по­рождается благодаря первым, но при этом остается от­крытым вопрос о том, на чем реально фундируется их ис­тинность, т.е. каковы именно основания отождествления разнящихся между собой выражения А и выражения Б.

По Фреге, "имена собственные" (выражения, слова и обо­значения) — элементы синтетических суждений — отож­дествляются тогда, когда они имеют общий референт (совпадающий внешний объект, на который они направ­лены). Значение этих "имен" и сводимо к указанию на не­кий объект (к "референции"). Обозначение значения име­нами собственными необходимо дополняется и тем, что они также выражают и определенный смысл. Экстрапо­лируя подход на совокупность повествовательных пред­ложений, Фреге сделал вывод, что мысль, заключенная в них, являет собой смысл наряду с тем, что их подлинная значимость (истинность либо ложность) суть их значе­ние. Традиционалистская редукция таких предложений к субъект-предикатным суждениям не обеспечивает пости­жения их значения, вследствие чего Фреге и разработал (с помощью так называемой "логики кванторов") подходы для конституирования логически безупречного языка, в рамках которого любое имя собственное указывает на со­ответствующий референт, а истинная ценность предло­жений не корректируется включением в их строй любых новых имен. Следующий шаг в эволюции идей и концеп­ций А.Ф., одновременно явившийся поворотным пунк­том в ее истории (именно этот этап трактуют как исход­ный большинство ее адептов) связан с творчеством Рас­села и Мура. Рассел, отстаивая идею о плюралистичес­кой Вселенной (т.е. таковой, когда действительность су­ществует вне сознания), предположил, что иное видение ее может быть объяснено только изначальной порочнос­тью приема редукции предложений к суждениям субъектно-предикатной организации. Переосмыслив рефе­ренциальную теорию значения Фреге, Рассел стал рас­сматривать язык как "картину", отражающую атомар­ные факты. Он, а затем и Витгенштейн разработали сле­дующие типовые процедуры логико-философского ана­лиза: противопоставление "глубинного" логического анализа языка традиционалистскому и "поверхностно­му", придание математической логике статуса универ­сального средства для решения многих философских и научных проблем с использованием грамматического анализа. Мур разработал концептуальные подходы для процедур перефразировки неясных высказываний в си­нонимичные и более ясные. С Мура начинается посте­пенный переход от анализа математических и логичес­ких структур к исследованию реального функциониро­вания обыденного языка. С середины 1930-х позити­вистская программа редукции языка постепенно утра­чивает свои позиции, т.к. ее ограниченность выявляется ключевыми авторитетами неопозитивизма — предста­вителями Венского кружка и Витгенштейном. В 1940— 1950-е позитивистские методы в А.Ф. сменяются мето­дами лингвистического исследования, которые отказы­ваются от использования математической логики и

принципов эмпирического атомизма. Начиная с этого момента, А.Ф. начинает вновь обращаться к традицион­ным философским проблемам и включать в поле собст­венных интересов принципы других течений, сближа­ясь с установками прагматизма, герменевтики и струк­турализма. Сохраняя критический пафос по отноше­нию к метафизике, проблемы которой должны быть разрешены с помощью терапевтических процедур лингвистического анализа, А.Ф., в тоже время, отказы­вается от идеи устранения метафизических предпосы­лок из языка философии и науки. Уточняя статус и функции метафизических рассуждений, представители этого этапа А.Ф. пришли к выводам о том, что метафи­зика — не бессмыслица, она не является информатив­ной дисциплиной, но задает некое специфически-пара­доксальное видение мира ("как в первое утро его рож­дения"), призывает к нетрадиционному взгляду на ми­роздание, постоянно динамично генерируя в границах этого процесса оригинальные научные гипотезы; мета­физика пронизывает религию и мораль, психологию и религию. Метафизическое видение мира организуется на таких же основаниях, как и остальное знание людей, поэтому постижение "глубинной грамматики" ее — во­все не бесполезный процесс. В случае невозможности фальсифицировать те или иные метафизические систе­мы, необходимо помнить о потенциальной возможнос­ти их взаимной конвертации в рамках научно-интеллек­туальных сообществ. Этико-юридические изыски пред­ставителей А.Ф. оказались сконцентрированы в русле трех доминирующих парадигм: интуиционизма (Мур, В. Росс, Г. Причард), отрицавшего объективную ипос­тась ценностей; эмотивизма (Ч.Стивенсон и др.), посту­лировавшего наличие двойного смысла — дескриптив­ного (намерение дать другому некое знание) и эмотив­ного (обоюдные стимулы для соответствующего диало­га) — в этических суждениях и терминах; прескриптивизма (Р.Хеар и др.), обращавшего особое внимание на императивную нагруженность высказываний подобного характера. Работы позднего Витгенштейна, П.Стросона, Куайна, М.Даммита, Д.Дэвидсона и др. подчеркивают неустранимую двусмысленность и историчность языка, который рассматривается как совокупность "языковых игр", "схем", "парадигм", задающих множественные стандарты интерпретации. Логический анализ сменяет­ся анализом "грамматики", которая меняется в зависи­мости от конкретных ситуаций или "языковых игр". Постпозитивизм и лингвистический анализ отказыва­ются от референциальной теории значения, различения аналитических и синтетических суждений, трактовки опыта как чего-то трансцендентного языку. А.Ф. второй половины 20 в. активно использует принципы лингвис­тики и психологии, а также многих течений континен-

тальной философии. Центральными темами становятся проблемы понимания, смысла, коммуникации, которые рассматриваются с различных точек зрения. Таким об­разом, современная А.Ф. представляет собой крайне не­однородное явление, которое объединяет совершенно разные концепции, зачастую представляющие взаимо­противоречащие подходы. При этом, несмотря на срав­нительно небольшое количество общих базовых пред­посылок, разделяемых представителями А.Ф. в 1990-х, эта философская школа (или группа философских школ) сохраняет мощный обновленческий потенциал и эврис­тическую значимость. Приверженцы А.Ф. в конце 20 в. вновь сочли необходимым сохранять верность исход­ным теоретическим основаниям данной интеллектуаль­ной традиции (интерес к проблемам метафизического порядка, поиск все новых и новых подходов к общей те­ории языка). С другой стороны, осуществили (напри­мер, П.Хакер и Г.Бейкер) ряд удачных модернизаций традиционалистских парадигм А.Ф. (преодоление жест­кого водораздела между подходом "истории идей" и подходом "истории философии", результировавшееся в признании продуктивности учета историко-культурного контекста для адекватной реконструкции взглядов мыс­лителей прошлых эпох). На первый план в рамках А.Ф. начинает выходить социально-политическая проблема­тика (теоретические работы Ролса и Нозика). (См. также Позитивизм, Фреге, Рассел, Мур, Куайн, Уайтхед, Витгенштейн, Лингвистический поворот.)

А.А. Грицанов, А.В. Филиппович

Quot;АНАТОМИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕСТРУК­ТИВНОСТИ" ("The anatomy of human destractiveness", 1973) — произведение Фромма, посвященное проблеме агрессивности как биологического и антропологическо­го феномена.

"АНАТОМИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕСТРУК­ТИВНОСТИ" ("The anatomy of human destractiveness", 1973) — произведение Фромма, посвященное проблеме агрессивности как биологического и антропологическо­го феномена. Фромм вводит разделение агрессии "доб­рокачественной" — филогенетически заложенного им­пульса к атаке (или бегству) в ситуации, когда возника­ет угроза жизни, и агрессии "злокачественной" (де­структивности и жестокости). "Доброкачественно-обо­ронительная" агрессия необходима для выживания ин­дивида и рода, имеет биологические формы проявления и затухает, как только исчезает опасность. "Злокачест­венно-деструктивная" агрессия присуща только челове­ку и практически не наблюдается у других млекопитаю­щих; по Фромму, этот вид агрессии не имеет филогене­тической программы и служит биологическому приспо­соблению. Фромм подвергает критике понимание агрес­сивности в инстинктивизме (отдельные положения уче­ния Фрейда, К.Лоренца и др.) и бихевиоризма (Б.Скиннер и др.). Инстинктивистские концепции трактуют аг­рессивность как постоянный фактор психической жиз­ни, заданный биологически и имеющий тенденцию на-

капливаться и искать разрядки в деструктивных пове­денческих актах ("гидравлическая концепция агрессив­ности"). Бихевиоризм, по мысли Фромма, рассматрива­ет агрессивность только в контексте визуально наблюда­емого поведения, исключая из анализа целостную чело­веческую личность. Как результат, бихевиористские концепции не могут объяснить психические явления, не обусловленные вызовами среды, и учесть мотивирую­щие поведение импульсы. Фромм считает, что и инстинктивизм, и бихевиоризм являются формами редукционизма, сводящими понимание человека соответст­венно либо к унаследованным из прошлого моделям, либо к некритическому воспроизведению сегодняшних социальных схем. В качестве альтернативы этим моде­лям Фромм предлагает реформированный психоанализ как учение о характере и о конфликтах между характе­рологическими страстями, органично присущими лич­ности, и необходимостью самоограничения. Фромм стремится опровергнуть представление о присущих че­ловеку от рождения деструктивных наклонностях, ис­пользуя для этого данные нейрофизиологии, психологии животных, палеонтологии и антропологии. Так, нейро­физиология показывает, что при отсутствии внутренних или внешних раздражителей импульсы зон мозга, акти­визирующие и сдерживающие агрессивность, находятся в состоянии подвижного равновесия (т.е. агрессивность не действует постоянно, а возникает ситуативно). Сам нейрофизиологический механизм обеспечения защиты жизни демонстрирует неочевидность значимости агрес­сивности, поскольку в физиологии мозга (и в поведе­нии) не меньшую значимость имеет рефлекс бегства (нервные волокна и центры нападения и бегства распо­ложены очень близко). При этом "инструментальная" агрессивность хищников нейрологически отлична от за­щитной агрессивности и у других животных не встреча­ется; человек же в своем филогенезе не являлся хищни­ком. Характерно, что в неволе животные значительно чаще проявляют агрессивность, чем в естественных ус­ловиях обитания. Причиной этого является сокращение жизненного пространства и разрушение структуры вну­тривидовых контактов. Однако аналогичные явления в человеческом обществе (аномия), по Фромму, имеют иную природу и связаны не столько с плотностью насе­ления, сколько с ущербностью социальной структуры, утратой настоящих человеческих связей и жизненных интересов. Если решение проблем, связанных с перена­селением, у животных имеет биологические основания, то у человека — социальные и политические. Антропо­логические данные не подтверждают наличие деструк­тивности и жестокости у примитивных народов в про­цессе охоты, а также опровергают тезис о присущем че­ловеку стремлении к господству (социальные отноше-

ния таких народов не определяются командно-подчи­ненной психологией). Войны первобытных народов не имеют характера массовых организованных действий, их эскалация экономически невыгодна. В целом, по Фромму, воинственность является функцией цивилиза­ционного развития. Агрессивность в обществе тем вы­ше, чем выше степень разделения труда. Самыми агрес­сивными являются социальные системы, которым уже присуще деление на классы. Фромм полагает, что осно­вой превращения человека в эксплуататора и разруши­теля стала "революция городов" 4—3 тысячелетий до н.э. Рост производительности и разделение труда, пре­вращение прибыли в капитал, необходимость централи­зованного учета готовой продукции обусловили классо­вое расслоение общества. В этот же период возникает собственно институт войн, направленных на захват цен­ностей и на преодоление политической и династической раздробленности. Возникшая социальная система изна­чально являлась эксплуататорской; власть в ней опира­лась исключительно на силу, страх и подчинение. Город­ская цивилизация становится источником жажды власти (садизма) и страсти к разрушению жизни (некрофилии). Таким образом, деструктивность и жестокость не явля­ются сущностными чертами человеческой натуры, одна­ко могут достигать значительной силы и распространен­ности. Фромм считает, что их объяснение следует ис­кать не в унаследованном от животных предков разру­шительном инстинкте, а в тех факторах, которые отно­сятся к специфически человеческим условиям сущест­вования. Так, даже в форме защитной реакции агрессив­ность у людей встречается значительно чаще, чем у жи­вотных. Фромм рассматривает ряд видов этой формы аг­рессивности, "собственно человеческих вариантов ее проявления"; их объединяют понятия псевдоагрессии и оборонительной агрессии. Псевдоагрессия (в виде не­преднамеренной агрессии, игровой агрессии и агрес­сии-самоутверждения) обозначает "действия, в резуль­тате которых может быть причинен ущерб, но которым не предшествовали злые намерения". Оборонительная агрессия связана у человека с ответными реакциями на угрозы свободе, индивидуальному или групповому нар­циссизму, на попытку лишения человека иллюзий, а так­же с конформистским, или "инструментальным", пове­дением. В силу специфики человеческого существова­ния она проявляется сильнее, чем у животного: человек реагирует не только на наличную, но и на возможную угрозу; он подвержен манипуляции, руководству, убеж­дению; человек нуждается не только в физических, но и в психических условиях выживания — прежде всего в "системе координат" и в объектах почитания. Главным условием снижения оборонительной агрессии, в силу невозможности изменения ее биологической основы,

является, по мысли Фромма, устранение из жизни как индивидов, так и групп взаимных угроз. Это предпола­гает в первую очередь создание системы производства и распределения, обеспечивающей людям достойные ус­ловия бытия и исключающей или делающей непривле­кательным стремление к господству одной группы над другими. В отличие от оборонительной, "злокачествен­ная" агрессия не порождается инстинктами и присуща только человеку. Фромм утверждает, что она не нужна для физиологического выживания, но в то же время представляет собой важную составную часть человече­ской психики. Деструктивность рассматривается им как возможная реакция на психические потребности, глубо­ко укорененные в человеческой жизни, как результат взаимодействия различных социальных условий и экзи­стенциальных потребностей человека. Фромм опреде­ляет человека как примата, начинающего свое развитие в момент эволюции, когда инстинктивная детерминация становится минимальной, а развитие мозга достигает максимального уровня. Соответственно у человека воз­никают специфически человеческие (экзистенциаль­ные) потребности, общие для всех людей и ориентиро­ванные на преодоление своего страха, изолированности, беспомощности, заброшенности, на поиск новых форм связи с миром. По Фромму, различные способы удовле­творения экзистенциальных потребностей проявляются в таких страстях, как любовь, нежность, стремление к справедливости, независимости и правде, в ненависти, садизме, мазохизме, деструктивности, нарциссизме. Именно страсти являются стержнем мотивационной сферы человека. Таким образом, "злокачественная" аг­рессия, по Фромму, является иррациональным (неконст­руктивным) вариантом ответа на экзистенциальные по­требности. При этом Фромм различает "кажущуюся" деструктивность (необусловленные страстью к разру­шению деструктивные действия, например ритуаль­ные), "спонтанные" формы деструктивности (активиза­ция деструктивных импульсов при чрезвычайных об­стоятельствах, например деструктивность в состоянии экстаза, деструктивность как идеальная цель) и укоре­ненную в характере деструктивность (садизм и некро­филия). Садизм Фромм определяет как страстное влече­ние к неограниченной власти над другим живым суще­ством; развитию садизма способствует эксплуататор­ская социальная система и ситуация отсутствия "поло­жительных стимулов" (в качестве "клинического случая анально-накопительского садизма" Фромм рассматрива­ет Г.Гиммлера, "клинического случая не-сексуального садизма" — И.Сталина). Некрофилия, по Фромму, есть страсть к разрушению жизни и привязанность ко всему мертвому, разложившемуся, механическому. Одним из симптомов некрофилии Фромм считает присущее тех-

ногенному обществу вытеснение интереса к живому ин­тересом к артефактам. Развитие некрофилии связывает­ся им с определенными генетическими предпосылками; однако собственно некрофильский характер формирует­ся под влиянием гнетущей, лишенной радости атмосфе­ры в семье и — в первую очередь — "злокачественны­ми" кровосмесительными узами. Примером "клиничес­кого случая некрофилии" Фромм считал А.Гитлера. "А.Ч.Д.", выступив одним из прецедентов многомерно­го психоаналитического подхода к анализу социальной проблематики, содействовала дальнейшей отработке методологии социологического психологизма.

М.Н. Мазаник

АНСЕЛЬМ КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ (Anselm) (1033—1109) — теолог, представитель схоластического реализма, с 1093 — архиепископ Кентерберийский (Ан­глия). Основные произведения: "Монолог", "Прибавле­ние к рассуждению" ("Proslogion"), "Диалог о граммати­ке" и др.

АНСЕЛЬМ КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ (Anselm) (1033—1109) — теолог, представитель схоластического реализма, с 1093 — архиепископ Кентерберийский (Ан­глия). Основные произведения: "Монолог", "Прибавле­ние к рассуждению" ("Proslogion"), "Диалог о граммати­ке" и др. А.К. продолжал скорее платоновскую, чем ари­стотелевскую, традицию в философии, поэтому его уче­ние не являлось схоластическим в полной мере. Пробле­ма соотношения веры и разума решалась А.К. в духе августинианства: вера предшествует разуму ("верю, чтобы понимать"). Однако, по А.К., разум с помощью искусст­ва диалектики должен прояснить истину, которая содер­жится в положениях веры. А.К. полагал, что рациональ­ному доказательству доступны все "истины открове­ния". Диалектика оказывается, таким образом, своеоб­разным орудием веры: христианское вероучение, с од­ной стороны, обусловливает исходные посылки диалек­тического рассуждения, а с другой — предопределяет и его конечные выводы. Попытка рационально обосно­вать догматы вероучения (сотворение мира из ничего, догматы Троицы, первородного греха, искупительной жертвы Иисуса и др.) осуществлялась А.К. на концепту­альной основе философского "реализма". А.К. выдви­нул так называемое онтологическое доказательство су­ществования Бога. Он постулировал необходимость су­ществования такого объекта, выше которого ничто по­мыслить нельзя. Из понятия Бога как максимального со­вершенства А.К. выводил реальность его бытия. Отож­дествляя, по существу, мысль с бытием, выводя онтоло­гию из логики, А.К. утверждал, что если Бог мыслится как совокупность всех совершенств — он вечен, всеве­дущ, всеблаг, бесконечен и т.д., — то он должен обла­дать и предикатом существования, иначе все совершен­ства окажутся мнимыми. А.К. удалось сформулировать в логически чистом виде важную проблему: можно ли осуществлять умозаключения от мышления к бытию, переходить от чистой мысли к фактическому существо­ванию. А.К. уделял также внимание этическим вопро-

сам (например, свобода воли и свобода выбора), предло­жил свою концепцию истины (учение о референциаль­ной, препозициональной и актуальной истинах) на ос­нове изучения семантической функциональности языка и поиска внутренних законов, управляющих языком. Те­ория языка Бога у А.К. сопоставима с "логосом" Плато­на и "Verbum" Августина (речь Бога — это точный об­раз природы вещей, соответственно, слова человека — неточные и неполные образы вещей). Позиция "крайне­го реализма" А.К. многократно подвергалась философ­ской критике, начиная от его современников и до Канта Однако значение его учения определяется, с одной сто­роны, рационализацией августинианства, а с другой, — разработкой концептуальной основы схоластической философии.

А. Р. Усманова.